9. Последняя потусторонняя встреча. Записки о восс

Александр Владимирович Клименко
  -Ну вот, что-то новенькое, - подумал я, когда еще не успел закрыть глаза и упасть на пол, оказался в другом месте и в другое время. Но ощущения сохранились из зала суда, - Интересно, я успел задушить этого подонка?
   Удивительно, но я сидел, развалившись в кресле. Постепенно мое сознание перемещалось вслед за моей душой. Приступил к очередному изучению новых условий существования.
   В комнате много мощной вычурной мебели, как в покоях настоящего царя. Красивый шкаф на треть стены, заполненный книгами с красочными переплетами. Снаружи шкаф не имеет ни одного прямого угла и покрыт всяческими завитушками и орнаментами, даже с боков. Такие же кресла вдоль стены. В одном из таких массивных кресел мягко устроилось мое теперешнее тело. И устроилось, надо сказать, очень комфортно. Кресло настолько принимало мои очертания, что казалось, что я вешу в воздухе.
   Комната по размерам примерно метров десять в ширину и двадцать в длину. Две двери: одна в торце, а другая в центре длиной стенки. На противоположной стене 6 окон подернутых красивыми занавесями темно желтого цвета и ограниченных тяжелыми портьерами коричневого цвета. Сквозь окна струился голубой лунный свет. Между окнами стояли какие-то высокие растения в больших кадках. Примерно в центре «оконной» стены стояли огромные часы, которые не спеша, равномерно, громко, но мягко, тикали: ти-и-и-к, та-а-а-к, ти-и-и-к, та-а-а-к.
   Я сидел в торце напротив одной из дверей.
   На стенах на высоте метра два от пола развешены канделябры, в которых уютно горят свечи. Потолок не ниже четырех метров. С потолка свисают три большие люстры тоже с зажженными свечами.
   Я очень долго описываю комнату, хотя рассмотрел её за минуту. Но вы поймете, какое впечатление она на меня произвела своей Красотой, значительностью и богатством. Я в этом кресле чувствовал себя несчастной мошкой, готовой к тому, чтобы её в очередной раз раздавили. И вместе с тем, вид комнаты давал надежду своей мощностью и стабильностью. Я успел осмотреть себя, ощупать свое тело. Мне было приятно погладить мое любимое брюшко размером больше, чем хотелось бы. Лицо выбрито, но еще оставляет желать лучшего – такая у ж у меня на Земле электробритва. Но так как мой волосяной покров светлый, то даже моя небритость видна далеко не сразу. А тем более при таком неярком освещении. Я понял, что я опять – это я от ног и до головы. И чувство тепла разлилось по всему объему моего тела.
  Часы начали отбивать время: бом-м-м, бом-м-м, бом-м-м… На шестом ударе дальняя дверь медленно стала открываться. А на седьмом ударе открылась. В дверь вошел невысокий человек держа голову так, что освещение не позволяло разглядеть черты лица. Но это была женщина, судя по движениям и совершенно белым волосам, не молодая. И вдруг меня подбросило – это моя МАМА!
   Я сорвался с места и помчался к самому лучшему в мире человеку. Мама улыбалась. Мы обнялись. И мама гладила мою тоже поседевшую голову.
  -Так ты жи…, - не договорил я.
   -Саша, как я рада, - говорила мама, и ответила на мой незаконченный вопрос, - Сынок, моя душа жива, мы не на Земле. Мы совершенно в другом мире.
  -Так значит, тебя убил этот гад?
  -Саша, ты всё забыл, я умерла раньше, чем с тобой случилось это, - она задумалась, закончила, - Твое трудное приключение.
   Тогда в подвале я и не понял, что мамы там быть не могло, она умерла задолго до этого в последний день ушедшего тысячелетия. И тут меня прошиб холодный пот.
  -Мама, а как же Люда?
  -Милый мой, у тебя никогда не было дочки, - говорила она с укором, - У тебя только сыновья.
  -Боже мой! - вскрикнул я, - Господи, какое счастье!
   Конечно, у меня никогда не было дочерей. Мы присели на два стула, выдвинув их из-под стола. В дверь вбежал мальчуган с каштановыми немного вьющимися вихрами. Он подбежал к нам.
   -Знакомься, - сказала мне мама.
   -Александр, - протянул я руку.
   -Андрейка, - весело сказал мальчик. Что-то у меня внутри ёкнуло. Смутно возник образ младенца, маленький гробик., кладбище.
   -Да, сынок, это твой сын Андрейка, который умер, не успев родиться, - сказала нежно мама.
   Я потерял дар речи. «Но он сейчас должен быть взрослым», - пришла в голову мысль откуда со стороны.
  -Здесь время течет не зависимо от земного, сынок, - объяснила мама, как будто читала мои мысли.
  Я посадил Андрейку на колени и обхватил его. Он и сам прижался ко мне. Мама обняла нас обоих. Мы долго так сидели, никто нас не беспокоил. Только часы мерно постукивали, отмеряя время. И комната мне показалась очень доброй и уютной, и еще надежной как крепость.
  Не знаю, сколько прошло времени, да и бесполезно здесь это понятие, но в комнате появился людской шум. Я не видел, как вокруг стола расселись люди. Среди них я увидел своих дедушек и бабушек, своих тетей и дядей. Мой племянник и племянница. Здесь была и моя сестричка Надя. Она хоть и пила перед смертью, но человек была хороший. Посадил Андрейку на стул и пошел обниматься со всеми своими родными, которые давно покинули Землю. Мы обменивались радостными приветствиями, обнимались и целовались. Мне плохо без них. Хоть и есть у меня на Земле семья, но мы как-то отдалились и я чувствую себя рядом с ними совершенно одиноким.
   Меня усадили на место с одного торца стола. А во главе стола визави от меня был некий непонятный человек. Я его хорошо видел и все черты различимы, но почему-то не оставались в памяти. И стоило отвести взгляд и уже в памяти оставались только общие абрисы, без конкретностей. У человека были короткие волосы иссиня черного цвета. Кожа гладкая и чистая. Обычное какое-то стандартное лицо. Ничего выдающегося и запоминающегося. Я даже не понял мужчина это или женщина,.
   -Пожалуйста, тише, - сказал хозяин стола. Голосом, по которому нельзя определить ни возраст, ни половую принадлежность. Но с другой стороны голос вкрадчивый, негромкий и приятный. В комнате стало тих, все застыли не шевелясь.
  -Александр, - продолжил некто, обращаясь ко мне, - Здесь собрались многие люди из тех, кому небезразлична твоя судьба. Из тех, с кем ты соприкасался в своей жизни. Многие, но не все. Каждый из них уже дал оценку твоим поступкам и, следовательно, твоей душе.
  -Кто-нибудь изменил свое мнение? – спросил некто обводя всех взглядом поочередно. Каждый смотрел в глаза главе и осторожно наклонял голову, прикладывая левую руку к груди, а правую вытягивая над головой. Наверно это означало подтверждение. Потому что Андрейка просто положил руки перед собой на стол, потом привстал.
   -Я могу судить отца только по рассказам других и заочным своим наблюдениям, сказал мой сын.
   -У тебя есть замечания?
   -Нет, я согласен с большинством. Но должен быть правдивым.
   Все опустили голову одновременно. Андрейка сел на свое место. А глава стола продолжил своеобразный опрос. Когда опрос присутствующих закончился, то некто сказал:
  -Итак. Присутствующие выразили свое мнение. Теперь вы должны передать мнение остальных заинтересованных..
   Процедура пошла по второму кругу. На этот раз многие мои близкие вставали и я услышал в свою стороны массу критических замечаний. Меня обвинили в излишней любви к еде. И не прошли мимо моей чрезмерной мнительности и как следствие частых неправильных обвинений и обид других людей. И моя физическая форма подверглась разбору. Но более всего меня упрекали за лень и некоторую трусоватость. И еще много-много всего присущего живым людям.
   Я уже догадался, что нахожусь на страшном суде, а безликий человек – это Господь или его представитель, потому что Бог мне представляется совсем другим.
   -Я услышал вас, - сказал мой визави, останавливая пороцесс. Сейчас он скажет решение, но мне было не страшно, хотя я не услышал в свой адрес ни одного доброго слова. А главный продолжил:
  -Ты прощен, - обратился он ко мне. Я все время молчал, оставаясь в стороне от суда над самим собой.
  -Спасибо, - вырвалось у меня и я встал. Но сидящие рядом стали хватать меня за одежду и усаживать. У всех, сидящих за столом, на лице смешалось осуждение и страх. Я понял, что совершил бестактность и присел назад.
   -Вердикт оглашен. Условия его приведения расскажут присутствующие, - закончил как-то обыденно представитель или господь. Он или она пошел к боковой двери и, не доходя, растаял в воздухе. Но дверь, пропуская хозяина, открылась и закрылась совершенно бесшумно, но быстрее, чем такое происходит с такими массивными дверями. Но воздух не шелохнулся, хотя должен был создаться ветерок.
   Когда мы остались без хозяина, то я ожидал возвращение шума разговоров, но все сидели молча.
   -Саша, - обратилась ко мне моя мама, - В нашем мире произошла ошибка, и ты случайно…
   -Сбой, - вставил я с мимикой догадки на лице, перебивая маму. Она посмотрела на меня с укором и продолжила:
  -Наш мир – совершенство, но ошибки допускают живые души и существа. Понимаешь разницу? – спросила она. Я на мгновение задумался, морща лоб как очень старательный ученик, и замотал головой в знак согласия.
  -В результате такой ошибки ты был вырван из жизни на Земле не решением Господа, а стечением обстоятельств. Ты прошел много уровней нашего мира, скрытых от земных существ и неизвестных им. Но Господь удалил ошибку. Вопрос только заключался в том, чего заслуживает твой внутренний дух. Сегодня ты услышал решение Бога нашего, - мама говорила без эмоций, но закончила патетически, - Ты прощен!
  -Так что же теперь со мной будет? – не сдержался я опять, - Куда меня забросит?, - но я не смог подобрать слово.
  -Ты вернешься на Землю в тот самый момент, из которого был изъят ошибочно, - закончила мама торжественно.
   На этом торжественная часть закончилась. Меня обступили все мои близкие любимые люди, только Андрейка стоял как-то в стороне. Я вырвался из круга и подхватил его на руки.
   Мне предложили поесть, чего моей душе будет угодно (как-то странно на том свете: везде все начинается с еды). Но я предпочел вопросы-ответы. Таким образом я узнал, что в таком телесном состоянии они не всегда находятся на том свете. Оказывается тот, кто сегодня был главным за столом – это не Господь. Бога никто не видел, он общается через своих приближенных посланников, а сам может быть в любом месте и любом виде. Бог – это правила нашего мира и тот, кто их назначает. Он может быть в бесконечном количестве воплощений, либо в единственном существе.

«Я здесь и не здесь, я везде и нигде,
Я тенью скольжу по прозрачной воде;
Мой голос так сладок в ночной тишине,
Явилась к тебе я в чарующей тьме», - вспомнились мне слова Фирдоуси.
-Действительно словами великих говорит Господь, - подумал я.
   Тем временем на столе появилась праздничная сервировка и еда гурманов на любой вкус. Меня это не очень интересовало, но остальные направились к столу, соблюдая достоинство. И все-таки было понятно, что им это действо гораздо интереснее, чем мне. Видимо, обычные плотские утехи на том свете не часты.
  Андрейка не спешил, он объяснил мне:
  -Мы здесь находимся в духовном состоянии. Редко нам дается возможность вернуться в свое земное тело, - сказал мне сын, - Но учитывая, что время в нашем мире не играет роли, то мы здесь живем, отдыхая беззаботно.
   -А как же мои приключения, - спросил я, - Там постоянно и везде еда и еда?
   -Вспомни, что всегда это было связано с каким-то наказанием. Это было преддверие испытаний.
   -Понимаю, чтобы человек расслабился, а потом бац и !.. Очень изощренно, - возмутился я и, вспомнив, спросил, - Когда же я окажусь снова на Земле?
   -Это неизвестно, решает Господь, но не раньше, чем ты узнаешь еще одно правило.
   -Ты о чем?
   -Ты спешишь на Землю? - спросил Андрейка.
  -Не то чтобы я туда спешу, но ведь, это неизбежно, так?
  -Так, - ответил Андрейка, - Все же не спеши. После того, как ты узнаешь последнее правило, у тебя здесь время закончится.
   -Пойдет обратный отсчет, как говорят у вас, - закончил сын. Он пошел к остальным, а я остался предоставленный сам себе.
   Я стал обследовать комнату. Заглянул за двери, в которые исчез посланник Бога. Но там оказалось – НИЧЕГО. Там не было стены, или какого-то пространства. Там не было тьмы и не было света. Там серое НИЧТО. Я рискнул и сунул туда палец и в том ничто он просто растворился, я поскорее выдернул. Но палец был невредим. Попробовал засунуть туда лист от фикуса, но он упирался в непреодолимую преграду. Зато моя рука легко проникала в серую пелену и там бесследно исчезала. Мне даже казалось, что пальцы там не слушаются меня, я не получал нервных обратных сигналов.
   За окнами оказался космос мириадами звезд.  Наша комната как бы висела в межзвездном пространстве, а Луна – это какая-то звезда с голубым свечением. Жаль, что я не разбираюсь в астрономии и не могу даже приблизительно понять, в какой области вселенной мы находимся.
   За второй, торцевой, дверью была другая комната, похожая на нежилую общую с дверями в центре каждой стены. Но пройти туда мне что-то мешало невидимое и мягкое на ощупь. Как будто натянута прозрачная резина.
   Я повернулся к столу, там трапеза еще продолжалась. И я стал наблюдать. Все как у нас на Земле. Это для них ностальгическое застолье, а для меня обыденность какая-то. Даже тосты были, и они, к моему удивлению: земные. «Выпьем за Такого-то, потому что…» и т.д. Или «За здоровье всех присутствующих!». Или уже совсем банально: «За женщин стоя!»
  Растения, которые стояли в кадках были похожи по общему виду на фикусы, только листья не такие. У этих листья росли не только из ствола на веточках, но и из самих листьев росли другие листья на коротких черенках. А из тех еще. Но когда отойти подальше, то гроздья сливались в один большой лист.
   Стены были оклеены или обшиты (не знаю как правильно), гобеленом с красочным абстрактным, но логически связанным орнаментом. К сожалению картин на стенах не висело. «Жаль, это дало мне дополнительную информацию», - подумал я. Но потом вспомнил бездарный черный и другие квадраты, которые вообще ничего не несут для нормального человека и жалеть перестал.
   Мама уже давно наблюдала за мной, теперь подошла ко мне.
   -Саша, ты готов? – спросила она.
  -К чему? – я не сразу понял, что она имеет ввиду.
  -Хорошо, побудь с нами еще, - сказала она понимающе ласково.
  По мере того, как мои близкие отходили от стола, то подходили ко мне и мы общались, ностальгируя по общим временам. Но они старательно обходили темы и вопросы про их мир и про мое будущее. Не потому, что не знали, но потому, что соблюдали правила. И не из боязни перед наказанием: по правилу.
   Даже здесь в потустороннем мире есть конец всему, хоть и не окончательный, как я думаю. Прекратился гомон разговоров. Исчез стол с яствами. Не было и  стульев. Мои близкие расположились у торцевой двери лицом ко мне и расположившись, как церковный хор рядами по росту так, что каждого видел я, и каждый видел меня, сидящего в кресле в центре комнаты.
  -Сынок, Александр, - начала мама, - Скоро ты окажешься снова на Земле. Ты забудешь всё, что сейчас помнишь. Ошибка, которая произошла, будет исправлена. Но тебе дается право сейчас написать всё, что ты сочтешь нужным. И то, что ты сейчас напишешь, придет в твое сознание в земной жизни.
   Передо мной появился массивный старинный письменный стол. На столе коричневатая от времени бумага с неровными краями. Рядом чернильница и гусиное перо.
   Я начал писать:
   «Обращаюсь сам к себе…», - написал и, скомкав, выбросил в сторону.
    «Чтобы я сейчас не написал, всё равно будет там казаться бредом», - подумал я.
   -Мама, а ты простила меня за…, ну за то, что я…
   -Не продолжай, я знаю твои мысли. Ты мой самый любимый человечек. Как мне больно за тебя, когда я слышала твои слова. Я видела тебя, когда ты со слезами вспоминал обо мне, просил прощение. Я знаю, что тебе было очень больно, сынок.
   -Мама, но ведь я же виноват перед тобой. Ты меня простила? – с надеждой спросил я снова.
   -Я не могу тебе ответить, сынок. Я не одна тут о тебе переживаю. Мы знаем и о том, что тебя предали твои родные. Чтобы ты был прощен, ты должен простить и сам, - сказала мама, - Ты получил прощение Бога, но это не значит, что наши души все приняли такое же решение. Вот и всё, что ты должен знать. Если бы твои грехи были так велики, что наши души в большинстве своем тебя не простили, не поняли, то и Господь мог бы к нам прислушаться. И мог не простить тебя.
   Я снова начал писать. И теперь я уже точно знал, что напишу.
 «Вы были когда-нибудь в раю? А в аду?
 Впрочем, что я спрашиваю, кто там побывал, тот не вернулся».
  «Или вернулся, но ничего не помнит, значит все равно, что и не был», - подумал я и продолжил писать.