День придурка-2. 2008

Зинаида Скарина
Основано на реальных событиях. Правописание искажено с целью передачи того, как всё это должно звучать. Предупреждаю сразу, что сие — чистой воды бесшабашный стёб. Слегка шизовый. К тому же очень старый. Поэтому на основании оного отнюдь не следует обвинять меня в чём бы то ни было)). А то мало ли.


Пролог.

С тех пор прошло некоторое количество времени. Многие придурки потерялись, и Зюнику сделалось очень скучно. Пресветлые стали одним Мякой и больше не жили в шкафу у Зюника, зато сделались очень бегучими и флейтили напропалую. Викинг всё не плыл и не плыл, Зюник уже даже обидилси. Как они однажды решили в Пресветлым,

Я размажусь об твой драккар
И меня волной утрамбует
Ведь любя тебя, дурака,
Я не думала, что так буит!

На Зюника напала непролазная хандра, тем более что имел он достаточно веские основания подозревать Верточёса в государственной измене. Зюник отчаянно боролся с этими основаниями, но однажды вечером всё открылось.

— Не может быть! Только не Зубар! Только не наш лучший друг и ученик! — не хотели верить некоторые Зюники, но правда была очевидна: Верточёс предал все идеалы Истребителя и сделался самой настоящей шмакодявкой, да вдобавок теперь стоял и страшным образом хамил Зюнику!

— Зюник будит дратьси! — Зюник стал в бойцовскую стойку, стал пружинить и махать кулачками, но Верточёс повёл себя, как последний трус, и уверточёсил, не дав Зюнику даже разобратьси. Зюник очень расстроилси. Он долго в растерянности бегил туда-сюда, не зная, что же теперь делать. Потом он горестно завопил: «И-и-и-и-и…» и унесси прочь по тёмному переулочку.

По стечению обстоятельств, на месте происшествия странным образом сошлись незнакомые между собой Манёк и Мяка, и оба они заметили, что здесь явно что-то не так.

— Тут определённо недавно бегали Зюники, — решил Мяка, внимательно изучив хаотические следы гадиков.

— И побежали туда, — провозгласил Манёк, указывая на тёмный переулочек.

Манёк и Мяка пошли по тёмному переулочку и нашли печального Зюника у канавки. Зюник жалобно ммекал. И в целом был жалобен. Зюник рассказал придуркам о предательстве Верточёса, и все они пофигели. Зюник и сам пофигел тоже, хотя уже знал эту историю.

У Зюника было маниакально-депрессивнющее психозище. Конечно, психологисечки его не боятся, ибо там много психологисечек. Потом Зюник немного повеселел, и у него стал маниакально-депрессивненький психозик. Психологисечки дружат с психозиком. Психологисечки — очень маленькие и безобидные существа, но их очень много и они захватят мир. Патронус Зюника — целое стадо психологисечек.

Когда Зюник немного развеселилси методом «ынь-гюнь-гюнь» и сочинением стишков с Маньком, то все трое придурков куда-то пошли. Они прошли мимо магазина «Шерсть», а там на двери написано, что с животными вход запрещён.

— Как же так? Значит, если я приду с овцой, чтоб они её постригли, меня не пустят? – возмутилси Зюник.

— Но это же твоя овца, ты должен был её дома постричь, — сказал Мяка.

— А если я не умею стричь овцу?! — ещё больше возмутилси Зюник.

— Ну, значит, учись стричь свою овцу, — строго сказал Мяка.

— У меня нет овцы! — признался Зюник, — Но чисто гипотетически! Может, она у меня в первый раз обросла! — не сдавался он.

— Значит, надо было спросить у знающих людей, как стричь твою гипотетическую овцу! — настаивал Мяка.

— Придурки! — подытожил Манёк.

То же самое он говорил прошлой весной, когда узнал, что гадики Зюника пристают к ботиночкам Мяки, а те на них сердито шипят. Ботиночки Мяки были симпатишные и напоминали маленькие гадики, поэтому гадики Зюника в них влюбились. Но об этой истории, кажетси, уже упоминалось.

А ещё перед Зюником стоял животрепещущий вопрос: барабан ли Мяка? Зюник находил Мяку вполне барабаном, но Мяка был не согласен. Он, по обыкновению, пучеглазил и шипел на Зюника.

— Мяка не барабан! Барабан не Мяка!
— Барабан.
— Мяка барабанил в барабан!
— А что мешает барабану барабанить в барабан?!
— Мяка не барабан!
— Ни разу не барабан?
— Ну, может, пару раз барабан…
— Вот я и говорю: Мяка два раза барабан.
— Мяка не барабан! Мяку перепутали!
— Раз перепутали, значит, Мяка похож на барабан.
— Мяка больше похож на Зюника, чем на барабан!
— Мяка больше похож на барабан, чем Зюник!

Мяка не нашёлси, что ответить.

— Сюп, — сменил тактику Зюник.

— Не сюп! Не барабан и не электричко! — возмутилси Мяка, обиженно пучеглазя. Дело в том, что Мяку однажды приняли за электричку. Да это было бы и весьма удобно: не надо никого ждать и никуда торопиться, сам запрыгнул на рельсы, закинул косички на провода — и побежал в Гадчено.  — Сюп – еда, Мяка – не еда!

— Сюп – еда, Мяка – не еда, следовательно, Мяка – не сюп. Мяка – не еда, барабан – не еда, следовательно, Мяка – барабан, — рассудил Зюник, гордый собой.

— Барабан – не еда, Кмя – не барабан, следовательно, Кмя – еда! — возразил Мяка. (Кмя — это совсем то же самое, что и Зюник.)

— Ду бист няк, — укоризненно сказал Зюник.

— Ихь бин нихьт няк! Ду бист нихьт няк! — возразил Мяка.

— Ху из няк?! — всполошился Зюник, не зная, как там оно по-немецки. Надо было срочно разобратьси!  Но пока шёл этот спор, они потеряли из виду Манька, и теперь Манёк потерялси. Наверное, куда-то завалилси.

— Гугеравебера! — воскликнул Зюник. Гугеравебера страшная. Она с рогами и с двумя языками. Довольно долбанутое существо.

— Где? Бежим! — Мяка принялся озиратьси, и, как и рассчитывал Зюник, нашёл Манька, который поскользнулси, совершил сальто в сугроб и осталси там лежать, ибо засмотрелси на небо. Зюник и Мяка подняли Манька.

Они ещё успели порассуждать о том, что же, всё-таки, лучше: насупиться или переборщить. Единогласно пришли к выводу, что насупиться несравнимо лучше. Ведь это означает съесть оптимальное количество супа, в то время как «переборщить» — значит, объесться борща, а быть насупившимся комфортнее. Придя к консенсусу, они решили разбредатьси по домам, ведь завтра утром им надо было идти учитьси.

— Мяка. Пхи! — сказал Зюник.

— Надоело уже пхить, — вздохнул Мяка.

— Надо пхить! Ещё чуть-чуть осталось попхить! — подбодрил его Зюник.

На самом деле предстояло довольно много пхить, высчитывать сырыебаллы и всё такое. Потому что начинались серыебудни, и спятница была нескоро.

День придурка 2.

Пробудившись ото сна радостным весенним утром, Зюник натянул совсем новые высоченные гадики, подвернул джинсики, заткнул плеером ухи и побежал у универ очень крутой и довольный. Правда, по дороге его новые гадики стали тереть ноги. Ну, это ещё ничего, не унывал Зюник. Когда прошлые, маленькие гадики, были новыми, то у Зюника было сразу четыре мозоли. Четыре. А тут чего? Да тьфу. Тем не менее, походка Зюника сделалась уже не столь пружиниста, и забойный музон радовал его уже не так сильно. Вот почему, подойдя к парку, Зюник завернул на лавочку, где на него немедленно насрала птица. Прямо на рукавчик.

— Наверное, я был слишком крут, — мрачно подумал Зюник, пытаясь оттереть злополучный помётик платочком.

Совсем обидевшись, наш герой дохромал до метро, где и встал, развернувшись рукавчиком к двери.

На пути к знаниям его ждало ещё не одно препятствие. Дело в том, что из учебного заведения выгнали рукоуха, кастрюлю и трамвай, но зато там поселились свирепые бетономешалки. Трамвай теперь и не смог бы там проехать, ведь на полу был щебень под сеточкой. Вот через него-то Зюник и ковылял, тихонечко ругаясь, пока не набрёл на компанию придурков. Они стояли кружочком вокруг бетономешалочки — чего-то вдруг забредший на учёбу Мяка, уже знакомый читателю Га-га, а также зелёный Натулько, просто Ира и Йу-ля, о которых речь пойдёт далее.

— Я мог погибнуть! Я шёл такой крутой в гадиках, а на меня насрала птица, — объяснил Зюник, стараясь не быть похожим на вождя Урук-хайев, что с ним порой случается. В то врем как Га-га иногда — ручной Тролль-с-дубиной. Хотя вообще он чаще Индейка-олигофренд… Зюника снабдили влажными салфеточками, так что он оттёр рукавчик и повеселел.

— Теперь всё в порядке? — спросил кто-то.

— У меня-а-а всё-ё-ё в поря-я-ядке, — протянул Зюник, покачиваясь туда-сюда со стеклянным взглядом.

— У меся псё ф парядке, — шепеляво пробулькал Га-га с радостным видом.

— В порядке всё у меня!!! — истерично подхватил Мяка.

Не успели придурки вдоволь поржать, как подбежал чувак, вжался в стену и некоторое время так стоял, настороженно оглядываясь и многозначительно посматривая на компанию. Потом отлепился и побежал дальше.

— Персекуторный бред, я думаю, — решила Ира. Зюники согласились.

Ира хоть и просто Ира, но совсем не так проста. Когда пихологов попросили изобразить какое-нибудь животное, Ира сразу сказала «Страус!» и так резко изобразила рукой страуса, что придурки ухохотались и решили, что Ира — латентный фашист. На самом деле это не так. Просто Ира — фанат аццкого тругота Фомы, а его фанаты приветствуют друг друга именно так: изображая страуса. А ещё они носят леопёрдовые бадлончики. Правда, Зюник пока не видел ни одного другого фаната Фомы, как и самого аццкого тругота Фому. Возможно, этот Фома дурно влиял на Иру.

— Ты осторожнее, Ира, с этим Фомой. Он немало девушек попортил, — однажды глубокомысленно выдал Га-га, и сам не понял, чё сказал.

Как бы там ни было, теперь пихологи здоровались с Ирой только так.

Что до остальных придурков, за ними лучше наблюдать, чем рассказывать. Зелёный Натулько почти всегда пребывал в гипоманиакале, успевал всё и везде, а также лабал на зелёной гитарке. Йу-ля почему-то была медведом, хотя Зюники не видели сходства.

— Ты тут? — периодически уточняла Йу-ля.
— Я тут, но это не я, — отзывался Зюник.
— А кто ты? — интересовалась Йу-ля.
— Я ЗамЗюн. Заместитель Зюника, — отвечал обыкновенно Зюник.

После пары пар придурки вышли во двор зубрильни и долго изображали волну под песенку “My angel lover”. Потом Мяка вспомнил, что ему надо куда-то бежать флейтить, и удрал, разлетаясь хайром и топоча тапичками. Посмотрев ему вослед, остальные придурки подумали, что, блин, весна. И тоже не пошли на дальнейшую учёбу. А пошли поесть. Тем более, было недалеко.

Придурки еле удрали от завернувшего не туда грузовичка.

— Мы могли погибнуть! — воскликнул Зюник.
— Пойдёмте тогда лучше вон туда. А то тут Зюник может погибнуть, — рассудила Ира.

В едельном заведении Натулько тут же достал крючок и принялся вязать зелёный парашют. А Га-га пристал к Зюнику, а слушает ли Зюник Юру Шатунова, который там как раз играл.

— Небось нам заливаешь, что Алису любишь, а сам идёшь в универ, колбасишься, а в плеере Юра Шатунов один!

— Конечно, — с лёгкостью признался Зюник, — я ночами под него плачу.

В то же время Натулько и просто Ира вдруг заинтересовались вопросом: вот если бывают надувные женщины, бывают ли аналогичные мужчины? Тут-то и выяснилось, что Зюник и Йу-ля давно уже заказали на двоих надувного Юру Шатунова и ждут, когда его пришлют по почте. От пихологов, потому что, ничего не скроешь!

В какой-то момент придурки осознали, что с ними за столом сидит Жирный, аккурат между Зюником и Ирой. Его не видно, а он есть. Припомнив некоторые факты, друзья поняли, что Жирный сопровождает их повсюду, и уже довольно давно. Но выяснить, чей же это воображаемый друг, они так и не смогли. Ведь он был, только когда придурки гуляли вместе. А когда они расходились по домам, он ни с кем не шёл. Где в это время был Жирный? Возможно, через много лет учёные найдут ответ на этот вопрос.

Тут выяснилось, что Га-га, уходя сегодня утром из дому, решил помодничать и с трудом втиснулся в бабушкины сапоги. А поелику ноги Га-га, хоть оно и невероятно, ещё более стебанутые, чем даже ноги Зюника, то он натёр кучу мозолей и ходил и ныл, что он «бедный каблукастый Га-га». Пока сидел в едельном заведении, Га-га снял эти сапоги, чтобы отдохнуть морально. Всё б ничего, да сапоги он поставил около батареи. Так что, пока придурки гоготали в едельном заведении, сапоги сели, и, решив их надеть, Га-га понял, что дело труба.

Все вместе придурки так и эдак пытались натянуть на Га-га сапоги, но ничего у них не получилось, только перевозбудился официант, проходивший мимо протянутой через стол ноги Га-га. В итоге ЗамЗюн и Ира были отправлены в соседний магазин покупать ножницы, чтобы отрезать от сапог всё лишнее. Там они выбрали самые острые и страшные ножницы. Сапоги, по ходу, были ещё и глупые, ведь даже ни в чём неповинные гадики Зюника в ужасе отвернулись носами к стенке, а этим хоть бы хны. Похоже, сапоги ничего не поняли, и даже не заметили разницы. Ещё бы, ведь они были белые и каблукастые!

Из сапог бабушки Га-га получились весьма стильные шлёпанцы. Но для самого Га-га этот эксперимент не прошёл даром, к тому же ему очень понравились ножницы, и это было взаимно. Они с ножницами будто всю жизнь искали друг друга!

Для начала Га-га решил постричь себе хайр. Он это делал со зверским видом и очень внезапными движениями, так что сильно напугал официантку и даже проходящих за окном людей, ведь он смотрелся в стекло. Потом Га-га порезал все салфетки, так что Натулько даже отодвинул куда подальше свои снежинки, которых наделал, пока другие натягивали на Га-га сапоги. Под конец Га-га с воинственным кличем метнул ножницы в свой бумажный стакан с чаем, после чего успокоился, убрал ножницы в сумку и снова сделался обычным Га-га, Индейкой-олигофрендом. Раньше-то он явно был Тролль-с-дубиной, хотя и с ножницами.

Начав о чём-то беседовать, Га-га стал пить чай, но забыл, что раньше продырявил стакан, и через дырку чай вылился ему за шиворот. Га-га радовался больше всех.

Зюник любил всем объяснять, что есть маленький, а есть — побольши.

— Маленький, — говорил он, изображая, какой маленький, — и побольши, — продолжал Зюник, и изображал чуть-чуть побольши.

Это формула на все случаи жизни: всегда бывает маленький, а бывает побольши. Про кого или что не шла бы речь. И это всегда многое объясняет!

— Маленький, — настаивал Зюник. — И побольши.

Почему-то это всегда выносило мозг Га-га.

— Зюник, зачем ты вынес мне мозг? — ныл он.

— Маленький — побольши! — успевал быстро сказать Зюник, и был очень доволен.

Пока придурки ждали счёта, Га-га решил посмотреть, чего там есть в плеере у Зюника.

— А тебе нравится эта песня? — спросил он.

— Нет, — ответил Зюник. — Просто мне нужна была 1332-я песня, думаю, дай-ка, загружу эту.

— Ну, логично, — решил Га-га.

Задумав, наконец, покинуть едельное заведение, придурки накупили мыльных пузырей, и довольно долго тусовались у метро «Площадь Восстания», дружно дуя и веселя ими прохожих. Пузыри радужно и весело заполонили весь Невский.
— Дунем?
— Дунем!

Некоторые люди радовались, а некоторые — совсем даже и нет.

— Счас как вдую по ую, — говаривал тогда Га-га. Потому что нефиг не уметь радоваться жизни!

Потом Ира спохватилась, что её довольно давно уже ждёт Эмпедокл. Да и Натулько тоже куда-то умчался, раскрыв свежесвязанный парашют и рассыпая снежинки. Га-га, ЗамЗюн и Йу-ля потоптались и решили закупить ещё пузырей, а также увеселительных напитков. Вооружившись всем оным, долго искали уютное место, чтобы посидеть на лавочке. Но был тёплый и солнечный весенний день, и сидеть на лавочках хотели все. Поэтому придурки нашли только уединённый закуточек, где и затусили. Правда, там их нашли две суровые тётки. Одна утверждала, что придурки непременно будут там гадить, хотя они честно сказали, что не планируют.  Другая долго смотрела на Га-га, который пил «Вертолёт», курил и пускал пузыри одновременно, и ну не нашлась, что сказать. Напиток «Вертолёт» выбрал Зюник, который представил его вероятный эффект. Аналогичным образом его всегда веселила водка «Журавли». Правда, Зюник не пил водку и не видел журавлей, а вот ощутить себя вертолётом вполне смог.

Вдоволь поотплясывав и выдув все пузыри, придурки забрели в кинотеатр, где Га-га и Зюник нашли игровые автоматы, и им снесло крышу. А Йу-ле пришлось всё это фотографировать. Сначала они похватали пластмассовые пистолеты и несколько раз застрелились, убили друг друга и спасли мир. Потом ЗамЗюн в образе предводителя урук-хайев гонялся с огромным молотком за Га-га в образе Индейки-олигофренда. Всё это выходило очень правдоподобно и динамично.

Выйдя из кино, придурки решили гулять всю ночь, но для этого надо было одеться потеплее. Зюник ведь был уверен, что ночью обязательно грянет мороз. Поэтому все разъехались по хаткам, а к полуночи съехались обратно. И опять никто не проследил, куда и с кем девался на это время Жирный…

Зюник снарядился в плащик и снова  радостно побежал. На месте встречи он очутился первым, и какое-то время топтался за колонной, наблюдая, как мимо ходит туда-сюда чувак с тамтамом на плече.

— Возможно, Мяка действительно не барабан, — подумал Зюник.

Следующей появилась Йу-ля в нескольких свитерах, ведь Зюник же голосил, что ночью обязательно будет очень холодно. А прогнозы не оправдались.

— Ыть, я бабо-грибник, — говорит Йу-ля, — Пойдём айс? Вдруг девчонки? [Это из рекламы, если кто не помнит]

— Вдруг мужичонки, — поправляет Зюник. На самом деле мужичонки были совсем ни к чему. Но, как назло, именно этой ночью повстречались в большом количестве. Так что еле ноги унесли. Но об этом далее.

Появился Га-га, уже не в шлёпанцах.

— МанА-манА, — сказал он.

—Две манЫ! — подтвердил Зюник. — МанА без манЫ  никуды.

— Потому что так — одна, а так — три, — подтвердила Йу-ля.

Никто толком не знает, что такое манА.  Но это очень важно.  И их обязательно должно быть две. А ещё Зюник и Мяка как-то забегали в Эрмитаж, так вот там тоже было их две. Мана и Мона.

Ну и, собственно, придурки пошли. Ночной Питер был распрекрасен и уютен. Они скакали, дурили и фотографировались. Тем более, что Га-га захватил бутылочку дедушкиной бормотухи.
 
— Опять мы с винищем, — вздохнула Йу-ля.

— Главное, не стать свинищем, — предостерёг Зюник.

— А я обычно раз — и свинища, — снова вздохнула Йу-ля. Но никто не приуныл.

Придурки приземлились на лавочку неподалёку от Дворцового моста и долго там ржали. Потом произошло то, что в порядке вещей только в Питере: в четыре часа ночи вдруг появился бард с гитарой и дружелюбным псом, уселся на соседнюю лавочку и принялся играть придуркам свою песню, перекрикивая шум машин. Он был весь в чёрном, красив и бородат, и производил неземное впечатление. Придурки угостили пса конфеткой, и бродячий менестрель и его собака с наилучшими пожеланиями растворились в ночи.

Не успели придурки прийти в себя и вернуться в реальность, как к ним подвалила школота с дальней лавочки. Школота была относительно мужеского полу в количестве трёх штук и не собиралась уходить. Она ныла, что ей скучно, и по неведомым причинам рассчитывала, что Зюник, Йу-ля, Га-га, и Жирный, о котором школота не знала, будут тут счас её развлекать. Зюник считал, что они развлекать школоту не нанимались, и тонко на это намекнул, послав оную на хрен. Но школота не врубилась и продолжала свои поползновения. Слишком вежливые товарищи пытались объяснить что-то школоте по-русски. Га-га, например, заливал, что ему 90 лет, но он выглядит столь юным благодаря золотому армированию, а школота тупила и зависала. Но Зюник был непреклонен, он считал, что мелкие жмыри должны знать своё место и не лезть в их вполне самодостаточную компанию. Школота же упорно отказывалась воспринимать очевидное и даже сочла Зюника неадекватным и высказалась по этому поводу. Кончилось всё тем, что Зюник вышел  из себя, вскочил с лавочки и со страшным рёвом отпинал школоту и оттузил её сумищей, обратив тем самым в позорное бегство. Зюник возмущалси: ну что за хрень, нельзя спокойно посидеть на лавочке средь белой ночи! Сразу прицепятся какие-нибудь жмыри! Зюник не любил жмырей. Это всё равно, что мудаки, только поменьше.

В общем, придурки решили покинуть столь уютную лавочку и поискать себе другую. Без жмырей.

— Эй, девушка в чёрном! — крикнула со своей лавочки школота. Зюник молча показал в том направлении средний палец с колечком, и придурки поскорее увели его, пока он опять не начал громить. Зюник ещё долго сердито фырчал. Его всегда зело расстраивали встречи с несправедливостью.

— Откуда берутся такие жмыри? У них вообще нет маны, по-моему! — возмущался Зюник.

— А мне ветер хлопает серёжкой по уху. И меня это бесит. Поэтому мне не нравится эта улица! — призналась вдруг Йу-ля.

Придурки немного потанцевали на Дворцовой площади, посидели там же прямо на камешках, и Зюник несколько поутих. Затем придурки нашли ещё одну уютную лавочку, у Обмиралтейства. Там Га-га и Зюник отплясывали в полной темноте, распевая «По-лем! Заснеженным по-лем!» и «Скоро рассвет, выхода нет!», прыгали с лавочки, и Зюник совсем повеселел, но «мужичонки» на этом не закончились.

Дело было действительно к рассвету, когда придурки задумались, а не пора ли чем-нибудь подкрепиться. Они направлялись в сторону еды, когда их вдруг окликнул дворник в оранжевой жилетке. Он говорил с сильным акцентом и неразборчиво, так что Зюнику удалось расслышать только следующее:

— Курлы-курлы кости! — или нечто подобное.

— Чего? Есть ли у меня кости? — переспросил Га-га, — Нет, млять, я тупо кусок мяса! — ответил он, и весьма достоверно изобразил кусок мяса.

— В гости. Квартыр есть, — сумел выговорить гастарбайтер.

—Здорово, что вам есть, где жить! — рявкнул Га-га.

Теперь возмущался уже он. Зюник тоже считал, что «квартыр» совсем ещё не повод чего-то требовать от трёх весьма интеллигентных мадам и Жирного, которые гуляют, между прочим, по родному городу и никого не трогают. Особенно ранним утром. Особенно если ты понаехал и метёшь тут.

Не успели придурки заказать по кофею и подождать с полчасика, как к ним подгрёб какой-то лысый дядечка, представился лётчиком, настойчиво приглашал покататься с ним по рекам и каналам и ну никак не собирался избавить придурков от своего общества и дать им спокойно подискутировать. Йу-ля решила заняться пихологией и наставить дядечку на путь истинный, убедив его перестать клеить девок в 6 утра в кафе. [Судя по тому, что этот же чел повстречался мне 3 года спустя в то же время суток в том же месте и за тем же занятием, пихология не возымела эффекта. (прим. Автора)] Так как кофей всё не несли, а время уже подходило к тому моменту, когда откроется настоящая еда, придурки тихонечко смылись, улизнув и от официанток, и от лётчика.

В общем, хотя бы на этом мужичонки закончились, и придурки смогли от души подкрепиться и ещё немного весело поржать. А потом и дойти до метро. Увидев автобус, идущий в Пудомяги, придурки очень обрадовались:

— Пудомяки с хороняками — хорошие. У них по две маны, как у нас.

  В метро ехали люди, которые только что встали и направлялись на работу. А придурки уже ехали домой, отсыпаться. Метро — это тоже очень хорошая вещь. Во-первых, там тоннели, которые иногда разветвляются, и какие-то странные ниши и выемки, комнатки, и всего этого так много! Зюник и Мяка очень любили высматривать всё это из окна и офигевать. Во-вторых, порой там случались странные казусы. Например, когда ещё не был обижен Верточёсом, Зюник однажды вместе с ним долго ждал поезда на Спортивной, и только потом они заметили, что там тоннеля нет. Придя через некоторое время туда же с Маньком и свежекупленными билетиками на fuzz! в сумичках, Зюник стал ржать. «Мы тут с Верточёсом поезда ждали!» — пояснил он сквозь гогот. «Очень смешно, — нахмурился Манёк. — И чё дальше-то?» «А там тоннеля нет!» — пояснил Зюник и тут они с Маньком стали ржать уже вместе, ведь Манёк тоже явно намеревался прождать тут неизвестно сколько. Это почти как Верточёс однажды рассказывал Зюнику какой-то забавный случай: «Стою в метро, жду автобуса…» Но самое странное было на Садовой, когда Зюник и Верточёс ехили на концертик. Они не успели на поезд, он заехал в тоннель, а через пару минут вернулся задом обратно уже пустым. Придурки побаивались заходить в этот поезд, дабы не повторить участь предыдущих его пассажиров, которых явно кому-то скормили. А вот Мяка знал страшную тайну: тех, кто не успел выбежать из метро до закрытия, загоняют под эскалатор и заставляют сидеть там весь день и крутить педали, чтобы он ездил. Зюник, правда, сам никогда не проверял… Но мы, однако же, опять ушли от темы повествования!

Примерно в те времена Зюник окончательно перестал быть истребителем блондинок. Во-первых, Натулько, да и Га-га, то и дело бывали блондинками, да Зюник и всегда знал, что цвет хайра на шмакодявчатость влияет лишь иногда. Во-вторых, даже если и шмакодявки — чего с них взять? Они безобидны! А вот жмыри и мудаки — действительно, зло. Зюник  и сам не заметил, как стал непримиримым борцом с подобными явлениями.

Когда-нибудь он обязательно изобретёт пихологическую методику ОУМУМ (Определение Уровня Мудачества У Мужичонок). Там будет штук этак двести вопросов с вариантами ответов. А результат будет в процентах:

Меньше 30% — небывалое неземное создание, просто мечта любого Зюника;
31-50% — среднестатистический мужик: то мудак, то не мудак;
51-70% — всегда мудак, лучше сразу бей в челюсть и убегай;
Больше 71% — рекомендуется кастрация без наркоза и/или изоляция от общества.

Вот будет Зюнику в старости нечем заняться, так он тут же сразу её и изобретёт. А может быть, и раньше, если его совсем доконают.

А тогда Зюник весело бежал по свежему, только начинающему просыпаться городу, слушал в плеере забойный музончик (там не было ни одного Юры Шатунова), и совсем не хотел спать, не смотря на восемь часов утра. 

Вот, собственно, и вся история.
(2008 г.)