Как не остаться с носом. Сказка от дятла

   
   Дед Автандил сказки дятла слушать любил…  Сидел он под старой осиной из очень крутой древесины. А на её макушке у самой верхушки сидел долбанутый дятел и азбукой Морзе – бестия – рассказывал сказки и последние известия…
   Престарелый дед Автандил сказки эти по буковкам переводил с птичьего на человечий и, в основном, без увечий. А, если, где и перевирал, то дятел его вежливо сто раз поправлял. И с большим пиететом называл старикашку эпитетом: Маэстро. Хотя дед не имел не только скрипочки, но и оркестра.
   А дед просил и канючил:
    – Расскажи мне сказку не злючую, а веселую, озорную, желательно овощную.
    – Маэстро, вы ошиблись, сказали невпопад, бывают сказки добрые, бывают сказки злые, бывают и волшебные, бывают просто клад.
    – Расскажу волшебную – для здоровья не вредную.
    Без овощей и морепродуктов, но зато с парочкой фруктов. Для овоща ты ещё не созрел.
    – Дятел, это уже беспредел. Попрошу без оскорбления личности и, если угодно, без комплиментов, которые всегда у тебя в наличности.
    – Хорошо, хорошо! Прекратим разборки. Обойдёмся без утренней порки. Крови в сказке не будет совсем. Обещаю торжественно всем. Разве что одна капля, но не ваша.
    – У меня переполнена чаша.
    – Терпенья? Тогда из уважения начну без промедления.
   
 Сказочную пастораль излагает не последний враль.
 
   В одной деревушке, в захудалой избушке жил пастушок по прозванию Архипушок. Была у него в доме печь да лавка. А возле дома крохотная грядка, да для умывания кадка. А из личных вещей: кот чеширский, игральная дудка, хлыст – кнутом или кнут – хлыстом да петушок для побудки. Рано утром гнал он к лесу на луг своё стадо. Смотреть было просто услада. Коровы за ним шли следом, словно лакомки за вкусным обедом. Да и не мудрено, такого не видывал нигде и никто. Когда играл он на дудке, мешался разум в рассудке. Коровы в тихой печали вальс-коровяк танцевали и такое несли молоко, знаменитое далеко-далеко. Когда дети его выпивали, то болезни от них убегали. Взрослые душой веселели, а старики на глазах молодели.
   
  Эра дикого феодализма.
   
   Рядом с глухой деревушкой, чтобы она не оглохла совсем, новые русские на зависть всем стали строить хоромы, не для Фомы и Ерёмы, а для себя родимых нынче в России зримых.
   Ампир, модерн и готика, и прочая экзотика щекочут противникам нервы, чтоб делать лихие маневры. Один из них, Счетовод, коровам и деньгам знал счёт…
   В его мозгу, как трава в коровьем желудке, деньги варились круглые сутки. И так он разбогател, что на красавице Насте жениться хотел. А она – такая красавица, что просто никто ей не нравится, подарки от всех принимает, а замуж идти не желает. Девица передовая, не то чтоб с запада, но и не из Китая, в тюменском крае её не ищите, она обретается нынче в столице, одета и ест с нефтяной иголочки – елки палки и палки ёлочки!
   Чему-то учится, и что-то читает, успешно замуж выйти мечтает.
   Жаль, что скважина маловата, всего одна и высосана почти до дна. А зубки на богатство быстро точатся. Жить хорошо ой как хочется!
   Денег много, но не настолько, с богатым Буратино познакомилась только. Его зовут – догадайтесь с трёх раз, здрасте вам, угадали тотчас! Владеет дворцом и какой-то скотиной, ну очень богатенький Сверхбуратино. Манеры, правда, его не нравятся, но кто на это сегодня пялится, ростом мал и лицом туповат, зато на нём от Кардэна наряд.

 Лирический карамболь со счетом одиннадцать ноль.
 
   Прослышала Настя про Архипову дудку и заинтересовалась ей не на шутку: дед Автандил новую новость всем раззвонил – про Архипову дудку и коровьи страсти, в подробностях и деталях и всяческих тралях и валях. Новость сто раз перевиралась, кочевала и хрен знает, где ночевала. Дошла она и до Насти. Новая новость - здрасьте!
   
    Абориген, но какой? – Нашенский!
   
   Узнала, в какой деревушке в простой деревенской избушке живёт этот самый «Ерёма», его простая хорома совсем на бок покосилась, собой хорош, в нём и стать и милость. Жаль, профессия его не престижна, простой пастух, и в нём денег не видно. Красиво так улыбается, понравиться, видно, старается. К его бы лицу хоромы, и не было б краше «Ерёмы», Букет полевых цветов подбросил, как же он статен и как же он росл! Невольно ему хорошо улыбнулась и тут же на взгляд Счетовода наткнулась, Как будто ударил в лицо галошею, во взгляде не видно ничего хорошего –Нужно не делать подобных ошибок, глаз счетовода остёр и гибок. –Настя букетик тотчас обронила и пастуха про себя побранила. –Нету цветочков и нету проблем, и Счетоводу понравилась тем.– Он преподнёс ей две тысячи роз и окончательно снял сей вопрос.
   
  Архип пасёт не только коров, но и Настю.
 
   Дятел-краснобай – сказать без брани – так продолжает свои сказания:
   … Хлыст пастуха от безделья мается, змеем Горынычем весь извивается. Не хлыст, не кнут – настоящая бестия, им бы передавать с войны известия. Свистит, как соловей, завзятый разбойник, попал под него – и ты покойник. Слышать его никак негоже, озноб идёт по перу и коже. Хорошо, пастух быстро угомонился, дудку достал, не матерился. Повеселел от игры, видать, или Настёну вспомнил опять. А то смотреть больно тошно, когда лицо набекрень перекошено. Пастуху самолюбивым быть нельзя: бизнесмены, рэкетиры, князья – этим сколько душе угодно: и выгодно, и удобно. Пастух коровьим утёрся хвостом, нет, я ошибся, кленовым листом. Играет теперь на дудке, кажись, в полнейшем рассудке. Решил к Настёне с другого бока найти подход, с юго-востока. Окна её большой почивальни были без солнца немного печальны. То ли от ветра, то ли от звуков, туча прервала эту разлуку. Солнце в раскрытые окна влетело, музыка плавно продолжила дело. – Эй, просыпайся весёлый народ: в поле, в коровник пора, в огород. –Настя к окошку совсем, нагишом, как хорошо-то, ой как хорошо!
 
   Большая буза!!! Кто-то против? А кто-то и за!
   
   Пока пастух на дудке играет, дятел о нём излагает. Все думают: пастух простак, а он пялится из-за куста. Если любишь, люби сколь хочешь, но совесть имей, опусти очи. Коль увидит Счетовод, мигом взбесится, за подгляд в момент убьёт, не покрестится. У него и так от девицы нервный тик, даже на ягодице. Но и он не спешит, ох, не прост паразит, понравиться Насте хотит, Пастуху, ну точно, влетит. Не умеет пастух дружить с властью, куда уж ему Настю! Может надо Счетоводу ручку поцеловать да поклониться, не сердить его и удалиться, тогда не так влетит, но это ему, видите ли, претит. Свободный художник, владеет хлыстом, дудит в дуду, пока что живёт на холостом ходу, что будет ещё – подумать жутко, шутки шутить – это вам не шутка!
   Пастух в окошко проникнуть хотел, цветов нарвал и песню пропел, венец из ромашек надел на чело, куда-то парня не туда повело.
   Архипа, кот опередив, запрыгнул в окно под кошачий мотив.
    Счетовод, притаившись, за дубом стоял, ружьё именное в руках он сжимал. Раздавшийся выстрел всех в ужас поверг, (заметьте, весною, в июне, в четверг) кот взвизгнул, мяукнул довольно протяжно, с поджатым хвостом убежал прочь отважно. Архип ему жизнью обязан остался, но с Настей роман, не начавшись, распался.
   Окошко захлопнулось, было волненье, на завтрак клубника в слезах, и сомненья.
   Зреть бы Архипа богатым, а олигарха горбатым, Бред совсем малохольный! Зато фантастично прикольный. Мысли в головке зреют, но кто их там щедро сеет? Причудливые, нестандартные, но до чего же азартные!
   
  Седина в бороду, а душа-то мальчонки.
 
   Жизнь завертелась, и жизнь закрутилась, эта история быстро забылась. Про дудку Настя вспомнила недавно и к Счетоводу подъехала плавно. Лаской, объятием и поцелуем смогла «Буратино» сделать холуем. В нём поселился любовный бес, не зря говорят – это кара небес.
    – Причём здесь небесные кары? Это Настины чары!.. Я сам в момент за ней приударю. Она кого хошь собьёт с пути, дятел, мне нужно её найти.
    – И ты туда же! Сиди и переводи, на Настю не шибко гляди. Седина в бороду, бес в ребро, куда тебя старого повело?
    – Настя кого хочешь сведёт с ума. Злые языки говорят: в Тюмени, то ль от неё, то ли от лени, заполнено целых два отделения нервно-психического диспансера, и это ещё не полная мера. Я вижу, и ты слюной исходишь, когда о ней речь заводишь.
    – Автандил, всё это – химеры, они были ещё до новой эры. Злые языки всегда найдутся, в России они не переведутся. Будущее, считай, за ними, то за нос. У него такое бывает, но тут Автандил опять встревает:
   – Злые языки бывают где-то, ну, допущаю, в Тюмени. А кто в небесах летает, на метле, да полене? Баба Яга- костяная нога – это тебе не будущее, а самое, что ни есть, блестящее настоящее! Окажи, дятел, милость, сделай так, чтобы Настя в меня влюбилась.
   – Не смеши меня, подтяни ремешок, из тебя сыпется мелкий песок. Стар ты, к девочкам приставать, скажи спасибо, что можешь ещё созерцать.
   – Я созерцал, созерцал до глюков, представляешь какая штука? Вдруг Бабу Ягу, как тебя, увидел! Она предо мной маячила, и свидание даже назначила. Я ещё крепок телом, коли хочешь, докажу делом! Буду переводить сказку сразу на пять языков, обещаю тебе без дураков. Будь другом, замолви словечко. Настя, мол, так и так, у одного очень доброго человечка, сохнет по тебе сердечко. Молчишь, значит, не хочешь помочь? А коли не хочешь, попрошу Бабу Ягу, сегодня же в ночь, пусть меня омолодит, думаю, мне это не повредит.
   – Ты в зеркале, когда себя последний раз видел?
   ––Ты, дятел, меня обидел!
   –Да, Настя нас обоих убьёт, коль молва до неё дойдёт. Забудь свои бредни, переводи всё, что я настучал намедни! Сор из-под дерева не выноси, не то пойдёшь в коровник трудиться, чтоб мне на месте убиться.
    – Любопытно, кто станет тебя переводить, себе слух и голову вредить? Тебя даже профессор и доцент понимают на один процент. Ты же картавый совсем, не выдалбливаешь буквы Г, Р, и М. Я уже не говорю про А, Б, С, Д, и Е, у меня от них круженье в голове. Сейчас дерево под тобой растрясу и тебя в зоопарк отнесу. Что, дятлушка, слопал, крыльями так захлопал? Секс мне, наверно не по плечу, я об этом заметь, молчу. Секс это краткий праздник для тела, у меня жажда возвышенного, а не для дела. Я прошу праздника для души, длинного праздника, так и пиши. Мне нужна просто любовь, секс вторичен, долблю вновь и вновь!
   – Да я лучше буду, как булыжник, молчать, мать - твою- перемать. Легче навоз месить, чем тебя, маэстро, сносить. Я ведь слово тебе не давал, ты просто нахал, зачем в сказку лезешь? Я уже тебя предупреждал, будешь в сказку встревать, мы поссоримся опять, твоё дело переводить, а ты начинаешь воду мутить. У меня не хватает крыл, чтобы выразить мой посыл. Если б не мой врождённый такт, я тебя послал бы так и туда, куда тебе не добрести, господи меня прости! Это моё последнее возмущение, нет тебе, дед, никакого прощения!
    Дятел из ТЕРПЕНИЯ вышел, даже себя уже не слышал. Ругал старика и материл, как последний из дятлов сапожник, но потом всегда отходил, настучав Автандила по лысине, говорил:
    – Ты безбожник, будешь так переводить, огород не там городить, сам в сказку пойду и тебя введу, а обратной дороги нет, мухомор – заскорузлый, дед! Переводчик ты, или чертёжник, или пропащий картёжник?
 
  Ведьмацкая косметология устраняет любую патологию.
   
   –Что касаемо яги, ты, хотя б себе не лги. Она только визажист не меняет круто жизнь, Пусть хороший макияж сверх- искусство, но не блажь. Напомадит душу злом, сделает тебя козлом. Прочитает заговор и привяжет за забор длинною веревкой, ты ж такой неловкий. Будешь блеять про любовь, холодя у Насти кровь, и смешить прохожих, на тебя похожих. Так что, милый Автандил, не растрачивай свой пыл, и не дёргай нервы, из-за этой стервы.
   –Коль добро те не под стать, значит, ты бандюга–тать. Баба яга не будет врать, она не только зло, но и добро множит, думаю, Дятел, и тебе поможет.
    Она вчера на коровьей лепёшке пастуху нагадала, ёшки-вошки! Женится Архип на Насте по большой, нет, громадной страсти! И дети пойдут у них одни красивше других.– Скажешь, так не бывает? Согласен – это в Китае! У нас, и не то возможно, бывает дерьмо – пирожное, бывает пирожное – дерьмо, но это не всё равно!
   –Я считаю, всё это бредни, что вы слыхали намедни. Настя в душе аристократка, и у неё другая повадка. Девушка она из самой Тюмени,
   – А он кто?
   –Простой деревенский гений. Играет себе на дудке, мешает разум в рассудке, волынщик, бездельник и дурачок, и цена ему один пятачок, ну два от силы, кому нужен, такой-то милый? Думаю, баба-Яга – мошенница, у неё наркоты поленница! Ёлки-палки, да и по роже видно, не ходи к гадалке!
    Автандил с идеей встревает:
    – Здесь одна кукушка гадает, может, к ней обратиться, чтобы не ошибиться?
    – Автандил! У меня не хватает сил, чтобы выразить широту моего возмущения, ты слов производишь хищение, несёшь отсебятину и ахинею, я как взял тебя, так и отсею. Вылетишь ты из-под дерева, как старый сорняк, этого я не оставлю так.
    – Стар я, видимо, стал и устал, ты меня, дятел, достал. Лучше дома с мемуаром посижу, завтра, пожалуй, и ухожу.
    – Я тебе покажу! Ты же в сказку влез, глупый дед, а из сказки дороги нет, как и денег на пенсию тоже. Короче, будешь бузить, схлопочешь по роже. Будет в мемуаре о чём вспоминать, мать твою- перемать, тоже мне пенсионная знать!
    – Бузить – не по моей части, это Счетовод с пастухом и Настей бузят то в поле, то в огороде, об этом все бабки судачат у нас в народе. А маму мою оставь в покое, думаю и у дятлов это слово святое.
    – Ладно, дед, извини я, кажется, погорячился, башка от стука болит, видать, вконец издолбился.
    – Отдохнул бы и подлечился, – дед голову поднять изловчился, и на дятла поглядел с состраданием, а то к нему с назиданием.
    – Последний раз тебе говорю, будешь встревать, мне стучать мешать, в сказку введу окончательно. Слушай меня внимательно, из сказки в быль дороги нет, я костьми и перьями ляжу, но тебе шибко сверху нагажу.
    – Не ляжу, а лягу.
    – Ты опять проявляешь отвагу, ещё одно замечание, отправлю тебя в стадо, будешь переводить мычание коровам быка! Не кашляй, бывай здоров, пока.
   
  Какое чудо – женская причуда!
 
   А Настя тем временем заскучала, от скукоты сначала, потом и от веселья, не хочет ни трюфеля, ни новоселья. В Тюмень она собралась, скажите, какая жалость! Взвинтила крепко нервы, ведя свои маневры, не принцу, не уроду, а самому Счетоводу.
    – Не верите, гляньте в замочную скважину, осторожнее, глаз не повредите. Ну, теперь видите? Тогда глядите! Я, как переводчик, неотрывно слежу. Момент, сейчас доложу:
    – Счетовод на стену полез, как скалолаз, аж до самых небес, без всякой страховки – ох ловкий, ну до чего же ловкий! А если упадёт ненароком, покалечится невзначай? Нельзя быть такой жестокой, Настя бузить кончай!
    – У нас в Тюмени таков закон, девицы спят, не открывая окон?, так что всякий интим до свадьбы мы сократим. Милый, слезай с потолков, честь пора бы уж знать, у меня уже шея болит голову задирать. Вернись на землю, на грешный паркет, хотя бы на полчаса, коль времени больше нет. Я чай велела подать, с пирожным и конфетой, с мороженым и каретой.
   И, попивая чай с блюдца (пусть все кому надо любуются), сказала она про дудку, почти всерьёз, а не в шутку:
    – Раньше я плясала и пела, плясала и пела, а сейчас что? Скукота хуже воши заела! Музыку слышать из дудки хочу, или тебе это не по плечу?
   И меняя настроение, ласковой киской пропела прошение.
   – Утром я проснулась рано, оглядела всё окрест. Сколько здесь красивых мест! Слышу вдруг из-за бурьяна, дудка звуки издает. Ухо мне еще не врет. Мне б почаще тешить ухо, вот бы где была житуха. Пригласи к нам дударя, чтоб глазеть на мир не зря.
   –К нам такого обормота? И была тебе охота! Лучше скушай терамисю, иль с икрою ивасю.
   –Ах, еда, мне право, скука, да ужель от пустяка нам грозит теперь разлука!
   
    Замысел не сложный, но и не простой: Лебяжья шея вертит бычьей головой!
   
   Дед Автандил таки вляпался в сказку, и новость про дудку получила огласку.
   Настя проявила характер, показала, кто делает моду в любой обстановке, в любую погоду. Подумать только, в четвёртый, нет, в пятый раз, с заявой пришла к Счетоводу сейчас.
    – Одного в деревне Ерёму зовут Архипом, я знакома чуть-чуть с этим типом. Букетик в руки он мне совал, каков нахалюга, какой нахал! Пускай в оркестровой потрудится яме, иначе сегодня уеду я к маме..
   Гложет тоска, словно пыльная туча. Хочется песен на дудке покруче.
   
   Мужские амбиции плебеев и патрициев.
   
    Счетовод, несмотря на невзгоду, тянулся, эх, тянулся иногда к трудовому народу. От жадности и от скуки, когда доходили до этого руки. Потянет их так, зевая, будто на сладкое посягая. Позвал он к себе Архипа и произнёс сердито:
    – Скажи-ка, Архип, коровы удои дают и здоровы? Хватает ли им в поле травки? От доктора есть у нас справки, что в весе у них недочёт и так молоко не течёт, как нам того бы хотелось. Рекой, извини за смелость!
   И вместо того, чтобы в дудку дудеть, за ними бы лучше надо глядеть. И не отвлекаться на всякие глупости с Настей. А то мне уже рассказали, про всякие трали и вали, что вы на порожек тесовый ромашки ей белые клали. И что ты ей там лопочешь, что, дескать, жениться хочешь? Смотри, за такие шутки останется голова без дудки! А это, скажу я тебе, гораздо хуже, чем без царя в голове!
   И, гнев заменяя на милость, что прежде ему и не снилось, сказал не сквозь зубы, а так:
   – Вот тебе на молочишко пятак. Приходи нынче вечером с дудкой, не сочти это глупой шуткой. Говорят, ты играть мастак. После бала ещё пятак получишь вместо десерта, но только смотри без «концерта». Так желает Настя. Ну что, смекнул, головастик? А сейчас, поди, переоденься. Да улыбнись ты, а не кобенься. Веселиться будем всю ночь. Хошь того или не хошь. В дуду дудеть до упада – и никакого разлада. Спорить со мной, любезный, дорого и бесполезно. Характер мой, знаешь, крутой, беги, исполняй и не стой. Музыкой тешить двуногое стадо, чай потруднее, но расти тебе надо. Да и платить не коровьей лепёшкой будут они, развлеки их немножко.
   
  Самолюбие дорогого стоит, когда вас разозлят, а потом успокоят.
   
   Дятел за жизнь свою трясётся – хлыст у Архипа Горынычем вьётся, свистит, как отпетый соловей-разбойник, попал под него – и ты покойник. Слышать его никак негоже: жар идёт по перу и коже. Хорошо, Архип дудку достал, веселее сразу же стал. А то смотреть шибко тошно, когда лицо набекрень перекошено. Пастуху самолюбивым быть нельзя: бизнесмены, рэкетиры, князья, этим сколько душе любезно, и выгодно и полезно. Действительно, что он так взбеленился? Взял бы, да молока напился. Пятак – это денежка от мецената, дают – бери, да и будь богатым!
   
  Баловни – это ни кто попало, а конкретно участники бала.
 
   Пастух бычьим утёрся хвостом, нет, я ошибся, дубовым листом. Играет теперь на дудке, кажись, в полнейшем рассудке. Решил к Настёне с другого боку найти подход, просто с востоку. У него смекалка и опыт, с быком в стаде дружить – это вам не картошку лопать.
   И ровно в назначенный срок вошёл Архип, как музыкант из народа, в дом, нет, дворец Счетовода. Гости, разодетые и разряженные, наманикюренные и напомаженные, очень чинные и очень важные. Противно здоровкаться – руки у них влажные. Может быть от волнения, а может от сладкого томления. Не всякому это понятно, но, согласитесь, занятно. Тут ещё пастушок своим видом вогнал в шок отпетых Спиноз и Сократов, с иголочки аристократов. Одет без претензий на моду. Дыра на любую погоду на самом на правом колене, в глазах у гостей изумленье.
    – Ты что ж не переоделся? Чтоб на глазах не вертелся, ступай в оркестровую яму: налево, направо и прямо. Играй и дуди, что есть мочи. Народ веселиться хочет. А твой пастуший наряд я выдам за маскарад. С мозгами у них нет проблем. Вон глянь, на двери буква «М». Зайди, для начала умойся. Потом уж играй и не бойся. Я всё, что сказал, заплачу, мне это пока по плечу.
   Архип, что велели, исполнил и музыкой зал наполнил. И тут закрутился бал. Еда, вино и фестал1 текли могучей рекой, смущая многих покой. Один поддавший чудак задумал плясать краковяк, копируя в основах основ коровяк молочных коров, что те на лугу танцевали и от восторга мычали. Все ринулись прямо к окнам и там увидали, как плавно кружатся коровы, какие они грациозные, смешные и очень серьёзные. Какие они красотки, когда отбивают чечётку.
   
  SOS! Потеряна жадность!
 
   – А ну-ка, пастух, шибче жарь, чтоб старый проснулся глухарь. Под деревом дед, паразит, четвёртые сутки уж спит. И гость чтобы меньше глазел, а больше плясал и пел. Настёна, спляши гопака, расшевели всех пока, в подаренном мной ожерелье, на радость и на веселье. И Настя так лихо плясала, что даже корона упала с красивой её головки. Корона, скажите на милость, упала на пол и разбилась. Чтоб избежать печали, дарить ей короны стали, и звать в богатые жены не только холостяки, но даже молодожёны. И тут началось такое, что все лишились покоя. Дарить ей стали все разом, теряя жадность и разум. Кольца, броши с суженых и невест срывают и зовут под венец. К ногам её полегли, клянутся в вечной любви.
    – Против правды нельзя грешить, я не могу решить, большая, конечно, честь, кого из вас предпочесть? Как потушить ваши страсти? – им скромно лепечет Настя. И всем благодарно кланяется, щека аж румянцем алится.
   Минут этак двадцать тает, потом о главном смекает.
    – Пастух, ты мне ничего не дал, и тем меня заинтриговал. Неужто не нравлюсь больше тебе, что ты молчишь, будто рыба в пруде.
    – Я подарю тебе мелодию, венгерскую Брамса рапсодию, – отвечает Архип, будто пыльным мешком прибит.
    – Ну, Архип, ты даёшь! В хохот вогнал молодёжь. Кончаем ха-ха и хи-хи. Молчать, господа женихи. Ты подари ей не Брамса, а что-нибудь своё, – понятно тебе,– сказал Счетовод, – ё-моё!
    – Я подарю букет полевых цветов и песню Мендельсона без всяких слов. – Архип, как юнец, робеет, перед Настей, не перед злодеем.
    – Во, Настенька, слушай потеху, пастух слово молвил для смеху. Не все проглотил натощак с быком на пару? Чудак!
    – Не слушай, Архип, злые шутки, продай мне волшебную дудку. Когда её звук в небе тает, душа моя рядом порхает.
    – Настя, Настёна, красавица, коли дудка тебе так нравится, я тебе её подарю, потому что тебя люблю. Только дудка моя не волшебная, а, можно сказать, учебная.
   
     Дудки всем вам!
   
   Настя в дудку дунула, будто в уши плюнула, пастуху и Счетоводу и всему гостевому народу.
    – Она совсем не дудит. У нее астма, радикулит или ещё какая-то хворь. Вот горе так горе!
    Все по очереди дудят что есть мочи, первым Счетовод, за ним весь народ, аж на лоб выпирают очи. Дудка рыдает и орёт, а мелодию не выдаёт.
    – Он над нами издевается, дудка даже заикается. Она явно заколдована, аж блестит, как лакирована. Сколько просишь за нее, Архипушок? Видишь Настю, у неё уже шок, – говорит в сердцах Счетовод и десятку парню суёт. Дудка, как полено молчит, и молчаньем своим казнит.
    – Пусть играет дудка скорей, на тебе ещё сто рублей.
    – Деньги здесь, Счетовод, не причём, – отбивая наседающих плечом, произносит тихо пастух, глаз его от печали потух. – Дудке нужно время и прилежание, и, вероятно, призвание. Ещё нужен слух хороший, музыкальность, душа и пальцы. Ну, что вы на меня так пялитесь?
   А ехидный гость про лапти спросил и галоши, про тройной одеколон нехороший.
    – Кто спросил сейчас про галоши и рубаху с пиджаком? Да не давите так плечом! Важен ритм и важен тон…  А духи, одеколон – это так… Но важней всего – это такт!
   
 
  Держат пари азартные парни, а не всякие шахеры–махеры - парикмахеры.
   
    – Я ущучил, ты парень не промах, мечтаешь пожить в хоромах, – юродствует Счетовод и ещё десятку кладёт.
    – Друга я не предаю, дудку я не продаю. Если даже дашь две тыщи, гнили ты во мне не сыщешь.
    – Всё на свете продаётся, коли парень жох и мнётся. Мы умножим гонорар – хватит пастуха удар. Тыща! Двадцать! Двадцать пять!
    – Не продам её опять.
    – Мы умножим гонорар. Хватит пастуха удар. Сорок тысяч, пятьдесят… пусть весь список огласят.
    – До чего же хитрый он, щас запросит миллион, – шепчет меж собою гость, сей интригою сражён.
    – Запросить-то он запросит, две губы не дуры носит, но матёрый Счетовод дело круто повернёт. Вся «дударская игра» станет стоить три рубля,–заключил Иван Кузьмич, страстный спорщик, старый сыч.
    – Коль прочтёт он список весь, с пастуха и слезет спесь, – спорят гости меж собой, на кон ставя четвертной.
    – Торг закончим поскорей, вот тебе пятьсот рублей. И слуга ему под нос золотой суёт поднос по указке счетовода: этикет не для народа. Нос воротит музыкант, не торгует он талант. Счетовода с полуслова понимает служка, на подносе золотом в пене пива кружка.
   Выпил, глазом оглядел человечье стадо, улыбнулся дураком, им того и надо. Оживились, говорят, не угомонятся, им сыграю краковяк, пусть повеселятся.
   
  Деньги не любят только в сказках.
 
   Руку поднял Счетовод, голоса стихают, трое слуг несут подносы, как они сверкают! Воздух по грудям зажат, тихо так в салоне, руки потные дрожат у слуги Афонии. Никадим и Харитон выглядят живее, как осанисто они смотрятся в ливреях. Строем подошли к Архипу, встали плотно в ряд, десять тысяч, на подносах, горками лежат. Затаили все дыханье, и улыбки, как терзанья на губах иных заснули, но глаза на карауле, изучающе глядят, щас пастух ухватит клад. Но пастух не шевелится, счетовод, как зверь сердится. Сорок тысяч он кладёт, пастух глазом не ведёт. Кто –то крикнул,– паралич!?
   –Нет, шалишь, Иван Кузьмич, мы положим миллион, вот  тогда наступит он, настоящий паралич!
   Заскулил Иван Кузьмич, я за энтот миллион…!–
   Что исполнить должен он,– никогда нам не узнать, рухнул на пол, и рыдать,
   Отпоили коньяком, и ушёл он босяком, бормоча себе под нос восклицательный вопрос.
   –Так!– воскликнул счетовод! Занемог видать народ! Ишь, заносчивый гордец, торгам положим конец!– Деньгу пастуху с размаху запихнул он за рубаху. В гневе страшен счетовод, пастуха сёйчас сомнет. А пастух совсем непрост, деньги те коту под хвост запихнул и кот слинял, разразился тут скандал. Кто-то чай в него плеснул, у Архипа глаз блеснул, получил вмиг подзатыльник, счетовода собутыльник, от щедрот пастух отвесил, кто скучал, стал сразу весел.
   
   Архип шибко разозлился, кнут, как Змей Горыныч, взвился. Им дорогу проложил до деревни, где он жил. И народ вовсю дивится, кнут поёт и матерится. Но охранников-то орды: плечи, мускулы и морды, по пятам уже бегут, им, как детский хлыстик, кнут.
    Вмиг охранников орава усмирила бунтаря.
    – Зря ты так! Ну, честно, зря! – произносит Счетовод и до хруста пальцы мнёт на своих руках холёных и от гнева аж зелёных.
    – Пастухи не продаются, если даже и напьются. Настя, слушай разум свой, брось его и будь со мной!
    – Паcтуха кнутом вяжите и в карету отнесите.
   
      Народные забавы.
   
   Онемел народ от молчания. Слышно только коров мычание. В прошлом, бывало, под башмаками народ молчал веками, а коли его шельмуют, терпит, потом лютует. Сейчас же, когда ошарашат, он помолчит, а затем пляшет.
    Грянул бравурно оркестр, люди повскакали с мест. Кто с насеста, кто с забора, кто с крыльца от разговора…
    – Погодите танцевать, я хочу вам речь сказать. Чары Насти, водки чары подкосили вмиг бычару. Пробудился в нем самец и купец, Настю звать решил он под венец.
   –. Слышишь, Настя, дударя я тебе купил не зря. Этот свадебный подарок будет веселить тебя. А деревне, так и быть, по стакану всем налить.
    Кто-то шепотом сказал: –Счетовод нас всех обскакал, тёлку крутую себе подыскал.
   –Оценил я ваше молчание. Через три недели венчание,– Лихо молвил счетовод, веселя простой народ.
   
  Гербоносная девица, вам такое не приснится.
   
   Настя, коль сказать по чести, приосанилась на месте, произносит впопыхах, ей неведом божий страх: – Да, чуть было не забыла, чтоб навеки полюбила, на карете нужен герб, в нём не молот и не серп.
   А без энтого герба нынче, ну, никак нельзя. У нас в краях такая манера, герб должен быть у кавалера. Согласись, каковы без манер хоть барышня, хоть кавалер? У нас в Тюмени так принято, люди расшибаются лбами, но кто с манерами, тот с гербами!
    – Зачем тебе лоб расшибать, да хоть десять гербов, да хоть пять. Что на гербе увидеть желает моя золотая?
    – Всё уж давно продумала. Девушка я простая, не из Европы, но и не из Китая…
    – Ну что Вы, принцесса, говорите!
    – Да, да, и не спорьте со мной, если помочь хотите. За принцессу поклон вам земной, а я из семьи простой. Бабка моя крестьянка, но я здесь не само…, не само…, не само…
    – Я стукну легонько Вас по спине. Вы поперхнулись сложным словечком. Сдаётся-кажется мне.
    – Мерси! Не самозванка! А законная невеста, в паспорте имею место для печаточки с гербом, чай живём не за бугром! Поэтому не серп и молот будет на гербе приколот. Две кувалдочки работы золотой, пару грабелек и трон, обит парчой. Счастье суженый мне будет добывать, я его граблями прибирать. А для полного счастья мне нужны два дворца и яхта. Для охоты сгодятся борзые, кони, пони, наряды крутые. Для веселья – пяток пастухов и, желательно, разных мехов. Что ещё, я пока не решила.
    – Ты меня покорила. Как это трогательно и мило. Нет вопросов, и нету проблем. – И даёт две амбарные книги, там закладки – листочки из фиги. Не подумайте о Счетоводе дурно, всё очень даже культурно, листы с фигового дерева вместо закладок, на нужных страницах, для тех, кто не выпал в осадок.
   
  Счетовод заказал самых талантливых.
 
   – На досуге с сиим ознакомься. – Накалякал я пару поэм, с содержанием нету проблем. Здесь все выкладки, расчёты – благодать, и в конце для достоверности печать.
    Села Настя мгновенно на оброненное кем–то полено. (Когда сядешь вот так, на краю села среди лета, говорят – плохая примета).
    – Я вся в сомненьях: с какой ноги лучше встать, чтобы повторялось всё это опять и опять?
    – Встань, Настёна, с пятой точки, это цветики-цветочки. Ягодки все впереди, только малость погоди. Все потребности исполню. Нет проблем. Подтверждение получишь из поэм.
   Народ онемел вторично. Тому Бог свидетель лично.
    – Мужики, для вас работа! Кавалерия, пехота, отойди на задний план, что стоишь, как истукан? Еремеич и Фомич, где ваш третий коновал, что блоху от вашей кошки мне недавно подковал?
    – Ну, известно дело, в кузне наш Кузьмич мастеровой, трудится над левой задней комариною ногой.
    – Еремеич и Фомич, бросьте по деревне клич, чтоб к утру была карета, сделана из табуретов. И зовите Кузьмича: герб чтобы в виде калача, он по Настиной заяве, сделал лучший на державе!
   Мужики три дня трудились и в карете похмелились. Три Ерёмы, два Фомы пришпандорили гербы, да не кабы там абы. Получилось всё на славу, погордимся за державу.
   Всей деревней отмечали - вот где не было печали!
   Как пошла плясать деревня, не жалея ног и время. Кто плясать уже не мог, разевал в восторге рот. Да и как не разевать, коль пошел народ гулять!
   Тюмень до сей хамской эры, хранит тонкие аристократические манеры.
   Вечер к ночи совсем потух, прокричал последний петух. И карета с дорогими подарками собралась уж к отъезду под аркою.
    – А теперь езжай в Тюмень к родной маменьке, жди меня, коли не лень, на завалинке. Через три недели венчание, в добрый путь и до встречи, до свидания.
    – Всем по-крестьянски кланяюсь в пояс. А для особ, особо особых, сделать книксен сейчас попробую. Чай, себя не слишком изуродую. Извините, этот реверанс делаю я в первый раз.
   И под звуки бис и браво – кто-то слева, кто-то справа – поддержал под локоток, ощутив мгновенья ток…
   
  В родные пенаты, с романсами и сонатами.
 
   По ухабистой дороге ехать скучно, скрючив ноги.
    – Не включить ли благодать? Пастушок, изволь сыграть.
    – Мне сыграть не мудрено. И луна глядит в окно. Лепота, ни дать, ни взять! Хочешь, я могу сплясать.?
    – Хоть пастух, а хитрюган. У меня, вишь, есть наган. Коль меня обидеть схочешь, спуску я тебе не дам. Ты меня не проведёшь, род пастуший знаю всё ж, развяжи тебе я руки, лапать ты меня начнёшь… Вам мужланам незнакома отродясь девичья честь. Коль важны для звука пальцы, у меня их десять есть, чтобы дырочки на дудке ими быстро перечесть. И для пущего покоя дудку в рот сама вложу. На ковёр ложись удобней, я подушку подложу. Мне мозги не канифоль, на дуде играть изволь.
    – Со связанными руками? Такого ещё не видали! Может, хватит тешиться, очень пятки чешутся. Почеши, коль десять пальцев, чтобы мне утешиться. Слышишь, дудка не поёт, видно ключ забыл отдать для заводки Счетовод. Иногда меня заводит наша власть и наш народ!
    – Что же ты такой субтильный, иль не тутошних пород?
    – Я-то здешний. А откуда Счетовод? В виршах он отменно врёт!
    Он как будто бы власть и народ, одного с ним похоже лица, ночью, вечером и с утреца. И не столько в горе и беде, сколько в радости, а главное – в труде, – говорит иронично пастух, и ему рукоплещет петух.
    – Ерунда на ерунде, а встревать в чужие планы не положено тебе, если ты тут не причём, воротимся за ключом!.. Настоящая беда, эка тут белиберда ! Все грешили на дуделку, оказалось, ты балда. И куда тебя заводят, чтобы музыка была?
    – Ну, вопрос неделикатный, ты сама уж знать должна.
    – Знать-то знаю, но сомненья, почему дыра в штанах не в том месте...
    На колене.
   – Поворачивай назад…
   –Разыграл ты маскарад?
   –У тебя в глазу слеза, словно неба бирюза. От обиды, иль от горя, или сдали тормоза?
   У тебя такие губы, даже завидки берут. А какие шелковисты и кудрявы волоса, что вы мне не говорите – есть на свете чудеса.
   – Я без музыки скучаю, когда выпиваю чаю. А ежели кто интересуется, то без неё мне не пляшется и не танцуется. Да не вздумай убежать, а не то начну визжать. Там охранников, как тли, может два, а может три. А ещё есть кучера, все родились не вчера…
    Развяжу тебе я руки: мне мила твоя краса. Эх, катись моя карета, все четыре колеса.
   
  Любовь на ухабах, или разухабистая любовь...
   
   По дороге охи, ахи, кони рысью, кучер в страхе, у охранников взор пылок, рожам тесно от ухмылок, пот расплылся по рубахам, вспоминают своих милок.
   Вдруг команда «тормози»,– дудка выпала… в грязи!– Пастухова дудка, бедная малютка.
   –Нужно сделать передых, чтобы жар страстей утих.
   Для любви кареты мало. В чистом поле одеяло, расстелили средь берёз
   –Ты блестящий виртуоз! Потрясающее тело! Жеребец, сказать несмело! Буйвол, слон, гиппопотам не лежали рядом там.– Настя шибко веселится, олигархова царица:
   –Нужен нам режим постельный и под Вязьмой и под Ельней. Под Рязанью и Казанью всей охране в наказанье. Посмотри на эти рожи, подмигнуть им, что ли, тоже?
   Стражник мыслью не далёк, так истолковал намёк.
   –Жаль, что не было указа, олигарх, дурак, зараза, рогоносец золотой, здесь он всмятку не крутой. Пастуха бы я повесил, очень он сегодня весел,– шепчет страже их старшой, доедая хрен с лапшой.– Как приедем, настучу олигарху по плечу, я про Настины проделки, пусть крутится шибче белки. Чешет репу и затылок, мозговой будя извилок: – Ты гляди, что пастушок с Настею творит! –Не слепой я в оба зрю, чай не инвалид.
   –А, как начну его бесить, и начнёт он колбасить? Головы тогда уж точно мне не до свадьбы не сносить!– Счетовод ей сам дарил пастуха намедни, говорит –заткните в рот все больные бредни
   Да какое наше дело, охраняем мы лишь тело, нрав не наша ипостась, на охрану все вылазь! Укрепим посты вокруг, не слиняли кабы вдруг.
   Прозорливый был охранник, фильм смотрел он про «Титаник», здесь трагедия свежей, пастушок- сиречь злодей.
   
  От Настиного оргазма встрепенулась вся охрана.
 
   Архип время не теряет, местность глазом изучает, Насте голову вскружил, её к бегству подбивает. Но охрана на пруде не на шутку бдит в труде. Вдруг случается осечка, вот такое здесь местечко, много пили, много ели, их проспали, проглядели. – Настя и Архип, вы где? Сколько можно по нужде?– Но в ответ ни-ни, ни звука, –Эй Архип! Вот гад, вот сука! – Поднимается тревога, вспоминая мать и бога, мечутся они вокруг, матюгает друга друг.– Бесполезно, бля, вопить, – все дороги перекрыть, обыскать вокруг кусты, не иголки, не глисты, отыскать и доложить, и в карету уложить!–возглашает вмиг старшой, поперхнувшийся лапшой.
   День мелькнул, и ночь прошла, на душе у стражи мгла. Не сносить им головы от молвы и до хулы.
   А молва летит, как птица, с ней тягаться не годится.
   Ухо приложив к персту, услыхали за версту, Настин голос бесподобный, в звуке «ай», летящий дробно.
    Есть на свете всё же бог! Выжить стражникам помог!
    Обнаружены вдвоём в старом дубе вековом, два любовных голубка.
   –Извиняйте, впопыхах, до свиданья не сказали. Нас бы сразу повязали. Так что эта неучтивость, не повергнет вас в немилость.– Молвил стражникам пастух, (от побоев он припух)
   –Он в ночи меня украл, Я давала вам сигнал. Что ж меня вы не спасали, аль с похмелья крепко спали?– возмутилась Настя с неподдельной страстью.
   –Ты не по годам хитра, ночью, днем, да и с утра. Будь по-твоему, замнем, все, что знаем мы втроём. Остальные промолчат, коли, дальше жить хотят.– Все кивнули головами под холодными стволами, что приставил к их башкам для острастки старший сам.
   –Мы простим вам эту шалость, порознь посидите малость. Всё, что было, мы замнём, если надобно соврём, и проявим жалость, к тем, кому досталось. Делать вид, играть в балду в общих интересах, Счетовод не будет знать о ваших политесах.– Так подвёл итог старшой, не кривя совсем душой. Почесав затылок свой, дулом пистолета,– приказал себе молчать до исхода лета.
   
  Связался то ли «фрукт» с «овощем», то ли чёрт с младенцем
 
   В это самое время дятел, окаянная бестия, срочно передавал последние известия. С сигналом SOS поступил протест с разных мест. Пастуху угрожает настоящий арест. Уже заказана золотая клетка, а в ней для сидения – пальмовая ветка.
   А маэстро Автандил, старый ушлый крокодил, в это время сонно кашу по тарелке разводил. И дятел, теряя терпение от головной боли или волнения, переходил на суконную прозу от стихосложения:
    – Пока ты, дед, кашу по тарелке размазывал, я четвёртую сказку рассказывал. Плохо слышишь, да ещё притворяешься, что не дышишь! Стряхни копоть, и пыль с ушей. Замажь зеленкой царапины от кошек. Занавески открой с глядельных окошек. А не то я найду тебе на замену нового деда, а не старого хрена, или молодую бабу, пусть даже костьми лягу…
   И дятел в сердцах кипятится и даже изредка скверно так матерится:
    – Всё брошу к чёртовой матери. Мой переводчик совсем спятил. Ядрёна Матрёна, требуется деду заменщик, или замена. Годится дед или баба, но не курица Ряба, а профи, пьющий по утрам для бессонницы кофе. Знакомый с азбукой Морзе в стихах, прибаутках и прозе. Приём на временную работу в четверг, пятницу и субботу. Мой адрес пока неизвестен ЧК. Живу в лесу на опушке. Четвёртый ствол на верхушке. Искать после дождичка летом. Всем с огромным приветом.
   
Не будем сказку совсем обезглавливать.
Поэтому конец только первой главы,- улавливаете?!
 
   Дед Автандил проснуться соблаговолил и новости всем раззвонил.
   Новости перевирались, кочевали и хрен знает, где ночевали. Дошли они и до Насти (новые новости – здрасьте), и тут разгорелись страсти. Две неразлучных напасти, схлестнулись в ней в миг, в одночасье. Армия денег– богатство, воюет с любовью, вот гадство! Эту задачку ни как не решить. Нужно, пожалуй, любить и грешить. Сердце расколото на два кулона, в одном любовь, в другом миллионы.

    
     Ах, это сладкое слово свобода!
   
   Привез Счетовод золотую клетку, а в ней для сидения пальмовую ветку. Для еды золотую посуду. Но, поди ж, не играет, паскуда. Заладил одно – про свободу, как хлыщ про последнюю моду. Поставили клетку в беседку, на ветер, от солнца под ветку. Пастух там совсем разомлел и всё на свободу смотрел.
   Но песни совсем не играл и, видно, сердечный, хворал…
   Петух устроил побудку, хорохорился не на шутку. И кричал за большую реку: – Кукареку, да кукареку. Нужна свобода земляку, кукареку?- кукареку?!
   Кот чеширский за эту свободу готов набить лапой любую морду. Даже коровы в печали молоко цедить перестали и про свободу громко с утра до ночи мычали. А долбанутый дятел совсем с ума спятил. Обуял его словесный понос, а может почище, житейский гипноз. И вместо осины из крутой древесины куда-то леший его понёс клевать коллег, врагов и овёс. Долбал он клювом в соседней местности:
    – Возникла угроза русской словесности. Свободе и демократии и новой аристократии. «Даёшь свободу Архипу!» – кричали даже бандиты, в отдельно взятой тюрьме, в соседней с нами стране.
   Счетовод зло ещё приумножил. Отнял деньги у пастуха:
    – В тюрьме их иметь не положено. Пиликай пока натощак, как кенарь, коль полный дурак. А коли, играть не захочешь, то сразу теряй аппетит, до крошки я всё перекрою, и муха к тебе не влетит.
    И на две недели уехал с усадьбы, готовиться к самой праздничной свадьбе.
   
   Благородный металл не требует взаимного благородства. Он всегда выше, и это почти уродство.
 
   Настя не щадит ни слов, ни забот, Архип, упрямец, не ест и не пьёт. И в полусонном бреду несёт полнейшую ерунду:
    – Мой жар к тебе ещё не остыл, бежим со мною, коль я тебе мил.
   Она не понимает, ну, просто не сечёт, термометр подмышку болезному кладёт:
    – Ну, кто же от богатства посмеет убежать? Поймут меня соседи, родные или знать? В такой шикарной клетке, мой милый, дорогой, ты смотришься отлично, как голубь голубой. Она к твоей фигуре и к твоему лицу…
    – С такой роскошной дурой удобно подлецу, – ответил ей невольник, надолго замолчал. Не ел, не пил, не слушал, совсем не отвечал…
   Термометр посмотрела:
    – Нужён тебе покой. Температура в норме, и нос совсем сухой. Да что я тараторю, ты попривыкнешь вскоре Ведь клеть золотая, – твердила Настя, тая. Арест вполне домашний, по-нонешнему изящный.
    На что он пробурчал: «Вот дура!», молчанье не сдержал (натура!).
   
     Вне конкурса.
   
   Настя вовсе неглупа, видит далее пупа. В вазу ставит розы, на язык - угрозы.
    – Коль ты не внемлешь моей беде, пусть будет хуже, милый, тебе.
   Объявим конкурс средь дударей. Тупой, упрямый, да ты просто злодей. От гениев, да не таких, не будет у меня отбоя. Тогда посмотрим на тебя, совсем лишишься ты покоя. И на свободу с голым задом уйдёшь, а так мы были б рядом.
   Смекаешь?.. Или не сечёшь?.. Зелёный! Что с тебя возьмёшь!…
   Ударил по прутьям пастух хлыстом, разлился хлыст лихим соловьём, но клеть смолчала, лишь слегка застонала.
    – Характер у неё золотой, в отличие от тебя, дорогой. Я найду тебе замену, отпущу тебя из плену. Сам еще начнёшь жалеть, коль покинешь эту клеть.
   
     Деньги, увы, не всё решают.
   
   Позвонила Настя в Муз. академию. Учинила первую премию. Музыкант должен быть хорош собой, герой-любовник, да и просто герой, а лучше – если полковник. По характеру не злюка – исполнять Брамса, Баха, и Глюка. Награда – золотая клетка, а в ней пальмовая ветка. Трёхразовое питание с золотой посуды, обращение хорошее – деньжищ целая груда. Работать каждый день, если хозяевам слушать не лень. Компаньон будет в клетке весёлый, с баобаба, но очень клёвый! Он маслом и гуашью умеет рисовать. По нации горилла, по имени Гаврила, с хорошей родословной – отца имел и мать.
   И Настя по мобиле болтает о Горилле и в золотую клетку, под пальмовую ветку его домоправителю велит скорей достать.
   Но сволота горилла по имени Гаврила привык среди приматов себе подобных жить. Родства не переносит и на Архипа косит не только острым глазом, с ним просто страшно быть.
   И чтобы двум талантам хоть как – то угодить, задумала Настюша друзей по разным клеткам под пальмовые ветки в просторную беседку раздельно посадить.
   
  Творческие разборки с обрезанием, но без порки.
   
   С Дятлом Автандил опять сражается, истина в муках и перьях рождается.
    – Что же это творится, я человек, а не птица! Мне молоко за вредность положено, рука от переводов болит невозможно; и душа за пастуха растревожена,
   – Знаю, это единственное оправданье – делаем технический передых с обрезанием всего лишнего, что давеча ты наворотил. И рука твоя правая не знает, что левая вытворяет!
   –.Я думаю на роль резника пригласить моль из березника. Она, конечно, не птица, но лишнее съесть мастерица! А если не угомонишься, учитывая твою бедность, будешь мне молоко носить за вредность. Ишь до чего додумался, тексту, фабуле вопреки, пастуха сделал жалким, бледным и протёр его башмаки. А у него кровь с молоком играет, с гормоном вперегонки.
   – Ты переводишь не с той руки!
    – Поясни! Отрезать-то что будем, главу или фразу? Я боли с детства боюсь, говорю сразу!
   
     Конкурс смелых, но неумелых.
 
   Меж тем, собрались музыканты со всех империй. Распушили хвосты и перья. Профессора и лауреаты, виртуозы, стипендиаты. В пастушью дудку дудят прилежно, на лицах выражение, а слушать бесполезно. Какой там Бах, какой там Глюк! Павлин, попугай, индюк. Самые мягкие сравнения для дударского исполнения. Кончился конкурс раздорами, публика закидала исполнителей яйцами и помидорами. Один академик по дудкам – лишился даже рассудка. Другой виртуоз по пению сказал, что сие «творение» играть по определению не может, и пусть никого совесть не гложет. На том бы и расстались, получив утешительные грамоты, головную боль и усталость. Но вдруг появился дударь, собой пригож, и одет, как встарь, а как заиграл, так и обмер зал, будто музыкой уши он им лобызал. И очнулся, когда время пришло кричать браво и бис да хлопать, и от восторга ногами топать.
   –Боже, как похож на Архипа, и волос такая же кипа, но играет как – то сердито, ростом, может быть, чуть повыше, виртуозно  владеет  звуком, вот Архипу будет наука! Не влюбиться, ну, просто скука!
   
     Не катавасия - одиссея!
   
   Настя в растрёпанных чувствах от конкурса и искусства вернулась домой. На ветке в золотой роскошной клетке сидит петух для побудки. Вид у него абсолютно жуткий. Кричит:
    – Прогнила империя, не дам за нее оторванные перья. Оставил меня пастух, а ведь я не просто петух. Я был ему другом и братом, до мозга костей демократом.
    – Говори, пока не охрип, где хозяин твой Архип? – завопила Настя, чувствуя несчастье.
    – Отощал без кормов, Настюша, и бежал, меня не послушав. Просочился сквозь щели меж прутьев мой соратник и друг по несчастью, даже курочки не искушав. Где теперь мой бедный товарищ? Может, ты мне хоть каши сваришь?
    – Что б ты, глупый, совсем поперхнулся. Ах, петух, ты, наверно, рехнулся. Выметайся из клетки скорей, забияка, крикун, лиходей.
   
   –Ты, Гаврила, расскажи, хоть словечка два свяжи. Почему не удержал ты Архипа от побега?
   Но, тот альфа и омега, молча кистью выводил, аж до самого ночлега.
   Настя в обморок упала, когда правду всю узнала.
   Два прута он разогнул, Настю в клетку затянул.
   Кот чеширский прибежал, и охранников позвал. Насте ножки лобызал. Звал с собою к пастуху и мурлыкал чепуху про любовь и про шалаш, про блаженство и про блажь. Соловьи в лесу замолкли, дело двигалось к размолвке с олигархом и с богатством.
   Стражам молвила с злорадством: – Отпустите, братцы, нас, – (в ней азарт к деньгам погас). – Ручку вам позолочу и тотчас же заплачу.
   – «Фиг нам в нос, и фиг нам в глаз.  Счетовод издал указ: Никого не выпускать, подозрительных искать.  А не то убьет он нас, а потом суду предаст.– Слышит голос свой, старшой, у него испуг большой, от грозящей кары.– Глянь, его котяра! Кот Архипа-беглеца! Эй, хватай его с крыльца.– На кота был спущен пес, ноги тот едва унес.
   И опять пришел к ней кот, и мурлычет, и поет. Душу всю разбередил; и терпеть нет больше сил. Настя бросилась во двор. Вмиг ворота на затвор перед нею заперлись, не откроешь их ни в жизнь. Ключ от тех ворот-корысть, вмиг с расчетом повелись.
    – Бросить все свои пожитки? Обобрать себя до нитки! Да я лучше удавлюсь, в дом тотчас же ворочусь.– Золотая цепь на шее, держит крепче, чем злодеи, подменяя сладость уз. Жадность рушит их союз
    В третий раз пришел к ней кот, Настю за собой зовёт. Ей шлея под хвост попала, Насте всех богатств мало. И охранников с собой повела она гурьбой.
   Кот чеширский влез на дуб, был он отроду не глуп, и всю ночь провел в лесу с муравьями на носу.
   Настя в злобе воротилась, вся в истерике забилась, и чего таить греха, шуганула петуха.
   
     Соло с петушиным боем.
 
   Оскорбился петух от обиды: «ко-ко-ко» произнёс для вида. Изловчился, тряхнул телесами. Остальное вы видите сами. Клюнул Настю по кончику носа, будто это овёс или просо. Капля крови слегка заалелась, Настя в ярости сразу зарделась. Изловить супостата хотела. Но, как ни прыгала, ни металась, только с носом распухшим осталась.
   Вот беда, так уж беда! Всё другое ерунда! Полюбил художник Настю, видно раз и навсегда.
   Ох, чувствительный Гаврила, весь в слезах, хоть и горилла. И в гуашь макает ветвь, чтобы жизнь запечатлеть!
   
  Пожелтевший вдребезги дятел, и поседевший не менее Автандил, его закадычный приятель.
 
   Дятел раззвонил на всю округу:
    – Архип бросил свою подругу. А заезжий гастролёр Пётр Петрович Петухов в доме учинил дебош, вынул из кармана нож и красотке Насте искромсал весь нос. Хулигана ищут, ведётся расследование и, как нам сообщили, даже преследование. Но он изменил фамилию и личность, подался в бега. Может он теперь Баба Яга?
   Олигарху-счетоводу отравил он жизнь; не воду. Весть дошла до «Буратино», что рогат он, как скотина. И Архип тому виной, до женитьбы роковой, спал с Настюшею бездельник и под Курском и под Ельней.
   Стражники и кучера, что родились не вчера, очень сильно пожалели, что на белый свет глядели. Им такое учинил, что сказать не хватит сил.
   Уцелел один старшой с покалеченной душой, совершил побег и чудо, от всего, что видел он, превратился в Робин Гуда.
   
    Олигарху неохота, мог бы он нанять пехоту из бывалых сыскарей, все решилось бы скорей. Сам решил найти Архипа, до того душа сердита на крутого наглеца, крикнул слуг он от крыльца, и вдогонку за беднягой кинулись они ватагой.
   –Дятел сделал передых, на минуточку затих.
   Автандил переводил: лес дремучий насадил. И Архип хоть не иголка, поиски не дали толка.
   
Нос, как флюгер на ветру, жизнь уже не по нутру.
   
    А Настя сразу прозрела и стала смотреть налево, потом направо – и тут уж поняла, кого она потеряла. Криком кричит:
    – Милый, услышь, послушай. Мне уж никто не нужен ни на обед, ни на ужин. Ряженый мой и суженый на всю жизнь, отзовись, коли ты не контуженный! И вернись…
   
  Жадность найдена! SOS отменяется!
 
   Понаехали гости, дружбаны, привезли бутылки, стаканы. Настя видеть никого не хочет. Прямым текстом так и стрекочет:
    – Никого не желаю смотреть, дайте мне спокойно помереть.
   Средь гостей замешательство, хохот, средь гостей помешательство, топот. Хохочут даже интеллигенты, дурдома будущие пациенты. Виной всему Настин нос, который очень заметно подрос, набух и зарумянился, задорно так приосанился. Словно отдельно взятая скульптура, сварганенная по пьяни – сразу видать: халтура.
   
  Ад для богатых начинается ещё на земле.
 
   Счетовод на самолёте к Насте примчался – в обмороке валялся. Расслезился, обмочился и потом долго лечился. Но прежде, чем окончательно слечь, карету с гербом и клеть золотую с гориллой и без, и всё что дарил, он с собою увез. Гости последовали его примеру, чем украсили новую эру. Возвернули невестам и жёнам то, что раньше их было законным. Настя осталась «в чём мать родила», с носом… по области ходит она. Ищет лекарства и ищет врача, даже готова нанять палача, чтоб рубануть ненавистный ей нос, только в уплату уперся вопрос. Но денежки пропали, да с сейфом, что за полочкой, и нефтяной иголочки не стало, палки-ёлочки!
   
  Репортаж из родной дубравы.
 
   Дятел-бестия передает последние известия:
    – Архип в бегах, отыгрался на врагах. Молоко стало ядом. Отравились дети всем детским садом. Молодёжь стала пить самогонку. Старики им спешат вдогонку… Красавица Настя вляпалась в несчастье. Изуродовал ее Архип! Диссидент и страшный бандит. Наймит соседней державы, ну, той, что слева и справа. Не пожалел ни детей, ни коров. Поймать, судить и казнить. Заставить лиходея Насте красу воротить. И вынести горилле особую благодарность за зверскую солидарность с простым народом, но не со всеми его частями, а только с тремя четвертями. Из-за плохого качества молока может разориться олигарх Счетовод... Пока! Ждите дальнейших сообщений, прошу без особых волнений. Несу свою миссию и мощи, передача велась из дубовой рощи.
   
     Великий раскол
   
   Довольно пустых слов, страна занята поимкой воров. Неча воду молотить, надо по счетам платить. Страна раскололась надвое, на тех, кто ловит, и тех, кто ворует, но пойди, поймай их, коли, дома они не ночуют. А те, кто ночуют, имея свою кровать, ещё совсем маленькие, а посему, только учатся воровать. Читают об этом и мучаются, что не ловят и не воруют, наркотиками не торгуют и их не потребляют, хотя, всякое тут бывает. Слышащий, да услышит, пишущий, – да напишет, стучащий – да настучит: не в Минздрав и не в общепит. Сами знаете куда, а, коли не знаете, мы вам подскажем, дорогу перстом укажем. Со Счетовода берите пример, он знает всё от А и до Р, а где не знает, деньга ему помогает…
    Деньги влево, деньги вправо: и на подкуп, и на право, на приёмы и на бал, шоферов и вышибал. Возвести ВЕЛЕЛ тюрьму, чтобы там держать ФОМУ, И Ерёму и Архипа, коего кормил досыта. Басурман его карете ноги сделал– и сбежал, гаснут свечи, кончен бал.
   Первым завопил карман:– Караул, подвох, обман. Из-за шашней ловеласа дырка в ткани завелася.
   Олигарх следы выведывает, пастуха в лесу преследует, и ему не до кармана, а в последнем просто рана. И карман трубит тревогу: Худо мне! Я душу богу отдаю, терплю убытки, прекратите эти пытки. Непомерные налоги, и мздоимцы -недотроги нестерпимо больно бьют, лихорадкою трясут.
   Счетовод нашёл Архипа. – Брать живьём!– кричит сердито.
    –Как живьём его возьмёшь?– Он не рыба и не еж! Ишь, хлыстом, как демон машет, хлыст по спинам больно пляшет, и коровы со врагами бьются крепкими рогами. – Докладает счетоводу командир лихого взводу.
   В этот миг, как басурман, вторый завопил карман:–
   Счетовод, когда услышал, бросил всё, из леса вышел.
   –Ты немного опоздал, гаснут свечи, кончен бал, – так карман проверещал, лишь долги он завещал. Счетовод совсем взбесился, погорельцем он носился, всё не верил, всё страдал, здесь карман и дуба дал.
   Олигарху-счетоводу отравил он жизнь; не воду. Весть дошла до «Буратино», что рогат он, как скотина. И Архип тому виной, до женитьбы роковой, спал с Настюшею бездельник и под Курском и под Ельней.
   Стражники и кучера, что родились не вчера, очень сильно пожалели, что на белый свет глядели. Им такое учинил, что сказать не хватит сил.
   Уцелел один старшой с покалеченной душой, командир лихого взвода, что служил у счетовода,
   Архип от природы мужик простой, ему бы кормёжка, ночлег и постой. Но нет никакого покоя, когда творится такое. На него ведётся крутая охота
   А есть и спать чертовски охота. Коров он бросил, в лесу затаился. Его ищет «ястреб» и он боится. Ведь жизнь, не дудка стоит на кону! А это не шутка, понятно слону! В лесу не курорт, матереет пастух, сноровка проснулась, и взор не потух. В нём месть взыграла железный мотив. Ну, кто олигарха пойдёт супротив? С пастухом свершилось чудо, от всего, что испытал, превратился в Робин Гуда.
   
     Вся истина в молоке.
 
   Подвернулась ли нога, или здесь опять Яга, а, скорее всего Настя, мстит за все свои напасти. Только стал герой банкротом, подавился он банкнотом или, правду говорят, он схватил не тот подряд, иль налог не заплатил, или хакер виноват. Да ещё он, как блоха, не сумел лизнуть верха, укусил их невзначай, вот сполна и получай. Десять литров молока попросило ГубЧека для леченья чьей-то дочки. Не прислал; был в заморочке. Непростительный огрех разозлил, конечно, всех.
   –Из-за плохого качества молока скис олигарх – Счетовод... Пока.
    Словом, барин разорился, тут к нему Закон явился, Неприступный и крутой до последней запятой. Тары-бары-растабары, засветили парню нары. Стойку принял на рога и подался он в бега.
    Вот уж дела так дела, вот где слово так слово, след метель замела: сыщешь – и сказка готова.
 
   Как находит детектив себе нужный коллектив!?
 
   В ЧК из Штатов поступила шифровка, её принесла сорока-воровка. Наш лучший агент со времён ещё оных за пояс заткнёт любого шпиона. Русская женщина, просто красавица, всем ковбоям безумно нравится, у себя на родине слыла уродиной. Русских понять совсем невозможно. Копаем, где деза, и что же здесь ложно. Есть подозренье, что это Штирлиц! У него два пола и много лиц. Занимается бизнесом и криминалом, установлена слежка за этим малым.
   
   Сразу в нашем Губчека взяли дело за бока, провёли одну беседу от утра и до обеду.
   Дело взял под контроль генерал, чином был он высок, ростом мал. От него, во многом, зависела погода в сфере нашего криминального небосвода.
    – Для поимки бандюка, подключить молодняка, – предложил он для начала, и ЧК не осерчало. Да на том и порешили и досье разворошили. Генерал всю ночь не спал, он помощника искал, чтоб тот сыск родной прославил! И к утру себя поздравил. Средь бумажного простора он нашёл ловца на вора!
   До крутой перестройки лежал тот дома на койке, держал детективы на полке в таежном глухом посёлке. Вёл непраздный, правильный, аскетический быт, был юный, но очень цепкий, совсем законченный следопыт. Лиса ли петляет, иль волк козу утащил – в этом он знает толк, в сыске он был не хил…
   Старое деда ружьё быстро снимал со стены – и не уйдёшь от него, вора деньки сочтены. Когда подрос он, заматерел, двуногих зверюшек ловить захотел. И не чета всяким бездарям там, стал сыскарём по важнючим делам. Звали его Серёжа Борзой, парень что надо и в деле крутой. Вызвал начальник его в кабинет, дал закурить дорогих сигарет. Важное дело – смекнул следопыт, видно матёрый завёлся бандит. Вот начало всех начал, нюх его не подкачал. Он учуял с первых слов, намечается улов.
   Послушаем генерала и мы с вами. Надеюсь у вас порядок с ушами. А кто на ухо туговат, я Автандил, могу одолжить слуховой аппарат, на короткое время, это от органов для прослушки, мне премия. Да не шумите вы, когда говорит начальство, это неуважение, и даже нахальство.
   
     Олигархова болезнь
   
   В это лихое разбойное время, ноги продев в непокорное стремя, наш Счетовод вновь вершит чудеса, Брянщины рубит на фунты леса, тугрика, иены и прочей валюты он не гнушается, фу ты и ну ты. Все до полена продать он готов, удержа нет ему, нету оков. Намедни, под ночи покров, Счетовод наломал таких вот дров (размер дятел указывает на ширину распахнутых крыл), долларовых, не рублёвых, за рубеж к отправке готовых. Он решил на десерт устроить большой концерт, с наградами и призами, с улыбками и слеза  ми.
   В народе возмущены не только мужчины, и – женщины. Но всё гораздо шикарней. А, ну-ка девушки, а ну-ка парни! Иные переходят прямо к делу. Ещё бы, возмущению нет предела, у тех, кто всю жизнь прожил, работал, не воровал, для тех, кто свалился в яму, в такой глубокий провал. Им не на что есть и пить, не токмо билет купить. Им худо, очень худо! Нашлось десяток парней на роль одного Робин Гуда, добрались, кажись, и до шейхов интеллектуальные взломщики сейфов. Сидит один – в Жмеринке, дома, компьютер купил вместо лома. И там, где не видно ни зги, приладил свои мозги, к компьютерным на пару, поддал Пентагону жару. Давеча почистил клиентов швейцарского банка, не покидая своего полустанка
 
  Дедукция это вам не фунт изюма, и даже не килограмм колбасы.
   
   Серёжа Борзой встаёт и докладывает, в каждое слово душу всю вкладывает:– Счетовод – гражданин Козлов, фамилия для конспирации, наломал рублёвых дров, чтоб в нищете не сломаться. Наломал два леса и продал их за рубеж хабаровского собеса, то есть, простите, края, быстро так, не зевая. В нашем лесу появился зверёк, народ его дровосеком нарёк, тайный хозяин таёжных угодий, старой закваски по кличке Мефодий. Впрочем, немало кликух у него: Вобла, Бывалый, последние вот: Овечкин, Козлов, Петров, Счетовод.
   Сам генерал, настоящий мент, кроме пистоля имел аргумент:
    – Вор на свободе, а мы в тюрьме – это не нравится шибко мне. Я бы хотел с ним, не глядя, махнуться. Кто не согласен? Прошу усмехнуться! Значит со мною согласны вполне: вор на свободе, мы в полном дерьме.
   Гордо вскочил для поддержки Борзой. – Плавать в дерьме? Пусть плывёт кто другой!:– Мы через взломщика сейфов, умельца, справки о нём навели, беспредельце. Кличка условна – древесный жучок. Раньше коровок стада уволок. Но разорился и тут обнаглел, наши дрова продаёт за предел. За настоящий граничный рубеж, это ль не хамство, разбой и грабеж. С виду простой российский лапоть, менты его не решаются лапать.
    –Поймать поручаем Бандита тебе! В Крыму, в лукоморье и даже в тайге.
   –Его следы, как раскрытая книга,
    –Тебя не обманешь не фига. Иль не фига?
    – Помните дело Счетовода по ограблению русского народа? Настя с пастухом проходят по нему свидетелями, со всеми своими недостатками и добродетелями.
    – Что-то склероз мой совсем осерчал, скажи-ка, где раньше тебя я встречал?
    – Разрешите представиться: следопыт Борзой, этим делом занимался ещё прошлою весной.
    – Интересная рисуется погода, мы снова вышли на Счетовода, эти люди как-то с ним связаны, вы их допросить обязаны.
    – Точно! Настя его невеста, пастух скотину пас, всем известно.
    – Пастух – это кличка или работа? Проверьте еще раз!
    – Сегодня суббота. Завтра доложу, сейчас неохота, – сказал следопыт, почесав затылок, он до работы страшно был пылок. –
   
       День и ночь обезьяны
   
   На завтра доклад был к подаче готов, донельзя сжатый от фактов до слов.
   Есть новость– один художник Гаврила, мужик кондовый, настоящий горилла, сделал Настин отличный портрет, другого ничего у нас нет.
   –Я, надеюсь, без изъяну, допросили обезьяну?– Молвил бравый генерал, грозно, этак, чуть привстал, оторвав от кресла зад, и откинулся назад.
   –Чин, конечно, чинарём, ночью, вечером, и днем, допрошали супостата, только мало результата. Обозвал он нас козлами, отчего мы злыми стали. А ему до фонаря, в общем, мы старались зря. Он замолк, всё улыбался, вырывался и плевался, мне  гадюка в глаз попал, возомнил себя верблюдом и кажись, верблюдом стал.
 
     Ловля на живца
 
   –В общем-то, в коровий след мы влипли.
   –Что ж вы молчите, будто выпили? И почему такая апатия!
    –Никак нет, на дворе демократия.
   –Кончай молоть всякий вздор. У нас органы, а не двор. Будешь брать за рога Счетовода, на живца пастуха-скотовода. И на живицу Настю, в девичестве – его пассию. У него к ней страсть и к месту, и не к месту, говорят, была его внештатной невестой.
   –Страсть – это здорово, это хорошо!
   – Посадим на дерево её нагишом. Думаю, он сразу же клюнет: будет взять его легче, чем плюнуть.
   – Метод варварский, со времён застоя. Свободная пресса сразу же взвоет!… Нет ли у нас чего-то другого?
    – Пастуха под дерево посадить хмельного, пусть на дудке дудит с полвосьмого. Счетовод на парня давно точит клык и облизывает губами язык, то есть губы языком.
    – Этот метод-приём мне знаком. На дуде играть я сам любитель, саксофонист и джазовый исполнитель.
    – Ваша игра выше всяких похвал, вы настоящий любитель, а он кто? В прошлом профессионал-исполнитель. В бытности диссидент, но солист, что надо! Сейчас пастух коровьего стада.
    – Этот гуманнее вариант – будем на виртуоза-профи ловить Счетовода в профиль. А, пожалуй, лучше в профиль и в фас, пора кончать этот фарс. Чтоб не убёг зараза, я придам вам полк спецназа, – и подымает коньячный бокал очень крутой от ментов генерал.
   
Наших грабят, ваших бьют, это эндшпиль, иль дебют?
 
    – От меня ему никуда не уйти, коль наши схлестнулись пути. Утром проснулся, глянул в окно; где шумела тайга, не шумит ничего. Сразу смекнул, что случилась беда. Шрам на ноге болит и болит, к тому же насморк, радикулит, профессиональные наши болезни – всё равно вскочил, так думать полезней. Протёр глаза, опять глянул в окно уже наружу, чувствую, что мне хуже и хуже. Что я увидел, не поверите не хрена, тайга без леса, вот тебе на! Тайга стояла здесь век от века. Сразу понял, не обошлось без человека.
    – Молодец, Серёжа, большой умище, таких в России ищи – не сыщешь, – подвёл итог от ментов генерал, он был подтянут и, в общем, не врал: – Вчера вор покинул большой причал, Козловым-Овечкиным в бытности стал. С виду тихоня-интеллигент. Денег и связей на данный момент, не считано и не меряно, да и личность его нигде не проверена. Пойди такого легонечко тронь – не мне вас учить, какая вонь пойдёт по свету, но мы призовём супостата к ответу.
    Наш следопыт, матёрый разведчик, к тому ж не раз бит, за дело ответчик, правильно понял призывный клич: вор должен сидеть – хнычь, или не хнычь.
   
Настоящая ведьмовщина для достойного мужчины.
   
    – Есть две зацепки, две важные нити, их просто нельзя никак обойти: первая – Настя, подруга его, с Хакером дело срядили одно! Нужно дознаться какое оно. Есть Петухов очень звонкая птица. Знает о нём вся страна и гордится, он изобрёл кочергу для полёта – транспорт ведьмацкий, найдите пилотов.
   –Женского пола пилоты – пилотки, в небе ночами мотаются тётки. Могут летать на метле и лопате. Это поможет их быстро поймать, и к Насте дорогу укажут они.
   – Их за наркотики нужно прижать, чтоб не могли наркоманов рожать.
   Ноздри Серёжи от гнева дрожат, он как пружина стальная зажат. Дверь затворил, сделал шаг от порога, а на душе и азарт, и тревога...
   
   Лишь правдивая реклама врет не вкривь и вкось, а прямо!
 
   Науке убеждать всё больше противостоит лженаука разубеждать. На смену полезным ископаемым, всё больше приходят -- вредные. Хорошо, что страна у нас очень богатая, а не бедная, к кому-то добрая, к  кому-то вредная.
   Средства где на всех  набрать, когда их полчища, да, плюс, ещё рать.
   Учитывая демократические хартии, создаются новые партии. Не за совесть и не за страх, не на кухнях и не в кустах, а в самом центре и на местах. К нам идёт уже молва, что есть партия «Халва». И народ идёт гурьбой, чтобы запастись халвой. Поделились на два страсти: мёд, халва - вот две напасти. Люди думают — халява, и уже к ней слева, справа два пристроились крыла. Статус ныне обрела, устремилась в регионы, в центр, и в ней уж легионы. Чтобы не было войны, партии ещё нужны.
   В партии медовиков пчёлы, трутни—люд таков, диабетиков немало, да и просто толстяков и, конечно, как ведётся, много разных дураков. Те такое учудили, всех мгновенно удивили. Их дурацкое крыло норовит лететь одно, всем законам вопреки, всем законам западло. Тело мощное обресть, да ещё  и ум, и честь.
   А про совесть промолчим. Совесть это как интим.
   Партия хмельного пива ухмыляется им криво. Наших больше, мы есть сила, партия хмельного пива. Лозунг наш, без дураков, пей, пьяней и будь таков!
   Им слегка противоречит, распрямив крутые плечи, партия парного молока, состоящая из стариков, молодняка. Настю средь них не видали пока.
   Оставим политику политиканам и дипломатам. Перейдём к делам земным, то есть нашим, с криминальным таким ароматом.
   
  Леченье свет, а не леченых тьма.
   
   Настю ищет вся страна, в поисках она сама, ищет прежнее лицо, от беды своей пьяна. Побывала у шахтеров, что пришли под Белый дом. С ними каскою стучала по асфальту день за днём.
   В партии хмельного пива пила водку за углом. Ей от водки стало худо, скорая была, как чудо, роковым, ненастным днем.
    Занялся  ей персонал, белые халаты, что давно не получал, никакой зарплаты.

Диагноз окончательный и обжалованию не подлежит.
 
   Психиатр– гомеопат, слов извергнул водопад:
   –Посмотри на палец мой: влево, вправо, вверх, постой!
   Нос от всех не воротить, бочку носом не катить, вверх его не задирать, и покой ему создать.
   На лекарство - вот рецепт, хоть оно не контрацепт, от болезни защитит, и улучшит аппетит.
   Результаты на лице,– здесь бессилен скальпель, принимать после еды, в нос по десять капель.
   
   Провизор, и аптекарь сказали невпопад: помогут травки добрые, помогут травки злые, помогут и волшебные, но не за просто так. А чем платить – неведомо, давно уж не обедала. Что предпринять – не ведала. И тут одна бабуля сказала в самый лад. Бывают люди добрые, бывают люди злые, бывают и волшебные, бывают просто клад.
    – Лично я не волшебная, но зато очень вредная, и тебе помогу, хоть и пакостить могу. Поехали в деревню, где я живя живу, коль ты мне порадеешь, тебе я помогу.
   Испей литров сто молока, знаменитого издалека. Душой повеселей, телом помолодей, носом поздоровей. – И так расхохоталась, что избушка на курьих ножках, в два тёмных окошка, под ней зашаталась и чуть не распалась.
    Принялась Настя пить молоко. Телом попышнела, лицом подурнела, душой оборзела. Такое вот дело. Ну, дело!
   
     В каждой душе своё клише.
 
   Настя в слезах и мыле в ноги старухе – бабах! Не бросилась, не ринулась, а просто опрокинулась.
    – Милая бабуля, что же ты натворила, как тебе не совестно, глянь на мое красное рыло, у меня ж лицо было. Спаси и помоги. Кругом одни враги.
    – Чего кричишь, чего квохчешь? Народ смешишь, уморить хочешь! Эко, милая, тебя разнесло! Тяжка моя доля, трудно ремесло. Всему виной коровы, сгубили репутацию, да и сама посуди, какую дятлы дают информацию. Запоздалую, непроверенную, зашифрованную, умеренную. Вот я и говорю и на том стою, ступай к моей средней сестре на села краю, она ещё злее и от того умнее. Она тебе поможет, если злоба её не сгложет. Думаю, с твоим носом ни у кого не будет вопросов. Она посмеётся, водицы напьётся, сядет на кочергу, насолит врагу. У нее всё есть: и кочерга, и соль, и честь профессиональная – оплата минимальная.
   Пришла Настя по указанному ориентиру, не станем наводить сатиру. Стоит изба на свинячьих ножках, свет горит в десяти окошках. Из посетителей три Фомы и четыре Ерёмы, а Наталий, Марин да Иветий два батальона без междометий. На заборе часы приёма. И огромный список увечий, от коих лечат род человечий. Тут и сглаз, и геморрой лечатся одной травой. А похмелье и запой, исцеляются водой. СПИД, проказа, гонорея – это просто лотерея. Тут кому как повезёт, коль больной не шибко врёт. Денег нет на приворот, от ворот есть поворот. Порчу, наговор, простуду – просто так лечить не будут. Здесь особая статья, не пройдёт галиматья! Здесь важна – нужна валюта и желанье просто люто – победить болезни хворь, всем врагам наперекор. Настя робко постучала, дверь, как партизан, молчала. Пособив себе плечом, Настенька влетела в дом.
   
  Бабка меломанка, а музыка приманка.
   
   Бабка прыгает блохой, у неё настрой плохой. Вдруг нежданно покалечит деревянною клюкой. Видит Настю пред собой. Говорит: «Фома, постой».
    – Не Фома я, Настя – тридцать три несчастья.
    – Настя ты или Фома, всё едино – я хрома. У меня сейчас обед, ну-ка двинь мне табурет. Я теперь со сломанной ногой. Давеча наткнулась кочергой на простой высоковольтный провод. – (И для сказки очень неплохой есть, хороший очень даже повод)? Но какие сказки и комедии, когда у Насти страшные трагедии! Бабка слушала, травку нюхала, сама с собой перемигнулась и даже на граммулечку не улыбнулась.
    – Вижу, дело сурьёзное, ситуёвина, правда, курьёзная. В прошлом я и завлит, и завлаб. Слушай-ка, не слушай всяких баб. Особенно мою младшую, увечную и бессердечную. Чем другие страшнее, тем она веселее. А мне уже терять нечего, кроме кочерги и печи. Чем платить будешь, любезная? Вижу, девушка ты болезная, но для меня бесполезная.
    – У меня, бабуля, кроме игральной дудки, ничего нету. Прошу милостыню по белу свету.
    – Сыграй на дудке, а то пусто в желудке. На душе тоже скверно. Тебе знакомо, наверно?
    – Знакомо, бабуля, знакомо. Скушай хлебца, ещё из дома. А играть я совсем не умею.
    – Слышу, вижу, не глухая, а хромая, помогу тебе, но будет запятая. Одна, но небольшая закавыка: того, кто мне сыграет, отыщи-ка. Хочу услышать музыку отходную, но непременно модную. Напоследок повеселиться, на кочерге за облака с ведерочком взвиться. Только вот одна беда, высоковольтные провода понатыкали повсюду, и летать совсем нельзя.
    – Где же дударя я отыщу? По нему сама грущу, можно даже сказать, сохну.
    – Что-то я тебя не слышу, видно глохну.
    – Он не только играть мне не будет. Он меня всей душой позабудет. Я змея подколодная, ни на что, видно, вовсе негодная. Что мне делать, как жить, я не знаю!
    – Будешь мне ты служить, дорогая. Станешь юною Бабой Ягой, мы похожи немного с тобой. Похудеешь, как злостью нальёшься, в небо вместе со мною взовьёшься. Награжу я тебя кочергой. Мир у ног твоих будет земной.
    – Я согласна с тобою летать, все равно мне уж нечего терять, – со слезами отвечала Настя, расставаясь с прежней своей властью, с девичьими сладкими грёзами, с тропами, устланными розами.
    – Дудку мне отдашь, за лечение. Напоследок устроим шабаш с развлечением.
    – Не могу я. Она не моя. Пусть змея я, но всё ж не змея. Дудку пастуху должна вернуть, и пора идти мне в долгий путь.
    – Погоди, не торопись. У меня не восемь сисек, из желающих доить я могу составить список. Я тебе не меценатка! Надо по счетам платить. Отработаешь – отдашь, а не то на карандаш, счётчик я сейчас включу…
    – Я, бабуля, заплачу, а пока поплачу за свою удачу.
    – Плачь, не плачь – платить придётся, вижу, сердце в пятках бьётся. Чтобы не была я лютой, мне долги отдашь валютой! Я сейчас со сломанной ногой. Пользуйся пока что кочергой. Дам тебе её напрокат, как найдешь Архипа, воротишь назад. Охлади до ночи свой азарт, только ночью разрешён для бабки старт.
    – Ты, бабуля, просто ангел. Можно я тебя расцелую?
    – Может, мне ещё споёшь Аллилуйю? Не кощунствуй хоть ты надо мной, ангел – энто, который святой!
    – Ты прости мне мой глупый азарт, разреши мне сейчас ранний старт. Мочи нет, уже больше терпеть, разреши мне пораньше взлететь.
    – Хорошо, в наступающей мгле разрешаю лететь на метле. С кочергой иметь дело опасно. Провода кругом, просто ужасно! Не гони истерику, ты лети в Америку. Можешь сняться там в кино, у меня с их тёмной силой связь налажена давно. Им в ужастике «Княжна», роль Бабы Яги нужна. Может, в ихнем Голливуде роль тебе дадут на блюде. Улыбайся от души, обнажи свои им зубы, они очень хороши. Коли петь, плясать предложат, по-английски не спеши, покажи им, как по-русски веселятся от души. Уж затем меняй свой нос, коли ставишь так вопрос, пусть заплатят всё сполна, говорят, у них казна не жалеет на кино, денежек у них полно. А потом тебя Архип сам найдёт и воротит. Вот тебе варенья банка, как достигнешь полустанка, на часочек приземлись, крикнешь: «Хакер, отзовись». В тот же миг к тебе примчится интернетовская птица, парень в джинсах и очках и с ухмылкой на губах. Баночку ему отдашь, он возьмёт на карандаш номера счетов из банка, что достала нам гражданка, моя младшая сестренка у твово буратинёнка.
    – Мы, бабуля, не в суде, но я чую быть беде!
   Бабка молвит по секрету, на столе вертя монету: – Я скажу без дураков, ох, люблю я мужиков. Пока ногу не сломала, здесь всегда толпа стояла. Веришь ли, вдоль моего дома фома и ерёма стояли в очереди в два эшелона. Говорю тебе без обиняка, потому как ты на бабу не тянешь, скорее на мужика. И по характеру, и по уму мы с тобою похожи, но по роже!!! Я как прежний завлит и завлаб до сих пор не люблю этих баб. – И так захохотала, что изба под ней задрожала.
   
  Экологически чистый транспорт средневековья.
   
    – Села, кажется, я задом наперёд, позади остались поле, огород. Мамочка, возьми меня отсюда! Ям воздушных накопали всюду, пожалей меня, я больше так не буду! Здесь такая вьюга- холодрыга, чтоб согреться, я должна попрыгать.
   
   То ль от страха, то ль от скорости похудела Настя вскорости. Злобой крепко налилась, месть в ней сразу родилась к петуху и пастуху и, сказать как на духу, к негодяю Счетоводу и богатенькому сброду. Коль пред небом я грешна, будет месть моя страшна. Клятву тут же прокричала и поляну для причала приглядела в ЖМЕРИНКЕ… А потом в Америке. Приземлилась «за бугром», люди к ней спешат бегом. Любопытствуют упёрто, что за разновидность спорта? Настя скромно отвечает, как она верхом летает.
    – Русские опять чудят! Что хотят, то и творят.
   Иностранные шпионы норовят метлу украсть. Разгадать чужой секрет, а секрета вовсе нет. Тайна есть, всего одна, Но она схоронена, вот поди-ка догадайся, за семью печатями с этими, ну, ятями. С этими старинными, с каменными ещё и глиняными. А заведуют секретом утром, вечером и летом, уж какую сотню лет (нашим бабам сносу нет!) целых три бабы яги, костянючие ноги, но об этом помолчим, в деревяшку постучим.
    – Настя, забыв про метлу, уже даёт интервью про свою проблему, про свои страдания. Спецкоры – с пониманием, двое – даже с рыданием. Никто не смеётся. Настя чувствует, что ей здесь сочувствуют. Просит зеркало, немного хмурится.
    – Зачем вам зеркало?
    – Чтобы причепуриться.
   Зеркальце одна находит, Настя глаз с себя не сводит. Носик прежний.
    – Боже ж мой ! Хороша-то как собой, – говорит корреспондент и даёт ей свой презент.
   
   В России нет некрасивых женщин - среднестатистический Американец.
   
    Тут уж все наперебой к Насте ринулись гурьбой. Кто со жвачкой, кто с собачкой, кто-то бравый – сам с собой. Настю просто не узнать, королевская в ней стать. Игнорирует подарки, с ней не лечь и с ней не встать. И шпионам вновь заданье: а в каком монастыре получила воспитание? Те наводят лихо справки:
    – Пансион благородных девиц закрыт давно для всяческих лиц. Девушка очень засекречена. Это даже на лице красотой отмечено. Её друг Архип – отпетый злодей и бандит.
    – Навести справки, в каком работает главке, по какому числится ведомству. Матёрый, видать, шпион?
    – Работает в паре с дятлом, и не один он.
    – Установите, любезный, кто есть кто, может, это конь в пальто? В маскараде у них успех, еще с петровских потех.
   –Перерыли все главки, навели справки.
   Оба работают в сельской местности. Дятел – учитель русской словесности. Архип – бывший пастух и музыкант. Имеет к дудке талант. Сейчас в бегах, кажется, на югах. Под Керчью или Сочи. Ищем его, что есть мочи. Еще до ужина личность сия будет обнаружена. Границу с нами не пересекали пока, пастуха ищет РУБОП, дятла – ЧК. Сэр, вы зря на меня так пялитесь. Вот отпечатки дятловых пальцев.
   
Персона нон грата – не секс бомба, секс – граната!
 
    – Сегодня в Россию самолёт на Сочи. Настю отправить назад до ночи. Метлу? конфисковать, информацию засекретить, поисковиков наградой отметить.
   Не успела Настя перевести дух среди ночи. Объявили посадку в Сочи. Заботливые заграничные власти дали точный адрес Насте. У дятла – ельник или дубровник, у Архипа – огромный коровник. Утром, как подобает невесте, была Настя в означенном месте. Встречные ребятишки бросили играть в кошки-мышки. Стали от хохота по земле кататься, две собаки перестали драться. Облаяли Настю вначале и чуть сзади не покусали. Встал перед Настей законный вопрос, ужель при посадке вырос нос? Посмотрелась в зеркало лужи– нос стал прежнего хуже. То ли в России зеркала такие, то ли у нас макияж из Киева …? Нос загибает вираж. Летать на метле годится, конфискованной заграницей.
 
    Русское чудо американского Голливуда.
 
    Жаль не взяли в Голливуд. Там ей прямиком сказали: – Вы родиться опоздали. Для ужастика «Княжна» нам старушечка нужна и желательно страшнее, чем гражданская война.
   В кулуарах меж собою голливудских два плейбоя так болтали, как у нас, по курилкам всякий раз: – Русские опять идут уничтожить Голливуд, присылают нам секс-бомбу, чтобы нас с пути свернуть…
   На прощанье в Голливуде вместо роли торт на блюде для отмазки дали ей и отправили скорей. Режиссёр ей прошептал:
    – Прелесть вы и чудо! Я б на роль Княжны вас взял, пусть мне будет худо, но боюсь я погасить звёзды Голливуда. А в эпоху терроризма не поймёт меня отчизна! – Ручку ей поцеловал и отправил на вокзал.
    – Что же делать, как же быть? С Бабою Ягой дружить? Без копейки, без метлы, дни мои уж сочтены!
   – И заплакала от горя, а в ответ ей хохот вторит. Ведьма новую метлу ей подбросила к утру.
    От слезы оттёрла очи, а вокруг толпа хохочет. Ребятишки всех мастей потешаются над ней.
    – Ребята, посмеялись и довольно, а то животам станет больно. Я тоже люблю весёлую шутку, отнесите Архипу в коровник дудку.
   Повернулась и пошла к морю утопить в воде своё горе. А море, такое безмятежное, убаюкало её нежно, нежно. А когда она проснулась, солнце весело ей улыбнулось. И сказало уверенно: не всё ещё в жизни потеряно.
   Путь был не очень далёк, и она услышала рожок. Грустная мелодия Глюка завораживала душу, застилала глаза, предвещала разлуку. И пошла в лес Настя хорониться от своего счастья. Превратилась она в дикую лань. Дело становилось вовсе дрянь.
   
   Не скажите, что никому нет дела, когда органы возбуждены до предела.
 
   Борзой на секундочку лишь опоздал, строго его укорил генерал. Тихо в сторонке на стуле присел наш следопыт, он поесть не успел.
    – Интересная рисуется погода, мы в третий раз вышли на Счетовода. Есть люди, которые с ним связаны? Мы их допросить ну просто обязаны, – начал речь свою генерал, достал коньяк, он видно устал.
    – Настя, точно его невеста, пастух скотину пас, всем известно, – Борзой был краток, как буква «й»: в работе провёл он нелёгкие дни.
    – Пастух–это кличка или работа, вы разузнали?
   –Так точно! Он Зотов, то ли Василий, то ли Иван, примерный трудяга, не хулиган.
   –Зотовых в России девяносто две тыщи.
   –Мы его очень усердно ищем,– сказал следопыт, почесав затылок. Ох, до работы был он пылок! – В общем - то в коровий след мы влипли. Что ж вы молчали, будто выпили?! – сверкнул генерал стальными глазами, он очень суров, не чета нам с вами.
    – Будем отмываться и брать за рога Счетовода, и пастуха-скотовода, и Настю – его невесту. Им отведём особое место, – так понимает дело Сергей, ну, очень стреляный воробей.
   
   Пастух ищет свою пастушку не на пиру и не на пирушке.
 
   – Отвлечёмся от грустной картины. Где пропавший пастух, где скотина? Скотина не пастух, а коровы,  уточняет Автандил для проформы.
    – И он, и коровы здоровы. Сегодня как раз суббота, закончив рано работу, ружьё на плечо повесив, пошёл Архип на охоту. Весь день промотался до вечера. Ему, как назло, не везло, домой возвращаться хотел и вспомнил, что не поел. Пастух на потребу душе и желудку достал из дорожной сумки краюху хлеба, молоко и дудку, которую передали мальчишки. Поел, на траве полежал и мелодию по настроению заиграл. О чём думает, о чём мечтает, коль облако над ним тает? О подходящей невесте, да все как-то не к месту!
   И вдруг из-за кустов всего в десятке шагов вышла прекрасная лань, а за ней серый волк, зубищами щёлк да щёлк. Архип – парень ловкий. Дудку за пояс, ружьё наизготовку. А лань стоит и бежать не спешит. В глазах грусть-тоска, а смерть – на два волоска. Выстрелил он в волка, убить пытался, но, кажись, перестарался. Лань невинная упала, будто пуля в неё попала. Подбежал Архип, хотел нагнуться, от жалости ноги трясутся. Ни царапины, ни кровинки, только шепчут безмолвно былинки. Вспомнил он, что взял молоко, знаменитое далеко-далеко. Стал им мёртвую лань поить, молоком её тело мыть. И воскресла вскорости лань, молоку отдать нужно дань. Приподнялась. Архип от счастья прокричал:
    – Это ты ли, Настя?!
    – Вроде я, а вроде и нет.
    – Выпей молока от всех бед! Узнаёшь меня? Я пастух, бывший раб твой. Вот жаль, петух, честно голову буйну сложил и до пенсии чуть не дожил.
    – Про петуха лучше, право, не надо, от него вся моя досада. Правда, сегодня я не та, что была, а другая, не с запада и не из Китая, и тем уже прославилась, что начисто исправилась. Хочу жить в бедности и нищете. Все богатые ещё те! Один у меня уже был. Тебя мне тогда подарил, задамся к тебе я с вопросом, с чем я осталась – с носом! Хочу жить в бедности, пущай из вредности. У меня такая конституция, такой норов, от родителей прокуроров. Ты думаешь, я тебя в клетке держала из любви к искусству? Хотела узнать границы твоей любви и своего чувства.
   – Я не очень богатый, деньги зарабатываю своим горбом, сам построил новый дом. Милости прошу к нашему шалашу.
   Шалаш у меня  просторный, одних только горниц по пальцам не сосчитать, штук шесть, а, может быть, пять.
    – Мы на свадьбу пригласим и Егора и Максима. Двух Елен, пяток соседей, родственников сто приедет. Музыкантов, позовём, радостью наполним дом.
   Закрутилось, завертелось праздничное колесо. И на праздник всю округу и не только, занесло...
   
   Не успел утихнуть бал, к ним ворвался криминал,
    Криминал, криминал криминалище, генерал КГБ со товарищи.
   И схватили счетовода, оказался из народа,  правда, тоже счетовод,, он в колхозе счёт ведёт: трудодням, гектарам, пашням, и  прогулам, и ненастьям.  Словом, честь универсалу, и по хлебу, и по салу.
   Долго искали его заначку, нашли в кустах, навозную тачку. Оказалось, работник без вредных привычек. Не пьёт, не курит, навоза избыток. Отпустить пришлось ни с чем, под подписку, без проблем. И тогда схватили Настю, чтоб живцом её представить, счетовода обезглавить.
Бедная ты Настя, тридцать три несчастья.
   Разревелась, расслезилась, с милым другом распростилась.
– Прощай друг мой, видать, ты умрешь холостой. Пять горниц для меня шибко много.  Ступай, любезный, своей дорогой. Не хочу опять остаться с носом – покончим с этим вопросом.
   
   . Проделки Автандила
   
   Чуть не схлестнулись две важных дороги: Архип гнал коров мимо дома Серёги. Вдруг, из-за жалких, облезлых кустов вышла на стадо стая волков. Пастух от волков кнутом отбивался, кнут соловьём свистел, извивался. Где-то в полдень, может к обеду, пастух одержал, наконец, победу. Волки поджали позорно хвосты и убежали в густые кусты. Но и коровы меж тем не дремали, раньше волков они в лес убежали, сколько ни кликал их бедный пастух, не докричался и в горе потух. Плачет, сердечный, слезами навзрыд, рядом в посёлке спит наш следопыт. Лишь Автандилу теперь не до сна. Сказка трагична, а может грустна. Он, чертыхаясь тихонечко, встал, в домик Сергея тихо попал, стибрил со стенки ружьё…и патроны, нагло поправ воровские законы. В сказке своей, ну, нельзя воровать! Вспомнил про нравственность дятла, и мать.… И чтобы не было большей огласки, дудку стащил не из дятловой сказки. У кларнетиста или арфиста, ну, очень заслуженного афериста. Деду не малых стоило сил, но ружьё и дудку Архипу он подложил. Когда Архип перестал плакать, нагнулся, чтобы потуже затянуть лапоть, на дудку и ружьё наткнулся, от удивления чуть не поперхнулся. Веселее сразу же стал, играл, пока не устал, долго и грустно, зато коровы вернулись послушно. Вы бы видели, что случилось с дятлом! Дятел совсем с ума спятил. Видать от стука сотрясение мозга! Что он несёт! У него в клюве розга!
    – Я думал, ты только жалкий интеллигент, а ты воровской малины агент. Вначале умыкнуть хотел петуха, тогда удержал я тебя от греха, а сейчас придётся украсть дудку у пастуха, в чужую сказку вернуть.  Жуть, ну просто жуть! Хорошо, если пастух не заметит сразу, не проучит тебя заразу, а если вдарит кнутом, смекаешь, что будет потом? Кто тебя хоронить станет? Пьедестал на могилу достанет? А самая большая жалость случится, сказка просто не состоится. Но, невзирая на тебя, паскуду, в милицию, дед, подавать не буду. Деля ответственность с тобой и славу, могу сказать – обидно за державу… За дудку придётся, дедушка, извиниться… С Серёгой страшно дело иметь. Я сам попробую договориться. Что сотворил ты с петухом, над ним совсем нет контроля!
    – На всё божья воля, – перевёл Автандил.
    – На всё дятла воля! – поправил дятел, встав на уши, среди чистого поля.
    У бедного Сереги свои крутые и извилистые дороги!
   Зверя Сергей взял в его же квартире, не помогли тому связи крутые. Бекаса Серёга бил в глаз играючи. Козлов не бекас, да вы всё смекаете.
   Но рубль доллару не потолок, отпущен Козлов домой под залог. И чтоб ему не сломали рога, он тотчас пустился в большие бега. Его поймать решили на живца – нет даже на двух: один живец – Настя, второй – пастух с его к дудке страстью. Расставили силки на зверя и на птицу – мало ли как могло приключиться. Конкурс российских и иных дударей имени Сопелкина учредили скорей. Кажется, в Сочи, нет точно не в Ялте, она уж не наша, как и  Прибалтика. Все знаменитости вмиг засветились, на ля фуршете наелись, напились. На Счетовода большая охота, дятлу стучать уж не в кайф, не охота. Маслом рисует картину такую, дятел на ветке весь вечер токует. Будто он тетерев, а не дятел, так вдохновился, что Автандил чуть не спятил. Всё переводит без сна, без продыху, времени нет для еды и для чиху. Вся страна затаила дыхание, ходит на экскурсию в клетку для содержания вора и олигарха, одиозного патриарха. Клеть забронирована в новой тюрьме, построенной на деньги, сдаётся мне, этого олигарха – сносная вполне. Появились даже делегаты за олигарха отсидеть срок за очень умеренную плату. В основном хитрецы-пенсионеры, хотят сто лет просидеть, до новой эры. Но кто им будет жизнь продлевать, когда осталось её лет шесть или пять. А отсидеть присудят лет двадцать иль тридцать, если сегодня с повинной явится. Очередь выстроилась из доброхотов, кому в тюрьме посидеть охота. Как в магазин за дефицитом во времена оны или в музей к фараонам.
 
     Козёл отпущения.
 
   Стражи порядка, без малого голые, а миллион назначили за голову жучка древесного, вездесущего, бессловесного, Козлова-Овечкина, знаменитого человечка. Из его же денег таких многочисленных – в бюджет по ошибке ни как не отчисленных. Голову сломаешь, а может и ногу, таких не бывает приколов, ей богу. Не верите – читайте в газете, смеяться будете до самой смерти. Сами не досмеётесь, оставьте внукам, они досмеются дедовским шуткам. Нам - то с вами не до смеха, в кошельках у нас прореха. Бунт не только в животе – наше дело в правоте! Забастовки захватили, не индейцев, и не Чили, а шахтеров Воркуты, Русь встает от дремоты!
    В центре праздничной столицы, чёрные от угля лица. Каски об асфальт стучат, власть пронять они хотят. Текст шифровки примерно такой, Автандил переводит одной левой рукой: «Власть, кончайте расслабуху, шевели мозгой, ногой, или мы вместо угля, будем брать за хвост тебя. Уголёк, как огонёк, кто- то чаю приволок, кто-то с маслом бутерброды, и продолжились разброды.
   Не касалась коса косарей лопухастых глухих пустырей. И они готовы косить, да не глазом, а чем поострей.
   Откройте пошире уши, послушайте только, как дятел бестия, передает последние известия. – Разыскивается девчонка лет семнадцати-двадцати, уж три недели не могут найти. Разыгралась настоящая драма, ее ищет олигарх и мама. Первый утверждает:
   –Она украла ценную дудку на три с четвертью квинты. –
   У мамы просто инстинкты.
   
     Лебединая песня петуха
 
   Птицу высшего полёта не достали с вертолёта, но для пущего разгона в нарушение закона изловили петуха. ВЗЯЛИ ВМИГ ЗА ПОТРОХА. И, как водится при этом, доложили на верха. Почесали репу там и спустили по низам: отпустить в кратчайший миг, с принесеньем извиненья в предъявлении улик. Следопыт перестарался, очень сильно извинялся, был любезен и так мил, Пете голову скрутил. И нахмурились верха: получилась чепуха, знаменитый на весь мир красным гребнем, наш кумир, до чего был голосистый над курями командир. Извиненье на могиле на века осталось в силе, извинение сиё, ё-моё, эх ё-моё! Сняли с места Следопыта за усердье таково, дали, правда, повышенье, но ему-то каково!
   Чтоб не мучился, в награду он отправлен за ограду! В номерные лагеря тра-ля-ля, тра-ля-ля. За излишнее усердье! Неизвестно лишь куда, толь в Канары, толь на нары! Толь в приказе ерунда?
   
     Чесоточный рецидив.
   
   Счетовод унёс копыта, и ловить стал деловито: угря, щуку, карася, в мутных водах колбася. Мелкой, крупной, хитрой снастью… Вспомнил молодость и Настю. Зачесалась вновь рука на коров и пастуха. Как прослышал Счетовод, что коровы снова веселы и здоровы - несут людям молоко, знаменитое далеко-далеко, отправился он на поиск коров, чтобы вернуть их без лишних слов. Но пастух, как сквозь землю пропал, и коровок никто не видал. Вот тогда Счетовод бармалей, раззвонил по округе всей про российский смотр дударей. А в награду он обещал золотую свирель в агатах победителю лауреатов. Но одна лесная кукушка куковала, что это ловушка. Чтобы в сеть пастуха заманить и его как врага истребить. И обещан большой изумруд, за который другой Робин Гуд (у нас этих Робин Гудов, как после дождичка грязи, ещё со времён Стеньки Разина), приведёт в исполнение  план, и ему уж закуплен наган с ядовитой пулей и пчелиный улей, чтоб, коль пули будет мало, в ход пустить пчелиное жало. Робин Гуд, благородный разбойник, заявил, что пастух уж покойник, и дорогу у всех выведывал, с кем общался, пил и обедал он. И всем он поведал секретную тайну – земноводным, зверям и птицам, что на конкурсе может случиться. Это был тот самый старшой, что когда-то объелся лапшой. Мстить хотел он счетоводу и концы запрятать в воду, А Архип, не ведая подвоха, к конкурсу готовится, и плохо всем придётся без возражения, от победы и от пораженья, но случилось братцы чудо, взяли органы за орган Робин Гуда, и на большее их не хватило, Счетовод не чета им по силам. В оправданье они про заданье говорили, что нет у них базы, чтоб поймать лиходея сразу. У него современный транспорт – кочерга и метла, и лопата, а у них костыли да грабли… и зарплата к тому ж маловата.
    И для пущего успеха, тут уж было не до смеха, засидели круглый стол, подключили Интерпол.
   
     Беспредел
   
    – Дятел передаёт из залесной местности, опять угроза русской словесности. Сегодня, из-под меня простофили, дерево на продажу спилили, моего переводчика просто избили. Доколе это может продолжаться, мне не во что долбить, мне не на чем держаться. Я им успел сказать через Автандила:
    – Пошли вон, у меня слушателей за миллион, они, как слушатели, прослушали, сразу и удалились, прихватив все деревья и всякую живность. Раньше такое и в кошмарном сне не снилось, а тут наяву явилось.
   По сигналу бедствия учинили следствие. Автандил и дятел, как пострадавшие, и, много повидавшие, прошли по делу,пока как свидетели, учитывая их ушибы и прочие добродетели.
   
  Жизнь ярче  сказок, без прикрас и без подсказок.
 
    – Дятел, я уже не пойму, я у сказки иль у жизни в плену? Синяки то у меня настоящие, и всё тело болит и ноет, не от долбёжки твоей – от побоев.
   –Ах, бляха-муха, нам грозит разруха! Подымайся, маэстро, из пыли, мы с тобой, кажись, в жизнь вплыли! Не случись бы худшего худа, пойман вор, вот такое чудо! И вздохнула вся страна, что словесность спасена. Но тюрьма не отчий дом, вор слинял, и, где же он? Дело, было, закипело, но видать не суждено. У него на иждивении вся тюрьма уже давно.
   .Счетовод, крутой бандит, по ночам уже не спит и для Насти, вот несчастье, заготовил динамит. И однажды на вокзале ему место указали, где живёт баба Яга, деревянная нога. Не теряя пыл напрасно (ведь недаром морда красна), он ворвался в гости к ней. Толь злодей? Толь не злодей!
   
  Карты никогда не врут, коль хозяин их не плут.
   
    – Подскажи, где можно Настю отыскать и раздобыть? Между вами, точно знаю, есть связующая нить!
    – Ручку мне позолоти да глазами не свети, а не то я испугаюсь и собью тебя с пути. Так - то лучше.… Через чащу прямиком, на ногах куриных дом, там живёт моя сестра, что в лечениях востра. Ей знакома эта Настя – тридцать бед и три несчастья. У сестёр я – крыша, так что будь потише. А не то моя сестрёнка сделает тебя ягнёнком.
    – Ну, меня ты не пугай, повторяться я не буду, я тебе не попугай. Коль соврёшь, твою хорому измельчу я на солому. Будешь в поле крышевать, век мне воли не видать.
   Так они поговорили, коньяк-водочку попили, разошлись почти друзьями. Это строго между нами!
   Тут же младшая сестра (ей проблема вся ясна) от беды себя спасает, сразу к средней направляет и тотчас же по мобиле весть, как есть, ей излагает.
   Ну, а средняя сестра, та, что транспортом владеет, на завалинке сидит, ждёт незваного злодея. А злодей уж тут как тут, думал, что его не ждут.
   Бабка лезет под кровать, Счетоводу колдовать. И вещает, как с амвона, без запинки, без разгона, разложив игральны карты, что с времён Наполеона, ну того что Бонапарта.:
    – Карты мне шепнули что-то! Треф король – он завсегда птица крупного полёта. Счетоводом звать, да их целая рать. Но один занятный такой господин. Сделал пластическую операцию, мать его перемать, пусть сто раз и роднючая, не смогла всё ж узнать. Плюнула на лысину, в точечку, собака! – Из какого прибыли вы к нам Зодиака? Вот туда билет прямой, Настин не мути покой, а не то гуманитарну кину помощь кочергой.–
   –Против лома нет приёма, лом не ведьмин инструмент, нужен мне другой агент.– отвечает счетовод и ухмылку прячет в рот.
   – Он тебя давно уж ищет, по лесам и чащам рыщет да всамделишный агент, из ментов серьёзный мент,– мечет козырем бабуля, голову на миг сутуля.
    –А, Серёженька Борзой – капитан вчера крутой? Отдыхает на «Канарах», в лагерях на жёстких нарах, – отвечает Счетовод, леденец на зуб кладёт, не на зуб, на волчий клык, ощетинившись на миг. – Поменял я нынче пол, меня ищет Интерпол. Обложили, как волка, ГУВД, РУБОП, Чека.
   –Нарядишься пастухом, к Насте выйдешь вечерком. Чтобы было больше толку, сделаю тебя я волком. Не нужны большие чары, ты и так ему сродни, уж законченный волчара.
   Чуя волчий аппетит, он включает свой инстинкт, тот, что главный, основной; должен быть продукт живой!
   Чтоб проверить бабки чары, сей законченный волчара пожелал колдунью съесть. На метлу пришлось ей сесть..
   Стартовала из оконца, засветилась в блеске солнца, и уфологам загадки, чьи на солнце были пятки. Есть свидетелей штук шесть…– Жизнь где-то всё же есть!
   .Разнеслась крутая весть по лесам и полустанкам! Защититься можно танком, ну, а где его добыть, чтобы съеденным не быть!
   Все бабули дали дёру от маньяка- живодёра.
   Убежали прочь из сказки, новость скрыта, без огласки.
   Бабки неуправляемы и опасны, бывают уродливы, бывают прекрасны.
    Статистика глаголет устами лешего, то ли конного, то ли пешего:
   –Ведьм всех не перечесть; они тоже хочут есть. Многолики и досадны, мясоедны, травоядны, обаяшки и страшилки, чистоплюйки и мурзилки. Вот словесный их портрет, фотографий, правда, нет.
   Всё про свадьбу рассказали, точный адрес указали. Картой местности снабдили и в дорогу снарядили.
   
   
   
   
    Смерть олигарха
   
   След такой нужный учуял Серёга и на юга его манит дорога. С кейсом, пистолем и в белой сорочке, в транспорт он сел на условленной точке. Там стюардессы такие красотки, лётчицы клёвые тоже пилотки. Транспорт: костыль, кочерга и метла, всё облетают ещё до утра. От пассажиров не видно отбоя. Кто с бодуна, кто с иглы, кто с запоя…  Всех повязали и лихо скрутили, к делу вещдоки, как надо, пришили. Ох, до чего всемогущая мафия, нашу грозит поменять биографию. Вёрткие шельмы дают показанья и через суд понесут наказанье.
   В сказку беглянок, возможно, вернут, если статью им такую ввернут. Но к главарям колдовской ведьмо - мафии, руки героев с такой биографией, напрочь отбиты, или отведены, а все концы, аж до кончиков съедены.
   Свадьба наделала много шума, дошла она до ушей толстосума. Он явился под новый год с крутым подарком, ну, фрукт ещё тот! Принёс заряженный пистолет. Век воли не видать ему в 30 лет! Схлестнулся не на шутку с самим пастухом. Хорошо кот чеширский с кнутом. лёг рядом. Бандита прожёг он горячечным взглядом.  Если б не кот, был другой  конец, дятел в сказании, тот ещё спец.
   По шее кнутом олигарх получил, и  вмиг кнут в объятьях его удушил.
   
     Плач Автандила.
   
    – Дятел точечный массаж долбит мне по темени, дерево искать в тайге  больше нету времени. Вот такой у нас момент, вот такой пассаж, – переводит Автандил главный репортаж: – Слышите вы, вжик и вжик, как работает мужик! То зудит его пила, тонко и сердито, узнаёте по лицу зэка-следопыта? Валит он в тайге леса, парень из народа, бывший мент и капитан, в пользу Счетовода. Автандил, достав платок, горестно вздыхает, и скупые три слезинки рукавом стирает.
   
     Преступление и наказание.
 
   – Отвлечёмся от грустной картины. Где пропавший пастух, где скотина? Скотина не пастух, а коровы, – уточняет Автандил для проформы. – И он, и коровы здоровы. Сегодня как раз суббота, закончив рано работу, ружьё на плечо повесив, отправился он на охоту. Весь день промотался до вечера. Ему как назло не везло, домой возвращаться хотел и вспомнил, что не поел. Пастух на потребу душе и желудку достал из дорожной сумки краюху хлеба, молоко и дудку, которую передали мальчишки. Поел, малость на траве полежал и мелодию по настроению заиграл. О чём думает, о чём мечтает, пока облако над ним тает? О подходящей невесте, да все как-то не к месту.
   И вдруг из-за кустов, всего в десятке шагов, вышла прекрасная лань, а за ней серый волк, зубищами щёлк, да щёлк. Архип – парень ловкий. Дудку за пояс, ружьё наизготовку. А лань стоит и бежать не спешит. В глазах грусть-тоска, а смерть – на два волоска. Выстрелил он в волка, убить пытался, но, кажись, перестарался. Лань невинная упала, будто пуля в неё попала. Подбежал Архип, хотел нагнуться, от жалости ноги трясутся. Ни царапины, ни кровинки, только шепчут безмолвно былинки. Вспомнил он, что взял молоко, знаменитое далеко-далеко. Стал им мёртвую лань поить, молоком её тело мыть. И воскресла вскорости лань, молоку отдать нужно дань. Приподнялась. Архип от счастья прокричал:
    – Это ты ли, Настя?!
    – Вроде я, а вроде и нет.
    – Выпей молока от всех бед! Узнаёшь меня? Я пастух, бывший раб твой. Вот жаль, петух честно голову буйну сложил и до пенсии чуть не дожил.
    – Про петуха лучше, право, не надо, от него вся моя досада. Правда, сегодня я не та, что была, а другая, не с запада и не из Китая, и тем уже прославилась, что начисто исправилась. Хочу жить в бедности и нищете. Все богатые ещё те! Один у меня уже был. Тебя мне тогда подарил, задамся к тебе я с вопросом, с чем я осталась – с носом! Хочу жить в бедности, пущай из вредности. У меня такая конституция, такой норов, от родителей прокуроров. Ты думаешь, я тебя в клетке держала из любви к искусству? Хотела узнать границы твоей любви и своего чувства.
   
     Конец второй главы.
   
   Если бы знал Архип, какого волка убил, молоком его бы полил и в лес тотчас отпустил. А так, что получается? –Архип бедный мается. Соседи об этом судачат;, статья Архипу маячит. Статья известная с древности, убийство на почве ревности. Автандилу стало худо: – Дятел, есть на свете чудо? Сделай праздничным конец, ты отец иль не отец? Запрети с ружьем охоту дилетанту, доброхоту… Пусть на конкурсе дерётся, коли парню все неймётся. Ты суров, но не жесток, дай ему условный срок!
   
    PS. Дед Автандил на пенсию угодил. У них и раньше случались с дятлом конфликты и по этому поводу выносились вердикты. Последний раз, например, ещё в СССР. Как тогда они в жизнь из сказки вплыли, так дед по сей день от работы в мыле. Что касаемо претензий Автандила пожить в сказке, то такое же обещали наши вожди всему народу, ну это не получилось у нас сроду. Может у вас получится, если как следует помучаться?
    Автандил не понял, оскорбился и через восемь лет в следственные органы явился. У него на темени к этому времени появились красные пятна от хищного клюва дятла. Пока суд да дело, дятел ищет переводчика слева. Говорит, работа не пыльная, любому, с азбукой Морзе знакомому, вполне посильная. Звонить в четверг, пятницу и субботу, спросить дятла про временную работу. Лучше вечером на исходе лета. Всем читателям с огромным приветом!
 
     В каждой душе своё клише.
Разошлись их пути опять, лет на десять, коль не на пять. Но тут вмешалась Баба Яга и со всего маху толкнула Настю к пастуху, но не сразу, чтобы не было сглазу.
   Про зайцев и оленей он тут же позабыл, на сук ружьё повесил и в замок укатил.
    – На Настю, ну, ни как не угодишь, то бедный, то богатый, но ведь не хромой и не горбатый. Чего-то здесь не так или я, Архип, полнейший дурак, – зеркалу изрёк, – чёй-то тошно мне, лицо опять набекрень закошено.
    Бросился снова Настю искать, искал три месяца, потом ещё пять. Везёт же людям! Всем дятлам назло. Настёне с Архипом опять повезло.
   
   Недавно на балете они столкнулись вновь.
   Друг друга полюбили, да здравствует любовь!
   Играет он на дудке, она ведёт кадриль,
   С полов старинных в замке сметает платьем пыль.
   Чеширский кот чихает забавно и смешно,
   А дудка всё играет, и унывать грешно
 
     Рекламный ролик.
   
    Авторский коллектив: один - тот ещё «фрукт», а другой, почти, «овощ», окажут вам лингвистическую помощь! Словом и только, словом. Наше слово может всё: убить, помиловать, окрылить, обнадежить, мы можем список поделить и умножить.
    Для начала обнадежим всех дурнушек. Дорогие дурнушки, у вас наверняка прекрасная душа и море внутреннего обаяния, вы светитесь красотой изнутри, а это бывает так нечасто, вы нам очень симпатичны! И это не комплимент, а сущая правда. Если какой-нибудь хам плохо отзовётся о вас, мы можем послать его от вашего имени далеко, далеко! Так далеко, что он больше никогда не вернётся.– Не желаете в Тмутаракань?– Можем послать и ближе, все в вашей власти.
   Хотите дельный совет? Подойдите к зеркалу поближе, присмотритесь к себе внимательнее, без предубеждения. Есть у вас на лице хоть что-то симпатичное, нос, рот, или глаза, постарайтесь на них сделать упор… Нет, тут словом не обойтись, на большой нос опираться глупо, как и на крохотные глазки. Про хищный рот мы просто умолчим…
    Приходите к нам, мы вместе что-нибудь придумаем. У нас есть прекрасные визажисты.
   –Можем утешить красавиц. Человек рождён для счастья, если он даже красотка. Фраза «не родись красивой, а родись счастливой»– устарела. Счастье надо брать в свои руки и не при родах, а в процессе жизни и жизненных обстоятельств. Беда ваша та же, что и у богатых. На ваш «капитал» все мужики зарятся.
   И если капитал богатые инвестируют в разные отрасли и, на худой конец, хранят в разных банках, то вы его все время таскаете с собой, а это опасно. Не надевайте паранджу, но и не рекламируйте его так сильно косметикой, постарайтесь быть скромнее и умнее, и не бросайтесь в океан страстей с головой, но и без нее тоже.
    Постарайтесь скопить капитал под вашей очаровательной прической, чтобы не говорили, что вы дура, будьте умнее, это вам еще пригодится.
   Вам надо ваше достояние с толком разместить. Это неимоверно трудно. Как? А бог его знает! Это знает только бог. Если вы хотите его не растратить впустую, положитесь на свое сердце, и поменьше думайте о своих богатствах. Они еще никого не сделали счастливым. Пардон, вы еще не продали свою красоту за презренный металл. Не спешите, вы же еще так молоды!
   Теперь окрылим неудачников. Для начала можете сесть в самолет и полететь отдохнуть на Канары, или если вы совсем безденежны, покатайтесь на карусели. Вы видите,– за спиной появились крылья, пока чужие, но не теряйте надежды, их можно будет приватизировать. Заметили, мы не только вас окрылили, но и обнадёжили. Если ничто не помогает, летите, куда мы вас еще не посылали, к черту на рога в дремучую деревню. Там, на природе, под чириканье воробьев и аромат нескошенных трав, под добрым взглядом местных дурнушек, вы будете вспоминать прошлую жизнь, как райский сон. Плохо помогает? Возьмите удочку, отправьтесь на местный водоём, поймаете несколько «дохлых» килек, и обожающая вас баба сварит вам стерляжью уху. Вы будете наслаждаться и рыбой и бабой, и на вас свалится такой покой и умиротворение, что вы, обзаведётесь детьми и скажете, в конце концов,– да пропади оно всё пропадом,– и начнете метаться между двумя домами. Здесь мы вам от души посочувствуем, Приходите к нам снова и снова. Мы вам обязательно поможем добрым словом сочувствия.
   Старики, вам лучше всех. У вас все позади, впереди только вечность Вы почувствовали ее приближение? Первый симптом! Вы вдруг обнаружили, что старости нет, она все время отодвигается вдаль, и уже исчезла за горизонтом. Теперь у вас есть время, насладится всем остальным, чем вы не думали наслаждаться в молодости: природой, внуками, воспоминаниями, мыслями, наконец, которые раньше приходили в головы, но не вам. Ибо ваши мозги были заняты с утра и до ночи от силы двумя – тремя темами: бабы, бабы и бабы.
   
     Теперь о себе родимых.
 
   Кроме слов у нас есть много знаков препинания. Помните, от одной запятой зависела жизнь бедняги. Ну, там, где, «помиловать, нельзя казнить» или «помиловать нельзя, казнить». Мы вас этими знаками завалим, и вы их сами расставите. А если мы сделаем целое предложение, от которого вы не сможете отказаться!? Например, пообедать, или поужинать в нашей компании. Мы вам прочитаем много предложений, увязанных в один рассказ. Посмеетесь, поплачете, получите удовольствие. Если, не посмеетесь, не поплачете, не получите это самое удовольствие, то, вероятно, виной тому или плохой перевод, или автор, не так был понят. Тогда вы не поплачете, не посмеетесь, вероятно, у вас другие эмоции, тогда вам лучше обзавестись удочками и ехать в деревню успокаивать нервы.
   От оставшихся в зоне досягаемости, мы принимаем дружно похвалы. В недостатках разберемся сами. Коллектив спаянный– «фрукт» и «овощ».– плюс наше понимание и ваша помощь!
   Вкалываем, что есть мочи с восьми утра и до десяти ночи. А из-за раздолбаев, да проказников без выходных и даже без праздников, приходите не пожалеете, душу у нас завсегда согреете. Коли, правда, в голом виде вам не по нутру, то можем дать ее вам в сказочной упаковке.
   
     Утиевский Аркадий