В конце декабря Розой было отправлено письмо Матильде Вурм — социал-демократке, жене редактора газеты «Новое время» Е. Вурма - преподавателя Центральной партийной школы Берлина , члена парламена, занимающего с 1916 года центристские позиции.
«28.12.1916
Моя дорогая Матильда!
Хочу сразу же ответить на твоё Рождественское письмо, пока я ещё не остыла от гнева, который оно во мне возбудило. Да, твоё письмо превратило меня в бешенную дикую лису , потому что оно, хотя и короткое, каждой строчкой показывает как прочно ты затянута своей средой. Этот рыдающийй тон, эти ах и ох о «разочаровании», которое вы якобы пережили в других, вместо того чтобы самим посмотреть на себя в зеркало, чтобы увидеть портрет всего стенающего человечества! И «мы» из твоего рта означает теперь твоё болотное лягушачье общество, тогда как раньше, когда ты была со мной, моё общество что-то тебе значило. Тогда погоди же, я начну с тобой обращаться на «Вы».
Вы, как ты меланхолично считаешь, «недостаточно самоотверженные». «Недостаточно» - хорошо сказано! Вы вообще не самоотверженные, а подхалимные. Это не разница в степени, а в сущности. Вы вообще иной зоологический род, чем я, и никогда мне не было так чужда ваша брюзгливая, трусливая полу-сущность, так ненавистна, как теперь. «Самоотверженность» , считаешь ты, вам бы подошла, но тогда засадят в тюрьму, и это «тогда делу мало поможет». Ах, вы несчастные крохоборные душонки, которые были бы готовы на чуточку «храбрости», но только «за чистую монету», хотя бы это были три грязные медные пфенинги, но нужно сразу же видеть на прилавке «пользу». А простых слов честных и прямодушных людей:» На этом я стою и не могу по-другому, Бог мне в помощь», вам не сказать. Счастье, что до сих пор мировая история делалась не вами подобными, иначе бы у нас не было Реформации и мы бы ещё сидели в феодальном строе. Что касается меня, то я в последнее время, хотя вообще никогда не была мягкой, стала жёсткой как отшлифованная сталь и не буду ни в политическом, ни личном плане идти на малейшие уступки...Я тебе клянусь: лучше я годы проведу в тюрьме — не здесь, где у меня есть всё, что душе угодно, а в притоне на Александерплатц, где я в 11 кв. метровой камере, утром и вечером без света, зажатая между парашей и железными нарами, декламировала моего Мёрике , чем вместе с такими героями, с позволения сказать, «бороться» или вообще что-то совместно делать! Тогда уж лучше граф Вестарп*, и не потому что он в рейхстаге говорил о моих «миндальной формы замшевых глазах», а потому что он — мужчина. Я тебе обещаю, как-только я смогу высунуть опять свой нос, я буду ваше лягушачье общество гнать и травить под звуки горна, и под свист плёток лягавыми, как Пентесилия, хотела я сказать, но вы же , Боже мой, — не Ахиллес. Достаточно теперь тебе этого как Новогодний привет? Тогда смотри же мне, чтобы остаться человеком. Быть человеком — это главное. А это значит быть твёрдой и чистой и весёлой, да, не смотря ни на что, весёлой, потому что нытьё — удел слабых. Быть человеком значит бросить всю свою жизнь на «большие весы судьбы», с радостью бросить, если нужно, но одновременно радоваться каждому светлому дню и каждому красивому облаку, ах, я не могу написать рецепт, как должно быть человеком, я только знаю, как им быть, и ты это тоже всегда знала, когда мы вместе на Южной гуляли в поле, а на колосьях лежал красный закат. Мир так хорош, не смотря на всё мрачное, и был бы ещё лучше, если бы не было слабаков и трусов.
Иди сюда, ты получишь от меня всё же ещё поцелуй, потому что ты ведь честный маленький парень. С Новым годом!
Р.»
* директор полиции Берлинского района Шёнеберг и с 1908 г. президент высшего административного суда Берлина, с 1908 по 1918 г.г. член рейхстага