Глава вторая. Чувственник

Александра Снег 79
Начало здесь -
Пролог - http://www.proza.ru/2014/07/25/204
Глава первая - http://www.proza.ru/2014/08/14/910

…За окном выл ветер. Ветер (Высшие его ведают – какой, откуда?..) любил узелки. Здесь вообще погода чаще всего случалась нестабильная – ей не для кого было стараться. Особенно, если узелки не обжитые, а таких у мироздания – большинство.
Впрочем, хотя бы дом Серебряный всё же отогрел до такой степени, что тот начал откликаться атмосферой уюта, стал тёплым, и в нём внезапно обнаружилось немало источников света – в том числе и электрические лампочки (видимо, у какого-то мира подсмотрел). К большому неудовольствию Чёрного, разумеется – он-то чувствовал себя комфортнее всего в полусумраке.
Этим вечером сговорились на компромиссном решении – приглушенный свет небольшой лампы на столе, в кухне, где они сидели вдвоём, и всё. Густые тени, шевелящиеся в углах, действовали на Стража как отменный релакс. Берегущий же просто не обращал на них внимания. Тем более, ему было, над чем подумать.
Им обоим нужно было подумать, и принять решение. И оно, решение это, было вполне очевидно и осязаемо – уже подошло и дышало в затылок. По крайней мере, так ощущал Серебряный, и ему от этого было не по себе.
- Всё слишком хорошо идёт, - произнёс Чёрный, отхлебнув чай из чашки, поморщившись (не его это был напиток) и посмотрев в окно, за которым ветер продолжал свою неистовую пляску, - Это становится опасным.
Спорить было бесполезно, но Серебряный не удержался:
- Может, им просто повезло? – спросил он хрипло. Голос вернулся только вчера, и они ещё не вспомнили друг друга, не научились снова работать вместе. Серебряный то начинал фразу чересчур громко, то много тише чем обычно, сипел, разрабатывал горло. Петь ещё даже не пробовал. Но, впрочем, – ни о чём не сожалел.
- Я тебя умоляю, Льень, ты говоришь как ученик среднего школы, из мира, в котором верят в научный прогресс и не позволяют себе знать простейших законов мироздания! – сорвался Чёрный, и пронзительно посмотрел напарнику в глаза.
«Льень…». Если Чёрный назвал его по имени, значит нервы у него на пределе, получается – и впрямь, дело плохо и нужно поправлять ситуацию, как бы нибыл неприятен процесс.
В прочем имя, - истинное имя, - это и точка осознания себя, и, произнесённое в критической ситуации, оно помогает быстро собраться. Не зря же не только среди Хранителей, но и среди Стражей и Берегущих ходило негласное поверье, выраженное словами – «Если мне станет совсем плохо – просто позови меня по имени, напарник. Это - поможет».
- Да, Ильн, ты прав. – Серебряный сжал лежащие на скатерти пальцы в кулак так, что побелели костяшки, но в остальном теперь был спокоен. Почти, - Они выполняют миссию, и даже в ней вышли «за рамки» - вплели в свою дорогу ещё один мир, вписали себя туда…. Маятник нестабилен, эта удача – пугает. Не откликнулась бы она потом откатом.
Чёрный достал из за пазухи плоскую фляжку с чем-то более милым его сердцу, чем травяной чай, приложился к ней, потом побарабанил пальцами по столу:
-Ну, если ты закончил свою самоуспокоительную лекцию на тему «Простейшие тезисы комбинаторики хранительских путей», то пошли работать.
- Да, я готов, - негромко сказал Льен. Сейчас он особенно боялся, что голос его подведёт.
Он дорожил своей миссией в этом мире, но некоторые «технические работы» не любил до сводимых челюстей. В прочем, а кто его теперь спрашивал, что он любит, что нет? Спросили один раз в начале пути – и на том спасибо. У некоторых небыло и этого.
А незнакомая, только вошедшая в историю их подопечных, девочка с огромным потенциалом Видящей и Чувствующей, сейчас шла прямой дорогой к Высю. И эта линейная, без сучка без задоринки, удача, могла быть опасна для всех.
Ильн снял чёрные перчатки протянул Берегущему руку. Он соединил пальцы – подушечки к подушечкам. Оба прикрыли глаза…
…И шагнули… туда.
…Чаще всего, особенно когда «вёл» Серебряный (а эта роль была нынче именно на нём, так как Чёрный – работал), это пространство было тёмной деревенской избой с бревенчатыми стенами. Поскрипывало размеренно колесо Прялки, а уж кто за ней сидел – туда лучше было не вглядываться, не нужно это.
На ткацком станке висело чистое полотно, спряденное из тонких нитей. Чуть подсвечивали его матовую поверхность редкие, потрескивающее лучины.
…Важно знать, помнить важно – ничего этого небыло, вернее – было, но другим, могло иметь тысячи и тысячи обличий, и одновременно не нуждалось в них совсем. Просто визуализируя – работать легче. Стражи и Берегущие не далеко ушли от людей, познающих жизнь на ощупь, различающих по цветам её оттенки…
Чёрный шагнул к полотну, прикоснулся осторожно, пробежал пальцам по краю, и вдруг вырвал из него одну нить. Длинная, она потянулась, высвободилась из стройного переплетения. Ткань не пострадала. Но что-то в мире изменилось.
Серебряный молча держал картинку – изба, лучина, Прялка… Сердце у него ныло. Чёрный выглядел абсолютно бесстрастным.
***
Вешик шла по улице, наполнявшейся солнцем, и думала совсем не солнечные мысли. Вернее, сперва она не думала ни о чём, просто смотрела на тени деревьев на асфальте. Было как-то даже спокойно, пусто и тихо, как в заморозке . Имелась конкретная цель – дойти уже до этого центра «Дорога надежды». Тень, ещё одна, вторая… на третьей Вешик споткнулась. Встала на месте.
«Куда я иду?.. – растеряно спросила она себя, словно частичка сознания разморозилась, и стала сопротивляться выбранному пути, - Прямиком туда, где мне заглушат боль, вот эту боль о Дыме?..»
Но боли небыло. Вернее она была везде, но пока не шевелилась, лежала тяжёлым грузом. Все их пять лет – счастливых, весёлых, без планов и без разочарований, - стали тем, что способно мучить, вгрызаться, отнимать жизнь. Но, с другой стороны – это было самое живое, самое настоящее, что осталось ей от любимого.
Убрать это, дать кому-то прооперировать душу, вытянуть эти пять лет из её жил, обезболить – это как отказаться от того, что было самым дорогим. Добровольно.
- Да щаз вам, - вслух сказала Вешик воображаемому психо-как-его-там, короче – врачу, покусившемуся уже как будто на её память, - Лечиться от любви? Не, я до такой степени ещё не офигела. Катитесь вы… с вашим тупиком надежды. Нет её у меня, и быть не может.
Всплеск эмоций на гребне волны принёс тоску, которая клювиком забилась под левой ключицей. Но Вешик уже приняла решение.
Она будет жить с тем, что ей оставили. Как жить, зачем? Нет, об этом не думалось. Сейчас было важно пойти другой дорогой.
Вешик развернулась, зашагала прочь от центра, где работал Высь.
Решила – «Дойду до сквера. Со старой знакомицей поговорю…». Ставить себе краткосрочные задачи и выполнять их, как в простенькой компьютерной игре – это, пожалуй, было то, что нужно Вешику сейчас.
***
- Ишь как заюлила, - сказал Чёрный. Вроде бы удовлетворённо.
- Найдутся, - упрямо откликнулся Серебряный, - на всё воля Творца всё таки. А мы так… Его ниточки.
За окном, на узелке, ветер цеплялся за ветви деревьев, как за худые длинные руки, словно умоляя здешнюю рощицу куда-то отправиться вслед за ним…
***
Над озером низко летали стрекозы. Кружились ласточки в небе – танцевали высоко, праздновали летний день. Песок на берегу озера был горячим. Нежка недавно прошла по нему босиком, и маленькие иголочки до сих пор бегали по ступням. Сейчас она сидела в тени деревьев и, откинувшись к стволу толстого дуба, любовалась людьми, греющимися на солнышке у воды.
Она их любила. Она им верила.
Она знала, что вместе они справятся со всей этой бедой, нависшей над их миром, над их мелким. Пусть эта разношёрстная команда пока мала, пусть есть свои проблемы внутри неё, пусть противостоящие силы хищно уверены в себе.
Собравшиеся на берегу делают одно дело. Их сердца бьются, откликаясь друг другу, ссоры вспыхивают и гаснут, и всё в итоге пересиливает любовь и намерение, выраженное в действиях. Одно общее намерение, которое не может не победить.
И этот светлый день, с бликами по листве да по воде, с колким горячим песком и очень синей чистой водой, такой день которого давно уже небыло в этом, склонившимся под слоем серой пыли, мире, словно сигнал – молодцы, ребята, всё вы делаете верно. Не отступайтесь теперь.
Нет, не отступятся.
Смеялись дети на берегу.
Скрипела колыбель. Но малыш не плакал – чувствовал их поддержку и защиту.
От радости Нежка засмеялась.
И… проснулась.
***
.....По дороге в свой сквер Вешик ввязалась в историю. Казалось бы - странно, как куда-то может ввязаться человек, выполняющий пока что простейшие задачи "дойти до сквера", "здесь повернуть направо", "здесь осторожно перейти дорогу, все же погибать пока, наверное, не стоит". Но это было то самое, что Дым называл "талант не пропьешь" - не Вешик находила приключения, а они ее.

На трамвайной остановке, недалеко от сквера, ссорилась молодая пара - парень лет двадцати и девушка, чуть младше на вид. Ссорились они упоенно, шумно, с вплетением в речь таких тезисов как "уйду - не проблема", "ты меня не пугай - со мной такое не пройдет" - одним словом, так, как могут выяснять отношения только молодые и очень уверенные не только в себе, но и в партнере, люди, сцепившиеся по совершенно пустяковому поводу. В данный момент, конечно, повод казался Очень Значимым.
Однако даже из сущей мелочи способна вырасти ссора, в которой прозвучат слова, подрубающие корни доверию - возможно, раз и навсегда. Вешик остановилась, невольно прислушиваясь, воспринимая не смысл перепалки, а ее сгущающуюся темную энергию. Так стремительно темнеет перед грозой, перед сокрушительным ударом грома.
Вешик вдруг четко представила - да что там - увидела! - паутину вероятностей, длинные нити, выбивающиеся из аккуратного полотна жизни этих ребят, - неловко дернуть и ткань расползется, вот еще одно пустое, страшно-гулкое слово, которое он - или она - уже катают на языке, и...
- Да вы что, обалдели вообще! - с этим криком Вешик ввинтилась между ругающимися.
Скандалисты разом примолкли от неожиданности.
Первой отправилась девушка. Заправив за ухо русый - колечком - локон, она выдохнула капризно, ни к кому толком не обращаясь:
- Ой, все. Сказала - поеду, значит - поеду. Ты мне, Юрочка, не указ и еще не муж даже, - (это уже вполне адресно), - почему ради тебя я должна перестать с людьми общаться?!
Рослый Юра с ежиком черных волос и темно-зелеными глазами, которые он забавно щурил (плохо видел, или это от солнца?) посмотрел на подругу печально и даже как-то сочувственно.
"Жалеет, что своих мозгов ей не отсыпешь" , - предположила Вешик.
- Леля, да общайся ты со своими людьми хоть до у... полного утомления, я ж тебе про другое говорю - за город ночью одну, зная, что никто встречать не пойдет и пять километров по безлюдью в темноте твои - я тебя не пущу. А то ты новости не читаешь, какая там криминогенная обстановка. А я ну никак с работы не отпрошусь, еще один отгул и меня пошлют дремучим лесом. На какие шиши будем кредит выплачивать?
- Ах, то есть я еще и виновата, что мы кредит взяли?! - голос Лели взлетел вверх и завибрировал в барабанных перепонках слушателей. Юра стоял, сраженный женской логикой.
- Ты офигела, радость моя? Когда я тебе такое говорил? - начал он.
- Да вот только что! - запал чтиво выдохнула Леля, - Когда к друзьям не пускал!
- И не пущу. Предчувствие у меня плохое, понимаешь? Никуда ты не поедешь.
- Ясновидец фигов! Да лучше б тебя вообще в моей жизни небыло! - почти со слезами крикнула девушка.
"Боммм" - упала черная гирька на неведомые весы, и они тяжело, страшно качнулись.
Вешика обдало холодом.
Она остро ощущала как опасность, так и абсурдность ситуации. Ее сердце, с которого недавние события личной жизни буквально сняли кожуру, как с антоновского яблока, не могло примириться с тем что вот: двое любящих (она это видела! ) , близких друг другу человека прямо сейчас рас пускают то светлое, что сплели в четыре руки, в два сердца. К чертям собачьим распускают, только потому что один действительно что-то предчувствует и беспокоиться за свое сокровище, а сокровищу вздумалось показать характер. Вот уже и до проклятия, считай, дошли... Ну уж нет!
- Думаешь, лучше было бы? - внятно спросила Вешик у Лели.
Та резко повернулась к ней (разметались легкие русые кудряшки).
- Всмысле? Девушка, простите, а вы вообще кто такая?...
- А это как раз неважно, - перебила ее Вешик(кажется, получилось несколько зловеще,) - Ты что сказала? Что хорошо, если б его, Юрки твоего, небыло вовсе? Так?
- А вот да! - с гонором отозвалась Леля, хотя в ее интонациях ящеркой проскользнула неуверенность.
- Тогда смотри и радуйся, - Вешик взяла девушку за руку и довольно крепко сжала пальцы.
Она понятия не имела, что будет делать в следующий момент, а когда делать начала - и сделала все до конца - не смогла бы объяснить, как это вышло.
...Тепло от пальцев странной незнакомки потянулось к самому сердцу Лели. Перед глазами у нее все поплыло. В следующий миг она... проснулась.
В их с Юркой комнате.
...Нет - в своей комнате. А Юрки - его небыло. Просто небыло никогда.
Леля пошарила сонной рукой по второй половине кровати. Пусто, и даже простыня не смята. Кому бы тут ее сминать?..
Встала, прошлась по комнате, привычно посмотрела под ноги, чтобы не наступить на разбросанную Юркой одежду.
Небыло ее. Одежды этой, из за которой они временами горяче ссорились - небыло, как небыло ее хозяина. Никогда.
В квартире было чисто. Тихо. Пусто.
...Позже Леля не могла объяснить, что чувствовала тогда, и почему ей было так нестерпимо, нечеловечески плохо - как будто ее затягивало в топкое болото, которое она сама впустила в их жизнь. Девушка не понимала, спит она или все творится наяву, но скорее не думала об этом, и потому для нее происходящее было явью. Ей не казалось, что Юрка бросил ее или умер. Она знала, что его просто никогда небыло. И это была аксиома - горькая, как горсть цитромона, если не запивать водой. Сводило челюсти, к горлу подкатывала тошнота.
Леля выглянула в окно - "Сейчас я увижу его автомобиль, и пойму что это бред..."
Чей автомобиль? Человека, которого нет и небыло?..
И темной пробоиной увиделось Леле пустое место на парковке - где никогда не стояла машина, в которой никогда небыло ни их перепалок, ни поездок по магазинам, ни их любви...
... Что-то звякнула на кухне, и Леля побежала туда со всех ног, шлепая по полу босыми ногами.
У пустой миски сидел толстый усатый кот. Он поднял на хозяйку голову и утробно, строго уркнул. Словно бы спросил: "А хозяина куда дели?"

..."Эти кошки! - с досадной подумала Вешик, - люблю усатых, но, вечно они со своим свободолюбием выбиваются даже из смоделированной конструкции, особенно если это проекция с реально существующего зверя..."

Нет, не такими словами она думала. Терминологию Вешик узнает позже... Пока просто зафиксировала рабочий момент: на уровне чувств.

...А Леля, в своем накликанном мире-без-Юрки, что-то вспомнив, метнулась обратно в комнату, увидела на при кроваткой тумбочке его - его, настоящие! - часы, схватила их в руки.
Металлический ремешок обжог холодом. Эти часы никто никода не носил.

"Лучше бы тебя небыло..."

- Не правда, не так, не хочу, - за кричала Леля, леденя пальцы часами, но не впуская их из рук, - пусть ты будешь, пусть мы ругаемся, пусть я даже уступлю - не хочу, чтобы мои слова сбылись!
- Тогда думай, пред тем как сказать, даже если в башку ударило, - выдохнула Вешик и разжала пыльцы.

Она не знала, сколько длился поход по модели. Понятия не имела еще, как это называется, слышал ли их Юра (как не странно: видимо, нет) и зачем она вызвала к жизни эту вероятность. Вешик ничего не планировала. Она просто хотела показать этой смешной русенькой Лельке: смотри, бестолочь языкастая, пока у тебя все есть, но ведь начни проверять на прочность - а вдруг не выдержит? И станет вот так и вот так, пусто и чисто, и холодный браслет, не согретый теплом руки - ты думаешь, нет такой тропинки где-то в стороне, думаешь, на нее не может вынести? А на самом деле-то все хрупко, один неверный шаг, и неважно станет, что ты там думала.

- У меня голова закружилась, кажется, - про шептала Леля белыми губами.
Юрка подхватил ее под локоток. Она вцепилась в его руку двумя своими, тоненькими - как коала в дерево, ей Богу...
- Юркин, прости меня.

У Вешика что-то щелкнуло в голове, как тумблер переключили: все, можно уходить. Сейчас - даже нужно уходить, она свое дело сделала.
"Сейчас? Свое дело?" - вопросительно подумала Вешик в пространство, но ответов ей никто не принес.

Влюбленные уже мирились, вновь не обращая на нее внимания. Она наверняка не сильно им запомнится, и потом они сами не смогут воспроизвести в памяти, как нашли выход из внезапно вспыхнувшего конфликта - как из горящего дома. Но главное - нашли. И дом не сгорел.

...Как раз подъехал ее трамвай, и Вешик за прыгнула на под ножку.
"А чего это я вообще ввязалась? - подумала она отстраненно, снова погружаясь в свое, еще не отболевшее, - нет, я, конечно, и раньше людей мирила, но не чужих же, на улице".
К этой славной, чуть бестолковой парочке, почему-то не приклеивалось прозвание "чужие". Не то слово, не верное.
Еще чуть раньше Вешик заинтересовалась бы этим ощущением, начала бы копаться в себе - почему это впервые увиденные, и вдруг не чужие? А какие тогда?
Может, и выкопала бы чего...
Но сейчас ее снова пыльной мешковиной накрыло безразличие. И озарение отложилось на неопределенный срок.

***
Вешик проехала несколько остановок на медленном, уютно потрюхивающем трамвае, шагнула с подножки на горячий асфальт (солнце поднялось уже высоко) и даже с некоторой тенью уловольствия (хотя эмоции пока ежились и показывались мало) нырнула в тень старого сквера.
Прошла по аллеи до своей любимой лавочки. Села. Прикрыла глаза.
На соседней скамейке заседала веселая отпускная компания. Видимо творческий был народ - на гитарах бренчали, пели что-то из старого русского рока, а потом один юноша, явно сложив градус усиливающийся жары с градусом недорогого алкоголя, начал вслух громко читать Асеева:

'Я без тебя не могу жить!
Мне без тебя и в дожди - сушь,
Мне без тебя и в жару - стыть,
Мне без тебя и Москва - глушь...".

Вешик слушала его, не открывая глаз.
Хорошие стихи надо читать, спору нет. Главное помнить, что любое хорошее стихотворение, и песня - это мощнейшее заклинание. Особенно если написано о сильном чувстве. Или чувствах.
Магия, а магию только очень ленивый фантаст еще не сравнил с электричеством, с помощью которого можно и города освещать, и электрическому стулу не давать застаиваться.

"Мне без тебя каждый день - год.
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя".

Широко разливаются строки, уверено звучит голос.
Кажется, что по невидимым венам, из мира в мир (ого, а разве их много? Ладно, об этом потом) циркулирует чистая энергия человеческого чувства, способного сподвигнуть и на созидание, и - ну, бывает ведь и такое - на разрушение.
Кому и где эти строки откликнуться надеждой, возвращений в последний момент, спасением в чистом химическом виде?
Кому напомнят о том, что все в его жизни - верно, заставят улыбнуться, вслушиваясь?
Кому затянуться петлей на горле, не давая дышать, не давая разогнуться от боли, от острого ощущения возвращенной ему незнакомым поэтом потери? И к чему приведет эта боль - сломается человек, махнет рукой на все, решится на шаг в пустоту, или напротив - нащупает в страдании источник, через силу расправит крылья, станет другим собой - через эту боль?

О чем вы думаете, люди, когда вслух читаете стихи?

"О чем, блин, я думаю, о каких высоких материях?" - в который раз за сегодняшний день удивилась Вешик.

И тут к ней пришла кошка.
Кошка и Вешик знали друг друга давно. Эта пыльно-серая степенная красавица, похожая на приобредшую объем тень, но передвигающаяся по-теневому неслышно, и способная вылезти в любой момент из любой щели, здесь, как видно, обитала. Возможно, ее подкармливали хозяева ближайших ларьков.
Кошка была сама по себе, и к общению не стремилась. Да и люди ее как-то не особо замечали, погружённые в свои дела.
А Вешик - заметила, подозвала как-то, хотела даже угостить кошачьим кормом (несла его своей домашней любимице - ну да у той не отнялось бы). Красавица с пыльно-серой длинной шерстью корм царственно отвергла, но погладить себя Вешику дала.
С тех пор, всякий раз как девушка приходила в это сквер - порисовать, сделать уроки (когда-то еще была школа, сейчас кажется - так давно) кошка появлялась как будто из воздуха. Небыло ее и вот вам, пожалуйста - уже об ноги трется.
Так было и сегодня. Словно бы день у Вешика - самый обычный. Словно не рухнул мир.
Впрочем, пять секунд, пока мы гладим меховую кошачью спину, никаких мировых катастроф для нас не существует.
Жаль, что так недолго. Кошка вывернулась из под руки. Эх...

- Хоть совсем-то не уходи, - попросила Вешик, - посиди со мной вот тут, на лавочке. - она похлопала по крашенным доскам скамьи рядом с собой.
Кошка склонила голову на бок, поразмышляла для порядка и за прыгнула на предложенное ей место.

...Высь стоял в нескольких метрах от этой дивной парочки, и созерцал происходящее широко раскрытыми глазами.

***
- И что его сюда принесло? - досадливо промолвил Черный, - день рабочий, работа - довольно далеко.... А он по скверам ходит!
Серебряный улыбнулся:
- А у них там ремонт внезапный в Центре. Красят. Всех отпустили по домам. А по радио сказали, что в этом районе Каменная выставка открылась. Ты же понимаешь, что для них живые камни? Вот, подхватился и поехал посмотреть, что за экспозиция - может, жене подарок купить.
- Тьфу, елейно-то как. Ты вообще не находишь что и это - подозрительно?
- Нет, Ильн, сейчас - не нахожу. Ты сделал, что должен был. Но нить прочна - надо, очень надо им встретиться, и помешать ничто не может, получается. Так тоже бывает. К счастью.
- В глотке у меня уже твой пафос...
- Позлись, позлись - тебе полезно...

***
- Здравствуй, - сказал высокий кареглазый незнакомец с добродушным лицом, заросшим курчавой каштановой бородой , приблизившись к скамейке Вешика, - Можно мне присесть рядом с тобой?
Вешик хотела посоветоваться с кошкой, но ее и след простыл. Не любила эта зверюга чужих. А вот ее, Вешика, любила.
- Ну, садитесь, - не очень вежливо откликнулась девушка. Общество кошки ее сейчас устроило бы больше.
Незнакомец не обиделся. Сел, вытянул длинные ноги, откинулся на спинку скамьи. Видимо, его тоже утомила летняя жара, и ему было приятно оказаться в тени.
Вешик подумала об этом самым краешком сознания, и готова была уже вновь соскользнуть в себя, как вдруг незнакомец мягко положил руку ей на запястье.
Вешик дернулась всем телом - она была чувствительна к прикосновениям, и чужих не переносили на дух.
- Прости меня , - бородач быстро убрал руку, и, кажется, искренне расстроился, что испугал ее, - пожалуйста, не обижайся - я не хотел ничего плохого. Просто заметил родинку у тебя на руке.
"Это что, теперь так знакомиться принято?" - без особого интереса подумала Вешик.
- ...У моей жены точь-в-точь такая же, - продолжил незнакомец.
Вот так поворотец. И зачем он ей все это рассказывает? Быть может, он потерял жену, а она, Вешик, невольно напомнила ему о ней?
Предположение о чужой боли за шкирку выволокло Вешика из апатии (хотя едва ли надолго).
- А ваша жена - далеко? - осторожно попыталась узнать девушка у своего странного собеседника.
- Да тут на трамвае прокатиться, - живо откликнулся бородач, нервно взъерошивил свои буйные каштановые кудри большой пятерней и решился, - знаешь, я хотел бы вас познакомить. Мне кажется, это нужно нам всем.
"О, еще и псих - даже с некоторым интересом отметила Вешик. - Интересно, несколько остановок - это до кладбища, или жена все же жива и здравствует? А зачем тогда там нужна я?"

- Я понимаю, что все это странно звучит, - кивнул незнакомец, - А дальше будет не менее странно для тебя, видимо. И все же лгать я тебе не хочу. Хочу, чтобы ты хоть примерно знала, зачем я зову тебя с собой. Ты нам можешь помочь. В жизненно важном для нас деле. Потому что ты - Чувственник. Как минимум. И, судя по тому, что у тебя та же манера закусывать прядку, прищуривать один глаз, задавая вопрос, и даже родинка - все как у моей жены, вы с ней в определенном смысле близнецы. Ну, есть еще и более весомые доказательства, но я их вижу.. не первым зрением, так что о них - позже.
Сейчас все было просто и понятно: вскочить и попытаться убежать. Или даже уйти - с достоинством. Попробует задержать силой - кричать, мол, спасите от психбольного. Люди же кругом. Ну а если людям окажется все равно... ей сейчас за себя не страшно нисколечко, так что будь, что будет. В конце концов, навыками самообороны она немного владеет - Дым учил.
Итак, сейчас надо сперва мирно попросить его уйти...
- А что такое Чувственник? - спросила Вешик, внезапно отложив все заготовленные для попытки мирного прощания с психом, слова.
Бородач улыбнулся и живо объяснил:
- Это очень широкое понятие, многое включает в себя. Чувственник - человек обладающий эмпатией в отношении всего живого, даже условно не одушевленного, скажем так. Приемник тончайшей настройки, надеюсь, тебя не обидит такое сравнение. Чувственник способен слышать как людей и животных, так и духов и души других миров. Ну, вот это - если очень кратко. А подробнее, - он встал, - тебе Нежка объяснит.
- Кто?
- Нежка. Жена моя. А тебя как зовут?
- Вешик.
И они оба за молчали, вслушиваясь в созвучие.
- Ну что, идем? - напомнил незнакомец.

Идти, конечно, не стоило.
Вешик, конечно, кивнула и поднялась со скамейки.
А что она теряет, собственно? И даже нет, не так - что ей теперь терять?..
- Один вопрос, - сказала Вешик задумчиво, - ну ладно, с вашей женой какие-то там близнецы, у вас много зрений, вы видите... А как вы увидели, что я именно этот... Чувственник? Может, я толстокожая и вообще не верю, что у других людей может что-то болеть?

Новый знакомый выслушал Вешика, чуть улыбнулся в конце ее маленькой тирады, и охотно пояснил:
- Ты - Чувственник. Это я могу считать с тебя. Но вообще ты привлекла мое внимание, когда я еще ничего не считывал и мог бы пройти мимо. Видишь ли, Вешик, ты сидела на этом самом месте и играла с душой кошки, умершей семь лет назад. Ее хозяин скончался вон на той лавочке, от сердечного приступа. Скорая приехала поздно - не спасли. Кошка ушла вслед за хозяином, так часто бывает, но что-то вернуло ее на землю. Семь лет она ходит по этому скверу, но не удивлюсь, если из местных увидеть ее смогла, только ты. Ну так что, мы идем?