(Елизаров М. Мы вышли покурить на 17 лет… — М.: Астрель, 2012. — 285 с.)
Нет уж, дорогой автор, позвольте Вам не поверить. Хоть Вы и анонсируете эту книжку как нечто, в чем нет ни слова правды, она тут на каждом шагу — ВАША ПРАВДА! И дело не в том, что из 12 текстов девять написаны от лица автора Мишани. Совсем неважно, было ли это с ним на самом деле. Гораздо существенней, что Елизаров пустил нас за кулисы своего «театра»: как-то еще яснее становится, откуда ноги-руки растут у его текстов, откуда эти темы, мотивы, герои…
Новации, объявленные в анонсе, тоже имеются. Но сдается мне, главная новация здесь — это роковой авторский сороковник, охлаждающее дыхание которого чувствуется в каждой строке. Чувствуется, например, что автору наскучило прибегать к инфернальной игре в готические «мультики», всякий раз дополнять и без того полновесную реалистическую картинку сюрным обобщением.
Нет, здесь ему почти всегда и чистого реализма достаточно. Ибо отрезвляющий сороковник пробил, полжизни позади (эта тема — ведущая в сборнике), можно подвести кое-какие предварительные итоги.
Итоги, прямо скажем, горчащие. Итоги не столько собственных достижений — здесь-то у Елизарова, кажется, все ок, — а сказать «за свое поколение». Или как поет герой заглавного здесь рассказа Мишаня: «Мы вышли покурить на семнадцать лет, когда возвратились, вместо дома — зима!..» 17 лет — это с 23 юных наивных и до сороковника, трезвого и грустного, потому как об особых жизненных перспективах говорить уже не приходится: жизнь сложилась, как сложилась.
Итог чисто социальный — на лице одного из персонажей написан: «Мужик лет сорока в простой неприметной одежде. Он не был похож на циничного кидалу — обычный ровесник, загнанный жизнью и партнерами» (рассказ «Дом»).
Лицо поколения тех, кто 17 — 20 лет назад вошел в рынок в новой России (и Украине: много здесь реалий зарьковской жизни). Вошел на правах подавал и младших партнеров, и теперь, отжатый и выжатый, рискует вылететь из обоймы деловой жизни на самую ее, жизни, лузерскую обочину.
12 рассказов сборника — смыслово единый текст. Реконструировать путь елизаровского лирического героя по нему — легче легкого. Причем, кажется, повторюсь: сила этого героя — в его типичности.
Итак, мальчик из советской интеллигентной семьи, комнатный мальчик середины 80-х, воспитанный на Мэри Поппинс и Приключениях Электроника, жестоко отпизжен (другого слова автор не подобрал) гопником — грядущим «солдатиком капитализма» (рассказ «Меняла») и осмеян на пляже какой-то «мочалкой» за непацанские вид («Мы вышли покурить на 17 лет…»). После этого он идет в «качалку» набирать пацанский мускульный вес и объем и наблюдать нравы почти хозяев жизни «брателл», впрочем, внешне совсем не похожих на фольклорных «быков» (тот же рассказ).
Он постарается — он будет вынужден — жить в соответствии с духом времени («лихие 90-е», затем сытые два нуля). Это значит: вертеться-мотаться в мелком бизнесе, попадать под раздачу со стороны силовиков и криминала, пытаться покорять столицу и ее привередливых обитательниц (рассказ «Кэптен Морган»). Но душу не выплюнешь и судьбину не перехитришь, стать успешным бандитом или коммерсом не выйдет. Нету у него, как у менялы Вити («Меняла»), ниши вместо сердца для хранения бабок. Правда, жизнь, массовая культурка предложит более лестный для самолюбия образ неформала (гота ли, панка ли, рокера ль — «Мы вышли покурить на 17 лет…»).
Но все одно после пробежавших 17 лет жизни в новых, «несоветских» обстоятельствах останется лишь изжога от предложенного судьбой дешевенького фастфуда. А впереди, уже на излете сил, — тревожная муть, которая делает любого нашего лузера-современника, а их большинство, таким же незащищенным, как гастер-таджик («Рафаэль»). И никакая «качалка» не позволит уже тебе встать вровень с реально успешным челом («Заноза и Мозглявый»).
Пышно скажем: тема сборника — обреченность этого поколения низовых рыночников и его, поколения, порой просто житейская бесприютность, неодолимая, как резкие сквозняки предзимья на старой даче («Дача»).
Ему остается лишь жить воспоминаниями («Зной») или нелепо и агрессивно творить свой воображаемый мир подручными средствами («Маша»).
Кстати, эти два рассказа показались мне особенно занимательными. «Зной» — о том, как юный рассказчик, удрученный потерей первой любви, дергает в Крым, где впервые в жизни оказывается один на один с реальным одиночеством и жгучим южным солнцем. В общем, о начале самостоятельной жизни этот рассказ и об отказе от выдуманных чувств и излишне картинных слов. Почему и примечателен он среди елизаровских текстов чрезмерно барочной пластикой образов, за которой сквозит самоирония к себе когдатошнему, а заодно и ко всякой литературщине: «Словно бы псы господни затравили ангела — такой был в тот вечер немыслимый закат» и дальше пошла психология: «Это было торжество полноценности — неужели я способен любить и страдать? До того я бывал только возбужден или равнодушен».
«Маша» открывает сборник, давая, таким образом, общий тон. Сюжетик прост и забавен. Рассказчик встречает поклонницу — уродца и внешне вполне недотепу, которая вцепляется в него мертвой хваткой, ибо созидает для себя виртуальный роман. Такая вот электронная Черубина де Габриак или «Бедная Лиза» он лайн, если угодно. Кстати, переигрывание тем и образов классики у Елизарова замечательно умно и остроумно. Чем, например, качок и гопник Заноза — не современный Башмачкин (рассказ «Заноза и Мозглявый»)?
Так вот, для нынешнего елизаровского героя встреча с таким вот монстриком вроде Занозы или Маши — досадный прикол, не больше. Правда, горький осадок от такого прикола может годами длиться («Меняла»), но сами монстрики вопреки прежнему Елизарову не превращаются в тотальных воинов тьмы. Теперь зло и уродство разжаловано в элемент жизненной текучки.
И все же эта книга для Елизарова не столько этапная, сколько кризисная. Я не хочу сказать слово «самоповтор». Напротив, здесь Елизаров, по-моему, лишь уточнял для себя модную нынче тему: путь интеллигента, прикинувшегося гопником в духе времени, на сломе укладов. Ну, и счеты нынешних сорокалетних протекшим 23 годам.
Однако сегодня уже не литературная, а просто судьба дышать начинает (вместе с почвой рождая пузырей земли). Эта книга, вышедшая два года назад, так остро, как сейчас, тогда не воспринималась. Знаете ли, братцы мои, читаешь вот это здесь проходное «Харьков», «Луганск» — и как-то видишь всех елизаровских героев, лишь недавно пыльным мешком прибитых лузеров, нынче с ружьишком в руке, в разгрузочном жилете и т. д., и т. п. Жизнь неожиданно переиграла и дополнила писателя. И монстрики во всю ширь горизонта вдруг вновь разрослись.
«Мы вышли покурить на семнадцать лет, когда возвратились, вместо дома — война!..»
Поймите, я не даю оценок происходящему, потому что ни одна из сторон не раскрывает карты свои. Но думаю, скоро мы прочтем новые тексты Михаила Елизарова.
И очень боюсь, на этот раз — РЕАЛЬНО страшные.
14.09.2014