Поздним вечером она вышла из дома. Ей было десять лет. Всего десять. Завернулась плотнее в истрепанное пальтишко и, прячась от злого ветра, пошла по улице.
Город сиял огнями, лица людей казались приветливыми и добрыми: ну как же, сегодня – Рождество! Но её личико оставалось пустым: никто, никто не мог помочь ни ей, ни её маме.
Мама болела почти год, и в последние месяцы уже не вставала. Доктор перестал приходить: платить нечем. А просто так лечить он не хотел. И лекарства кончились. Она остановилась, посмотрела на грязный, стоптанный снег у себя под ногами. Еда тоже кончилась: еще вчера съели последние две картофелины.
Рядом проехала карета, едва не зацепив её.
- Ну, родная! – пропел кучер и покатил дальше.
Из кареты глянуло лицо девочки её лет: свежие щечки, розовый носик.
Она проводила взглядом карету и равнодушно пошла дальше…
- Мама, останови! – попросила дочь. – Эта девочка голодна!
- Откуда ты знаешь, Поля? – усмехнулась мать. – У неё на лице написано?
Поля покраснела.
- Я знаю. Останови! Пусть Егор остановит! – и сделала нетерпеливый жест в сторону окошка.
- Сиди, что уж там…
Мать выглянула:
- Егор! Стой!
Кучер напряг вожжи, и лошади, нервно пританцовывая, стали.
Поля молнией выскочила из кареты и побежала назад. «Где же она? Где? Вот!» Девочка в рваном пальтишке уже свернула с главной улицы в тихий переулок. Барышня, пробираясь по канавкам в снегу, быстро догнала её и неловко, краснея и стесняясь, сунула в руку, которая показалась ей холоднее льда, матерчатый расписной кошелек: все свои сбережения. Ничего не сказала, повернулась и быстро побежала назад.
- Едем, - выдохнула, садясь в карету.
Лошади помедлили – и тронули. Мать опять усмехнулась, глядя на вдохновенно-счастливое лицо своей дочери.
А девочка, едва дыша, раскрыла красивый кошелек и посмотрела на монеты. Чистые, серебряные, они отливали тем блеском радости, который есть только у бескорыстного даяния. И в них она уже видела и яркий свет горящего очага, и еду на столе и, может быть, даже здоровую маму. Потому что теперь уж доктор наверняка придет.
Она услышала, как зазвенела карета, отъезжая, и с тихой любовью протянула:
- Спаси тебя, Господи!