Три Владимира Семёновича
С Володей Высоцким я познакомился в 1969 году в Кишинёве. Я, и мои друзья молодые русские поэты Аркадий Малашенко , Рудольф Ольшевский , Борис Викторов и Ира Ульянова обмывали в ресторане гостиницы «Молдова» мою только что вышедшую книжку стихов «Местожительство – Земля». Внезапно в ресторане появился мой давний друг - директор Кишинёвского Русского драматического театра имени Чехова Иван Владимирович Костылев , с двумя молодыми людьми – девушкой и парнем. Девушку я знал, как одну из ведущих актрис театра Нелли Каменеву. А вот парень был незнаком. Невысокий, длинноволосый, в тёмной «битловке», под которой рельефно вырисовывались тренированные мышцы, и тёмных джинсах, он, скорее всего, тоже был актёром. Кем впоследствии и оказался. Только не кишинёвским, а московским. Увидев нашу компанию, Костылев наклонился к парню и что-то сказал ему. Тот, до этого о чём-то беседовавший с Неллей, встрепенулся, согласно кивнул, и они направились к нам.
-Господа поэты,- обратился Костылев,- а актёров не примете к вашему шалашу?
-Да с превеликой радостью,- пригласили мы.- Давайте придвинем ещё один столик и как раз все уместимся.
Сказано – сделано. Столы были сдвинуты, официанты не возражали. И лишь после этого И.В. стал представлять своих спутников.
-Ну, Неллечку, вы все, конечно, знаете.
-Ещё бы!- дружно ответствовали мы.- Все, как один, её поклонники. Так же, как и Иркины ,- поспешили тут же добавить, дабы не обидеть сидящую с нами поэтессу.- Вот располагайтесь рядышком, чтобы мы могли вами любоваться.
-Ну а это наш молодой друг из Москвы,- торжественно продолжал Иван.- Владимир...
-А это наш молодой друг Владимир,- неожиданно перебил его уже малость поддавший Малашенко.- Вот обмываем его книгу стихов.
Видимо, Костылева задела бесцеремонная выходка Аркадия, и он, поморщившись, продолжал:
-Это Владимир Высоцкий.
-А это Владимир Марфин,- продолжал дурачиться Аркашка.
-Владимир Семенович Высоцкий,- веско подчеркнул Иван
-А это Владимир Семенович Марфин,- хохотнул включившийся в игру Рудольф.
И вот тут-то, молчавший до этого и с недоумением наблюдавший за возникшей шутливой пикировкой, парень рассмеялся и подал голос.
-Ка-ак? Два Владимира Семёновича? Ну надо же! Девушки, садитесь немедленно между нами и загадывайте желания!..
Поочерёдно пожимая нам руки, он снова представился :
-Владимир... Владимир... Владимир...
И тут уже Нелля внесла окончательную ясность.
-Володя тоже поэт! Да ведь вы должны его знать. Ну? «Штрафные батальоны»! « Капитан, ты не будешь майором...» Ну? Чего вы?
-Аааа!- первым опомнился Ольшевский.- Высоцкий? Тот самый?
-Тот самый,- засмеялся Костылев .- Приехал ко мне по приглашению писать зонги для нашего нового спектакля!..
Конечно же, после этого вновь рванули пробки от шампанского, зазвучали новые тосты, а Владимир, увидев на столе небольшую стопку моих книжек, попросил одну из них, и на некое время, отключившись от застолья, принялся торопливо листать её.
Первым делом, оглядев томик, удовлетворённо кивнул.
-Чёрт побери , неплохо издано. Оказывается, и в республиках при желании могут красиво подать. Вот, с суперобложкой и даже с портретом... нормально! О подобной мне можно только мечтать...-Он ненадолго умолк, углубляясь в чтение, а затем снова заговорил:- А вот это уже – моё! То, что надо! Володя, - просто сразу перешёл он на «ты». -Это же готовые песенные баллады! Точно, точно... «Бродяга Джон»... «Маркитантка»... «Парижанка» «Старый рыбак»... Слушай, а ты их поёшь?
-Да нет, -смутился я.- Так, гитаркой владею, знаю пару аккордов, но, чтобы петь...
-А ты не отрекайся, а пробуй, пробуй! А мне, если можешь, подари эту книжку!
-Да с радостью!
-Только напиши так... «Владимиру Семёновичу от Владимира Семёновича»! Лады?.. А вы, девочки, уже загадали желания?..
Вот таким оказалось наше с ним знакомство . Вечером же, по его приглашению, мы нагрянули к нему в номер той же гостиницы, где веселилась и шумела молодая актёрская тусовка. И почти до утра просидели, наперебой читая стихи и слушая всё новые и новые песни Владимира...
Затем было ещё несколько свиданий. В Москве, в ресторане ВТО и в театре, в Одессе, где я с семьёй отдыхал, а он снимался, и в других местах. И всякий раз, когда звучало «Владимир Семёнович – Владимир Семёнович», обязательно находился кто-то изумляющийся, возбуждённо вопя:
- Ка-ак?! ДВА Владимира Семёновича?..Ну надо же! Срочно загадывайте желание!..
Последняя же встреча «двух В.С.»,произошла в ресторане гостиницы «Москва» в конце 70-х прошлого века.
В эти дни в столице проходил какой-то конгресс сторонников мира, и на него приехал председатель Ленинградского комитета известный поэт Михаил Александрович Дудин. А мы, я и мой друг и один из давних наставников ивановский поэт, лауреат Госпремии Владимир Семёнович Жуков, также находясь в это время в Москве, решили его навестить. И Жуков и Дудин были друзьями с молодости, вместе начинали поэтический путь в Иванове, оба прошли через две войны – финскую и Отечественную, и дружбу свою юношескую пронесли через годы.
Посидев немного в номере у М.А., мы решили спуститься пообедать в ресторан. И там, проходя мимо одного из столиков, неожиданно услышали;
-Ооо! Владимир Семёнович! Привет, привет!
Мне этот знаменитый голос был хорошо знаком. А Жуков в недоумении остановился и стал оглядываться, пытаясь понять, кто его окликнул.
-Да это меня,- придержал я его за локоть, увидев за столом улыбающегося Высоцкого в окружении незнакомых мне мужчин и женщин. Хотя , одного я всё же узнал. Это был Сева Абдулов, ближайший и верный друг Владимира.
- Владимир Семёныч , давайте присоединяйтесь к нам, - пригласил Владимир.- Давно не виделись!
-Ка-ак?!- конечно, тут же воскликнула одна из дам.- ДВА Владимира Семёновича?
-Три!- поправил я её.- Знакомьтесь! Известный поэт, лауреат государственной премии, «пулемётчик советской поэзии» ВЛАДИМИР СЕМЕНОВИЧ Жуков!
И вот тут изумился уже сам Высоцкий.
-Ну надо же! ТРИ Владимира Семёновича! Тем более, присоединяйтесь!
Однако Дудин, заняв столик, с нетерпением поглядывал на нас, и мы, извинившись, направились к нему. Затем, в продолжение обеда, я время от времени поглядывал на столик т о й компании. А когда она, наконец, закончила трапезу и направилась к выходу, долго провожал взглядом неторопливо удаляющегося Владимира, приобнявшего за плечи двух прильнувших к нему девиц.
Таким он и остался в моей памяти, уходящий, словно бы в окружении двух ангелов, или двух своих МУЗ – поэтической и театральной...
В июле 80-го, во время Московской Олимпиады, его не стало.
Прижизненная слава окончилась. Начиналась посмертная – БЕССМЕРТНАЯ.
И уже на его пятидесятилетие по всем телевизионным каналам, по всем возможным печатным изданиям началась настоящая истерическая вакханалия с признаниями в любви, воплями, клятвами и т.д и т.п. Даже те, кто всю жизнь ненавидел его и завидовал, теперь вдруг превратились в друзья. Что поделаешь – се ля ви!
И вот, слушая всё это, наблюдая, пережёвывая, я вдруг поразился, что ни в одном интервью, ни в одной слащавой статье нет даже упоминания о его сиротах - о детях.
И буквально на следующий день вырвался, выплеснулся, выхлестнулся ПРОТЕСТ:
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ
Ну вот, и его юбилей всенародно отметили,
водицей святой окропили, разлили елей...
Когда бы он жил - сам отпел бы своё полстолетия,
да только сейчас на черта ему тот юбилей.
Теперь его так обсусалили и обцветочили,
что прямо христосик,- свечу возжигай и -молись!
Лишь след от гвоздей на ладонях его кровоточащик
ни смыть, ни стереть не сумели,
уж как ни брались...
Шумиха, восторги, стенанья,эпитеты пышные...
"Глашатай!..Провидец!.. О, как он нам в души стучал!.."
Скроили легенду, отбросив ненужное, лишнее,
стыдливо и вежливо кое о чём умолчав.
Но сердце не камень. И руша молчанье сиротское,
рискуя подправить почти завершённый портрет,
хочу я сказать о забытых мальчишках Высоцкого,
таких неизвестных, как будто бы вовсе их нет.
В разливе статей, в фильмах, вышедших на телевидении,
где полно звучали и голос, и песня, и стих,
кого мы не слышали только, кого мы не видели,
однако (как странно!) ни разу не видели их.
На блеске, на славе, на доблести всё сфокусировано:
посмертный триумф... всенародная слава... почёт...
А то, что при сём мельтешит безотцовщина сирая,
конечно, досадно, но, как говорится, не в счёт.
Однако не верю шипящим: "Сменял на Мариночку!
Запил, загулял, загудел, отпустив тормоза..."
Да что вы плетёте! Да если б он предал кровиночек,
своими слезами бы выжег свои же глаза.
Но выли травители, зависть скрывая искусненько,
как в волчьей охоте, поэта кругом обложив...
Мы вам воздаём, золотая русалка французская,
свою благодарность за вашу с ним трудную жизнь.
Влюблённая женщина - это явленье высокое.
Коснись её пламени - в пламени том и сгоришь.
Колдунья, мистралька... Она отдала ему многое,
пред ним широко распахнув и Нью-Йорк, и Париж...
О, как же там слушали, то восторгаясь, то уськая
(надеясь купить и продать с потрохами всего!),
такую крутую, такую пронзительно русскую,
такую святую и горькую правду его.
Всё было: удачи, паденья, гульба молодецкая...
Но в той суете, где хватало и роз, и угроз,
тревожили душу далёкие личики детские,
такие родные до крика, до спазма, до слёз...
Бессмертье не купишь ни чином, ни званьем, ни орденом.
Он сделал, что мог... И, наверное, больше того...
Давайте ж не будем сейчас, когда всё уже пройдено,
лукавой неправдой прикрашивать правду его.
Какая судьба!.. Лабиринты души безответные!
Ни льстить, ни хулить, ни хвалить, ни корить не хочу...
Лишь снова и снова кручу его плёнки заветные
и, слушая хриплые песни, устало молчу.
26 января 1988 года.