Цикл "Семь историй о любви и катарсисе-2"
История седьмая
В 17 часов. На мосту
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Руслан и Людмила,
или Взгляд с седьмого этажа
На новых настенных часах сейчас почти 17.00. Почти каждый день, когда приближается это время, я, словно оглядываясь назад, с умилением в сердце оцениваю всю эту историю, которая, конечно же, не закончилась, а только продолжается. Оцениваю или же просто вспоминаю её. Вспоминаю целиком, или отдельные эпизоды. Вот и сейчас. Вспоминаю...
I
Это началось всего лишь пять недель назад... А впрочем, всё начинается гораздо раньше – с момента рождения человека... В общем, к нам в клинику поступили очередные пациенты. Одна из них, это была молодая женщина, попала ко мне. Я как лечащий врач просмотрел её историю болезни. Диагноз-то обычный, но случай уникален тем, что частичная потеря слуха и речи прослеживалась по крайне редким симптомам. На осмотре женщина показалась мне замкнутой, растерянной – стандартная реакция на совсем не стандартный случай.
А случай её был таким. К потери слуха, которая прогрессировала с десятилетнего возраста, три года назад добавилась постепенная потеря громкости речи. На момент поступления в клинику Татьяне Савицкой было двадцать семь лет. Она могла говорить очень тихо – тише шёпота, а слышать – только очень громкие звуки, причём, на одно ухо и лишь периодически.
Но даже не этот факт – один на сотни в практике отоларинголога, – а совсем другой случай, заставил меня узнать лучше эту мою пациентку. И узнать уже после того, как она выписалась из клиники. Просто в один из выходных дней я, сидя на лоджии в своей квартире, увидел Татьяну. Увидел её на… мосту.
Этот мост, проложенный через железную дорогу, хорошо просматривается с седьмого этажа дома, в котором я живу. Да, я живу совсем рядом с «железкой». И по ней «катаются» только товарные составы, подпитывая всю лёгкую и, наверное, даже тяжёлую, промышленность родного края. Через этот «промышленный» мост ходят чаще всего работники железной дороги и промышленной зоны, растянувшейся вдоль неё. И вот на этом всегда немноголюдном мосту я увидел Татьяну.
Надо же! Как всё-таки тесен мир. Это ведь точно она?.. Точно.
Но раньше я Татьяну Савицкую в этих краях, то бишь на самой окраине города, никогда не видел. Поэтому предположил, что она тут оказалась случайно, что не скажешь о другом человеке, стоящем в то же время на мосту. И он, как ни странно, тоже из недавних пациентов нашей клиники. Его лечащим врачом был Витя Ильин – мой друг и коллега. Я даже не знаю, как зовут это мужчину. Знаю лишь, что он полностью глухонемой, и что живёт где-то на противоположной стороне железной дороги. На вид ему лет сорок. Кстати, мне самому-то уже сорок лет стукнуло.
В тот день, когда я впервые увидел их на мосту, они стояли на разных его краях. Друг к другу не подходили. Значит, знакомы не были. Когда через минут десять я вернулся на лоджию, Татьяны на мосту уже не было. А вскоре ушёл оттуда и мужчина...
Но эта «встреча» на мосту так и осталась бы каплей в море впечатлений минувших дней, если бы через неделю, в воскресенье, я не увидел бы их снова на том же месте. И обратил внимание на время: было 17.00.
Они стояли уже немного ближе друг к другу, но смотрели с моста в совершенно противоположные стороны. А у меня в душе возникло неприятное чувство от мысли, что я подсматриваю за каждым из них.
«Нет, стоп! – стал я защищать себя перед самим собой. – Я заметил их опять случайно. Просто люблю частенько сидеть на лоджии и курить. Причём, встречая и провожая поезда, уже чаще сижу и читаю, чем сижу и курю на этом моём наблюдательном пункте. В общем, слава богам здравоохранения (!), постепенно бросаю привычку курить. Да и, будучи врачом-отоларингологом, знаю во всех деталях, как вся эта табачная жуть пагубно влияет на лор-органы. Но отмычку от привычки приходится укреплять в себе годами».
Но я дал себе слово в следующее воскресенье, если увижу снова на мосту этих двух бывших клиентов нашей клиники, не буду курить с того часа до конца дня.
И тот час наступил (видимо, Всевышний взялся усерднее за моё воспитание). В 17.00 – что за магия времени (?) – на мосту появилась Татьяна. А через минут десять показался и её «напарник».
Почему незнакомые друг другу люди оказываются третье воскресение подряд в одном и том же месте, да ещё и время встреч почти совпадает?.. Вот так неожиданно этот вопрос стал для меня чуть ли не самым актуальным в жизни. И пока я удивлялся и не хотел верить увиденному, словно мне всё это снится, они смотрели в сторону друг друга.
Смотрели, отводили глаза вниз и снова смотрели. А расстояние между ними не уменьшалось. Если бы они хоть разок подошли друг к другу, хоть на минутку, то я заверил бы себя, что они всё-таки знакомы, и эти встречи вовсе не случайны.
Под мостом проезжали поезда, гремели шпалы, суетилась бригада ремонтников, а эти двое стояли на мосту, и каждый из них думал о чём-то своём... Они, словно пришельцы из какого–то параллельного мира. Или, наоборот, для них пришельцы мы – все остальные?..
И тогда я подумал о том, что каждому из моих поднаблюдаемых, наверное, просто приятно от мысли, что рядом кто-то тоже так же просто стоит, смотрит, думает...
– Я думала о вас, Руслан Иванович, все выходные. Правда-правда, – покачала в знак утверждения Любочка своей прекрасной головкой, делая отметки в историях болезни наших пациентов.
Ну, что мне ей сказать на этот раз? Всю правду о себе?.. Тогда, может отлипнет от меня?
– Я уже и не пытаюсь стараться не думать о вас, – сказала она на глубоком вздохе и молитвенно устремила свой пронзительный взгляд на меня. – И злиться, обижаться получается только на короткое время.
Ах, зачем я полгода назад пригласил её в клуб? Пропадало приглашение, а идти одному не хотелось. И вот теперь – такие сцены безответной любви... Если честно, мне её жалко.
Разумеется, жалко, что такая красивая, неглупая, не зря получившая медицинское образование двадцати пяти летняя девушка зависла на таком, как я сорокалетнем обалдуе. Вокруг же столько молодых, видных, не обделённых, как я... Всё-таки надо осмелиться и сказать ей, что меня... Что во мне... В общем, сказать ей самое главное.
В кабинет вошла Людмила – наша процедурная медсестра. Пока она уточняла предписания для больных, я ненароком сравнил двух этих женщин. Сравнил больше по душевным показателям, чем по внешним данным. Кстати, внешне они даже очень похожи, словно сёстры. Только Людмила, будучи старше Любы на лет десять точно, полнее её и... Выражение лица этой «старшей сестры» выражает совсем другую озабоченность – более зрелую, что-ли. Да и о ком заботиться есть: двое детей. Причём растит их уже без мужа. В общем, Любочка и Людочка – даже имена схожие, отличаются всего на одну букву – в моём восприятии они совершенно разные, как ночь и день. Разные, как, да простят мне боги медицины такое сравнение, ушной пинцет и ЛОР микроскоп. Как Мадонна на полотнах великих художников и Мадонна на подиумах шоу-бизнеса, если хотите.
И я не очень-то преувеличиваю. Вполне возможно, что через каких-нибудь пару лет или даже гораздо раньше Любочка выпорхнет, как птичка из клетки, из стен нашего медучреждения и приземлится там, где всё гораздо круче. Но и настолько же бесполезнее, бессодержательнее... А вот Людмила и через пару лет, и через десять так и будет выполнять свою, казалось бы, мелкую, но такую для кого–то нужную работу в этой клинике. А главное – будет выполнять от всей души, от всего своего щедрого сердца... Мадонна и есть!
И тогда я подумал про Татьяну Савицкую. А она какая?.. Почему-то у меня не сложилось цельного представления о ней. Она так и осталась для меня закрытой книгой.
Но в следующую субботу я, кажется, её приоткрыл. Новостей с моста оказалось больше. Во-первых, теперь воскресенье стал не единственным днём встреч. Во-вторых, тот мужчина уже подошёл к Татьяне и что–то пытался объяснять с помощью рук. А затем он вернулся на своё место, и они пристально смотрели друг на друга в течение минут пятнадцати – не меньше...
Кто-нибудь когда-нибудь смотрел пусть на просто знакомого, пусть даже на любимого человека в течение такого времени?... Я – никогда.
II
Я никогда раньше не делал таких подвигов: с момента, когда увидел на мосту эту пару, дал себе в очередной раз слово не курить до конца дня. И главное – выдерживаю. Было трудно очень в первый раз. А.затем – без проблем, словно через этих двух людей какая-то сила мне передаётся. А если они начнут встречаться каждый день. Что тогда?.. Тогда на одного некурильщика в мире станет больше.
А не пора ли мне узнать имя моего спасителя? С этой мыслью подошёл я на следующий день к Вите
Ильину.
– Салют, друг мой врачующий!
– Привет, Руслан! Как провёл выходные?
– Не поверишь. Разработал способ, как можно эффективно бросать курить.
– Да, ну?
– Ну, да. Хотя вам, некурящим, нас не понять
– Ты меня заинтриговал, дружище.
– Так я по-твоему интриган?
– Нет, ты Штирлиц на допросе. Не хочешь поделиться методом. У меня ведь брат стал курить. Надо нам его отучить.
– Нам? Хорошо. Слушай: пусть загадает на осуществление чего-нибудь приятного, и с того момента, когда оно сбудется, пусть даст себе слово не курить до конца дня. Но не даю гарантии, что способ подходит каждому.
– Надо попробовать. Этот способ, как я заметил, основан на тройке позитивчиков: исполнение желаемого плюс выработка силы воли и итог – меньше курю.
– Браво! Ты у нас мастер на поиск позитивчиков. Витя, пока не забыл, скажи, пожалуйста, как звали твоего недавнешнего пациента. – того самого, который полностью глухонемой. Он ещё тебе напомнил одного актёра советского – Тараторкина.
– Ага! Помню, помню. Даже в историю болезни заглядывать не надо. Его зовут Владимир. А фамилия – очень запоминающаяся: Онегин.
– Ого! Привет любимому поэту Пушкину! Не перевелись ещё Онегины на земле русской...
Итак, Онегин и Татьяна. Прекрасная пара! И она – снова на мосту. На календаре – суббота, на часах – 17.02.
Я даже счастлив за них. Счастлив просто видеть их. Счастлив этому постоянству... Выходит, я трижды счастлив. Не круто ли?.. Круто!
А не бросить ли мне вообще курить, если они появятся на мосту завтра, в воскресенье, в это же время?.. Бросить!
Уже второй час ночи, а я не сплю... Смотрел до упора Евровидение, и, похоже, перебил сон...
Одна из выступающих... Не помню уже из какой она страны. Так она напомнила мне Любу. Очень на неё похожа, только ростом ниже. То есть Любочка по всем параметрам даже лучше. Но именно – по параметрам. Стандарт красоты – всего лишь. А вот нестандарт – это Людочка. Людмила...
Стоп! Руслан и Людмила!.. Ещё один привет дорогому классику Александру Сергеевичу! Онегин и Татьяна – на мосту. А Руслан и Людмила – в клинике. Прекрасные пары! Жизнь прекрасна! Жизнь бурлит, и… её поток плавно переливается через любые преграды. Не так ли, Людочка?
Людочка!.. Ну, что доктор Савин, не пора ли себе признаться, что доктор Время вам даёт понять: вы, батенька, влюблены-с?.. Возможно. Очень даже похоже, что влюблен-с. Только ведь одной влюблённости мало, милостивый сударь.
Да уж, мало. А посему нужна взаимность. А где взаимность – там и любовь. Не так ли?.. Так.
И так хорошо, что в пятницу я дал Любе отворот-поворот. Не смог я больше терпеть недосказанности, когда она пригласила меня на концерт Патрисии Каас – мол, послушать пламенные песни о любви.
– Люба, мы с тобой не пойдём на этот пламенный концерт, – ответил я ей. – И знаешь, почему?
Знак вопроса настолько сильно осел в её глазах, что не добрался до речевого аппарата. А вот у меня слова подбирались и озвучивались с неожиданной лёгкостью:
– Потому что не хочу больше давать тебе надежды стать женой такого мужчины, который сделает тебя несчастной. Ты же, надеюсь, никогда не мечтала стать женой... импотента?
Немая сцена... Несколько банальных фраз, и мы разошлись в разные стороны. Люба с шоком в голове, я с облегчением на сердце...
А уже почти полтретьего ночи. Летит же время... Правда, когда спишь, оно вообще мгновенно тает. Поэтому сейчас я продлеваю время.
Время... Уже сегодня наступило то самое завтра, когда, как обычно в 17.00, Онегин и Татьяна встретятся на мосту, а я брошу курить.. Вот такое будет воскресенье. Стоп!.. А ведь в следующее воскресенье у меня день рождения. Сорок один год. Разменяю пятый десяток... Ну, так тем более я должен буду попытаться бросить курить. Это будет подарком на свой день рождения от себя самого. А ещё отличным подарком станет... Да-да, я приглашу в гости Людмилу. Я не хочу уже отмечать такой день в одиночестве или же в сугубо мужской компании. Я должен за эту неделю сделать Людочке много комплиментов. Я выведу наше общение на новую орбиту. Я... Я засыпаю... Три часа ночи...
Импотент влюбился. Надо же… Нет, я не считаю себя больным. Это временный эффект-дефект. И я… Я, слава богам просвещения (!), знаю причину… Его причину… Я засыпаю. Три ноль три. Засы…
III
9.00. Понедельник. Я узнаю, что Людочки сегодня на работе нет. Я растерян. Я уточняю причину...
И вот уже знаю, что у неё случилась беда. Из-за пожара в квартире соседей. О-о, боги МЧС...
Уточняю детали...
Заведующая нашим отделением – мой главный информатор. Оказывается пожар был в ночь с субботы на воскресенье. Его причина – курение в постели в нетрезвом виде. Ну, и соседа Бог послал. Ох, уж эти курцы и выпивохи..... Ну, теперь я точно брошу курить – сто... Нет, сто двадцать процентов, В знак солидарности со всеми пострадавшими. Ведь среди них – Людочка. Сто тридцать процентов...
Говорят, её квартира сильно пострадала. Дети, слава тебе Господи, в порядке… Где ночевали эту ночь она и дети?..
Я узнаю номер её мобильного телефона. Она не отвечает...
Я готов совершить безумный поступок: искать её, обзванивая разные службы, и даже отпроситься с дежурства при необходимости. Готов предложить ей вместе с детьми пожить у меня. Места достаточно. Ночевать можно в разных комнатах. И...
Нет, вряд ли она согласится.... Я понимаю, что от совпадения желания и возможности помочь в беде человеку, который стал для меня дорогим, я впал в какую-то эйфорию... Конечно, не так уж часто и близко мы общались, чтобы такое предлагать. Но... беда меняет обычный уклад жизни. А друзья и приобретаются, и проверяются часто именно в беде (вот ведь парадокс). В общем, надо ей предложить в помощь своё жильё. Она ведь сейчас, наверное, больше всего волнуется не о материальных утратах и уж конечно не о себе, а о детях... Вот каким я стал рассудительным – с годами. Да и эгоизм прежний, слава Богу, растерялся...
Пригодна ли теперь их квартира для проживания? Что предлагает государство в такой ситуации пострадавшей семье?.. Обо всём этом у меня нет цельного представления.
Снова набираю её номер...
Без ответа.
А смог бы я найти самые подходящие слова?
Смог бы.
А я уверен, что мне это надо?
Уверен...
Смогу ли я просто ждать и не искать её, Людмилу, активно?..
Не смогу...
Разве можно нормально работать в таком нерабочем состоянии?
Можно. Но не нужно.
И вот я активизируюсь. Прошу Витю Ильина подменить меня (он соглашается без проблем – настоящий друг!) – по графику я должен консультировать амбулаторников.
Итак, для начала уточняю домашний адрес Людмилы (и пусть коллеги думают обо мне, что хотят) и звоню в МЧС того района, где она живёт. Занято…
Я нервничаю. Выхожу в коридор. По возникшему большому желанию закурить понимаю, что моё состояние стало стрессовым. Стараюсь держаться ровнее, увереннее. Мысли о сигарете гоню прочь, помня о солидарности с жертвами курильщиков в постели. Да и все свои обещания перед самим собой всегда готов выполнять – как пионер.
Возвращаюсь в кабинет, чтобы снова звонить. Вокруг, повсюду пациентов становится всё больше и больше. Даже пройти между ними сложно. Но вот я прохожу мимо своего 317-го, решив зайти к заведующей. Захожу и...
О, чудо!.. Или это всего лишь мираж?! Но тут находится она. Она! Людмила!! Людочка!!!
От неожиданности я стою, как поражённый током. Смотрю на её утомлённое лицо, на глаза, которые ещё не высохли от слёз. А у самого словно дар речи пропал. Светлана Максимовна – наша заведующая, – и Людмила смотрят на меня, как, наверное, на ошпаренного.
– Руслан Иванович, боже мой! А у вас-то что случилось? – вздрагивает Светлана Максимовна. – На вас лица нет.
Утверждение об отсутствии моего лица действует на меня оживляюще, и я без церемоний говорю:
– Людмила Петровна... Людочка... Люда, я вам так сильно сочувствую, что готов оказать любую помощь. Любую. В чём нуждаетесь вы и ваши детки?
Мне уже стало легче оттого, что я это сказал.
– Да, нет, спасибо, – произносит она смущённо.
– Нет, да вы не скрывайте проблемы, – не отступаю я.– У вас хоть крыша над головой есть?
– Даже не знаю, как сказать...
;
IV
Прошло пять дней. Заканчивается суббота. Людочка с детьми живёт под моей крышей уже третий день. А я ночую у Вити Ильина. Я вчера с Людмилой прогуливался в окрестностях моего дома, и мы даже на мост поднялись. Постояли там, посозерцали...
А вот Онегина и Татьяны ни вчера, в пятницу, ни сегодня на мосту не было. Ни в 17.00, ни раньше, ни позже. Не парадокс ли?.. Мы с Людмилой, можно сказать, находим друг друга, а они что, наоборот, теряют?..
Нет, я не могу не верить, что и завтра, в воскресенье, тут, на мосту, не увижу их.
И вот завтра перешло в сегодня. Утро!.. Ощущение того, что этот день станет очень значимым в моей жизни!..
Я иду от Вити Ильина. Иду к Людмиле. Как удобно, что друг живёт от меня недалеко: буквально через две остановки, если мерить расстояние общественным транспортом. И этот путь я в очередной раз преодолеваю пешком.
И такое у меня философское, умиротворённое настроение! И курить даже совсем не хочется. Так надеюсь, что сегодня-завтра брошу жизнь-курилку окончательно. Бесповоротно! А главное, мысли совсем о другом. Интереснейшие мысли меня посещают. Помню, в юношеские годы мечтал об идеальном мире на Земле, даже верил, что скоро мы, люди разных народов, поднатужимся малёк и создадим его наконец-таки… Каким же наивным был… Хотя, в каждой наивности есть доля истины – её образца. И если тот или иной образец истины не может пока реализоваться, это ведь это не означает его абсолютной нереальности-ненужности… А ведь мир, куда не проникают пороки, любое зло – своего рода элитный. Да, самый элитный во всей Вселенной, видимой и невидимой нами. И создать, подготовить себя для такой элитной жизни (о, не судите строго, боги Мироздания), мы должны сами. Именно сами, проходя через все эти наши устоявшиеся веками, но проявляющиеся всё в каких-то новых формах, несовершенства жизни земной… Вот до чего я сейчас додумался! И прочувствовал всё это как-то по-новому. Сам не ожидал такого результата...
Я уже подхожу к своему дому. Справа – мост. Сейчас он совершенно пуст – ни души. И поездов под ним не видно – всё вокруг стало неподвижным, будто смотришь на картину в музее. Аж захотелось зайти на мост – пересечь эту неподвижность, оживить её своим движением.
Вот и пресекаю. Поднимаюсь на мост. Стою. Смотрю. Представляю себя на месте Онегина, глядящего на Татьяну… Что он разглядел в ней такое для себя ценное?..
Смотрю на свой дом, на окна моей квартиры, на ту самую лоджию, откуда я открыл для себя этот маленький секрет на мосту…
Как удивительно! Там, за этими окнами теперь – она, Людочка. А я тут… Столько лет жил в этой квартире один. Столько лет видел, но не замечал у себя под носом такого моста – места, по которому люди не только проходят мимо… А ведь мимо даже поезда не проходят. Они движутся вперёд. К очередной цели…
Вот и я достиг очередной цели: Людочка и её дети нашли кров в моей квартире. Договорились, что поживут у меня дней пять, пока комиссия администрации района примет окончательное решение… А как я её уговорил согласиться на моё предложение – сам удивляюсь.
Моя память живо воссоздаёт тот разговор в кабинете заведующей и за его пределами…
– Нет, да вы не скрывайте проблемы, – не отступал я.– У вас хоть крыша над головой есть?
– Даже не знаю, как сказать....
– Скажите, как есть. Мы ведь не чужие, поможем.
Я на мгновенье отправил взгляд в сторону заведующей, словно искал поддержку с её стороны. Но наша всемогущая Светлана Максимовна отвела глаза в сторону, словно руками развела…
Я заметил, как на глазах Людмилы появились слёзы. И она, чтобы скрыть их от нас, говорит лишь это совсем пустое «Спасибо, не надо» и выходит из кабинета.
Но эта нелепая ситуация меня ещё больше подогрела на «безумие». Я не хотел, но бросил в сторону заведующей если не осуждающий, то уж точно критикующий взгляд, и вышел из кабинета, не забыв хлопнуть дверью. Догнал Людмилу со словами:
– Постойте! Пожалуйста, постойте!
Она остановилась только на выходе из клиники. Ну, и хорошо. Меньше будет лишних ушей. Человеку делом надо помогать. Лечить словами – для Людочки этого сейчас мало.
И вот, не иначе, как в подтверждение этих моих мыслей, она вглянув мне в глаза, задержала на мне свой взгляд…
О, Боже! Каким он в тот момент был содержательным! Столько переплетений отчаяния и веры, усталости и стойкости! И я уловил – читал – всё это в ней. Я смог ТАК на неё настроиться.
Какой же всё-таки это прекрасный взгляд! Взгляд очень красивой женщины. Вернее, в те мгновения Людочка казалась мне самой красивой женщиной в мире. Словно беда её преобразила…
А когда она без лишних слов уткнулась в моё плечо и расплакалась, я понял, как сильно она нуждается в надёжной поддержке, в элементарной мужской опоре. И тогда я ощутил, что эта женщина – уже самый близкий для меня человек в мире. Самый дорогой… То ли в знак подтверждения этого чувства, то ли пытаясь удержать его, продлить эти мгновенья, я обнял Людочку. Даже говорить ничего не хотелось…
Но всё-таки слова нужны были. И я, гладя её по голове, сказал:
– Людмила! Людочка! Всё наладится. Всегда есть выход. Я… так рад оказать вам…тебе помощь!
После этих слов она глубоко вздохнула, отстранилась от меня, посмотрела снова в мои глаза… Это был уже другой взгляд. Взгляд человека, сделавшего над собой усилие.
– Прости… Простите меня, Руслан Иванович, за эту мою минутную слабость…
– Простить? – прервал я её. – Это были самые лучшие, самые яркие мгновения в моей серой жизни. За что простить, Людочка?..
Она замерла в нерешительности, а я рассмеялся:
– И где тут Руслан Иванович? Его для тебя уже нет. Есть просто Руслан.
Эффект, похоже, получился хороший. А я его закреплял:
– И этот самый Руслан рад предоставить для тебя и твоих деток временный кров.
Она молча прошла вперёд и села на ближайшую скамейку. Я подошёл к ней, сел рядом. А Людмила, глядя перед собой, словно изучая что-то для меня невидимое, стала рассказывать:
– Вот так же и Сева. Мой муж… бывший. Второй муж… Он оказался рядом в трудную минуту… Я стою с ребёнком на руках в пустой квартире. Только что вернулась из роддома – сама, пешком, по городу. Никто не встретил – ни муж, ни его мать, ни мой брат. Будто мы не нужны никому… Мужу, действительно, мы оказались не нужны. Вскоре узнаю, что его задержка в загранкомандировке, и без того длительной, – следствие принятого им решения остаться жить там – в США. Ехать к нему я отказалась. Просто чувствовала, что он зовёт меня с сыном туда не искренне, надеется на наш отказ. Да и не могла я всё бросить и – на край света, в чужую страну, пусть даже в такую якобы крутую, а главное – без предварительного обсуждения с мужем этой темы. В общем, через полгода он подал на развод…
И тут я вспомнил про наш договор с Витей о подмене. Полчаса истекли уже чуть ли не десять минут назад… Нет, прервать Людмилу, её исповедь – это было выше (или, наоборот, ниже) моих сил. Это разорвало бы и без того тонкую нить, возникшую между нами. «Прости меня, друг мой бесценный Витя, – мысленно обратился я к нему, – Не могу выполнить обещание. Иначе не джентльменом, а свиньёй буду перед этой женщиной».
Словно уловив мои мысли о времени, Людмила взглянула на свои наручные часы и продолжила:
– Ну, а ещё через полгода, когда моя мама умерла, и помощи со стороны никакой ни стало, да ещё стресс этот после смерти такого близкого человека, в то самое время встречается на моём пути Всеволод. Он был строителем, бригадиром. Мосты строил в основном. И большинство – тут, в Минске… Произошла у нас та же история, только в других тонах: стоит мне полюбить мужчину и родить от него ребёнка, как вдруг в дом приходит беда… Сева оказался алкоголиком закодированным. Держался почти год. А когда я рожала от него девочку – нашу Лизоньку, – трудные очень были роды. Так от переживаний он выпил пару капель. Ну, и постепенно опять втянулся. Сперва скрывал от меня, от детей свои выпивки, а потом… куда уж скрывать. И помочь ему я пыталась разными способами, и психологическими, и медицинскими, в течение трёх лет. На приём к лучшему наркологу города возила Севу. Он и сам уже взмолился, чтобы раз и навсегда помогла ему избавиться от этого змея зелёного. Да вот сердце его не выдержало… Пять месяцев прошло, как похоронила… После потери второго мужа я стала задумываться: может, это я несчастья приношу в свою семью?
Я покачал головой, отрицая такое предположение:
– Скорее, тут совсем другое. Я недавно читал на эту тему. Это карма. Карма приносит испытания в твою семью. Вот и пожар этот…
Мы оба глубоко вздохнули. Она всплакнула. А я… Я под впечатлением от услышанного достал завалявшуюся в халате почти пустую пачку сигарет. Понимая, что делаю это по инерции, достал одну оставшуюся сигарету и… разорвал её вместе с пачкой. Бросил весь этот хлам в ближайшую мусорку. Стал ходить взадвперёд. Затем остановился и, поддаваясь новому душевному порыву, неожиданно для себя самого, без всяких предисловий, начал свою исповедь. А где-то там, на границе подсознания и осознанности, витало то, что хотела сказать Людочка, рассказав мне о своих бывших мужьях: «Мои взаимные чувства к тебе, Руслан, могут обратиться ещё одним несчастьем…»
– Я никогда не был женат. Так уж вышло. Да и грешен я очень перед одной девушкой. Было это лет пятнадцать назад. Вроде любили друг друга. Я тогда медицинский закончил. Поступил в магистратуру. И вскоре должен был отправиться на стажировку в Японию. Чувствовал себя крутым, счастливым, всемогущим. Планы на будущее грандиозные, амбициозные и даже инновационные – создать тут, в Минске, уникальный научно-диагностический центр, получив на это поддержку государства и инвесторов, стать директором такого храма медицины и жить в этом белом шоколаде припеваючи до… бесконечности. И тут вдруг узнаю, что Наташа беременна от меня. Как? Почему?.. Она ведь то ли дни нужные высчитывала, то ли контрацептивы принимала. Ошиблась, видимо. Или специально забеременела? Но, увы, в моих амбициозных планах отцовства не значилось. А вот Наташа, наоборот, рада была очень. В итоге – конфликт, упрёки, ссора. А тут я ещё стал настаивать на аборте. Мол, специалисты у меня есть среди знакомых самые лучшие чуть ли не во всей Европе, и уже предварительно с ними договорился. А она, упрямая, не соглашается и говорит, что вряд ли я её любил по-настоящему, коль на такое преступление толкаю…
Я готов был чуть ли не расплакаться. Потёр ладонью лоб и глаза, словно стирая с себя эту «слабость». Подумал о том, как хорошо, что денёк выдался солнечным, тёплым, он хоть как–то скрашивает все эти пасмурные воспоминания. Я сел на скамейку рядом с Людмилой, слушавшей меня на одном дыхании, и продолжил:
– В чём тут преступление? В чём тут грех?.. Я в ту пору своими магистерскими мозгами недопонимал. А она мне про это преступление всё чаще, да чаще говорит и плачет, плачет. В итоге, устал я от всего этого напряга. Да так, что не сдержал своих эмоций и… послал её на те самые невесёлые три буквы. Кретин, эгоист законсервированный… А сам укатил в свою Японию… Вернулся через месяц, словно новую жизнь начал. От Наташи никаких вестей. Сам не звоню, не интересуюсь, на других девушек заглядываюсь. А через неделю встречаю в городе её подругу и узнаю, что у Наташи на следующий день после моего ухода выкидыш случился… Я сперва этому известию не придал особого значения: мол, жива Наташка, ну и слава Богу. И вины своей как-то не чувствовал перед этим неродившимся ребёнком. Да и дел было по горло – карьерный рост…
Тут я усмехнулся, будто в зеркале себя, нерадивого, ещё лучше разглядел и перешёл на завершающую стадию этой исповеди:
– Только постепенно стал я за свой грех расплачиваться. Сперва с приличной девушкой никак не мог знакомство завязать. Затем с созданием диагностического центра начались замарочки. Учёба в аспирантуре моих ожиданий не оправдывала. Переживал я за всё это, да так, что курить начал. А тут ещё мои родители болеть стали. А они – далеко, в Новополоцке. И помочь-то им особо некому, кроме меня. Я – к ним, через пару дней – назад. И так туда-сюда в течение месяца. Они в больницу ложиться не хотели. Частный дом, хозяйство большое – никому своё добро не доверили бы, даже мне. Ну, как таких «раскулачить»?.. На весь отпуск уезжал к ним. Уговаривал лечь на обследование, предлагал даже в столицу перебраться.
А они мне: «И где мы будем жить, в твоей съёмной квартире?»
«Папа, мама, – говорю, – Вас в Минске в больницу определю, в самую лучшую в республике».
Они – ни в какую. А тут ещё к нам в дом захаживать стала моя бывшая одноклассница. Лариса. Помогать стала по хозяйству. Да так отчаянно, что в одну из ночей спать меня с собой уложила в моём же отчем доме. Я опешил, а потом и сдался. Мол, столько времени без женской ласки. Но как-то вдруг уж очень тяжко сработал мой основной инстинкт… И вот тогда я заподозрил что-то неладное. А вскоре, после консультации у уролога, услышал о предположительном диагнозе, от которого я был в шоке: вторичная импотенция. Уролог отправил меня на обследование к андрологу, и тот подтвердил диагноз… Боже мой, почему? Почему?.. И вскоре, когда мне приснился тот самый неродившийся у Наташи ребёнок, я самому себе ответил на этот вопрос: расплачиваюсь за свой грех. И тут же – новый удар: умирает мать. Мы её хороним. Отец тем более не желает уезжать в столичную больницу. А у меня заканчивается отпуск. Как быть?.. Уговорил отца на амбулаторное лечение в Новополоцке, даже удалось ему организовать лечение домашнее: нанял врача и медсестёр, которые согласились приходить к нему один-два раза в день. С чувством выполненного долга уехал в Минск. Но… недолго музыка звучала. Через пару дней узнаю, что отец ушёл из дому. И – пропал. Снова еду в отчий дом. Отца так и нет. Спрашиваю соседей – никто ничего не видел. Я тогда в милицию обращаюсь. Объявили розыск… До сих пор числится в пропавших без вести. Как на фронте… Вот как бывает.
Неподвижное лицо Людмилы уже было обращено ко мне. Я уловил в её взгляде нотки… Нет, целую мелодию сочувствия, и на душе стало спокойнее. «Как же внимательно она умеет слушать!» – подумал я, продолжая:
– В общем, страдал я месяц-другой на фоне всех этих чёрных пятен судьбы. Скуривал в день по две пачки сигарет. Заливать боль алкоголем, слава Богу, не пробовал. Учёбу в аспирантуре чуть было не забросил. Но, а свои начинания по созданию центра уже не потянул. О, боги медицины, не судите строго! Пропал запал... Изменился мой взгляд на себя самого, признал себя виновником смерти того неродившегося ребёнка. И как такое бездушное, эгоистическое существо, как я, какой-то там диагностический центр, да ещё уникальный для всей страны, создать может? Да я даже собственным родителям помочь как следует не смог…Так и смирился со своей бедой. И не было никакого желания импотенцию лечить. Да и понятно мне было, что причины её не физиологические, а кармические. Это я из всякого рода духовно-развивающей литературы узнал. Узнал, что курение способствует развитию этого недуга. Но решил так: пусть на одного неблагонадёжного мужика будет встречаться меньше нашим женщинам… Поэтому, Людочка, предлагая тебе свою помощь, я не преследую ничего личного. А тёплые чувства, которые за все эти годы лишь к тебе одной и проснулись в глубинах моего одиночества, они… силы дают начать заботиться о других людях.
Я тут же ощутил облегчение от всего высказанного мною. Вздохнул, как после очень важного экзамена, и посмотрел на Людмилу, которая направила на меня вроде всё тот же глубокий, внимательный, искренний, но уже и какой-то обновлённый взгляд. Словно считывает с моего лица доступную только ей одной информацию… И вдруг меня осенило:
– Люда, я сейчас осознал простую для себя истину: раз я лишил жизни того ребёнка, значит должен помочь твоим детям. Помочь максимально. Понимаешь?.. Предоставь мне, пожалуйста, эту возможность искупить свой грех.
И тогда произошло самое неожиданное и одновременно самое приятное за тот день. Вместо ответа она обняла меня, прижавшись щекой к моему плечу.
Я тоже обнял её, и с каждым мгновением этой взаимности у меня, о всевидящие боги любви (!), становилось ещё больше сил…
Я не видел, но знал, что мы обязательно попадёмся на глаза кому-нибудь из наших коллег.
Я не видел, но знал, что в глазах Людмилы появились слёзы. Но это были уже не те слёзы отчаяния…
V
Пока я всё это вспоминал. Прошло всего лишь минут пять. Не больше.
Боже! Как же тут, на этом «промышленном» мосту легко дышится, хоть и «ароматы» железной дороги повсюду. Как на душе спокойно! И тихо даже тогда, когда проезжает очередной много-много-много-много-многотонный товарняк. Не чудно ли?
Я оглядываюсь по сторонам. На мост поднимаются он и она – незнакомая мне пара. Молодые люди держатся за руки и пристально смотрят в глаза друг другу, будто мир, который вокруг их, вовсе и не существует… Как хорошо, как тепло от мысли, что в наше время, что даже в нашем микрорайоне, который считается одним из самых хулиганских в городе, можно увидеть такое!..
Пара проходит мимо, я оглядываюсь им в след и ухожу с моста. А в мыслях оживает продолжение той нашей взаимности на скамейке у клиники...
– Ой, пора. Детей из детского садика забирать, – почти шёпотом произнесла Людочка, чуть отстранившись от меня.
Она посмотрела на часы, а я спросил:
– А где вы живёте эти дни?
– Подруга приютила. Социальная служба предлагала нам перевалочное жильё в одном из общежитий. Но я отказалась, а потом пожалела. Хотя, конечно, у Ани, у подруги, как-то проще…
– Давай мы так сделаем. Ты оставь мне адрес Ани. У меня через полтора часа смена заканчивается. Я заеду за вами. Съездим на вашу квартиру, посмотрим, в каком она состоянии. Посмотрю, что там и за какое время можно облагородить. А затем ко мне отправимся. Праздничный ужин устроим всем бедам назло, а нам – на радость. Веселиться будем. А там уж решите, где вам лучше, у меня или у Ани. Подходит такой сценарий?
Она улыбнулась – впервые не только за время наших исповедей, но и, наверное, за последние дни – и ответила:
– Дети будут рады…
Они были не просто рады, а счастливы прокатиться на такси, побегать в просторной трёхкомнатной квартире, посмотреть большущий телек, висящий на стене, закусывая одно удовольствие другим – шоколадным тортом…
А ведь буквально часа полтора назад, когда я прибыл к Ане, они так не хотели ехать с каким-то незнакомым дядей. Но самым непредсказуемым оказался для меня совсем другой вопрос: квартирный. Жилищем Ани оказалась трёхкомнатная квартирка в стареньком двухэтажном доме сталинских времён. Как эти дни все они, то есть пятеро взрослых (двое из которых – старенькие родители Ани) плюс четверо детей, умещались на этих метрах? Причём одна из комнат, самая малюсенькая, была отдана семи котятам и кошке-маме, которых тут то ли тоже приютили на время, то ли уже поселили на постоянку. Поэтому я сразу предположил, что кто-то из взрослых ночевал на кухне…
«Однозначно, у меня Кирюше. Катюше и Людочке будет легче дышать», – соображал я, вызывая такси.
Теперь у меня появился стимул наконец-то довести до ума свой авто, который пылится в гараже уже больше года. А если мой уже немолодой Мерседесик откажется стать верным железным конём, приобрету нового скакуна.
Дети остались в такси, а мы с Людмилой заглянули в её квартиру. И тут у меня снова в зобу дыханье спёрло. Четырёхэтажный домик, конечно, был свидетелем уже другого исторического периода Советского Союза – хрущёвского, – и двухкомнатная квартирка со смежными комнатами и совмещённым санузлом явно уступала по метражу даже Аниному жилищу.
Но шокировало меня то, какой ущерб был нанесён пожаром. Сперва взору предстали сильно обгоревшие стены маленькой прихожей, закопченный потолок. А затем в комнате, которая побольше, – огромнейшая дыра в стене, смежной с той самой соседской квартирой, откуда и повалила вся эта беда. И запах. Стойкий запах гари.
– Что с соседом? – спрашиваю у Люды.
– В реанимации… Ущерб будет должен возместить. Но когда он сможет это сделать? И сможет ли вообще?.. А пока государство на себя берёт расходы. Сегодня утром была комиссия из ЖЭСа. Сказали, сообщат завтра, когда ремонт начнут делать.
– Да-а… Не быстро у них эти колёсики завертятся. Согласование, составление сметы. Да и качества высокого не жди… Ладно, пусть ваяют. А после них я продолжу.
Больше я вопросов не задавал. Мы поехали ко мне. И я всю дорогу благодарил Бога за доверие ко мне со стороны Людмилы, и за то, что есть у меня просторная квартира, которая, кстати, была приобретена мною после продажи родительского дома, и вот именно сейчас сможет оправдать всю свою площадь.
Когда подъехали к дому, было уже почти 19.00. Я посмотрел на мост – никого. Была ли там моя пара в 17.00 или позже? Неужели я их больше никогда не увижу?.. Никто не ответит. Значит, не судьба пока получить ответы на подобные вопросы. Теперь у меня вон какие заботы появились…
На часах было около девяти вечера, когда возвращаться к Ани дети наотрез отказались, стали виснуть на мне – за своего приняли быстро.
– Ну что мне с вами делать, чудики вы мои? – развела мама руки в сторону. – Придётся остаться.
Чудик миленько захлопали в ладошки.
– Спасибо вам всем большое за такой подарок! – сказал я. – Вы мне настоящий праздник устроили.
– Какой прашдник? – прошепелявила младшенькая, Катюшка.
– Самый-самый особенный, – рассмеялся я. – Тот, который называют днём рождения.
Мои гости переглянулись и старшая из них первой захлопала в ладоши…
Я вспоминаю эти прекрасные мгновенья, пока иду от моста к своей квартире. Как всё-таки классно, когда тебя кто-то ждёт дома. Да не просто кто-то, а люди, ставшие близкими, дорогими, любимыми… Людочка такая чуткая! Но чувствует себя неловко до сих пор…
– Внимание! На правах именинника, – возвестил я, уловив её неловкость в конце того праздничного вечера, – я желаю, чтобы вы, мои дорогие, почувствовали себя полными хозяевами в этом жилище. Поэтому я оставляю вас, а сам… Сам поспешу к одному доброму волшебнику, который приготовит для Кирюши и Катюши удивительные подарочки, если… вы будете во всём слушаться маму и помогать ей тут хозяйничать. Договорились?
Даже без восхищённого взгляда Людочки я понял, что поступил очень тонко-мудро в данной ситуации, да и тон именинника, использующего свои права по полной программе, был неотразим. Только я, увы, стал лжеименинником. Мой-то день рождения только сегодня. Оправдался ли этот хитрый ход? Вроде, да…
А ещё в тот чудесный вечер я по дороге к Вите Ильину смог поставить жирную-жирную точку в своей антитабачной кампании. Захотелось обновиться ещё сильнее, чем прежде. Слава богам здравоохранения! На одного заядлого курильщика в этом мире стало меньше!
VI
Я не желаю открывать дверь своим ключом, поэтому набираю заветные цифры. Домофон доносит до меня голос Людочки. И вот я под лучами её глаз, её улыбки!.. Как они прореагируют, когда признаюсь про свой манёвр с правами именинника? И надо ли признаваться?.. А ведь в тот вечер я сам поверил, что мы отмечали мой настоящий день рождения. Наверное, оттого, что в духовном плане я родился именно тогда – переродился. Время, и уж тем более дни недели, в данном случае так относительны…
О, боже! Не успел я порадоваться тому, как весело, как искренне встречают меня Кирюша и Катюша, а уже передо мной новая прелесть – великолепный завтрак. Я сам неплохо готовлю, но то, что сотворила Людочка из обычных продуктов, просто гениально. Особенно по вкусу. Творожено-шоколадно-орехово-фруктовый йогурт с молочным коктейлем. Причём, как выяснилось, всё было сделано голыми, то есть одними, руками – даже без миксера. Я показываю Людочке, где лежит мой миксер, но вспоминаю, что он неисправен. И…
– О, браво тебе, всемогущая женщина! Он заработал в твоих руках!
«Может, и мой старик Мерседесыч заработает от прикосновения этих рук», – думаю я ненароком.
А наш многодневный праздник должен продолжится. Я приглашаю всех в Аквапарк, недавно открывшийся в столице. Людмила благодарит за приглашение, но просит не тратиться на их. Но я непреклонен.
– Класс! Мы Аквапарк даже ещё вблизи не видели. – восторгается Кирюша, поддерживая мою инициативу.
– Ой, а там эти горки больше, чем на детской плошадке? Они надёшные? – не по возрасту предусмотрительно шепелявит Катюшка…
Масса водных и «надёшных» аттракционов, масса ярких впечатлений… Прогулка на природе. Обед в кафе. Запуск свежекупленного бумажного змея… Получился настоящий День защиты детей (как-никак 1 июня) – мой день рождения, казалось, будет бесконечным. А главный подарок – взгляды Людочки. Такие тёплые!.. Так, наверное, смотрят на мужчин очарованные ими женщины... Ну, льстить себе, конечно, не стремлюсь. Но, действительно, каждый взгляд – выразительный, просто СУПЕР!!! Глубже и светлее, чем тогда, на скамейке у клиники.
И вот ведь хочу признаться, что мой день рождения именно сегодня, да не могу. Вдруг её как-то смутит мой манёвр, и это солнечное настроение померкнет?.. Чего-то не хватает, чтобы признаться. Чего же?..
VII
Вот и вечер в разгаре. Мы дома. Дети уже засыпают в своих постелях. Их усталость дважды святая, ведь день такой насыщенный, такой незабываемо радостный получился.
На столе – остатки торта, недопитый чай. Людочка домывает что-то из посуды. А я только что закончил рассказывать ей – по её же просьбе – о своём детстве.
– Надо же! – наполняет её голос возникшую тишину-паузу. – Каким близким, каким интересным может оказаться тот, кто был просто твоим коллегой... И таким щедрым!
И она рассказывает мне о своём детстве – о его самых–самых светлых моментах, мечтах, событиях. Ни одного намёка на неудачи, разочарования, беды... Ну, и правильно. Да просто превосходно! К чему сейчас все эти сожаления, жалобы и прочие слёзы?! Как поётся в одной классной песне, «не парься, будь счастлив!» И действительно, полезнее максимально усиливать позитив.
Между нами полный позитив – полный вперёд! Мы будто погрузились в то самое измерение, пространство, где не отягощают пороки, где не мелькают все эти противоречия житейские... Даже и не будто, а в самом прямом смысле приблизились к этому чистому – элитному – миру-измерению...
...и времени нет. Нет его между нами. И слов уже нет. Их просто уже не хватает... Передо мной её очарованно-очаровательный взгляд. Мы смотрим в глаза другу. Смотрим пристально... Нет, глубоко. Ещё глубже... Я вижу в её глазах целый мир. Я погружаюсь в эти просторы!.. Я чувствую, как много желает мне сказать её душа...
И вдруг что-то врывается в наше пространство. Но зависает у его границ... Это голос, прорвавшийся из радиоприёмника:
– В столице 23.00 – пытается вернуть нас на Землю диктор, начинает сообщать о последних новостях и… также неожиданно умолкает...
Тишина!..
А мои мысли вертятся вокруг Времени. Неужели уже одиннадцать вечера?! Ведь совсем недавно было около девяти... Мы с Людочкой, действительно, были в другом измерении...
Она ловит мой слегка смущённый взгляд: мол, пора. И в ответ только качает головой. И я всё понимаю без слов:
«Не уходи! Это ведь твой дом. Мы без тебя уже не можем...»
«Не уйду, – отвечают мои глаза. – Это уже и ваш дом! Я без вас не смогу уже тут жить...»
Мы подходим ближе друг к другу. Продолжаем прервавшееся погружение друг в друга... И снова друг другу говорит – поёт – Тишина...
Поёт!.. Поёт всё вокруг! И внутри каждого из нас создаётся новый мир. Целая Вселенная... И мы понимаем, ещё тоньше, что уже не можем друг без друга. Мы не можем друг без друга даже дышать. Мы хотим обнять – удержать – друг друга, но создающейся Вселенной ещё нужны наши глаза...
И тогда эта кухня напоминает мне мост. А мы с Людой – Онегина и Татьяну...
Была ли эта пара сегодня, в день моего рождения, в 17.00 на мосту, я так и не узнаю. Мы вернулись с прогулки гораздо позже. Мост был пуст...
Но мне сейчас действительно кажется, что на мосту стоим я и Людочка. Наша Вселенная, нуждающаяся в наших глазах, просит нас протянуть друг другу руки...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Онегин и Татьяна,
или Взгляд с моста
I
Это началось недель пять назад... Хотя, нет. Всё начинается гораздо раньше. Ещё в детстве, В самом раннем... Или ещё раньше. В прошлых жизнях, в которые... проще не верить, как большинству из нас. Но мне верить и знать – проще.
Итак, после последней операции на ухо мир для меня стал другим. То есть я смогла ощущать это ДРУГОЕ...
Мой доктор, Руслан Иванович, так был рад улучшениям после операции... Милый доктор, я не буду вас огорчать. Вы сделали всё, что могли, и даже больше. Тут всё дело во мне...
Но я ведь приобрела больше, чем потеряла. И поняла это по-настоящему только недели две назад – там, на мосту. До этого момента всё было как в бреду: на третий день после выписки из клиники – ухудшение слуха... на утро я уже ничего не слышу, паникую, но ничего никому не говорю... убегаю из дома, брожу по городу... вдруг улавливаю что-то похожее на звуки – словно их образы... иду на их зов, но не понимаю, что происходит... оказываюсь на мосту... мысли о том, чтобы покончить с такой жизнью... не решаюсь... снова дом... паника моей мамы, понявшей, что я оглохла... снова убегаю, брожу... теряю ощущение пространства и времени... снова мост... снова слабость – мысли о том, чтобы покончить раз и навсегда... и так несколько дней... Даже вспоминать не хочется.
Но главное, что я поняла – этот мост, это место влияет на меня как-то успокаивающе. И как только я в этом себе призналась, звуки, потерянные мною, казалось бы, навсегда, стали вновь, как в первый день глухоты, улавливаться мной иначе – на каком-то ином уровне – более образном, что-ли... Не знаю пока, как это объяснить...
Но прежде появился он.
Он... Незнакомец.
Незнакомец, в котором я узнала одно из больничных лиц. И как-то мгновенно это всего лишь лицо стало для меня ещё одним успокоительным средством – с первого же взгляда. Но в первый день я не желала себе признаться в этом. Сразу же захотела уйти с моста...
Так мы и «познакомились». Может, подобным образом, без единого слова и даже жеста, и происходит встреча между всеми глухонемыми?..
Напрасно мама пыталась меня отвезти в клинику. Я уже начала приобретать некую замену, компенсацию покинувшему меня слуху – слуху обычному. Ведь оглохший Бетховен мог СЛЫШАТЬ и сочинять музыку... После очередной попытки мамы заволочь меня к врачам, я ускользнула от неё – на мост.
Я стояла, смотрела вниз на одинокую железную дорогу. Рассматривала чуть ли не каждую шпалу... Но, наверное, ещё больше я всматривалась в себя саму...
II
Вот так же и сейчас. Стою, всматриваюсь... И не перестаю удивляться, как же хорошо и думается, и дышится на этом мосту. Даже запах каких-то веществ, присущих железной дороге, ничуть не мешает так свободно дышать. Почему?.. Тут словно какое-то другое измерение. В мире... Да что в мире, в нашем же городе столько много более приглядных, даже шикарных мостов, возвышающихся над вокзалами, проспектами, реками...
Нева... Питер... Помню, как во время моих школьных осенних каникул отец катал меня на катере по этим водным проспектам северной столицы, а над моей головой мелькали роскошные мосты... Нет, я тогда не понимала, что они роскошные. Да и Питер был Ленинградом. Да и я была всего лишь Танюшкой. Наивной девочкой со смешными косичками. А главное – непослушной – вот и упала в воду с борта катера, куда всё пыталась залезть, пропуская мимо ушей замечания отца... И вот именно тогда мои уши и пострадали впервые. Вода в Неве в начале ноября была ну очень холодной... Папа уже был готов прыгнуть за мной в воду, но я смогла вынырнуть, и в это мгновенье он успел схватить меня за руку...
Остатки воды долго вытекали с правого уха. А врач, какой-то знаменитый профессор – большой и толстый добрый дядечка – несколько раз повторял родителям, что от перенесённого стресса в подобной ситуации не исключена потеря слуха.
– Доктор, Александр Сергеич, так может быть, операцию стоит сделать? – чуть было не прослезилась мама.
– Не стоит, мамаша. Пока очевидных симптомов нет, не думайте даже об этом. Не притягивайте к себе беду, мои дорогие...
И всё же беда притянулась. Первые симптомы – через лет пять. Но за эти годы уже много воды утекло. Советский Союз распался. Ту московскую больницу то ли расформировали, то ли присоединили к чему-то. Папа погиб на службе. Мама... она как-то быстро постарела, сама по больницам, да по врачам пошла. А я, не поступив в медицинский, на завод пошла работать. На одну ведь мамину зарплату-больничный не протянули бы... Вроде свыклась, сработалась, так вдруг на тебе – в цеху новое оборудование установили, а оно такое шумное – штамповочное. После смены ушей своих не чувствовала. Уволиться пришлось... Но пока увольнялась, шум в ушах стоял...
Вот так я и полюбила тишину. Нашла для себя самую тихую, как мне тогда казалось, работу – художника. Но профессионалом стать не смогла. Пришлось освоить бухгалтерское дело. Рисовать не прекращала ни на один день. Теперь вся квартира картинами увешена. Живём с мамой, как в музее, среди моих творений. Можно выставки проводить. Особенно благотворительные... Однажды к нам, на первый этаж, воры проникли с «благотворительной миссией» – ни одной картины не украли только мой плейер, забытый в прихожей, стырили... И зачем мы с мамой решили попробовать после этого случая все картины на стене цепью металлической соединить? Будто те самые воришки пообещали нам обязательно вернуться. Вот уж точно сдурели бабы. Явно, в сторону Бога плюнули. Вот одна из них, то бишь я, и ляпнулась на пол со стремянки... После этого удара процесс потери слуха перескочил на второе ухо и ускорился.
А в итоге, я три недели назад оказалась на операционном столе...
III
Итак, мост... Я стояла на нём и смотрела, как приближающийся товарняк, рассекает одиночество моей железной дороги. Я запоминала каждую деталь вокруг, чтобы начать дома картину. Картину моего моста. Но... мысли о самоубийстве тогда были сильней... Поэтому я, наверное, далеко не сразу заметила рядом его – знакомого незнакомца.
Он просто стоял на другом конце моста, изредка поглядывая в мою сторону. И сперва мне от этого было довольно неприятно. Откуда он взялся тут? Да ещё стоит, не уходит. Да ещё он – один среди тех мужчин, кто лечился в той же клинике... Он так и не ушёл в тот день первым. Уйти пришлось мне.
И надо же такому случиться, что ровно через неделю, почти в такое же самое время мы снова оказались с ним на мосту. Меня потянуло туда с невероятной силой буквально накануне выходных. Вот тогда я и решила окончательно, что нарисую мост.
Я шла туда и удивлялась, как же это я неделю назад могла думать о том, чтобы этот мост стал местом моего... падения. Падения и в прямом, и в переносном смысле. Плыть по течению, как бревно?.. Нет, это не для меня. Вот лучше попробую-ка сопротивляться...
Пробовала. Получалось. Улыбалась. Радовалась. И снова пробовала. И снова училась улавливать звуки по-новому, словно «считывала» их с тишины...
Замечала, что присутствие на мосту моего «спутника» меня уже не тяготит.
А к следующим выходным мне даже стало его не хватать.
Я запомнила, что в прошлый раз он пришёл на мост в часов пять вечера, И я поспешила туда именно к этому времени... В то воскресенье мы так и не подошли друг к другу. Просто не было в этом потребности. К тому же мы не могли сказать друг другу ни одного слова. Да и ни к чему были любые слова. Мы воспринимали мир вокруг нас и в нас самих иначе, чем обычные люди.
Совсем иначе.
Иначе.
И...
....и какое же это умиротворение! Просто смотреть на малознакомого человека и всё понимать, чувствовать без слов. Словно он всю жизнь был с тобою рядом, а ты его не могла увидеть. И вот теперь он стал видимым – доступным для твоего зрения. И одновременно с этим стал ПРОЗРАЧНЫМ, как морская вода...
...не было, не было этого моря. Бескрайняя пустыня вокруг вторила: «Морю тут не место». Но вдруг подул свежий морской ветерок и сине-голубая гладь открылась прояснившемуся взору путника...
...и всё просвечивается в этой воде. Всё! До самого дна...
Я и он стояли и всматривались с моста в эту прозрачную глубь...
Я и он сперва изредка, а затем чаще передавали друг другу знаки своего маяка – взгляда.
Я и он воспринимали каждый знак – ответным взглядом. И каким-то движением-блеском в глазах.
Я и он...
Да. Да! Третье воскресенье было переломным... Нет, переходным в моей жизни. Я осознала, что можно слышать и слушать, чувствовать и сочувствовать на совершенно другом, тонком, а может быть даже и сверхтонком уровне. И я была совершенно счастлива в те мгновения! И я пыталась те мгновения растянуть до целой минуты. И до второй. До третьей... И у меня... У меня ЭТО (!) получалось
Получалось, люди! По-лу-ча-лось!!!
Я могла ЭТИМ управлять. Могла!.. И могу теперь.
Вот бы все глухонемые благодаря такой Тишине научились понимать друг друга без помощи всех этих жестов. Жестов их языка, который я так не хочу осваивать...
Я думала об этом и смотрела на железную дорогу, и она уже не казалась мне одинокой. Она стала для меня труженицей. Да, труженицей, ожидающей нового движения. Движения вперёд. Движения ради блага. Ради блага других людей. Вперёд!..
Я смотрела вперёд – на дома, сопровождающие железную дорогу справа от неё... Вдалеке возвышаются элитные многоэтажки, а ближе к мосту – 3-4-5-этажные сталинки и хрущёвки. Вот такая связь времён. Как в музее... А справа от моста, ближе всего к нему – ещё одна многоэтажка. Я до сих пор иногда жалею, что не живу в этом доме. В доме, откуда лучше всего виден наш мост... Мне даже кажется – вот, как и теперь, – что кто-то наблюдает за нами из тех окон...
Но меня это уже не смущает. Ведь я счастлива. Счастлива, наверное, впервые за все эти годы взрослой жизни. Я счастлива не в каком-то там призрачном будущем, а здесь и сейчас. На этом мосту. Я счастлива уже и по дороге к мосту, и по дороге домой. Я счастлива уже и в одиночестве, и рядом с Володей. И мне не надо догонять моё счастье, как это делает чуть ли не каждый человек. А ведь смысл в том, чтобы было всё наоборот: счастье догоняло человека.
Я смотрю вперёд, я иду вперёд, я обгоняю время. А счастье меня догоняет. Как это здорово! Какое счастье!!!
Я улыбаюсь. Улыбаюсь даже тогда, когда мои губы сжаты, а задумчивость поглощает в себя все мысли, все мои чувства. Я улыбаюсь теперь даже во сне.
Я улыбаюсь!
Я хочу полностью разучиться грустить...
Я улыбаюсь!
Я хочу стать солнцем на небе! Или даже на земле. Солнцем на земле.
Я улыбаюсь!
Я, как ребёнок, радуюсь от мысли, что хочу согреть своими лучами весь этот серый, грустный, суетный мир вокруг. Я хочу согреть – и я уже (!) согреваю.
Со-гре-ва-ю!!! Неужели вы не чувствуете этого, люди?!
Согреваю!!!! И так легко на сердце! Так легко!
Легко!..
Правда, в то, третье, воскресенье, я ещё не могла всего этого чувствовать и понимать. Я только-только начинала осознавать. И, стоя на мосту, уже улыбалась в сторону его – Володи.
Но тогда я ещё не могла знать его имени.
IV
С первого взгляда он мне почему-то показался стариком. Этакий чеховский дядечка-интеллигент с тростью в руках. Только не хватало пенсне и шляпы. Но... мне в действительности не хватало большего – именно этого одинокого, но бодрого, цельного человека на... нашем мосту.
Если бы это был обычный – центральный городской – мост, по которому каждую минуту проходит десяток пар ног, он скорее всего не стал бы НАШИМ. Об этом вчера написал мне Володя. Да, мы нашлись в социальных сетях... Обычно люди находят свой мостик друг к другу, наоборот, сначала в интернете, а затем уже…
Оказывается, Володе очень хорошо знакомы способности, открывшиеся мне: слышать и видеть тоньше, глубже, дальше, чем слышат и видят люди с помощью обычных возможностей органов слуха и зрения... Правда, ВИДЕТЬ так, как он, у меня ещё не получалось: читая книгу, слушая музыку, да просто мечтая, Володя способен видеть, как он говорит, те образы, картинки, миры, которые находятся за гранью видимого... Никогда б не подумала раньше, что такое возможно (а ведь я примерно также пишу свои картины).
Вот и с нашим мостом получилось так же. Перечитывая «Маленькие трагедии» Пушкина, он закрыл глаза и... вдруг увидел товарный состав, железнодорожные пути, мост и девушку, свисающую с него... А на следующий день он нашёл это место. Только там, в его видениях, мост и пространство вокруг были ярче, насыщенее. Даже отдельные детали он хорошо запомнил.
Володя в течение трёх дней обошёл все мосты в зонах железнодорожных путей города, и самым последним оказался НАШ мост.
V
Разве я могла всё это знать даже тогда, когда мне стало уже приятно его постоянное присутствие на мосту подле меня... Для кого-то со стороны мы – странные люди, созерцатели неизвестно чего и, может быть, даже просто бездельники... Но как же это зд;рово, когда ты наслаждаешься Тишиной – молча, в потоках мыслей, ощущая гармонию, единство во всех многоликих "я" твоего существа, а рядом совершенно незнакомый тебе человек думает-дышит с тобой в унисон и становится постепенно близким! И даже самым близким!..
Мы уже могли чувствовать друг друга на большом расстоянии. Вот и получилось, что не договариваясь друг с другом, пришли на наш мост не в воскресенье, как обычно, а в субботу. Во время этой, четвёртой, встречи, когда у меня разыгрался насморк, и я не обнаружила своего носового платка, Володя подошёл ко мне и предложил свой... Как ни странно, мне было совсем не брезгливо принять его. Да и был платок свежим, белоснежным. А на одном из углов вышито: Владимир Онегин и адрес электронной почты...
Жестами он показал мне, что возвращать платок не надо. А я в знак благодарности угостила его конфеткой. Он принял угощение, прижал его к груди и вернулся на своё место. А затем... Затем мы долго и пристально смотрели в глаза друг другу – дольше, чем это могло быть раньше...
Какая же всё-таки мощная сила – уверенность, бодрость в его глазах!.. Сильными, не рождаются, а становятся (а я до сих пор ничего не знаю о его испытаниях житейских).
Смотрели в глаза и, словно рисовали портреты друг друга. Читали наши судьбы, словно говорили друг с другом. Говорили... Было бесподобно!.. А затем без лишних взглядов и действий мы разошлись по своим сторонам, прекрасно зная, что благодарны друг другу, что будем счастливы встретиться тут вновь и вновь.
Правда, через несколько дней я заболела. И наша встреча состоится только сегодня. Во вторник. Он придёт. Я знаю.
А ещё я всё чаще вспоминаю о том, как в конце того субботнего вечера вдруг подумала о том, что мир, куда не проникают пороки, любое зло, он особенный. Он реальный. Он элитный – для самых-самых...
А теперь я полагаю, что это и есть рай. Рай! Одно из его бесчисленных состояний...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Элитные миры
...А мы с Людочкой так и продолжаем стоять, держа друг друга за руки. Мы долго-долго смотрим друг другу в глаза. Может быть, даже дольше, чем это делали Онегин и Татьяна на мосту... Эта кухня стала нашим мостом?.. Похоже, да. Мостом для меня стала сначала моя лоджия.
Мои мосты! Наши мосты!..
Моя Людочка!.. Мы с тобой сейчас в какой-то невесомости...
Мы понимаем друг друга без слов. Всё говорят наши глаза.
И наше тепло на кончиках пальцев. Всё говорят!..
И уже не верится, что раньше мы не были вместе.
Поэтому не верится, что мы когда-нибудь расстанемся...
Не верится, что существует время вокруг нас.
А пространство вокруг нас?.. Расширяется.
Рас-ши-ря-ет-ся!!!
А к теплу на кончиках пальцев
Приближаются наши губы...
Мне – нежнейше их, скромно, касаться.
А иначе – всё будет грубо…
Мне теперь твоим рыцарем счастья
Суждено оставаться навечно.
Нам друг другу светить, улыбаться –
Беспрепятственно и бесконечно!..
Бесподобно!.. Мы с Володей стоим рядом друг с другом. Рядом, так близко – впервые за эти недели. Рядом! На нашем мосту!.. С 17.00 время для нас стало таять. Таять, словно солнце, это яркое вечернее солнце над головой, которое растапливает всё временное, всё неживое...
Я думаю о своём.
Он думает о своём.
И все эти мысли – наши.
Наши и все эти вагоны, куда-то спешащие.
Наши все эти запахи вокруг.
Все дома вдалеке и поблизости,
Все деревья и даже лужи…
А главное – этот мост наш. Он никому в мире не нужен, не известен так, как нам двоим… Спасибо тебе, Володя, что помог разглядеть мне эту тайну, это чудо!
Я… на прощанье тебя поцелую.
Но… это будет ещё не сегодня.
Лишь… руку твою пожму я,
И… чувств этих светлых не скрою.
Я на прощанье… О, нет же, о нет!
Мы не должны прощаться,
Лишь – уносить в своих взглядах секрет
Этого нашего счастья…
– Счастье!..
– Ты прошептала «Счастье»?
– Да. Оно в твоих глазах! Тебе просто не видно.
– Людочка! Я всего лишь отражаюсь в твоих глазах.
– Зеркальное счастье... Надо же!
– Как мы раньше могли жить без него?
– Нет, Русланчик. Это оно жило без нас. Плескалось в своём океане, а мы до него не доходили.
– Или лишь дотягивались на какие–то мгновенья...
– Но теперь мы его никуда не отпустим.
– Никуда.
– Никогда не упустим.
– Никогда.
– И ни за что на свете...
– Людочка, так неужели я теперь здоров?!
– Да! Да, мой полноценный мужчина.
– О, боги исцеления! Выходит, я отработал свой грех. Отработал его с тобой, с детьми... Так быстро.
– Ты отрабатывал его ещё и до встречи с нами...
С нами на мосту стоит ещё одна пара. Когда они поднимались сюда, мне показалось, что я слышу их смех...
Ой, мужчина помахал мне рукой....
А ведь это... Это мой доктор?.. Да, Руслан Иванович. Надо же!.. А эта женщина очень похожа на одну из медсестёр той клиники. Я больше всего запомнила именно её, такую внимательную, отзывчивую...
И снова смех. Добрый смех. Смех счастливых людей. А я ведь, о Боже… Слышу его. Да, слышу!
И звук приближающегося поезда… И даже птичий щебет... Это не галлюцинации?
Нет же, нет! Я слышу!..
– Володя! Володенька! Я слышу! Я говорю! Слы-ы-шу-у-у!..
ПОСЛЕСЛОВИЕ
17.00. Стоим на мосту с Танюшей… После модернизации железной дороги он, промышленный мой, стал просторнее и краше, что ли. Эти фонари появились. Да не простые фонари, а такие, что старинный стиль напоминают.
А старый вид моста тоже остался – на картине Татьяны в нашей комнате. Большущая картина на полстены. Как наяву...
Единственное, чего не осталось теперь на мосту, так это метки «Бригада С-88». Когда перед ремонтом моста мы вчетвером – я, Танюша, Людмила и Руслан – стояли тут, Люда, увидев метку, воскликнула:
– Сева!.. Это его знак качества. С – это Сева, 88 – год. Бригада Севы построила этот мост в 1988 году. Боже, как тесен мир...
Нет, не мир тесен. Просто судьбы людей, как шпалы железной дороги, проходят близко. Проходят параллельно. А затем пересекаются... Расходятся. Снова пересекаются... А если бы не было этого движения, то и мост был бы не нужен.
Но мост был, есть и будет всегда. Всегда!
Всегда для того, кто его видит...