С людьми иногда происходят странные истории. Порою они настолько невероятны, что даже самые умудренные опытом не в силах признать реальность случившегося.
Меня зовут Екатерина Ростова, мне 17 лет, я живу в самом обычном российском городе, учусь в самой обычной школе, я ходила в самый обычный детский сад. Ничего примечательного, если бы не одна история, изменившая мою жизнь.
День выдался тогда не из легких. Восемь уроков, пара контрольных, огромная нагрузка на мозг. Проходя мимо детского сада домой, я невольно завидовала малышам, ведущих беззаботную жизнь. Никаких проблем, уроков, забот. Покушал, поиграл и спать. Мне бы вернуться в эти дивные дни детства…
Я легла спать около полуночи и моментально вырубилась. Очнулась я от детских голосов, наполнявших большую комнату. Я открыла глаза и протерла их руками. Надо мной был обычный потолок, но не похожий на потолок в моей комнате, а гул детских голосов никуда не делся. Я посмотрела направо, там была стена, обклеенная детскими обоями с изображением плюшевых мишек, кукол и машинок.
Я повернула голову налево. Через небольшой проход стояла деревянная кровать с цветным детским постельным бельем, в которой, укутавшись одеялом, лежал мальчик лет пяти. У него были коротко постриженные волосы и большие зеленые глаза. Он задорно смотрел на меня и улыбался.
- А почему ты не встаешь? – звонким, как колокольчики, голосом спросил он меня.
- Сейчас встану, - с трудом выдавила я через пелену страха, сковавшую все мое тело. Что за чертовщина тут творится?!
- Так вставай, не лежи, а то Татьяна Михайловна ругаться будет, - сам мальчик откинул свое одеяло и встал. На нем была яркая пижамка с геометрическим рисунком.
Слыша, как колотится мое сердце, я встала. На мне была розовая пижамка. Вокруг суетились детки, заправляя свои кроватки. Я была в жутком шоке. Мне же семнадцать лет, не пять, в таком случае, что я делаю в детском саду, и почему меня принимают за свою? Надо успокоиться и делать как остальные, иначе меня отведут к детскому психиатру, а я боюсь психиатров. Они всегда такие странные, будто повидали в жизни много ужасного. А потом меня отправят в детскую психушку, в комнату с мягкими стенами и старыми советскими пластмассовыми игрушками.
Я заправила свою кровать, как мне показалось, слишком аккуратно, для ребенка, но в моем состоянии мне было все равно. В середине комнаты в ряд стояли стульчики с одеждой малышей. Какой-то из них был моим, но я не знала какой. Ребята одевались и шумели, болтая о чем-то своем, детском и беззаботном. Им помогала полненькая воспитательница с добрым круглым лицом в прямоугольных очках в тонкой металлической оправе, у нее были темные, отливающие рыжим волосы до плеч. Наверно, это и есть Татьяна Михайловна.
Как бы так спрятаться, чтобы не вызвать особых подозрений? Нужно думать как ребенок, то есть вообще не думать. Поэтому я встала на четвереньки и пригнулась, чтобы меня не было видно за кроватями. Когда гул голосов переместился в соседнюю комнату, я встала и направилась к единственному оставшемуся с одеждой стулу. На спинке стула висело простое голубое платьице, под стулом стояли розовые сандалии с белыми носочками. Я быстро оделась и поспешила в соседнюю, комнату.
Игровая комната была большой и светлой. Из окон лился яркий солнечный свет, были видны одетые в зеленую листву деревья. Комната была поделена на две половины, в одной стояли столы на одного человека, а в другой были маленькие диванчики и полки с игрушками. Кто-то из ребят, в основном мальчишки, уже играли, а девочки выстроились в очередь к воспитательнице, чтобы та их заплела.
- Катенька, что так долго? – спросила воспитательница, увидев меня. У нее был красивый и добрый голос, который мне тут же понравился.
- Я заправляла кровать, - ответила я на удивление без всяких логопедических ошибок, произнося каждую букву четко, как взрослые. Это должно было показаться странным, но Татьяна Михайловна не обратила на это внимания и вернулась к своей работе по заплетанию косичек.
Я увидела приоткрытую дверь, за которой виднелась стена, обделанная кафелем. Это наверное туалет. Может, там есть зеркало? С этими мыслями я быстрым шагом направилась в туалет. Это была небольшая комната, обделанная бледно-голубым кафелем, с парой дверей, на который были нарисованы мальчик и девочка. На противоположной стене располагались низкие умывальники и зеркало. Я с опаской приблизилась к нему, боясь увидеть свое детское отражение, все еще не веря в реальность происходящего. Это все должен быть сон, но он какой-то слишком реалистичный.
Наконец, я приблизилась к зеркалу и заглянула в него. На меня большими от страха зелеными глазами смотрела девочка пяти лет с пухлыми щечками и длинными светло-русыми волосами. Она была очень похожей на меня в детстве или на мою младшую двоюродную сестру, которой так же было пять лет, и которую тоже звали Катей. Может я каким-то образом оказалась в теле своей кузины? Или это просто другая похожая на нас девочка, ведь многие дети очень похожи друг на друга.
Или… Эта мысль была самой ужасной… Мое семнадцатилетнее тело погибло, и эта девочка – новая реинкарнация моей души?
Детское тело не выдержало таких жутких мыслей. Мои глаза увлажнились, и я заплакала. Тихо заплакала. От ужаса и непонимания.
- Ой, Катенька, что случилось? – голос воспитательницы заставил меня резко повернуться к источнику звука.
- Ничего, Татьяна Михайловна, все хорошо, просто… - лепетала я, периодически всхлипывая, - я не понимаю, что происходит!
- Ну-ну, - она подошла ко мне и вытерла мои слезы невесть откуда взявшимся платком. – Кто тебя обидел?
- Никто меня не обижал, - я оттолкнула ее руку с платком, собиравшеюся вытереть мне нос. – Это все похоже на сон, жуткий сюрреалистический сон, - я посмотрела на воспитательницу, следя за ее реакцией, она была удивлена моим использованием слова «сюрреалистический». – Мне нужно побыть одной, я приду в себя и вернусь, - серьезным, взрослым для моего тела голосом сказала я, отвернулась к умывальнику и включила воду.
Татьяна Михайловна была явно выбита из колеи мои тоном, но она не стала задавать лишних вопросов и ушла. Я умылась холодной водой и постаралась дышать глубоко, чтобы успокоить дыхание.
Нужно придумать дальнейший план действий. Совершать поступки наобум – не самый лучший для меня вариант. Это может вызвать подозрения. И что мне теперь играть со всеми в куклы и в «дочки-матери»?! Я так не могу! Как же мне хочется проснуться в своей кровати, приготовить быстрый завтрак и пойти в школу к взрослым проблемам… Хотя сейчас у меня проблемы посерьезней. Нужно понять, чье это тело. И сделать это крайне осторожно. Но задавать вопросы всем подряд тоже не стоит. Остается лишь одно – слиться с толпой и наблюдать.
Насколько я помню, после тихого часа должен быть полдник. Заесть проблемы вкусностями никогда не помешает.
Я вышла из туалета как раз во время: еще одна женщина раздавала сидящим за столами детям половинки апельсинов. Она была одета в легинсы, какую-то трикотажную кофту и фартук, ее кудрявые светло-русые волосы были убраны под светлый, некогда белый, платок, и на ней были большие очки с толстыми стеклами в пластмасовой оправе.
- Катенька, все хорошо? – подошла ко мне воспитательница.
- Да, мне уже лучше, спасибо за беспокойство, - спокойно ответила я и заняла единственное свободное место. Надо бы впредь следить за своим языком, но это всегда было моей проблемой. Я сначала говорила, а потом думала.
- Рева-корова! – нараспев крикнул один из мальчиков.
- Дима! Нельзя обзываться! – повернулась к обидчику девочка в розовом платьишке с темными волосами, заплетенными в две косички.
Дима что-то ей ответил, но я уже не обращала на это внимания. Передо мной лежала половинка апельсина. В детстве я не очень любила апельсины только потому, что их очень сложно почистить, не обрызгавшись при этом соком. Но с возрастом я наловчилась это делать аккуратно.
Через минуту я поняла, что все дело не только в технике, но и в размере рук. Маленькими ручками чистить апельсин оказалось не так легко, как я рассчитывала. Даже в какой-то степени непривычно. Мне казалось, что я с ног до головы была в апельсиновом соке, мои маленькие пальчики слипались, но я не жаловалась, как некоторые мои соседи. Руки всегда можно отмыть, а одежду постирать. Более того, здесь это все сделают за тебя.
Когда я закончила с апельсином, женщина в очках убрала за мной кожурки. По всей видимости, это нянечка. Мне она тоже нравится. Она не кричит, не ругается. Ее губы всегда растянуты в приятной полуулыбке. Видно, что она любит детей.
Мы все помыли руки, и Татьяна Михайловна позвала нас гулять. Дети шумной и радостной толпой переместились в раздевалку. Я опять была последней, чтобы найти свой шкафчик с ананасиком. Внутри висели льняные штаны, тонкая желтая водолазка и голубая курточка, внизу стояли красные кроссовки. Н-да, со вкусом тут явные проблемы. Но детям все равно, в чем ходить, лишь бы было удобно и тепло.
Я быстро переоделась и встала у выхода. Проветриться на свежем воздухе мне не помешает. Было забавно наблюдать, как одеваются остальные: неуклюже, лепеча что-то под нос, зовя на помощь воспитательницу. Когда-то и я была такой же. Что уж там! Все мы были такими. Только в моем случае что-то пошло не так.
Дети были одеты, игрушки были готовы. Татьяна Михайловна открыла дверь и выпустила нас на улицу. Ребятки тут же построились парами и приготовились идти на одну из площадок, окружавших детский сад. Мне пары не досталось, и я стояла в самом конце в гордом одиночестве.
Мы стояли и ждали чего-то или кого-то, мне было все равно. Я погрузилась в Мариинскую впадину своих мыслей. С одной стороны было бы здорово начать жизнь заново, использую весь мой семнадцатилетний опыт. Я могла бы стать девочкой-вундеркиндом, мировой знаменитостью. Я уже представила себе сводки новостей: «Маленькая девочка удивила своих воспитателей в детском саду, начав распевать песни AC/DC и решать сложные алгебраические уравнения». Ха! Песни AC/DC. Было бы интересно увидеть реакцию сверстников. У меня тут же в голове начали вертеться слова одной их песни, и я незамедлительно запела:
- ‘Cause I’m TNT. I’m dynamite!
TNT! And I’ll win the fight!
TNT! I’m a power-load!
TNT! Watch me explode!
Пока я напевала эту песню, на меня все начали оборачиваться, а мы как раз пришли на площадку. Площадка как площадка: веранда, машинка, жираф, домик и много песка.
- Что это ты поешь? Выдумываешь язык? – спросил меня мальчик, который меня обозвал ревой-коровой.
- Нет, это песня известной рок-группы AC/DC, - отмахнулась я от него и пошла к жирафу.
- Все ты выдумываешь, нет такой группы, - он не отставал от меня.
- Да ну тебя, вырастешь и узнаешь, - я уселась на жирафа.
- Ну и дура! – он показал язык и убежал, думая, что я позову воспитательницу.
Я и не думала так делать, но на всякий случай нашла глазами Татьяну Михайловну: она сидела на лавочке на веранде и читала газету. Интересно, что там пишут? Может, я смогу узнать хотя бы год, месяц, неделю…
Татьяна Михайловна, увидев меня, подсевшую к ней, улыбнулась и продолжила читать. Я посмотрела на первую страницу газеты. Это была местная газета нашего города. Я так и не увидела, за какой она период. Я больше ничего не видела. Только мою фотографию. Фотографию, сделанную моей подругой в нашем парке в один из прекраснейших осенних дней. Я тогда смеялась и была счастлива.
Потом я увидела заголовок. «Убийца найден». Но я не поняла в чем тут смысл, ведь я никого не убивала. Увидев мой интерес к газете, Татьяна Михайловна отдала ее мне, а сама пошла к детям. Я начала читать статью.
«Ровно пять лет назад в своей квартире была найдена семнадцатилетняя Екатерина Ростова... дверь была взломана… ценное имущество украдено… родственники долго оплакивали… благодаря работе нашей полиции убийца был найден… суд состоится…»
Так я умерла? И эта моя новая жизнь? Но почему я помню подробности своей старой жизни? В носу защипало. Глаза начали увлажняться. Я плакала. По-настоящему. Захлебываясь слезами. Как моя семья пережила это? Мои друзья? Как же они страдали…
- Катенька, золотце мое? Что же с тобой такое? – Татьяна Михайловна уже была рядом со мной. Она взяла из моих рук газету, на которую градом сыпались мои слезы.
- Это я, - я тыкала пальчиком в свою фотографию на первой странице. – Это… я, Ека… Екатерина Ро-ростова… ме-меня у-убили... – я посмотрела на воспитательницу: та была растеряна, она не знала, что и сказать. – Мне было… семнадцать ле-лет! Меня убили! Я умерла! Почему я здесь?! За что?!
Татьяна Михайловна обняла меня, и сказала слова, которые помогли мне успокоиться:
- Может, Бог дает тебе второй шанс в обмен на твои страдания? Пути Господни неисповедимы. Ты можешь начать новую жизнь, совершенно другую, не такую, как у всех. Я помогу тебе в этом.
- Новую жизнь? – я отстранилась от нее и посмотрела в ее глаза, в которых были испуг, сочувствие и любовь. Я тут же успокоилась, мое дыхание выровнялось. – Пожалуй, я попробую.