Мама сегодня первая, без нашего нажима, заговорила о том, что пора расставаться с коровой.
-В марте не отелилась, значится, позже будет. А летом хуже нету отёла. Где ее держать? Она ж реветь будет, в поле проситься! Чем кормить? Потом заженихается, опять дома оставляй. А осенью самый молоко будеть, опять жалко станет – и снова оставим в зиму. Нее… Сено нашим отдадим. Копяк-то второй еще нерасчатый и увезти ловко, - приводила она свои доводы. Говорила спокойно и понятно было - всё внутри себя уже решила. До этого-то слова не допускала.
- Зарезать? Не дам! Трое одну голову продержим! Эвон какое молоко, жирность выше пятерки, я такого на нашей ферме сроду не видала. Не дам и всё! Продать? Вы чо, дурные? Она ж домой лететь будет да душу мне рвать! Помру, потом хозяйничайте! А то со мной ее положите, я и там доить буду».
А тут часто прихварывать стала, руки разворачивает доярочья болячка - полиартрит, выворачивая пальцы, сжимая их в неразгибающуюся уже кривульку.
Выслушав её, обрадованные, пошли с сестрой в стайки с уборкой. Конечно, она б держала еще. Но поминутно к ней бежать нам работа не даёт, вечером мы доим, а утром ей доить уж невмоготу, по рукам видно. Да и чего маму под навесом морозить, пусть полежит поутру чуть подольше, слава богу, с 14 лет бежала на эту дойку до самой пенсии.
От первого копяка одни одонья, закрученные тракторными волокушами в тугие косоплетки. Нам-то не под силу раскрутить да разворочать, не то, что ей.
Крутим вилами в четыре руки - я подцеплю, сестра сбоку подденет этот же пласт. И, приседая от натуги, выворачиваем кверху душистый кусочек июля - пропахший солнцем, полынью, душмянкой. В зелёных скрутках мелькают синие, желтые цветочки, раскудлатившиеся поспелыми желтыми венчиками, разлетающимися от наших грубых перекидываний. Через три минуты нас окутывает летнее марево запахов, пыльцы и пыли и покоса - жаркого, солнечного, знойного, несмотря на апрельский пронизывающий ветерок. Помолчанки вилами орудуем.
Смотрим, мама подошла. Стала с той стороны заплота, подсказывает, куда бросать. Как же, без нее не догадаемся! А она, прикрикнув пару раз для порядка, стоит и смотрит с тоской на тающие одонья, видать в этом же покосе с нами заблудилась.
Раскидав сено, зашли в дом, присели на кухне. Солнце вдруг совершенно по-апрельски ворвалось в окно кухни. Зимой до этого окошка и лучи не доходили – садилось уже. Мама, обычно уже чайник сгоношившая и заварившая к этому моменту чай, сидела у стены безучастно, всё, видать, мысль о разлуке с коровой в себе поудобней устраивала. Несмотря на озорной солнечный блик на щеке, сидела лицом тёмная.
- Паря, гадкая какая погода, да и дни… Не проводить… Поганая погода…» - рассуждает тихо.
- Да ты что, мам? Минус три, браво-то как. Вроде и весной пахнет уже.
- Чо мне ваша весна, - и губы дрожат, вроде как заплакать хочет.
Домой едем с сестрой притихшие. Та прижала к себе трехлитровку свежего тёпленького молока, и губы, как мама сложила в такую жалкую скобочку, что чувствую, сама зареву...
- Ты то что сквасилась?
- Жалко Белянку, - и скорей-скорей смылась из машины в ворота своего дома.
Приходим позавчера к маме. Веселенькая, шебутится по кухне, шумно брякая чашками и кастрюльками. Присела на стул.
-Можа сена с копяка скинете, мне ж не залезть на нерасчатый- то. Я ж лестницу сломаю.
Удивляемся: - А брату что ли не везем уже копяк? Или расчатый повезем? Сейчас потеплей, может на выходной с Белянкой определимся? Сестра тут же:
- Мне жалко! Мам, у меня ее спрашивают, давай лучше поменяем на бычка, на мясо? Оглядела нас виноватым чуть взглядом и доводит свою патриаршую волю:
- Никаво не будем делать. Ни резать, ни продавать. Сестренка на дыбки:
- Мам, так нечестно! Ты не держишь слово.
- Пашто не держу, мы ж располагали, что яловая. А она стельная. Я теленочка сёдни обнаружила! К концу мая принесет. Просто нынче позже, - торжественно закончила она. И сидит такая доволбная, вся светится.
–Продержим ишо год, а девки? Жалко ведь.
И столько жизни было в ней, сегодняшней, по сравнению с той, что объявила нам свою последнюю волю на прошлой неделе, что мы, переглянувшись, рассмеялись и поперлись в огород к нерасчатому еще копяку.