Моцарт и Пушкин. Сходство. Религиозность. 3

Михаил Гольдентул
   
    ГЛАВА 5  СХОДСТВО ПУШКИНА И МОЦАРТА

    ЧАСТЬ 3
СТИХИЙНО РЕЛИГИОЗНЫ


 
    Пушкин и Моцарт были, несомненно, религиозны, но религиозность их была не от церкви, а от Бога, как и их искусство.
Их специфическая религиозность показательна, как черта сходства и как отражение характера.

В молодости Пушкин написал знаменитую Гаврилиаду* (в ссылке на юге в 1821 году).

*(так начинается Гаврилиада):


Воистину еврейки молодой
Мне дорого душевное спасенье.
Приди ко мне, прелестный ангел мой,
И мирное прими благословенье.
Спасти хочу земную красоту!
Любезных уст улыбкою довольный,
Царю небес и господу-Христу
Пою стихи на лире богомольной.
Смиренных струн, быть может, наконец
Ее пленят церковные напевы,
И дух святой сойдет на сердце девы;
Властитель он и мыслей и сердец.

   Шестнадцать лет, невинное смиренье,
Бровь темная, двух девственных холмов
Под полотном упругое движенье,
Нога любви, жемчужный ряд зубов...
Зачем же ты, еврейка, улыбнулась,
И по лицу румянец пробежал?
Нет, милая, ты право, обманулась:
Я не тебя, - Марию описал.

   В глуши полей, вдали Ерусалима,
Вдали забав и юных волокит
(Которых бес для гибели хранит),
Красавица, никем еще не зрима,
Без прихотей вела спокойный век.
Ее супруг, почтенный человек,
Седой старик, плохой столяр и плотник,
В селенье был единственный работник.
И день и ночь, имея иного дел
То с уровнем, то с верною пилою,
То с топором, не много он смотрел
На прелести, которыми владел,
И тайный цвет, которому судьбою
Назначена была иная честь,
На стебельке не смел еще процвесть.
Ленивый муж своею старой лейкой
В час утренний не орошал его;
Он как отец с невинной жил еврейкой,
Ее кормил - и больше ничего.

И так далее, (можно всю прочесть на Гугле)

от которой всеми силами открещивался, боясь наказания, но, в конце концов, признался царю и был им прощен, или, точнее, не был наказан. Николай I  иногда был очень добр.

    На смертном одре Пушкин по просьбе царя исповедовался, в чем не известно - тайна исповеди, но точно не в написании Гаврилиады.
Исповедь происходила не без осложнений. Петербургский митрополит Серафим и несколько других  верховных церковных деятелей от участия в отпевании отказались, и заупокойная служба была проведена протоиереем А.И.Маловым.
Николай I заметил по этому поводу «Пушкина мы насилу заставили умереть, как христианина».

    Интересно заметить, что при голосовании за избрание Пушкина в члены Российской Академии, Пушкин получил голосов больше всех (из пяти претендентов)  -29 голосов. Он получил только один  голос против  - голос митрополита Серафима.
 
    А. Мадорский - автор одиозной по выводам, но в основном документально точной книги «Сатанинские зигзаги Пушкина», интересной тем, что она написана профессионалом от религии. Он пишет, что Пушкин  от написания Гаврилиады на смертном одре “отрекался, стыдясь богохульных строк”. Это Мадорский выдает желаемое за действительное.
    Пушкин мог каяться за свои поступки – за дуэль, за то, что подставил жену смертью под удар, за финансовые заботы, в которые вверг семью.
А.Мадорский также предполагает, что Пушкин покаялся, что обрюхатил крепостную. (Был такой зафиксированный эпизод в его жизни). Он просто не понимает время.
   “А был ли Пушкин и вообще-то человеком верующим?” – спрашивает А. Мадорский.
И приводит такие доводы в защиту религиозности Пушкина, - на выпускном экзамене в лицее Пушкин прочел стихотворение, “полное неисчерпаемых религиозных глубин”.

Но и Гаврилиаду Пушкин тоже написал в те же времена, и не только Гаврилиаду.

    Пушкин стихийно религиозен или истинно, без церкви, непосредственно. Ни покаяние перед смертью, ни его высказывания ничего не доказывают. Когда А. Мадорский вместе с другими многочисленными защитники пушкинской религиозности хочет втащить его в лоно формальной церковности, он оказывается ниже пушкинского понимания религии. У Пушкина прямой контакт с Богом. Этого А.Мадорский понять не может, обвиняя его на 300-х страницах в сатанинских зигзагах.

«И вырвал грешный мой язык» – вот где Пушкина религия.

ПРОРОК
 
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
"Востань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей".

Вот где подлинная религия Пушкина, до которой А.Мадорскому далеко, как до солнца.
Пушкин просил прислать Библию в Михайловское, и писал о ней:

 “Библия для христианина то же, что история для народа”.

Пушкин также  писал:
 “Не признавать существование Бога, значит быть более абсурдным, чем те народы, которые, по крайней мере, думают, что мир покоится на носороге”,
и далее:
“Величайший духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство”.
 
   К Гаврилиаде надо, разумеется, добавить «Сказку о попе …»,
о которой А. Мадорский пишет “Насмешливости бесовской и даже пренебрежения издевательского в духе “Сказки…” хватает там и сям».

Но и в этом случае Пушкин насмехается над церковью и ее институтами, а не над Богом.
Его письмо к жене точно отражает проблему его религиозности:

  “Благодарю тебя за то, что ты Богу молишься на коленях посреди комнаты, Я мало Богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих как для меня, так и для нас”.

   У Пушкина была поэтическая дискуссия с московским митрополитом Филаретом – бывшим ректором Петербургской духовной семинарии, в какой-то степени подобная дискуссии Маяковского с Есениным.
Маяковский написал на самоубийство Есенина: «В этой жизни умереть не ново, Сделать жизнь значительно трудней».
Жизнь, конечно, большая насмешница подтвердила правоту Есенина.

Пушкин написал нечто близкое Есенину, потому что они в одной категории.

Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью
Из ничтожества воззвал,
Душу мне наполнил страстью,
Ум сомненьем взволновал?
Цели нет передо мною:
Сердце пусто, празден ум,
И томит меня тоскою
Однозвуный жизни шум.

Митрополит Филарет ответил формально, в какой-то степени лицемерно, как большинство исполнителей религиозных культов.

«Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал
              (Ум сомненьем волновать – это не полагается. Сам виноват!!! МГ)
Вспомнись мне, забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум –
И созиждется Тобою
Сердце чисто, светел ум».

Пушкин отметил эту историю в письме Е.М.Хитрово:

“Стихи христианина, русского архиерея, в ответ на скептические куплеты!- Да ведь это в самом деле находка! (это право, большая удача)”.

Пушкин отозвался на эти стихи довольно благодушно, не задираясь,
стихотворением «В часы забав иль праздной скуки», не без сарказма в последней строфе:

Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном ужасе поэт.
 
О Филарете, между прочим, известно, что он жаловался Бенкендорфу на стих Пушкина из «Евгения Онегина»: «И стая галок на крестах».

   Я привожу так много пушкинских стихов, потому что не могу цитировать музыку Моцарта. У Моцарта все это в одном 20-м фортепианном концерте*. Первая часть: (пойти на YouTube):
Дар напрасный, дар случайный,
Жизнь, зачем ты мне дана?
Иль зачем судьбою тайной
Ты на казнь осуждена?

* 20-й концерт выбран не случайно. Это из ряда вон выходящее произведение. Музыковед Чарльз Розен (Charles Rosen "The classical style") – один из наиболее выдающихся известных мне музыковедов писал:

   «Историческая важность К466 в том, что он принадлежит к серии произведений Моцарта, которые сделали Моцарта величайшим композитором в сознании большинства музыкантов в течение 10 лет после его смерти. Он представляет того Моцарта, который рассматривался как наиболее выдающийся из ‘романтических’ композиторов, и именно характер этой работы и нескольких других отодвинули Гайдна на второй план на более чем столетие. Это был концерт, который играл Бетховен и написал каденции к нему. Этот концерт наиболее полная реализация того аспекта Моцарта, который 19 век вполне правильно назвал ‘демоническим’, и, который сделал столь трудным равно оценить все остальные его произведения».

Вторая часть концерта – это ответ Филарета – только в данном случае Моцарт отвечает сам себе. Разумеется, Моцарт отвечает себе с присущим ему скептицизмом.
И, наконец, третья часть – ода к радости – никогда не сдающийся Моцарт.

   Религиозная позиция Моцарта аналогична пушкинской. Я написал, что
Пушкин стихийно религиозен или истинно, без церкви, непосредственно. Читая книгу Карла Барта, выдающегося швейцарского теолога, о Моцарте,(Karl Barth, "Wolfgang Amadeus Mozart") я нашел подтверждение своим словам у высочайшего  религиозного авторитета. Барт пишет, что Моцарт был рожден католиком и умер католиком. Позже он стал масоном, что никак не повлияло на его приверженность католической вере, хотя без особого церковного рвения (though without much churchly zeal). 
У него, как и у Пушкина, был прямой контакт с Богом.
 Барт выразил это следующим  образом:
 "In case of Mozart, we must certainly assume that the dear Lord had a special, direct contact with him. "He who has ears, let him hear!"

"В случае Моцарта, мы должны, конечно, предположить, что дорогой Бог имел специальный, прямой контакт с ним.  Кто имеет уши слышать, да слышит!"

    Католик по воспитанию, Моцарт с уважением относился к Богу и с насмешливостью к представителям церкви. Достаточно сказать об его отношении к своему патрону в Зальцбурге архиепископу Коллоредо.(См  Часть 2)
 
   В письмах Моцарта много доказательств его веры в Бога: «Бог всегда перед моими глазами». Дети Моцарта воспитывались в католицизме (по крайней мере, первый ребенок ему было 7 лет, когда Моцарт умер). Моцарт венчался, соблюдая религиозный обряд. Моцарт, наконец, написал гигантское количество религиозной музыки, искренность которой не подлежит сомнению. Когда Констанца, еще его невеста, заболела, он обещал написать мессу, если она выздоровеет, что Моцарт и сделал, (Месса до минор, К427). Наконец, знаменитый Реквием, для которого нет иного слова кроме «божественный», чтобы эквивалентно описать его.