Шоколадница-19

Лариса Клименко 2
 Переживание по поводу моего акта, прочно заняло свое место в моей нервной системе. Я потеряла аппетит, и все валилось с рук. Умею я себя завести, но не умею остановить. А ночью  притворяясь, что сплю, все перевариваю и перелистываю свою жизнь. И добавила еще одно переживание - что может быть  и взыскание по партийной линии. Картина приема предстала тут же в моем воспоминании.

В партию я не рвалась. Хотя всем известно, что  отсутствие партийности накладывает отпечаток при приеме на серьезные предприятия, отделы и должности. Да хороший специалист, да грамотный товарищ, но извините - не член партии. Стремление равняться на передовых прививалось нам  с детства: прием в пионеры – обязанность. А комсомол? А как зубрила перед приемом всех кремлевских партийных  боссов, и киевских, и своих региональных, ордена и героев. А как радовалась, когда приняли в стаю! Но партия – это высшая ступень, на которую вскарабкаться, не всем дано, потому что разнарядка и лимит. Да я и не пыталась карабкаться и вдруг!

Меня  вызывает начальник отдела:
-Жизнева, скажите мне,  почему вы не член партии?
Меня удивляет этот вопрос, я не готова на него ответить, потому что  уж очень он тревожный. Уволят! А чего  бы еще  его это заинтересовало?
Вздыхая я мямлю, пожимая плечами:
-Да я как-то не ставила перед собой этой задачи.
-Но вы, же знаете, что в таких отделах  к кадрам предъявляются особые требования?
Все  - мелькает у меня в голове,- сейчас заставит меня писать заявление об  увольнении. Я тихо отвечаю:
-Знаю, но  я знаю и то, что сейчас лимит и принимают только рабочих.  И заявление подала Федулова.
-Это не ваша  забота. Пишите заявление и отдайте Марии Ивановне.
-Хорошо,- шепчу я, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать от радости.

Боже мой! Как мало нужно человеку для счастья! Казалось, что у меня выросли крылья, и я летаю. Да, я дрожала перед дверью первого секретаря райкома и ноги подкашивались,  и еле стояла перед почтенными членами партии, принимающими меня. Но даже в таком состоянии я обратила внимание на самого молодого из них  моего ровесника. И больше всего почему-то боялась, что спросит он. Он в упор смотрел на меня, и я чувствовала этот взгляд. И вдруг! А  когда подошла его очередь задавать вопросы, он  сказал, что у него вопросов ко мне нет.

А потом было самое удивительное: оказывается, у нас был один путь домой. И мы встретились и беседовали, и я его благодарила  и рассказывала в красках, как я тряслась и боялась его вопроса. И было нам весело, и мы хохотали. И чувствовалось, что мы так шли бы и шли. И не хотелось остановиться перед своим домом. Остановившись, я показала мой дом и попрощалась.
-Прощай, чарующая непосредственность,- сказал он.
 А потом еще  мы несколько раз встречались на этом пути, пока я, скрепя сердцем, этот путь не изменила. Изменила  потому что  целый рабочий день  только и  ждала встречи с ним.

А что же Вася? А он пишет диссертацию и живет весь среди своих микробов и бактерий.
-Ты знаешь, - говорит он, сияя, - мои последние лабораторные исследования показали такую картину, что я ахнул.
Он говорит, говорит, а я его не слышу, мне не нужны и не интересуют атомы, молекулы, ядро и прочее. Мне нужен всего  лишь человек, с которым мне было бы тепло, интересно и чтобы он был рядом, а не после десяти вечера.
-И как тебе это?- спрашивает он.
-Великолепно. У тебя и у твоей молекулы все хорошо. Я за вас рада.
-У тебя что-то не так? Что-то болит?
-Душа.
-Душа? Так это можно легко поправить.
-Да и как?
-Корректируй свои мысли, сосредоточься на добром и прекрасном. Ты же знаешь неуправляемые мысли, могут сделать с нами то, что может сделать с нами неуправляемый, беспорядочный человек, живущий с нами. Мысли нужно контролировать и управлять ими, а то ведь они могут  привести и к болезни…
-Так, я все поняла, хватит! На второй доклад о мыслях после твоих бактерий меня не хватит. Мне уже двадцать семь, а я все жду, что у нас вот-вот что-то изменится в лучшую сторону. Но дни идут, а воз и ныне там. Тебя интересует только твоя лаборатория…

Он  перебил:
-Лаборатория и ты. Может я действительно, лаборатории уделяю много времени, но мой труд может иметь  мировое значение.
-Возможно, а моя жизнь значения не имеет.
-Все! К нам приезжает московская оперетта, - говорит он,- и я завтра же беру билеты. Не грусти - все будет хорошо!
-Боюсь, что оперетта опоздала,- сказала я сама себе, глядя на удаляющегося Васю

Господи, что такое человек? Смесь, каких элементов в нем намешана? От их ли количества и совокупности зависит характер человека?
Чего ему все неймется? Откуда этот непокой и стремление к чему-то  другому? Говорят, что сам же и виноват человек.
Вася, конечно  же,  не виноват. Он доволен собой, мной и жизнью. А я целыми вечерами одна. Спать  бегу быстрее, чтобы успеть притвориться, что сплю. Прикосновения его, меня не впечатляют. А от взгляда  едва знакомого человека я едва не задыхаюсь, и кружится голова. Его глаза передо мной день и ночь и как я хочу его забыть.

Поход в театр не отменился. Билеты Вася достал, и я, оживившись, привела себя  в соответствующий торжественный вид. Настроение  мое было приподнятое, и по залу  я шла, замечая знакомых. И вдруг я увидела его и его супругу. Наши глаза встретились, и я в этот миг взяла Васю под руку и держалась за него, как за спасательный круг. Вася мой хороший! Вася мой лучший! - повторяла я как мантру  весь вечер.(продолжение следует)