Лихой

Лауреаты Фонда Всм
ВАСИЛИНА ГАЙ - http://www.proza.ru/avtor/wasilina - ПЕВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ "МОЁ ЛУЧШЕЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ" МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Когда-то в колхозе была богатая конюшня. Холеные кони, конечно, не брали призов на соревнованиях, но исправно помогали колхозникам на полях и фермах. Многие деревенские мальчишки с замиранием сердца провожали глазами бегущий к водопою табун гнедых, вороных и рыжих длинногривых красавцев.

На масленицу устраивали в селе гуляния, главным аттракционом которых было катание на санях. Яркая синева весеннего неба, горячий румяный блин солнышка, примявшего могучие сугробы, острый запах конского пота и звон старинного бубенца под дугой – все это волновало не одно детское сердце. Восторг, переполнявший души пострелят, набившихся в кошевку, разбрызгивался талой водой из-под полозьев, перекликался с грачиным гомоном, поднимался к небу парами первых проталин.

Верилось, что жизнь прекрасна, что все любят всех, что лучше этой небогатой деревушки нет места на всем белом свете, что счастье безгранично, и так будет всегда…

***
Лет через двадцать не стало ни колхоза, ни конюшни, ни клуба, ни радостных праздников. На ветшающих фермах еще мычали зануденные коровы-«цимменталки», но поля в округе обрабатывались все хуже, кормов не хватало, и стадо постепенно уходило под нож.

Кони в деревне стали диковинкой. Держали их, в основном, пастухи, нанимавшиеся пасти общественное стадо. Многие из них, частенько будучи в пьяненьком виде, не особо холили своих бессловесных помощников, поэтому редко удавалось встретить за околицей доброго хозяйского коня. Наверное, поэтому появление в деревне молодой рыжей кобылки Золушки взбудоражило сонное население.

Золушку привезли из Башкирии. Хозяева, не очень знакомые с тонкостями русского языка, назвали ее именем сказочной замарашки из-за золотистого цвета гривы и хвоста. Ах, как хороша была Золушка, мчащая со всей своей молодой прытью по степи! Упругие мускулы играли под кожей, солнечные лучи, запутавшиеся в гриве, рассыпались золотыми искрами.

Глядя на эту красоту, вздрагивал от забытых чувств живший неподалеку старый серый жеребец. Его хозяин, седой сморщенный пастух Савка, только восхищенно покрякивал. Как-то он попытался приласкать рыжую красотку, стоящую  в поводу возле хозяина. Золушка прижала уши, покосилась карим глазом на дурно пахнущее, нетвердо держащееся на ногах существо и чуть подобрала заднюю ногу. Заметив этот маневр, ее хозяин, старый кавалерист Петрович, предупредил Савку:
- Ты, того, не особо тут гарцуй и дыши в сторону. Вона у нас девка сурьезная. Враз копытом пригладит.

Норовистая кобылка, действительно, не уважала резкие запахи махорки и перегара. Но даже их отсутствие не могло купить ее благосклонность. Ох, и намаялся сын Петровича,вернувшийся из армии Митька, пока доказал огненной бестии, что достоин быть ее хозяином! Но, даже объездив гордячку, он все время старался быть начеку, справедливо полагая, что такой характер не удержать ни уздой, ни путами.

По весне деревенские жеребцы ломали заборы, пытаясь прорваться  к пламенной красавице. А она, как капризная невеста, придирчиво выбирала достойного себя, чтобы в положенный срок принести очередного жеребеночка. Все они были рыжи, крепки и здоровы, все вызывали восхищение своей статью и неутомимостью. Но Лихой затмил всех.

***
Он родился в конце апреля – длинноногий, гораздо темнее матери, с точеной головкой и белой лысинкой на лбу. Осмотрев приплод, Петрович довольно хмыкнул: не зря они в прошлом годе водили кобылу на хутор, где обосновался страстный любитель коней Василий. В его богатом табуне были и выносливые монголки, и дорогие рысаки, и невиданные в наших краях тяжеловозы.

- Ух ты, какой! Деда, а как мы его назовем? – выдохнул  девятилетний Ромка. Дед поглядел на вытянувшегося за зиму хлопчика, на жеребчика, прищурил  выгорающий, озорной прежде, глаз и усмехнулся:
- Ну, я думаю, лихому казачку и коня лихого надо. Так?

Лихой перенял от отца гордую стать и гнедую масть, а от матери – нетерпеливость и своенравие. Впрочем, он был гораздо добрее гордячки Золушки и отзывчивее на ласку. Он радостно приветствовал Ромку, осторожно брал с его ладони лакомство – кусочек рафинада или домашнего хлеба, склонив голову, терся о Ромкино плечо, а потом, смешно фыркнув и задрав хвост, начинал носиться наперегонки с хозяином по широкому двору.

Через два года нельзя было пройти равнодушно мимо гнедого красавца. Он перерос мать и горделиво поглядывал на встречающихся по дороге на выгон жеребцов, ожидая случая помериться с ними силой. И тут произошло нежданное несчастье.

 В то июньское утро старику Петровичу неможилось. В голове звучала дикая какофония звуков: звонов, грохотов, скрежета и шипения. Кружка крепкого свежего чая лишь немного разъЯснила туман перед глазами. По-хорошему бы прилечь надо, но кому ж тогда коров в стадо гнать да коней на выпас выводить?  Митька уже в поле, Ромка, хоть всегда рад помочь деду, еще крепко спит. Ну, так для того ж и каникулы, чтоб хлопцы отоспались трошки.

Не привыкший прислухаться к болячкам Петрович, как обычно, спутал Лихого, зануздал Золушку и пошел к колоде. Восходящее солнце яркими лучами щекотало глаза, выжимая слезу. Стареньким картузом дед прикрылся от слепящего света и неспешно повел кобылу к раскрытым воротам. Лихой, задержавшийся возле собачьей будки, чтобы выяснить у Крохи подробности ночного дежурства, в это время лишь начинал пить. Утолив жажду, жеребчик поднял голову и нервно мотнул головой – ни матери, ни хозяина не было видно. Он коротко заржал. Из-за поворота дороги, огибавшей хату, откликнулась мать, поторапливая зазевавшегося сына. Дерзкий молодец не захотел бежать через двор к распахнутым воротам, а решил срезать путь, перепрыгнув через запертую калитку.

 Сколько раз, возвращаясь вечером с поля, он легко и красиво брал этот барьер, вызывая своим полетом восхищение хозяев и соседей! Лихой рванул с места и уже взвился в воздух, но крепкие ременные путы украли силу толчка у могучего тела. Через секунды острая боль пронзила его. Еще не понимая, что произошло, Лихой закричал. На этот почти человеческий зов, откликнулись все живые существа в округе. Вырвав из хозяйской руки повод, примчалась с улицы Золушка, выскочила из хаты сгорбившаяся хозяйка, спотыкаясь, прибежал через соседский двор Петрович. Взвыл у будки Кроха, всполошились гавы на старой березе.

- Да миленький, да как же ты так? – старики, растерявшись, не могли понять, почему Лихой не идет от калитки. Лишь обойдя коня, они увидели, что он  наколот подмышкой на крепкие штакетины, на добрых две четверти возвышавшиеся над прожилиной.
- Ой, лишенько наше! Дед, чего стоишь, путы снимай! Тарантас подводи к ёму ближе! Давай, милый, давай, родненький, сам! Нам тебя не осилить!
Лихой, плача слезами и кровью, оперся на подводу, и, крича от боли, изо всех сил рванулся вверх. Все смешалось: небо, солнце, земля, ветви тополей и залитые кровью камни дорожки. Освободившийся из западни конь успел сделать несколько шагов и рухнул на траву.

Сбежались соседи, кто-то рванул за Митькой, кто-то вызвал ветеринара. Они подъехали ко двору почти одновременно. Осмотрев лежащего на траве коня, пухлощекий эскулап вынес вердикт:
- Зарежь, толку не будет! Хочешь, я покупателя найду. Не очень дорого, конечно, все-таки вынужденный забой, но ведь копейка. А так на скотомогильник вывезешь.
Мужики хмуро молчали. Под правым боком Лихого поблескивала черная лужица загустевшей крови, на губах трепетала розовая пена. Забившийся за воротину Ромка горько плакал.
- Не реви! – прицыкнула на него бабушка. – Никто твоего Лихого резать не будет. Ишь, чего удумал, басурман! Вылечим без его! Ну-ка, подсоби мне, сынок. Где-то тут травка наша была…

И они стали спасать Лихого. Глубокая рана, июньская жара, тучи жирных мух, почуявших запах крови, были их соперниками в жестокой борьбе. Но и союзников было немало. Главной помощницей была чудесная травка таволга. Ее теплый отвар успокаивал горящую боль, очищал воспаленную рану. Они собирали пахучие листья по окрестным долкам и рощицам, сушили под навесами и дважды в день готовили ведерную кастрюлю волшебного зелья. Лихого заперли в конюшне, косили ему траву, носили воду, промывали рану.

Через неделю Митька привел во двор председателя сельсовета, который до вступления в должность не один год проработал в колхозе ветврачом. Тот осмотрел рану, потрепал исхудавшего Лихого по холке, подсказал, какие лекарства нужно купить, чтобы помочь «бабушкиной травке».

К осени рана затянулась, ослабевший Лихой стал выходить во двор.
- Ничего, ничего, милый, - шептал Ромка, протягивая своему любимцу сахар, - мы им еще покажем!

***
Через год председатель заехал к ним узнать, не продадут ли прошлогоднего жеребчика его знакомцу, решившему завести собственный табун.
- А взглянуть-то на него можно? – спросил председательский знакомый у Петровича.
- А чего ж нельзя? Вон уже, скачут, гляди себе.

На балке показалась замечательная процессия. Впереди всех резво скакала спутанная рыжая кобылица. Ее золотистая грива развевалась на ветру. Рядом бежала, взбрыкивая, крепенькая светло-рыженькая белолобая кобылка. Вокруг них кругами носился жеребчик-полуторка, такого же огненного оттенка, но с темной гривой и хвостом. Домчавшись до двора, кони остановились. Золушка обернулась в сторону тальника и призывно заржала. Из-за густых зарослей ей откликнулся молодой жеребец.
- Шо, опять сбежали? – спросил Петрович кобылу.
- Кто сбежал? – не понял председатель.
- А осё, дывысь, - старик махнул рукой в сторону пруда.

По плотине красивым аллюром шел рослый гнедой иноходец. Его всадник, загорелый подросток, горделиво сидел в седле. Выехав на балку, он склонился к голове скакуна, что-то шепнул ему, потрепал по шее и ударил пятками в бока.  Могучий красавец перешел на галоп. В десять прыжков он достиг двора и перемахнул ворота, которые дед, отвлекшись на гостей, забыл отпереть. Председатель оторопел:
- Это что – Лихой?!
- Он самый!
- Да ну!
Он приблизился к склонившемуся над колодой коню, осторожно коснулся старого шрама.
- Ну, надо же!
- А он говорил: «На скотомогильник!» - буркнул Роман.
- Слышь, дед, продай коня, а? – вступил в разговор молчавший до сих пор гость. – Любые деньги заплачу! Скажи, сколько ты за него хочешь?
Старик взглянул на Лихого, на побледневшего внука и, вздохнув, ответил:
- Так не продажный он, мил человек. Нет ему цены.
- Что ты несешь, дед? Всему на свете есть цена.
- Тихо, тихо, не гони, - придержал своего знакомца председатель. – Этот конь им по крови родной. Пошли, молодого жеребчика посмотрим, он тоже хорош.

***
Уехали гости, пообещав назавтра вернуться с машиной для перевозки Орлика. Золушка, привязанная к тарантасу, неспешно отмахивалась от запоздалых слепней. Маленькая Волга хотела напиться молочка из кошачьей миски, но, испуганная недовольным шипением выгнувшей спину Мурки, отбежала поближе к матери.
- Дед, можно я еще разок на Лихом проедусь? – просит Ромка.
- Батька заругает. Темнеет уже.
- Да мы недалеко. Солнце-то еще не село. Мы только до развалин доедем и назад, - внук махнул в сторону оплывших стен бывшей колхозной конюшни.
- Добре. Только, чур, барьеров не брать! Будет с вас на сегодня.

***
На фоне алого неба скачет дивный конь. Ветер свистит в ушах босоногого всадника. Мальчишка, ликуя, вскидывает руки, словно хочет обнять весь белый свет. Его переполняет такое густое и чистое счастье, какое озаряет душу человека только в детстве. И в сердце деда, глядящего ему вслед, вдруг вспыхивает робкая надежда на то, что когда-нибудь и в их захиревшей деревушке закипит, как прежде, трудная и прекрасная жизнь.