О ресурсах. Армения и США могут быть сопоставлены

Левон Григорян
О ресурсах.
Армения и США могут быть сопоставлены

В Америке нет  и не может быть врачей-пьяниц. Потому что там нет врачей, есть специалисты, по-ихнему – спешлисты.  Есть спешлисты по среднему уху, по стопе, по миоме и т.д. А врачей как таковых просто нет. К услугам спешлистов сверхвысокоточные приборы, созданные на основе достижений физики, химии, биологии, орнитологии и других наук. Эти приборы диагностируют, затем выбирается спешлист, который вводит показания приборов в свой компьютер, делает поиск, выборку из имеющихся в необъятной памяти отличного компьютера перечня и предписывает распечатанные принтером меры. Эта процедура по старой памяти называется лечением. Врач, в отличие от спешлиста, смотрит не на дисплей или в дырку прибора, а на больного, слушает его и говорит с ним. Два моих друга, Вага и Юра, по штатному расписанию один травматолог, другой – гематолог, - состоявшиеся  Врачи, они лечат больного, а не один его «кусок». Спешлисты похожи не на них, а на работников автосервиса, где один регулирует развал-схождение, а другой – карбюратор. Но в автомобиле передний мост и мотор не имеют отношения друг к другу, а в человеке всё взаимосвязано и повязано на голову и душу! Занятие спешлистов меньше всего похоже на лечение. Они «делают свой бизнес», следуют жёстким корпоративным предписаниям, цели которых, естественно, не имеют отношения к собственно лечению. Любители статистики могут отыскать числа, какой процент хирургических операций назначается и выполняется исходя только из интересов рекомендовавшего и сделавшего операцию. Меньше всего спешлиста интересует, что и как болит и, вообще, будет больной жить, или отдаст концы. Это не его бизнес, он сделал свою работу, получил положенное и забыл этого клиента. Next!
     Покойный Андраник, педиатр от Бога, начинал лечение младенца только после того, как тот охотно шёл к нему «на ручки», а детей постарше – когда они показывали свои игрушки, что-то рассказывали и т.п. Он мог чуть ли не через каждые полчаса справляться о текущем состоянии, говоря, что у детей, в отличие от взрослых, всё меняется быстро. Одновременно с ребёнком он лечил, фактически, и мать, находил слова, успокаивающие её, выводящие из состояния паники, нежелательной и для неё, и для больного ребёнка. Чисто человеческое общение, психология даже на самом бытовом уровне, неотъемлемые части лечения. У спешлистов не только этого нет, но они не представляют ничего подобного: клиент хочет общения? Пожалуйста, вот визитная карточка, рекламка спешлиста именно по общению.
Имеющийся контингент Врачей – это несомненно важный ресурс страны. По этому ресурсу РА и США сопоставимы. Если не считать  «недоврачей» у нас и спешлистов в США, наверное, количества врачей в РА и в США окажутся сопоставимы.
      Понятия  «учиться», «учить» - божественные категории. Для контраста приведём пример «человеческой», а не «божественной» категории. Получать информацию, сообщать информацию -  это простые, понятные вещи, количество информации может быть оценено численно, например, в байтах, есть куча соответствующих формул (в теории информации). Получать информацию не означает учиться, сообщать информацию – не значит учить. Получение и сообщение информации  участвуют в процедуре обучения, но как не обязательный атрибут, например, как кресло.
Знание (с большой буквы) божественно, является одной  из составляющих Всемогущества Бога. При сотворении человека ему, наряду с прочим, была  дарована возможность приобщения к Нему, в пределах ограниченных, как и всех других, человеческих возможностей. (Ограничение наших возможностей  это тоже дар, подарок Бога). Когда мы учимся, мы воспринимаем крохи Знания, мы приобщаемся к Божественному. Когда мы учим, мы выполняем своё предназначение приобщать к Знанию другого.
      Все люди учатся и все люди учат. Но есть люди, для которых учить является одним из главных занятий. Это учителя. Обычно это слово ассоциируется со школой, но оно имеет более широкий смысл. Не буду отвлекать внимание рассмотрением  известных  случаев более широкого толкования. Для определённости, в дальнейшем, говоря «учитель» будем понимать «школьный учитель».
      Каждое из бесчисленных человеческих занятий, профессий, имеет свои особенности. Плотник, врач, водитель, военный, учитель, торговец, священник, повар, математик,… Трудно перечислить все. В этом ряду учитель и священник выделяются, существенно отличаются от других. На них почиет благодать. В переводе на обыденную речь это означает, что области только этих двух занятий выходят за пределы собственно человеческого, земного и, тем самым, переводят своих операторов в возвышенные сферы. Учитель и священник могут быть (и чаще, чем нам хотелось бы, бывают) дураками, лжецами, пьяницами и т.д., как и любой из нас. Это не важно! Осознанное или не осознанное ими, но существующее хоть какое-то соприкосновение с Божественным не может не проявиться, так или иначе!
      У  учителя особая, в отличие от священника, задача, миссия. Он учит детей,  он приобщает к Божественному людей, которых жизнь ещё не совсем оторвала от дарованного им при рождении и потом постепенно утрачиваемого ощущения близости с Творцом.
Имеющийся контингент Учителей  - это, несомненно важный ресурс страны. По этому ресурсу РА и США сопоставимы. Если исключить халтурщиков в РА и спешлистов по сообщению информации в США, наверное, останется примерно одинаковые, во всяком случае, сопоставимые количества.
Кушать – это кайф! Это одно из трёх – четырёх самых приятных занятий. Много людей едят для удовольствия, а не для компенсации энергетических затрат, и над ними висит дамоклов меч переедания. В США еда дешёва и красива. Ну как тут удержаться! Вот и, естественно, не удерживаются. И по науке, и по телевизору видно, сколько там безобразно толстых людей. И я их очень понимаю: я очень люблю кушать, меня ограничивает, в основном, недостаток средств. У меня вполне приемлемое телосложение благодаря вынужденным ограничениям в еде и в расходах на бензин. Но речь не обо мне.
      Переедание и, как следствие, избыточный вес исключают возможность сохранения здоровья. Но это не главная опасность, бывают и в жизни, и в литературе (Гаргантюа) толстяки-здоровяки. Гораздо большая опасность здоровью людей в США грозит с другой стороны.
      Сначала цитата, адресованная тем, для кого Конрад Лоренц – авторитет.
«Самка аргуса реагирует на громадные крылья петуха, украшенные великолепным узором из глаз¬чатых пятен, которые он, токуя, разворачивает перед ее глазами. Эти крылья велики настолько, что петух уже почти не может летать; но чем они больше — тем сильнее возбуждается курица. Число потомков, которые появляются у петуха за определенный срок, на¬ходится в прямой зависимости от длины его перьев. Но, так или иначе, эволюция фазана-аргуса зашла в тупик, и проявляется он в том, что самцы соперничают друг с другом в отношении величины крыльев. Иными сло-вами, животные этого вида никогда не найдут разум¬ного решения и не «договорятся» отказаться впредь от этой бессмыслицы.
Здесь мы впервые сталкиваемся с эволюционным процессом, который на первый взгляд кажется стран¬ным, а если вдуматься — даже жутким. Легко понять, что метод слепых проб и ошибок, которым пользуют¬ся Великие Конструкторы, неизбежно приводит к появлению и не самых целесообразных конструкций. Совершенно естественно, что и в животном и в рас¬тительном мире кроме целесообразного существует также и все не настолько нецелесообразное, чтобы отбор уничтожил его немедленно. Однако в данном случае мы обнаруживаем нечто совершенно иное. Отбор, этот суровый страж целесообразности, не просто «смотрит сквозь пальцы» и пропускает второ¬сортную конструкцию — нет, он сам, заблудившись, заходит здесь в гибельный тупик. Это всегда происходит в тех случаях, когда отбор направляется одной лишь конкуренцией сородичей, без связи с вневидовым окружением.
Мой учитель Оскар Хейнрот часто шутил: «После крыльев фазана-аргуса темп работы людей западной цивилизации — глупейший продукт внутривидового отбора». И в самом деле, спешка, которой охвачено индустриализованное и коммерциализованное чело¬вечество, являет собой прекрасный пример нецелесо-образного развития, происходящего, исключительно, за счет конкуренции между собратьями по виду. Ны¬нешние люди болеют типичными болезнями бизнес¬менов — гипертония, врожденная сморщенная почка, язва желудка, мучительные неврозы, — они впадают в варварство, ибо у них нет больше времени на куль¬турные интересы. И все это без всякой необходимос¬ти: ведь они-то прекрасно могли бы договориться ра¬ботать впредь поспокойнее. То есть теоретически могли бы, ибо на практике способны к этому, очевид¬но, не больше, чем петухи-аргусы к договоренности об уменьшении длины их перьев».
Конрад Лоренц, «Агрессия (так называемое зло)», СПб, Амфора, 2001, стр.58-60.
      Лоренца мне дополнить нечем, два слова о другом. Тот, кого называют  «средним американцем», живёт в состоянии как бы бега на месте: устаёшь, испотеваешь, но остаёшься там же, где и был до начала бега. По закону жизни потребительского общества, выполняющемуся неукоснительней закона всемирного притяжения, на  рынок каждый день выбрасываются  «новые товары». Они новы только по названиям и упаковке и это в лучшем случае. В худшем же – это суррогатное «издание» старого. И постоянная, диктуемая специально созданной псевдонеобходимостью поисков этого  «нового», отравляет значительную часть быстротечной жизни. Это ещё полбеды. «Бегун на месте» пребывает в состоянии непреходящего страха. Чтобы не отвлекаться на перечисление десятков примеров конкретных страхов, остановимся на истоках страха западного человека вообще, неизвестных нам, носителям и творцам восточно-христианской ветви цивилизации.
 Можно сказать, что современный Запад возник, идя от волны к волне массового религиозного (экзи¬стенциального — связанного с Бытием) страха, который охватывал одно¬временно миллионы людей в Западной Европе. Подобные явления не от¬мечены   в   культуре   Восточного   христианства.
 Первое описанное в литературе явление массового страха — охватив¬шее население Западной Европы убеждение в скором приходе антихриста и наступлении Страшного суда на исходе первого тысячелетия. Но волна коллективного страха вновь захлестнула Европу — все решили, что кара   Господня состоится в 1033 г., через тысячу лет после распятия Христа.
Религиозный ужас был настолько сильным и уже разрушительным, что западная Церковь была вынуждена пересмотреть догматы. Ее бого¬словы после долгих дискуссий выработали компенсирующее страх пред¬ставление о «третьем загробном мире» — чистилище. В раннем средневековье такого страха смерти не было, поскольку в массовом созна¬нии еше были живы старые, языческие представления о загробной жизни, в которых не предусматривалось страшных возмездий за неправедную жизнь.
      Показательно, что у Православной церкви не было никакой необходимости принимать это богословское нововведение.
Другим средством ослабить религиозный страх было установление количественной меры греха и искупления посредством ведения баланса между проступками и числом оплаченных месс, стоимостью подарков церкви и величиной пожертвований монастырям (уже затем был создан прейскурант индульгенций). На этом пути, однако, католическая церковь заронила семя рационализма и Реформации. Передышка была недолгой, и в XIV веке Европу охватила новая волна коллективного страха. Причин для него было много (страшная Столетняя война, массовое обеднение людей), но главная причина — эпидемия чумы 1348—1350 гг., от которой полностью вымирали целые провинции. Тя¬желые эпидемии следовали одна за другой вплоть до XVII века. И именно в связи с чумой выявилась особенность коллективного страха: со време¬нем он не забывался, а чудовищно преображался. При первых признаках новой эпидемии образ предыдущей оживал в массовом сознании в фанта¬стическом и преувеличенном виде. В XV веке «западный страх» достигает своего апогея. Исто¬рик и культуролог И. Хейзинга в своем известном труде «Осень средне¬вековья» пишет об этом продукте: «Содрогание, рождающееся в сферах сознания, напуганного жуткими призраками, вызывавшими внезапные при¬ступы липкого, леденящего страха». В язык входят связанные со смертью слова, для которых даже нет адекватных аналогов в русском языке.
        Нам трудно понять духовную и интеллектуальную конструкцию про-тестантства, слишком разнятся наши культурные основания, да и конст¬рукция эта очень сложна, в ней много изощренной казуистики. То, что прямо касается нашей темы, упрощенно сводится к следующему.
Лютер собрал под свои знамена столь большую часть верующих Ев¬ропы потому, что указал путь для преодоления метафизического, религи¬озного страха. Во-первых, он «узаконил» страх, назвал его не только оп¬равданным, но и необходимым. Человек, душу которого не терзает страх — добыча дьявола. Во-вторых, Лютер «индивидуализировал» страх, лишил его заразительной коллективной силы. Это произошло в результате отхо¬да от идеи религиозного братства и коллективного спасения души. Отныне каждый должен был сам, индивидуально иметь дело с Богом, причем не столько со Спасителем, сколько с грозным Богом-отцом. Реформация привела и к Тридцатилетней войне, в которой погибло ; на¬селения Чехии и 2/3 населения Германии. Это навсегда запечатлелось в ис¬торической памяти западного человека. «Просвещение» дало совершенно новую картину мира, в которой все вещи и явления природы были представлены как следствия простых, по¬знаваемых и математически выражаемых причин. Бог исчез из природы, а человек, освободившись от ответственности за нее перед Богом, превра¬тился в господина природы (Просвещение называют «теологией господ¬ства над природой»). Это устранило иррациональный страх перед приро¬дой (остался, конечно, разумный страх перед реальными естественными опасностями, но не об этом страхе речь). Утрата страха перед внешней природой породила исторически новую  форму страха перед природой внутренней. Выражением его стали чувство вины, угрызения совести, подавленная сексуальность (перенесенная в мир подсознания, фантазий и извращений). Сформулированное Про¬свещением требование тотального господства разума привело к раздвоению и самоотчуждению человека — болезни современного западного общества.
      Мы не рассматриваем целенаправленно создаваемые буржуазным обще¬ством «социальные страхи» — перед голодом, бедностью, безработицей. Будучи поначалу рациональными: со временем эти страхи приобрели на Западе экзистенциальный характер, стали почти религиозными. Непрекращающаяся конку-рентная борьба вызывает острое беспокойство индивидов но поводу своего статуса.
      Новая волна иррационального страха охватила Запад с началом хо¬лодной войны. Сейчас этот присущий западному обществу страх имеет вид страха перед терроризмом, растущей миграцией цветных и т.п., но всё это это – те же страхи в новом обличьи.
Таким образом, переедающий, работающий в немыслимом, ненормальном темпе, обуянный как конкретным, так и определяемом культурой глубинным страхом человек не может быть физически и морально здоровым.
Здоровые морально и физически, живущие без связанных с иррациональным страхом напряжений, имеющие здоровые цивилизационные корни люди – это несомненно важный ресурс страны. По этому ресурсу РА и США сопоставимы.