«Тяжело человеку, от веку,
через голову тянуть,
с потной спины рубаху,
…»
.
Приземлившись в Емельяниху, аэропорт города Краснояска, Главный инженер подался до своего дома. На автобусе. Как все. На такси, он ещё не заработал, а, «Икарус», в те времена, был «самым крутым» автобусом, и шёл до города всего чуть более часа. С пересадкой, он добрался он до своего дома, на правом берегу Енисея, уже поздно вечером. Он был грязен, голоден, и, почти, ни на что не годен. Измотали и дороги, и тревоги. Дети подросли, и уже спали. Забросив свою командировочную одежду в стирку, он, что-то перекусил. Побродил, для виду, по дому, всё ли в порядке? Чуть, по дежурному, пообщавшись с женой, он рухнул в сон. Спать ему оставалось недолго. Снов не было. Не до них, цветных.
Спозаранку, развесив свою одежонку сохнуть, Главный помылся, побрился, вылетел из дому и помчался по конторам разным. Перво-наперво в Объединения ему надо, что по договору родственные. В конторах, обойдя интерес секретарш, работающих, как правило, на полторы вставочки, он проскочил к руководству. Поведал вкратце о подвигах на Севере, пробежал по отделам, и к сеансу радиосвязи был уже на базе Артели. По радиосвязи он узнал положение на участках и понял, что и на юге уже появились проблемы. Деньги в артели кончились в начале июня. Высохли, как грязь на дорогах. Кредиты уже душили, а золота ещё не добыли. Под золотые горы подставляй теперь полы. Ан нет. Обещать-то, дело хозяйское, а выполнять. Как говорится - не держи посулом, одолжи отказом. Забрав, для разъездов артельный УАЗик он помчался к геологам в контору. У геологов тоже был не мёд. Стрельнув денег на командировку на Юг, и проскочив ещё пару кругов по городу, Главный, под обрез попал домой. Вынув из стиралки, и натянув впопыхах, полусухое, не мнущееся командировочное барахло, он вылетел из дому на вокзал. Пробки на дорогах в те времена ещё не придумали. Абалаковский рюкзак не очень обременял его, привык. За годы странствий, рюкзак пообтёрся, и содержал только самое необходимое и лёгкое. Он привык к этому рюкзаку. Как говорится у классика: «и под каждым ей кустом, был готов и стол и дом». Небольшая проблема в дороге возникала с личным оружием. Револьвером 1937 года. За ним надо следить. В дороге внимательных глаз много, и обобрать сонного, смертельно уставшего старателя, дело техники. По дороге водитель УАЗа рассказал о курьёзном случае. Артели нужно было организовать срочный сеанс радиосвязи с проблемным участком. Вышли на связь не в своё время, а во время связи Енисейзолото. Примчались надзиратели, начали наседать. Что бы разрядить осложнявшуюся ситуацию срочно слепили и отослали приказ:
… «Ранее судимый водитель артели Колчин, самовольно, и неурочно, вышел на сеанс радиосвязи…за что был лишён премии за июнь месяц в размере 10%.. .» И всё. Два раза не наказывают. Посмеялись об отмазке, да и разбежались восвояси. Времени было уже совсем в обрез. Что бы сесть на нужный поезд, да ещё занять приличествующее место, у Главного инженера было минимум три основных пути:.
- Поход к кассе он отмёл сразу. Это бы сразу могло стало походом в никуда, учитывая характер пассажиров в очередях, и тотальный дефицит тех лет.
- Бежать к поезду, и договариваться с проводником, а лучше бригадиром, было гораздо вернее. Но и там, его могло постичь досадное разочарование.
- Поэтому Он, не мудрствуя лукаво, скомбинировал все способы в один верный, и поднялся над кассовыми залами к диспетчерам поездов.
Получив, за обычный шоколад и улыбку, звонок, и записку в нужную кассу, он разученным движением раздвинул свирепо ожидавшую, безнадёжную очередь, и получил таки заветный билет. Спустя десять минут, литерный пассажир, приспособил в подполочный ящик свой «Абалаковский рюзачок» и отправился к проводнику за бельём. За «кровный свой рупь» получив бельё посуше, и набрав кипяточку к чаю, старатель расположился в купе, на нижней полке, по ходу движения. Он знал, что это напрасно, но надежды своей не терял. Зря. Пришли две пассажирки, и он, предварительно разместив их багаж, перебрался на свою «законную» верхнюю полку. На правах молодости. «Абалаковский рюзачок» тоже перебрался повыше. Усталость уже давала себя знать. Сильно хотелось спать. Поставив будильник на ручных часах «Восход» на четыре утра, он забылся крепким сном. Ревнаган лежал у стенки, что было и сподручнее. На станции Кошурниково, Главный встретил себе компанию - артельного мента Митрякова. Добравшись до рудника компания расположилась в доме Павлова. Там уже пытался ночевать Главный маркшейдер Лисичонок, обиженный на советскую власть за свой неосуществлённый побег из страны. За подготовку побега в страну своих грёз – острова Фиджи, он огрёб пять лет очного срока. Маркшейдер встретил артельщиков сильно потревоженным видом, и изрядно всклокоченной, дикой бородой. Побросав в угол вещички, не раздеваясь, расположились на панцирные кровати, досыпать остаток ночи. Опять не ладно. Из под пола зашуршала крыса, а при ней, при шушаре, не уснёшь ни в жись. Лисичонок доложил подробности этой страшной ночи. Оказалось, что шушара, обходя периметр своих владений с регулярностью, один раз в полчаса, умудрилась пару-тройку раз запутаться у него в бороде. Повеселились, а тут и ночи конец. Главные засобирались и ушли в контору рудника работать, а мент остался досыпать. Поделав в конторе свои дела спецы, часам уже к одиннадцати, воротились назад. Из полумрака оставленной ими комнаты, открылась картина соблюдения режима и сохранности, достойная современных фильмов ужасов: Мент, поджав на кровати ноги, старательно целил из ревнагана в угол комнаты.
- Э-Эх, посетовал он, что спецы пришли не во время, а то я бы её уделал!!!
А это происходило в центре посёлка, в разгар рабочего дня. Из боевого револьвера. Красота, а не работа. Заглянул поздороваться на огонёк знаменитый Павлов. Как, дескать устроилось – ночевалось. Высказали всё. Особливо Лисичонок нашёл теплые незлые слова. Павлов выпучил честные глаза:
- Да вы чо… А, я, ж ей, заразе длиннохвостой, с вечера каждый день, полбуханки хлеба бросаю, и всё… Она меня и не трогает.
Оказалось, что этот дрессировщик, хренов, устроил в списанном, деревянном здании садика, всё в одном. И контору артели, и склад, и общежитие, и ещё, черт те знает что. Надо заметить, что сбоку было пристроено «отдельное помещение свинарника». Просто, «народный русский умелец Косоруков», какой то. Ну да обустраивается всяк на свой лад, я на Севере и не такое видел. Всё бы и ничего, Но приключилась с Витей Павловым беда великая, посерёд сезона промывочного. Привёл в тупик, что некуда ступить. В один день на его стол в конторе легло тридцать девять заявлений на увольнение. В одночасье артели не стало. Всю артель свертели, да проели. Бывает такое на золоте. Разуверились люди в Фарте своём старательском. Знать старики за них пожили и их век заеденный, знатно, что хоть могилы незаняты. Да и дожди им настроение наладили крепко. То и счастье- кому вёдро, кому ненастье. Объект их этот, речкой Тарбаткой звался, но, буквально с первых недель, народ её родимую «ГОРБАТКОЙ» навеличил, за трудность её золота, и пошло – поехало! Как, вы лодку назовёте, так она и поплывёт. Предрассудков и примет, разных на золоте, а впрочем, и не только, в народе русском – видимо невидимо! Просто вскрыши было до десяти метров, а грунты дрянь. Синюга, она и есть синюга. Когда сухая, тогда ещё стоит, кое-как, а ложку воды – жди беды. Не хотят по ней ходить бульдозера, тонут. Толкутся люди в мачмале стылой, троса тягают, а не выходит по три дня, а порой и больше, ничего. Был бы покос, да придёт мороз. Вот и дрогнули они. Вскрыли пласт песков, а золота в нём килограмм пять. Деды по зиме, на проморозку, штольнями забрали. Что нашим спецам делать?!! Риск то громадный. На хлеб бы заработать, не то, что на водку. Не давали согласия до уверенности полной. Пытали речушку до талого. И показался им таки чуб Фарта, да и не чуб, а чубчик малый, но добрый. Хворов и Витя Утюпин тот чубчик ухватили. Пригнали ребята экскаватор в аренду, и прошли им, с лежнёвки в три наката, пять шурфов. Лежнёвка нужна была им, чтобы экскаватор за бульдозерами в мачмалу крутую не пустился. А ключик незаметный, что в Горбатку впадал, Евсиков назывался. Прошляпили его деды, не заметили, как грибок, под ёлкой. Такое часто бывает. Вот и взяли старальщики с него до мороза на один прибор, аж 20 с лишним кило. Пособили они артели. Сьёмки в сутки до трёх кило доходили, при пробности 910. Правда, неискушённый читатель, золотом бы это явление не признал бы ни за что. В рубашке оно было неприметной, ржавой. А, после лампы паяльной, на пепел костра, это золото сильно походило.
Историю эту, про Веру светлую и Фарт, я специально привёл. Терпенье даст уменье.
Распрощавшись с Тарбаткой, спецы с ментом подались на Артёмовск. Пока ковырялись с шурфами, было время свободное посмотреть материалы по правым притокам речки Тинсук, с железной шляпы берущейся. Это место совсем близко от Артёмовска – шесть километров. Кто видел фото всемирно известного заповедника «Столбы» может представить эту красоту. Завели деды, вручную по канаве воду за десять километров, да и сбросили её в Георгиевский ручей. Метров десять, пятнадцать в глубину промоину сделали. Золота учтенного сто тридцать кило взяли. С шестисот метров канавы. А, сколько неучтенного ушло, никто не скажет. Так вот, на дне этой канавы зубы крепкие, известняковые торчат, метров до семи-восьми в высоту. Памятник природы рукотворный. Зашли Главный инженер, с Главным геологом через ворота зубов тех в долину ручья, и ахнули. Теплынь. Ветра нет. Травка, как в сказке – шёлковая. Ходить меж зубов этих, любоваться легко и приятно. Где и деревца пушистые, уже подростом стоят. Грибы подосиновики прячут. Одно слово – «Столбы». Но не громоздкие, а домашние, тёплые, добрые. Хоть в парк, какой дорогой, их копируй. И, всего-то, километра три от Артёмовска. Рядом с копью Иваницкого. Да не всё было просто. Как всегда. Заметили наши старатели, под кикуриной одной, в углублении, лопатки припрятанные, грохоток мелкий, лоточек длинный, кирочку, и ещё что-то. Трогать не стали. Ретировались. От греха подальше. Про место это ещё много поучительного порассказать. Но об этом позже.
Подались наши приискатели на станцию Кошурниково. Что была в честь изыскателей погибших названа. Кошурникова, Стофато, Журавлёва. Трассу для дороги железной искавших. Чтоб Родину защищать. По дороге, на руднике Артёмовском заскочили в контору: - к директору, в геолотдел, ещё куда-то, и покиндёхали на станцию, даром, что недалеко.
По дороге обратили они внимание на феномен местный, приисковый. На обочине дороги, какой-то бравый местный ментовской инспектор, с палкой полосатой, в фуряге и кителе, но, почему-то в каких то надзоровских штанах, выносил мозги остановленному им пришлому, водителю. Да так ловко и грамотно, что тот водила неместный минут десять ничего сообразить не мог. И только ущучив, боковым, как видно зрением, широко улыбающиеся хари счастливых местных шоферов, начинал соображать:
- Что-то не то, ОДНАКО!!!
Дальше он отбирал у развлекающегося юродивого свои документы, и убирался восвояси. Причём на этот безобидный розыгрыш никто и не обижался. Местная достопримечательность. Колорит. Может, только, в форме кто?!
Шучу. И никого из уважаемых служилых людей обидеть не пытаюсь. Замечание направлено на безмозглых, откровенно упивающихся властью и, тупых, павлинообразных службистов. Таковые, к сожалению, водятся часто. Иногда вахтёр никчёмный, так упивается своей властишкой, что любо-дорого. А, уж если столоначальник…
Человек – звучит гордо, а власть, по моему мнению, должна быть достойной. В любых её проявлениях. Сталин мечтал всего о пятидесяти тысячах государственников. Об ордене меченосцев - бессребреников. На всю страну. Таких, как он сам. Уж он то, глыба, понимал власть, и пользовался ею! Для спасения народа русского судьба одного человека – ничто. Народ важен. Его судьба. К чему сюсюкаться с одним бестолковым, мешавшем, когда завтра, супостат может вырубить весь народ?! Под корень. В истории такое бывало. Сапоги лизать заставит, ещё ничего, поднимутся люди добрые, в тайги уйдут. Не в первой. Полководец, отправляющий людей на вернейшую смерть для спасения армии, и/или РОДИНЫ, ни у кого никаких вопросов и не вызывает. Присяга требует. Суворов и Кутузов – Голенищев, солдат берегли, жалели, а про Жукова не хочу я даже говорить.
Один ветеран войны, так оценил ужас начала войны. Его в начале сражений, поразила картина расстрелянной одним Мессершмидтом, на земле, сотни наших новеньких самолётов. В рядочек, по верёвочке натянутой, они стояли. Вопреки приказу. Как на параде! Как оценить этого командира?! Он дебил был, олигофрен, и/или вредитель?! И это в те годы, что страна хлеба не досыта ела, к войне готовясь! Как оценить многочисленные «подвиги» Горбачёва? Победы многие, боевые и трудовые, народа нашего без боя отдавшего, Родину посрамившего и унизившего. За кредиты свои смешные, и «идеи» смелые. Экономим крохами, а теряем ворохами!
Кто бы, кстати, объяснил мне убогому, почему олигофрены так любят форму?! Причём не всякую, а надзорно - контролирующую, и ментовскую. С государевой дубиной по жизни легче? Сынок у одного моего знакомого в менты подался, и не стеснялся вслух своих мыслей выражать. Сильно легче рыбу в Дудинке отбирать, по беспределу, чем на лунке сидеть, зад отмораживать. Вот так. Гордо. Кормно и просторно. Сколько их на дорогах, путях людских, последнее отобрать норовят. Все кровососущие представляют собой серую массу: комары, гнус, казнокрады, но, нету птички божией полетать - пособирать комаров вокруг.
В дополнение к этому эпизоду, приведу ещё примерец один, из жизни:
Один мальчик, лет четырнадцати – пятнадцати отроду, спросил меня, глядя с бугра, на вереницу людей, двигающуюся с электрички вереницей по пригорку:
- Дяденька, а вы на этой электричке приехали?
Я, утвердительно кивнул…
- Вы, не встречали в электричке мальчика, ростом примерно с меня?
- ????!!!!
Через много лет, я ехал в троллейбусе и, его еле-еле узнал - старого знакомого. Он работал старшим контроллёром в троллейбусе, в парке. Красивый, высокий, в начищенной форме. Какой у него был невозмутимый, но требовательный вид! А, тон! Закачаешься! Ему дали власть! Хоть маленькую, но власть! И он ею пользовался на всю катушку. Никаких возражений он НЕ ПОНИМАЛ! Как пень – собакам ссать! Любая кривая короче прямой, если на ней сидит маленький начальник!