Будем вспоминать и сравнивать

С первых же  строк, я хотел бы, сразу донести до читателя главную мысль, которая будет проходить красной линией через все мои воспоминания и в конце  станет тем самым   выводом, моралью, поучением, напутствием, пожеланием и советом, ради которых, собственно и были начаты эти воспоминания. 
Вот эта простая мысль:
Родители, воспитывайте своих детей сами, не перекладывайте эту важнейшую и интереснейшую работу на чужих людей. Не надейтесь, что вашего ребенка воспитают вместо вас в детском саду, школе, спортивной секции, колледже, институте или армии.

Поступаю я так, что бы читатель сразу решил: надо ли ему читать дальше, что бы на примере моего детства,   юности и зрелости и нашего с женой подхода к воспитанию нашей дочки, пересмотреть и переосмыслить, может быть, свои взгляды на воспитание детей  или данная мысль, является для него очевидной,  естественной и само собой разумеющейся, потому, что именно так, он и воспитывал  своего  ребенка и он не испытывает нужды в моих советах, а, значит и читать мои воспоминания ему нет никакой надобности, экономя таким образом своё время.
Под словами «именно так», я  подразумеваю не  детальное копирование, конкретными родителями, наших с женой методов, а свой, индивидуальный, личный и неповторимый,  путь, который они прошли или только собираются пройти, воспитывая своих детей.
 Я прошу прощения за, может быть, немного, пафосный или официальный  тон этого  предисловия.
Я, ни в коей мере не преследовал целью, поучать или наставлять,  читать нотации  и вообще, излишне умничать, я только делюсь своим опытом, в надежде, что может быть, этот опыт и приведенные мною примеры из моей жизни помогут читателям, или хотя бы одному читателю,  ещё лучше понять своего ребенка и воспитать его счастливым человеком.
Повторяю – счастливым, а на меньшее я не согласен.

Теперь, что касается самих воспоминаний и манеры  изложения.

 Я не хотел бы, что бы у читателей сложилось мнение, что я жалуюсь на свою жизнь, упрекаю своих родителей, чувствую себя неким ущербным, несчастным существом и неудачником. 

Вовсе нет, я понимаю, что родители любили меня по-своему, воспитывая  и уделяя мне внимания столько, сколько позволяли им те жизненные обстоятельства, в которые они попали.
«Понять – значит простить».
И, последнее, о чем я хочу предупредить читателей:
Я никогда раньше не занимался подобной деятельностью, это мой первый литературный опыт,
к тому же, я ощущаю явный недостаток образования и заранее прошу прощения у читателей за различные грамматические и стилистические ошибки, за, возможно, сумбурную  и запутанную речь,   за излишнюю,  может быть детализацию в описании тех или иных эпизодов, событий,   своих мыслей и соображений. Я заверяю читателей, что  регулярно и систематически буду перечитывать и корректировать свои тексты, исправляя ошибки, по мере изучения великого и могучего русского языка,  придавая воспоминаниям наибольшую информативность и   добиваясь  ясности  изложения.
 Добавлю, ещё, самое последнее, что, не владея никакими стилями и мало представляя, что это такое, я буду писать свои воспоминания, порой, с некоторым юмористическим оттенком, что покажется, возможно, немного странным, но, тем не менее, является для меня наиболее возможным и доступным способом письма.

Поэтому, я, написав данное предисловие, которое скорее нужно считать объяснением или, даже оправданием  (хотя мы знаем, что оправдание удел рабов) оставил, тем не менее, первый свой вариант  без изменений.



Предисловие.

В предисловии автор рассуждает о том, как ему назвать своё творение,  немного  рассказывает о себе, раскрывает содержание будущего произведения и признаётся, что мало понимает в стиле, но будет стараться.
                ***
Не знаю, как другие, а я, начинающий   и молодой писатель, сразу  озадачился проблемой выбора  названия для своего первого произведения.

    А красиво звучит, черт побери,  - "молодой , начинающий писатель!". Правда сразу вспоминается: "молодая была совсем не молода"*. А, с другой стороны,  почему бы и нет, почему бы и не писатель? Автослесарем я был, шофером был, солдатом был, стрелком ВОХРа*, дворником, сапожником, грузчиком,  ЧОПовцем*, тренером по каратэ, ПДО в ДДТ*, инструктором ЛФК* и, даже инструктором по вождению, я был, а писателем ещё не был. Ну, надо же когда-то начинать, тем более, что читателем я тоже был.   
 
А проблема такая: о чем писать, как бы, представление имеется, а вот как назвать,с этим возникает заминка. Ну, значит, пойдём простым, логическим путём, если хотите, пойдём вместе. Я пишу воспоминания, значит и название должно быть отражающим содержание. Может назвать "Былое и думы" или "По волнам моей памяти"? Нет, где-то я это уже слышал. Вспоминать я буду свою жизнь, детство, отрочество, юность, зрелые годы, и одновременно сравнивать её с жизнью дочери, значит, пока, так и назову - "Будем вспоминать и сравнивать". А там видно будет, может что поумней и придумаю. Теперь, что касается стиля изложения, должен признаться, что никакого собственного стиля у меня нет и я не представляю, каким он должен быть, этот мой стиль, поэтому, я буду стараться излагать свои воспоминания, простым языком и без каких-либо поползновений на ученость и претензий на изящный слог.


                Посвящаю своей жене и дочке.
 
"Хотите ли вы, не хотите ли,
но дело товарищи в том,
что, прежде всего вы - родители,
а всё остальное потом"
Забытая песня из телепередачи для родителей. 70-е годы прошлого века. Исполнял Валентин Никулин.

                Глава первая. Дочка.

Автор рассказывает, о рождении дочки и о том, с какой проблемой они с женой столкнулись, а так же, что им советовали добрые врачи и как они решили поступить вопреки этим советам, что бы исправить сложившуюся ситуацию ( я бы даже сказал - ситуёвину!).
 
  Странно, но, когда родилась дочка, я не обрадовался и не огорчился. Я просто не испытал никаких эмоций. Нет, я, конечно, купил бутылку водки и пошел зачем-то (так принято?) к соседу, Виктору Ивановичу, хотя и не водил с ним никакой особой дружбы, а просто был в хороших соседских отношениях. Потом, уже пьяненький, я побежал на улицу и угощал там ещё кого-то, уже и не помню кого. О рождении дочки мне сообщил Саша Вазяков, бывший мой друг, а потом просто сосед с четвертого этажа. Я дружил с ним в детстве, ну, как дружил, жили в одном подъезде, вот и дружил, время проводил, гулял во дворе, а потом как-то отдалился от него, перестал с ним гулять и только здоровался при встрече. В тот день Саша позвонил в дверь и сказал, что у меня родилась дочка, что дочка рыженькая и что с женой всё в порядке. Я поинтересовался, откуда информация, а Саша только улыбнулся загадочно и сказал, что есть источники. Ох уж эти дворовые тайны. Зачем нужна эта завеса таинственности? Придать себе значимости? Показать, что ему известно больше чем другим?

  Апрель, в 1990 году, выдался теплый, и я приехал в одной майке, забирать из роддома жену и дочку.
 Я тогда работал водителем в 18 таксомоторном парке и поэтому никаких сложностей с перевозкой новорожденной не возникло. Была ли это моя смена, или я взял машину на подработку, на пол смены, сейчас я этого уже и не вспомню. Дочка, кстати, оказалась не рыженькой, а, скорей, темненькой, вот уж воистину - слышал звон, да не знает откуда он. Наверное Саша решил, что, если жена у меня рыжая, то и дочка будет рыжая. Это было первое ошибочное предположение и несбывшееся ожидание сочувствующих наблюдателей.  Так мы начали невольно обманывать предположения и догадки окружающих.               

  С первых же дней жизни у дочки обнаружилось несколько довольно серьёзных заболеваний. Настолько серьёзных, что врачи настоятельно рекомендовали нам с женой оформить для неё инвалидность. Записывать дочку в инвалиды мы категорически отказались, я сразу сказал жене, что мы пойдём другим путём*, и начали самостоятельное лечение. Правда, как это делать мы не знали, да и откуда бы мы могли это знать? Я тогда был простым шофером, а жена простым бухгалтером. То, есть медицинского или хотя бы высшего образования, на тот момент, ни у меня ни  у жены не было, а было у меня какое-то смутное предчувствие, какие-то невнятные и мало осознаваемые мысли, ничем не подкреплённая уверенность в правильности нашего решения и элементарное легкомыслие, я просто не понимал всех размеров проблемы. Жена, конечно, понимала, она тесней, чем я общалась с врачами и для неё картина была очень даже ясная. Врачи тоже понимали, поэтому и очень рекомендовали инвалидность.
 Дочку, конечно, поставили на учёт, в детскую районную поликлинику, почти ко всем врачам, к неврологу, хирургу, окулисту, эндокринологу, записали её в очередь на массаж, сеансы которого должны были длиться года три, как я услышал краем уха,  и прописали какие-то лекарства, которые мы так и не смогли использовать, потому, что мало того, что эти лекарства были дорогие и трудно доставаемые, так от них ещё у дочки такая аллергия началась, что мы решили уж как-нибудь без них.
   Очередь на массаж должна была подойти примерно через полгода, а ждать было нельзя, каждый день работал против нас, и тут нам повезло, сестра-массажистка, увидев состояние дочки, решила заняться ею немедленно.Спасибо ей за это.
Жена приносила дочку в детскую  поликлинику,
  сестра делала массаж, а жена смотрела и училась, запоминала приёмы и направления движений.
Поэтому, в перерывах между десятидневными курсами массажа, которые нужно было устраивать, как сказала нам сестра-массажистка, жена делала массаж дочке сама, но в более мягком, ослабленном варианте. Я дочке массаж не делал, а занимался с ней «пассивной гимнастикой», оказывается, так назывались мои занятия, когда я кувыркал и перекатывал её по кровати, сгибал ей руки и ноги, и помогал ей ползать.
Возможно, именно в результате таких, наших с женой совместных усилий, сеансы массажа прекратились гораздо раньше.  Месяцев через десять, когда дочка уже начала ходить самостоятельно, жена повела её на очередной курс массажа, но пробыла там не долго. Она прибежала домой в радостном волнении и почти закричала: «Сестра сказала, что у нас всё в порядке! Массаж больше не нужен!». А, потом, уже успокоившись, рассказала, что сестра раздела дочку и стала осматривать её перед сеансом, осматривала она её необычно долго и, как бы, с некоторым недоумением, а потом сказала, сдерживая удивление: «А вам массаж больше не нужен, я не вижу никаких причин, для его продолжения». Это была первая победа! 
«Лиха беда – начало».
  Одновременно с массажем мы начали делать обливания. Сначала просто прохладной водой, комнатной температуры, после купания и постепенно дошли до температуры обычной холодной воды из-под крана. Почему мы стали закаливать дочку? Кто нам посоветовал? Никто и уж, конечно, не врачи.
     Странно, я никогда не слышал, что бы врачи в районных поликлиниках советовали своим пациентам здоровый образ жизни, физкультуру, закаливание. Такое впечатление, что они всерьёз не воспринимают нужность этих средств, не верят в пользу, а может быть даже и сознательно умалчивают, а основной упор делают на лекарства.
     А закаливание я предложил жене, потому, что испытал на себе воздействие водных и воздушных процедур. Я рос, довольно таки, болезненным ребенком, всяческие ОРЗ, ОРВИ и гриппы сопровождали меня с рождения и стали для меня привычным времяпровождением. И только лет в двадцать пять, я прочитал в журнале "Наука и Жизнь", описание процедуры закаливания, оно заинтересовало меня своей простотой и доступностью и я решил попробовать, втянулся и немного укрепил здоровье. Нет, я полностью не перестал болеть, но теперь болезнь протекала быстрее и как-то внезапно. Ну, например, вдруг, вечером, начинается ломота во всем теле, подскакивает температура, озноб, ну, все признаки начинающегося гриппа или простуды, в горле могут появиться нарывы,  я естественно, принимаю какие-то лекарства, ложусь спать, а утром, опа-на, я здоров, нарывы прорвались, температуры нет. Осталась только небольшая слабость, но к обеду и она проходит.
   Что касается дочки, я подумал, что только закаливания и массажа маловато будет и решил добавить упражнения собственного изобретения. Конечно, я выдумал их не полностью, а взял за основу метод японских ниньзя*, которые начинали готовить шпионов-диверсантов из своих детей с самого рождения. Эти упражнения довольно подробно описаны в увлекательной и познавательной книге - "Кемпо -традиция воинских искусств" А.А. Долина и Г.В. Попова*, которая является энциклопедией боевых искусств для каждого каратиста, ну ладно, может и не для каждого, но для меня точно является.

   Выглядело всё это так: пока дочка ещё не научилась ходить и я оставался с ней один на один, например, если жена была занята на кухне или ей нужно было куда-нибудь отойти, и она просила меня посмотреть за дочкой, я брал её на руки и немного прижимал, ограничивал движения рук и ног. Дочке, конечно, это не нравилось и она пыталась освободиться, выкручиваясь и вырываясь из моих объятий.
  Естественно, дочка выражала своё недовольство криком и плачем, что было недопустимо, так, как, на её крик могла придти жена, а значит она отвлеклась бы от своих дел, да и я не выношу детского плача, он ранит мне сердце, поэтому я ещё и закрывал ей рот своей ладонью, а, за одно, и нос, ну это уже для того, что бы разнообразить упражнение. Зачем я удерживал дочку, ограничивая её движения? Дело в том, что освобождаясь дочка  извивалась всем телом, напрягая все мышцы и развивала тем самым, тягучую, борцовскую силу и выносливость. А рот и нос я закрывал дочке, что бы ограничить доступ кислорода, заставить организм работать в экстримальных* условиях и пробудить внутренние резервы. Через какое-то время, жена стала замечать, что при моём появлении дочка как-то напрягается, а, когда ей нужно оставить дочку со мной и она говорит ей успокаивая - "Я сейчас приду, а ты пока побудь с папой. Ну чего ты плачешь, ты же с папой", ребенок, вообще заходится в крике. Впрочем, жена, очевидно, думала, что дочка не хочет расставаться с мамой и поэтому капризничает. Отчасти она была права, а в подробности наших с дочкой отношений и небольших секретов, я пока её не посвящал - время ещё не подошло. Примерно через десять месяцев дочка научилась ходить и мои занятия с ней осложнились тем, что прежде, чем начать упражнения, мне нужно было сначала поймать её, что с каждым разом становилось все трудней. Чем бы не занималась дочурка, она всегда отслеживала мои передвижения, и сохраняла дистанцию между мной и собой чуть больше моей вытянутой руки, а, если я оказывался в опасной близости, она сразу бросала все дела и игрушки и убегала в другую комнату или на кухню, под мамину защиту. По началу, я, конечно, подыгрывал ей и позволял ускользнуть от себя, а позже, мне приходилось прикладывать определённые усилия, что бы подкрасться к ней незаметно и схватить. Постепенно дочка привыкла к таким занятиям и перестала плакать, а если смогла ускользнуть от меня, вообще заходилась звонким смехом. Теперь, она, освобождалась от меня, молча, экономя силы и не делая лишних движений, успевая набрать в легкие побольше воздуха и, первым делом старалась получить доступ к свободному дыханию, а потом уже отцепиться от моих рук и ног. К тому времени жена уже была в курсе наших тренировок и не удивлялась, когда дочка с громким смехом бегала от меня из комнаты в комнату.
     Один раз жена рассказала мне, что дочка, находясь у бабушки, летом, попросила помучить её, и, когда бабушка удивлённо спросила, что это значит -"помучить", рассказала и показала ей что, собственно, от неё требуется и как это должно происходить. Сказать, что бабушка удивилась, от этих откровений, будет не достаточно, она испытала некий шок, но, впрочем, быстро успокоилась, решив, что "это их ребенок, пусть делают, что хотят". Играть, они, конечно, так не стали, просто потому, что удержать дочку бабушка не смогла бы и выбрали другую спокойную игру, в слова. Ну, тоже не плохо.
     Где-то, на втором году, я начал учить дочку основам каратэ. Начали мы с прямого удара ногой вперед (мае-гери-кеаге)*. Изучать этот удар нужно начинать с подъёма колена, проще говоря, с удара коленом (мае-хица-гери). Я ставил перед дочкой руку, ладонью вниз и она била по ней, снизу вверх, коленом. Следующим этапом я научил дочку выпрямлять ногу после подъёма колена, собственно, выполнять прямой удар ногой. А что бы у дочки не было соблазна выносить полусогнутую ногу и опускать её не согнув до конца (типичная ошибка начинающего каратиста), то есть, не сделав амплитудный удар с полным разгибом и сгибом ноги, я ставил перед ней препятствие на уровне колена, обычно подушку, и дочке приходилось переносить ногу через подушку, тем самым выполняя удар правильно. Таким образом, отрабатывая один удар ногой,  мы отрабатывали, по сути, два удара - коленом и подушечками  стопы(тюсоку)* .
Изучать удары руками мы начали, естественно, с прямого удара рукой вперёд (чоку-цуки-чудан). Этот удар тоже содержит в себе четыре удара: ура-цуки - короткий удар типа "апперкот", когда рука со сжатым кулаком (тыльной стороной вниз), выносится на короткое расстояние (между туловищем и локтем должно быть расстояние ладони), тате-цуки - удар полусогнутой рукой (кулак принимает вертикальное положение большим пальцем вверх), который является промежуточным положением между началом и завершением удара и, самим ударом "чоку-цуки", когда, в конечной фазе, рука со сжатым кулаком (тыльной стороной вверх) почти полностью выпрямлена (допускается лишь небольшой, незаметный сгиб в локтевом суставе предохраняющий от пере-разгиба и повреждения локтя). На обратном движении, возвращая после удара руку на исходную позицию на поясе, выполняется четвертый удар, локтем назад - уширо-эмпи-учи.
   Защитные движения, блоки, мы начали изучать с верхнего блока - агэ-уке, когда согнутая рука поднимается на уровень лба, чуть выше глаз (что бы не закрывать обзор и не мешать смотреть на противника), и сметающего блока, защищающего нижний уровень туловища - гедан-барай-укэ. В отличие от верхнего блока, относительно простого в изучении, этот защитный прием сложней координационно и потому на его изучение уходит много времени.
   Казалось бы, все эти приёмы, ударные  и защитные движения, и взрослый человек не сразу освоит, а девочка в полтора года и подавно, но, я ведь не знал, во сколько лет нужно начинать обучение каратэ, хотя, и слышал притчу, о том, как к Учителю пришли молодые родители и спросили, когда им можно начинать занятия с родившимся ребенком, и Учитель ответил им, что они опоздали на девять месяцев.
   Периодически мы ходили на приём к врачам, выслушивали их укоризненные выговоры и запугивания, и всё равно отказывались от получения инвалидности. Невропатолог красочно описывал жене, как будет ковылять её дочка, если мы не будем принимать лекарства. "Мамаша, Вы видели детей с гипертонусом? Вы видели, какие они? Вот и вы будете такими же!" - почти кричала она. "Почему вы не лечите глаз? Вы хотите, что бы над ней смеялись в школе?" - вопрошал окулист. "Если сейчас запустить, потом не исправить!" - настаивал хирург. "Как можно жить с таким гемоглобином?" - поражался эндокринолог.
 После таких разговоров с умными врачами, жена, гуляя с дочкой, едва сдерживала слёзы, глядя на других, здоровых детей и спрашивала сама себя, за что ей такая участь - она никогда не курила, не пила, всегда берегла здоровье и вот - родила больного ребенка.
Я почему-то, так сильно не переживал, может потому, что ни секунды не сомневался, что всё у нас будет хорошо. Как именно будет хорошо, я сказать бы тогда  не смог, я просто знал, что всё будет хорошо.
Я, в общем, так и сказал жене, когда успокаивал её в очередной раз: они все из здоровых детей делают больных, а мы из больного ребенка сделаем здорового. Почему я так сказал? Я и сам не знаю, как-то вырвалось, само собой, я и не задумывался, получится так или нет, просто ляпнул языком, как только эта мысль мелькнула в голове. Наверное, это была интуиция, чуйка - по научному.
А что было не так? Простудными заболеваниями дочка за весь год ни разу не болела, она, скажу забегая вперёд, и потом никогда не болела простудными заболеваниями и гриппом, а температура поднималась у неё, только, когда резались зубки,  спасибо закаливанию,  сон у неё был крепкий, спала всю ночь, с девяти до девяти и ещё днем пару часов – это потому, что уставала от тренировок, питалась здоровой пищей – овсянкой, с низким содержанием сахара.
Так что, как говорится: "Предчувствия его не обманули..."*, но не буду забегать вперед.   
         
   ************    

   * "Мы пойдем другим путем!" Одноимённая картина  советского художника П.П. Белоусова написанная в 1951г., на которой изображен семнадцатигодовый Ильич, узнавший о казни старшего брата и  сказавшего по этому поводу вышеуказанные слова.   



 
                Глава вторая.Я.
 
              "Час зачатья я помню не точно". В.С. Высоцкий.

Автор пытается вспомнить когда он впервые себя осознал, как личность, а так же  с чем и кем были связаны его первые детские впечатления и как он  жил в своей реальности, так же автор  высказывает сомнение, в том, что в скандалах виновато только осложненное опьянение.
 
«Какое мне дело до всех, до вас,
 А вам до меня?»

 Первые мои воспоминания связаны со страхом и тревогой. Смутно помню, как я вздрагивал и просыпался от чего-то громкого и сразу начинал плакать. Этим громким был крик. Ещё помню, как сижу за столом и вдруг в комнату входит большой и шумный человек. Этот человек начинает кричать и ругаться, я его пугаюсь и начинаю плакать. Это мой папа, мой первый и самый сильный источник страха и тревоги. Я боялся папы, боялся до оцепенения, до остолбенения, до шума в ушах, до полного впадения в прострацию. Я боялся папы всю жизнь, с малых лет до самой его смерти.         Папа не был злым человеком, напротив, я бы даже сказал, что он был добрым человеком, вспыльчивым но отходчивым, понимающим юмор, любящим животных,у нас дома всегда жили то собаки, то кошки, то хомяки, и все они, эти животные, любили папу.
Меня  только эти животные не любили,  довольно жестоко я с ними играл, но не потому, что хотел причинить им боль, а, просто не понимая, что они живые. Напоминаю – мне в то время было четыре или пять лет. И, если собаки и кошки, как-то могли спастись от моих смертельных игр, то хомяки такого шанса не имели. У меня жили два хомячка, белый, самец, альбинос с красными глазами и самочка, обычной серо-желтой расцветки. Так вот с этой бедной хомячихой я доигрался до того, что полностью её искалечил, и она умерла. То же не сразу, а сначала долго болела. Причем все эти игры происходили в одной комнате, рядом с бабушкой. То есть, я мучил хомяка, а бабушка лежала на кровати и читала (к тому времени она уже не курила, ей врачи запретили, и она очень даже легко и быстро бросила) и ей дела не было до того, чем развлекается её внук. А ведь ей достаточно было просто объяснить мне, что это живое существо, что ему больно, что оно страдает, и я бы понял!
Как мне стыдно перед этими хомяками, перед этими кроликами, которым я поотрывал хвосты, потому что мне интересно было смотреть, как они смешно дергаются, когда я наступал на них. Наступал, наступал, пока хвосты не оторвались. Я себе места не нахожу от стыда, когда вспоминаю про это. Как бы я хотел, что бы этого не было, что бы я не мучил этих  несчастных животных! Помню, папа приехал в выходные на дачу и увидел бесхвостых кроликов,  он, конечно, догадался, чьих рук это дело. Да тут и догадываться было нечего, на даче только бабушка да я и жили. Не будет же бабушка хвосты кроликам отрывать. Она-то, как раз, за ними и ухаживала, кормила и меняла подстилку. То есть, принес домой, себе на потеху, кроликов я; они были совсем маленькие, два крольчонка  и смешно шевелили носиками,  и уж конечно не представляли, какой ад их ждет; а все обязанности по уходу за ними легли на бабушку.
Такое вот естественно-научное воспитание.
А белого хомячка, потом раздавил ногой папа. Нет, конечно, не нарочно, он ни за что не обидел бы его, папа часто с ним играл, и уж конечно, не так как я, он доставал его из клетки, кормил печеньем и орехами, разрешал бегать по полу. Это случилось, когда  папа в приступе пьяного угара скандалил с мамой и бегал за ней по квартире,  а хомячок выбрался из клетки и бродил по коридору, вот  папа и наступил на него случайно, своим кирзовым сапогом. Папа часто и в квартире не снимал сапоги. У меня в ушах и сейчас стоит этот его предсмертный вскрик, и я отчетливо слышу хруст его косточек. Хорошо, хоть, что больше я не заводил дома никаких мелких животных.
И, потому, не воспринимаю все эти анекдоты про закатанных под линолеум или в обои хомячков, что «мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы» и жжет позор при воспоминании о замученных животных.   
А ещё, я думаю, что я был таким жестоким  от постоянного страха и ощущения тревоги. Ведь страх порождает агрессию и жестокость. Если бы родители интересовались моим психическим состоянием, они обратили бы внимание, как я играю. Ведь я переломал все игрушки, разломал все машинки. Помню, как сидя на полу, на дачной веранде, я методично, раз за разом, всё сильнее и сильнее сталкивал между собой две игрушечные машинки. Они были сделаны из прочнейшей черной пластмассы и никак не хотели ломаться, но  я упорно и ожесточенно, сталкивал и сталкивал их, наблюдая как они постепенно разваливаются на куски. Всё это действие было довольно шумным, родители и родственники обращали на меня внимание, но, почему-то никто не заинтересовался, а почему это  я так странно играю? 



 Ещё папа любил книги и мог читать, лежа на кровати, целый день. У нас дома было и есть много книг, подписные издания и отдельные книги, классики и просто писатели. Папа читал всё подряд: любовные романы и военные повести, детективы и фантастику. Как сейчас вижу эту картину: папа читает, лежа в кровати, и курит одну сигарету за другой, и вот так весь день - курит и читает, читает и курит. Кстати, бабушка тоже курила и тоже читала. Папа курил Памир, а бабушка курила Беломор. Жили мы в однокомнатной, коммунальной квартире, на улице Шаболовка, в старом, двухэтажном деревянном доме,с паровым отоплением, слегка покосившемся при бомбёжке от упавшей рядом бомбы, и сизые волны  табачного дыма, клубящегося над моей детской кроваткой,  для меня были таким же обычными, как и облака на небе.
     А ещё папа пил. Я не знаю, был папа алкоголиком или просто пьяницей, но пил он часто и много, по несколько дней подряд. Папа работал в ВОХРе, сутки через трое, на каком-то секретном, почтовом ящике и придя со смены, обычно начинал пить, пил он, чаще всего, красное вино, типа Агдам, Три семерки, Солнцедар и тому подобное. Папа не был запойным, не прогуливал работу, приносил домой зарплату и отдавал своей матери, моей бабушке, но при этом он всегда находил время и возможность для обильных возлияний, иногда в одиночку, иногда с друзьями-собутыльниками. Как папа совмещал пьянку с чтением? Ну, обычно, два дня он пил, а третий, перед тем, как идти на сутки на работу, отлеживался, отпивался чаем и молоком и читал. Но мог пить только один день, а два читать,
или мог пить все три дня. Или, даже было такое, что он не пил все три дня, но это было редко. И вот выпив всего-то пару рюмок вина, папа становился другим человеком, как бы банально это не звучало. У папы резко менялся характер, у него начинались перепады настроения. Вот, только что, он пребывал в прекрасном расположении духа, шутил, и вдруг, впадал в бешенство, начинал крыть матом всех и вся, ломал и крушил всё подряд, бросался ножами и вилками. Вот от таких перепадов я и находился в постоянном напряжении, в тревожном ожидании.
   Если бы, папа, вдруг по своей воле, пошел к врачу наркологу, то этот врач, наверное, сказал бы папе, что тот страдает осложненным опьянением* развившимся из-за закрытой черепно-мозговой травмы, полученной в результате челюстно-лицевого ранения и тяжелой контузии при попадании в область лица немецкой пули и разорвавшемся под ногами снаряде. Произошло это в последнем папином бою, когда вся рота проводила разведку боем, уже вторую за ночь. Первая, разведка боем, по мнению начальства, не дала желаемых результатов, не выявила полностью всех огневых точек и не показала достоверной картины укреплений, поэтому было роте приказано атаковать снова. Какие результаты дала вторая атака, папа уже никогда не узнал. Он очнулся на поле боя, засыпанный землёй, с перебитыми ногами, с разорванным лицом и пополз к своим. Дополз папа до своих или его раньше подобрали санитары, это тоже доподлинно не известно, но в госпиталь папа попал, где и лечился почти год, а после излечения демобилизовался по инвалидности. Так папа, в двадцать с небольшим лет, стал инвалидом второй группы, с израненными осколками  ногами, они выходили из ног почти до самой папиной смерти, и беззубым ртом. И, хотя папа воевал всего-то не полные два года, с 41 по 43, успел он за это время и окружении повоевать и в плену побывать и в смерше посидеть, с последующей отправкой в штраф-роту. Искупив, по ранению, вину кровью, после госпиталя стал фронтовым разведчиком и воевал до того самого последнего боя.

   Но, я, всего этого тогда не знал, а, если бы и знал,  легче мне от этого знания не было бы. Я просто хотел, что бы папа не пил, а пока он пил и, в обозримом будущем, изменений не предвиделось, я жил в своей реальности.

А вокруг меня страна  жила своей реальностью, отдельной от меня жизнью, строила коммунизм,
«Нам счастье досталось не с миру по нитке,
Оно с Днепрогэса, оно от Магнитки!»
и ещё:
 «Будет людям счастье! Будет на века!
У советской власти сила велика!»
 люди улыбались, ходили на демонстрации,
«Над страной свободный ветер веет,
С каждым днем всё радостнее жить!»
 счастливые дети гуляли с папами и мамами,
«Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет мама,
Пусть всегда буду я!»
 октябрят торжественно принимали в пионеры,
«Встань пораньше,
Встань пораньше,
Встань пораньше,
Только солнце замаячит у ворот,
Ты увидишь, ты увидишь,
Как веселый барабанщик
В руки палочки кленовые берёт».
Б. Окуджава.
«Делу Ленина будьте готовы!» - строго напутствовали юных пионеров пионер-вожатые и старшие товарищи-комсомольцы, «Всегда готовы!» - салютуя отвечали пионеры.
"Взвейтесь кострами синие ночи
 мы пионеры - дети рабочих!"
Пионеры-отличники делали доклады о пионерах-героях
«Его называли Орлёнком в отряде,
Враги называли  - Орлом!»
И,  подняв руку в пионерском приветствии, благодарили Партию: «За наше счастливое детство, спасибо Партия Тебе!».
Вокруг кипел и бурлил всеобщий праздник жизни, а я смотрел на этот праздник со стороны, ни в коей мере не ощущая себя, хоть чуть-чуть к нему причастным,
«Киса, мы лишние на этом празднике жизни!» О. Бендер.
просто потому, что дома был пьяный папа, коммунист, инвалид Великой Отечественной Войны, он сидел за столом и пьянствовал со своими собутыльниками. Все они были «ребята с нашего двора», разной степени маргинальности, были практически спившиеся алкаши, видящие розовых слонов и синих крокодилов, кормившие молочком из блюдца домашнюю змейку, которая ночью приползала и грелась на груди, естественно, ни блюдца, ни змейки не существовало, разве только в горячечном бреду этого бедолаги. У него, кстати, был сын, Гена, мой ровесник. Что-то с ним потом стало?  Этого я не узнаю. Были инвалиды детства, потерявшие ноги, попав под трамвай, и поэтому не воевавшие,  были семейные мужчины, иногда они даже выпивали у нас вместе со своими женами, в прочем жены быстренько уводили  их домой.  Один такой, дядя Слава, не прочь был выпить с папой, они, даже, как бы считались друзьями, и, как бы, дружили семьями, а я дружил с его дочкой – Олей. Ну как дружил, пока отцы пили – дружил.    Пили с папой и какие-то дяди, выросшие, неопределённые дети военных лет, не попавшие на фронт по малолетству, худосочные и мелкие от недоедания, невзрачно и серенько одетые,   без семьи и детей, периодически прогуливающие работу, с которой их всё равно не выгоняли, а только журили на собраниях.
«- Ну, вот пусть бы Вольдемар и лез бы в фонтан!
-  Так я и был тот Вольдемар.»
к/ф  «Афоня»
Все эти попойки заканчивались примерно одинаково: рано или поздно папе надоедали его собутыльники и он, не особо церемонясь, выгонял их прочь. Тогда, наступал наш черед. Первой под раздачу попадала бабушка, папина мама.  Начиналось всё очень даже мирно, папа заводил какой-то разговор, вскоре придирался к словам, и начинал скандалить. Нет, папа изначально не преследовал целью скандал, не  планировал, но скандал возникал. Это, я считаю, как и было сказано, последствия осложненного опьянения.
Хотя, иногда у меня появляются крамольные мысли, и терзают смутные сомнения, может не только осложненное опьянение* виновато в таких скандалах, может папа, все-таки был ещё и распоясовшимся самодуром и  домашним деспотом, которого некому был приструнить? А кто собственно мог бы дать укорот домашнему хулигану? Старая мать? Жена? Малолетний ребенок,  зашуганный и запуганный уже с пеленок и цепенеющий при малейшем окрике? Может соседи по коммуналке?  Кто-кто? Эти тыловые крысы, всю войну защищавшие Ташкент? Участковый, который и связываться то не хотел с фронтовиком-коммунистом. Нет и нет! У себя дома папа был единовластный и безоговорочный хозяин и повелитель!
   А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продохнуть –
Всё донимал их блатными аккордами.
В. С. Высоцкий.
 Вечером с работы приходила мама. Её папа тоже встречал  не скандалом, а даже и поцелуйчиком в щечку, а скандал возникал позже, и по таким же случайным словам и придиркам.  Например, один раз мама, в спокойном разговоре, мирной, застольной беседе, когда, вроде бы, ничего не предвещало бури, сказала в шутку: «Одни медали – орденов не дали», как бы, прокомментировав папины рассказы о войне.

«Я сказал: Зачем мне орден, я согласен на медаль». Твардовский.

     А, надо заметить, что папа всегда рассказывал только о войне, все разговоры за столом и вообще, везде, сводились всегда к войне. О том, как папа воевал, как был в окружении, как попал в плен, как бежал из плена, как попал в штраф-роту, как искупал вину кровью.

И вот мама сказала эти слова. Что тут началось. Это был не просто скандал, папа метал праведные громы, папа горел святым гневом коммуниста-фронтовика,
«Я сидел как окопе, под курской дугой
 Там где был капитан старшиною»
В. С. Высоцкий   
Мама в сотый или тысячный раз убедилась, что с ЭТИМ не шутят, и с папой не шутят.
 Да, в общем-то, шутить можно было только папе, шутки остальных участников застольной беседы могли вызвать неожиданные реакции, что, собственно, и было представлено, в данный, конкретный исторический момент. После мамы, папа обращал своё внимание на меня.
Пока я был совсем несмышленыш, папа меня особенно-то и не ругал, а что там ругать, ну в детском саду плохо себя вёл, ну писал в кроватку под себя, ну ведь это дело житейское, но, по мере моего вырастания  из пеленок и детского сада и поступления «в первый раз в первый класс», количество компромата на меня достигло критической массы, и папа, уже с полным основанием принимался меня воспитывать,
и объяснять почём фунт лиха.
 
-------------
*Осложненное опьянение наблюдается у некоторых лиц, перенёсших  закрытую травму головного мозга, при истериях, психопатиях, хроническом алкоголизме и др.
Это болезненное свойство присуще людям, у которых после приёма даже сравнительно небольших доз алкоголя возникает резко выраженное опьянение с психомоторным  возбуждением,  выраженной раздражительностью, чувством злобы, ненависти, некоторой оглушенностью.
Психомоторное возбуждение протекает волнообразно: такие лица, казалось бы, успокаиваются, но затем возникают взрывы возбуждения. 
При осложненном опьянении больные, в период возбуждения,  крайне раздражены, возбудимы, злобны, не терпят никаких возражений, назойливы, по пустяковому поводу вступают в конфликты, дерутся, оскорбляют окружающих и нападают на тех лиц, которые сделали им какое-либо  замечание по поводу неправильного поведения, сквернословят, совершают хулиганские действия.
Острая и хроническая интоксикация алкоголем.
И. В. Стрельчук.




                Глава третья. Дочка.
« Квантовая физика - это детская игра, по сравнению с игрой ребенка» Томас Эдисон.

 Автор рассказывает, как он учил дочку быть готовой к нападению и рассуждает о формировании характера ребенка.

Дочка, как и все дети, росла любознательным ребенком, ей хотелось познавать окружающий мир, и, что бы это знакомство, не оказалось трагическим, как случается, когда дети самостоятельно, без контроля и защиты родителей, начинают на своей шкуре, набивая синяки и шишки, а иногда  и получая более серьёзные и тяжелые травмы, изучать свойства предметов и законы природы, я находился рядом подстраховывая и помогая ей безболезненно освоиться и адаптироваться к окружающей её агрессивной среде.
 Первым делом мы изучили свою квартиру. Для двух летнего ребенка, трехкомнатная квартира, пусть и малогабаритная, является огромным пространством, в котором его поджидают многочисленные опасности в виде острых углов стола, так и норовящих ударить в висок, шкафов с коварными дверцами, больно защемляющими пальцы, электрическими розетками, падающими со стола ножницами и карандашами. Даже, казалось бы, безопасная кровать, мягкая и теплая, таит в себе опасность в виде оставленных мамой вязальных спиц.  Дело в том, что жена ещё в детстве научилась вязать спицами замечательные и красивые шерстяные вещи, а так как вязала она в кровати, то и оставляла вязальные спицы там же – на одеяле. До поры до времени, это никого не тревожило, но, как-то раз, дочка с разбегу заскочила на кровать и напоролась на толстую вязальную спицу, незаметно лежащую в складках одеяла. Спица уперлась дочке аккурат в область сердца и спасло её только то, что спица была тупая и не проколола кожу, а только оставила небольшую вмятинку на груди. Как тут не вспомнить: «А если бы в глаз?»
 Да, это был и мой «залёт», я должен был увидеть опасность, я должен был напомнить жене убирать вязание в ящик, я должен был проверить кровать. В тот раз нам всем повезло, но надеяться только на везение нельзя, оно рано или поздно может закончиться. А ведь, кроме комнат была ещё и кухня, с горящим газом и кипящей водой на плите. Знакомство с квартирой проходило так: я водил дочку по комнатам, показывал ей торчащие углы и слегка наталкивал её на эти углы, что бы она почувствовала неудобство, я зажимал дочке пальцы дверцами, что бы она поняла, как это неприятно,  я подносил дочку к горящему газу и кипящей воде, что бы она почувствовала смертельную опасность этих стихий.
Кожа у детей тонкая и нежная, поэтому все эти процедуры с зажиманиями  пальцев дверцами и освоением стихий огня и воды,  я проделал осторожно и внимательно.         
 С электричеством было тоже не сложно, я дал дочке полизать батарейку, у неё пощипало язык, и она навсегда потеряла интерес к электрическим розеткам.
И, что мне особенно понравилось, второй урок ОБЖ дочке не понадобился,  а мы с тех пор мы и думать забыли обо всех этих опасностях.   
После изучения квартиры, я начал проводить тренировку    дочки  с использованием упражнений ниньзя, для вырабатывания чувства опасности и правильного реагирования на нападение. Для этого я делал дочке подножки, толкал её в спину и наносил палкой, рукой или ногой удары по голове и туловищу.  Делал я это исподтишка, подкравшись сзади,  когда она, забыв обо мне,  ходила по квартире, из комнаты в комнату, по своим детским делам. Постепенно дочка научилась уклоняться от ударов или блокировать их и группироваться при толчках в спину или бок и уже не воспринимала такие действия как шокирующие.  Конечно же, все эти атаки, я выполнял не в полную силу  и соблюдая технику безопасности. Главной задачей  этого упражнения было отрабатывание  готовности к нападению.
  Я мог бы, для усиления смысла, сказать, что готовил дочку быть всегда готовой отразить неожиданное нападение, но дело в том, что существует лишь одна степень готовности, как и одна степень свежести*.
«Если воин вчера был готов, а сегодня не готов, а завтра он опять готов, то он не готов никогда». Японская пословица.
Точно так же дело обстоит и с нападением.
Я не называю нападение неожиданным, внезапным, коварным или предательским, потому, что грамотное нападение только таким и должно быть – внезапным и беспощадным, как бросок кобры, как прыжок тигра.
«Засады – это убийство, а убийство – это потеха».
Девиз зеленых беретов.
Поэтому воин всегда находится в состоянии готовности, к отражению атаки.
«Самурай ничего не ждёт, но готов ко всему» японская пословица. Кстати, пионерский девиз: «Будь готов – всегда готов» мне тоже нравится, но японская пословица точней отражает суть  вопроса. 
Все эти упражнения  мы с дочкой проделывали и, когда уходили гулять.  Конечно, перед этим мы вместе с ней исследовали  свой  двор и узнали все опасные места, открытые колодцы, провалы в грунте,  места сбора дворовой пьяни и научились отслеживать оперативную обстановку вокруг себя, на предмет  бродячих и домашних собачек, быстро едущих в пешеходной зоне безголовых водителей и летящих из окон тяжелых и не очень предметов быта.  Научил я дочку и уворачиваться от ударов качелей, а также залезать на эти качели и самостоятельно раскачиваться, очень уж мне было лениво стоять и качать её, как это делали другие мамы и бабушки.  Я потратил всего-то меньше часа времени, пока дочка уловила момент, когда нужно приложить усилие  для раскачивания и попасть в такт.  С тех пор она сама решала, сколько и с какой амплитудой ей качаться на качелях, а это значит, что она обрела чуть больше свободы и независимости от  других людей, в данном случае от меня и ей не нужно было просить, как это делали другие дети, упрашивая своих родителей или бабушек, то посадить их на качели, то раскачать посильней, то потом снять с качелей. Мне нравилось наблюдать, как дочка, захотев покачаться, подходит к качелям, дожидается своей очереди, залезает и начинает раскачиваться. При этом, она зачастую младше по возрасту  остальных детей, а раскачиваться она начинает довольно сильно, дети ведь любят проверять границы своих возможностей, что вызывает желание других детей повторить её действия и вот тут-то у них возникает неувязочка.  Если этот ребенок не умеет раскачиваться сам, а просит   раскачать его маму или бабушку, его просьбы никогда не выполняются. Ну, какой родитель будет качать ребенка изо всей силы, это ведь страшновато, мало ли что может случиться, а вдруг он выпадет, а ребенку хочется выше и выше, вот что значит быть зависимым от других людей.
      Играя в песочнице, она ведь была обычным ребенком и тоже лепила  с ребятами  куличики,  дочка уже самостоятельно отслеживала детей – любителей кидаться песком, толкаться, бить совочком и другим подручным предметами вроде подобранной тут же палки, по  голове. И однажды эти навыки ей пригодились.  А произошло вот что: жена пошла с дочкой гулять,  они подошли к песочнице, и дочка начала играть с  ребятами, как обычно, лепить куличики, строить замки и всё такое прочее.  А жена с другими мамами и бабушками разговаривала в сторонке, и наблюдала за дочкой.
 Тут надо заметить, что три-четыре ребенка – это уже группа, и как в каждой группе, в ней действуют определённые законы. То есть, появляется лидер, причем этот лидер может только так про себя думать, отнюдь  таковым не являясь. Обычно это избалованный, эгоистичный  ребенок, который привык, что всё внимание  в семье уделяется только ему.
«Не делайте из ребенка кумира – кумиры требуют жертв»
 И этот лидер, будучи чуть более напористым и нагловатым, командует  или пытается управлять другими детьми, которым, по большому счету всё равно, кому подчиняться, да и подчинение это условное и эфемерное, потому, это управление только в представлении этого ребенка, а остальные   дети  и не подозревают, что ими кто-то управляет, а просто играют себе да играют.
А дочка, не претендуя ни на какое лидерство и не пытаясь никем командовать, тем не менее, вовсе не была расположена кому-либо подчиняться, кроме своих родителей. Собственно, мы над этим много и долго работали – приучали её слушаться только родителей и никого больше. Позже, к этому списку присоединился Сенсей. Но это позже.
А пока она играла с ребятами и не подозревала, что самоназванный лидер, в лице некоей девочки из соседнего подъезда, вдруг увидела в ней конкурента и претендента на власть в песочнице. Ну, как расправляются с конкурентами, мы все знаем, знала это и девочка. Она, не долго думая, и не сомневаясь в своей правоте, взяла в руки палку, хорошую такую, тяжеленькую палку, размахнулась и опустила её на голову дочке. Ситуация довольно обычная, для детских разборок.  Да и для взрослых тоже.  А вот то, что случилось потом, было довольно необычно, для таких ситуаций. Жена рассказывает, что всё это произошло быстро, она и моргнуть не успела, как палка уже начала карающее движение к голове спокойно сидящей  дочки. И вот тут, как говорит известный сатирик М. Задорнов, жена испытала гордость за дочку.  Дочурка, увидев краем глаза атаку, не меняя положения тела, не поворачивая головы, и не отвлекаясь от игры, подняла руку,  перехватила палку, крепко её зажала и продолжила игру, держа  одной рукой палку, а другой делая что-то там в песочке.  Девочка попыталась освободить из рук противника своё оружие возмездия, возможно, что бы повторить атаку, но у неё, естественно, не хватило силёнок, что  было  ожидаемо, так как мы неоднократно  отрабатывали дома отбирание оружия, а именно палки и я знаю, как цепко дочка может держать оружие, понимая, что если его не отобрать, а просто выпустить из рук, оставив у противника, то атака повторится*.
Обескураженная претендентка на власть в песочнице,  некоторое время, пыхтя  и обиженно сопя, пыталась отобрать палку обратно,   прикладывая к этому действию немало  сил, но дочка оружие не отпускала.
Это  противоборство могло бы продолжаться долго, но дочке это надоело, и она отпустила палку. 
Для девочки это оказалось неожиданным, она потеряла равновесие, упала и заплакала, больше от обиды, чем от боли.
И вот тут  мама этой, потерпевшей досадное поражение, девочки, начала заступаться за свою дочку, обвинив нашу в нападении. То есть, как её дочка била палкой нашу, она не заметила, а когда дочка упала – сразу наша оказалась виноватой. Хорошо, хоть, что  другие мамы,  тоже видели  всё развитие событий,  заступились за дочку и оговорили эту маму. Жена то особо не оправдывалась. Не любим мы эти скандалы дворовые.  Но, это, как говорится, уже другая история.
Почему я так долго и подробно рассказываю об этом, казалось бы, пустяковом случае?  Подумаешь, дети поссорились в песочнице. Но ведь для трёх-четырёх летнего ребенка и песочница кажется большой и всё происходящее в ней является важным, влияет на развитие,  формирует характер и остаётся в памяти на всю оставшуюся жизнь.
Кстати, говоря, о памяти на всю жизнь, и о  событиях, повлиявших на дальнейшее развитие личности, я расскажу ещё об одном случае.
Примерно в это же время, что и описанный выше  инцидент в песочнице, в три-четыре года, у дочки с одним мальчиком так же произошел некий конфликт, который ни мы, ни его мама, к сожалению, не  наблюдали лично и не можем точно сказать, что же там у них, промеж  себя случилось, можем лишь догадываться и строить предположения.  До этого, жена общалась с мамой этого мальчика,  поскольку дети были почти ровесниками, только мальчик был на год старше, и  они вместе ходили в поликлинику, магазины, в гости друг к другу и, конечно гуляли во дворе. Соответственно, и дочка общалась с этим мальчиком. Дружбой такое общение не назовёшь,  но, когда их мамы были вместе, то и они как-то общались.   И вот, с некоторых пор, мама этого мальчика, стала замечать, что Никита, назовём мальчика так, стал капризничать, увидев нашу дочку, не выходил из подъезда во двор, убегал, если встречал её на улице.  Своей маме он ничего не говорил, на дочку не жаловался, и мы с женой, как не пытались, тоже  не смогли ничего вразумительного выяснить у дочки, она и говорить то тогда толком ещё  не умела. Но, понаблюдав за поведением Никиты, за его общением с другими детьми, мы  с женой начали понимать, что могло бы между ними произойти.  Мы увидели, как Никита, в процессе игры с детьми, мог вдруг, неожиданно толкнуть какого-нибудь ребенка в спину, по одному ему, лишь, понятной причине. Возможно, как говорится, по причине внезапно возникшей неприязни. Толкал он довольно сильно, ребенок падал, начинал плакать, а Никита просто убегал. Скорей всего, его мама знала о таких привычках своего сына, но, не придавала этому большого значения. В самом деле,  толкали то не его, и плакал не он, а другой ребенок,  поэтому и волноваться ей  не очень-то было и надо, подумаешь – дети шалят. 
Очевидно, что нечто подобное, Никита проделал и с нашей дочкой и, возможно, она тоже упала, но не заплакала и не пожаловалась, но запомнила и, при удобном случае, ответила тем же, логично рассудив, что долго зла в душе держать не нужно, а лучше отомстить сразу (шутка).
Наверное, в тот момент, она и поняла, зачем я толкал её дома и на улице, хотя и не смогла сформулировать свои мысли, по причине малого возраста.
Показательно, что дочка этот эпизод не запомнила, наверное, потому, что,  она морально была  готова  к такому развитию событий и знала, как ей поступать,  а вот Никита  ещё долго  помнил своё поражение, судя по тому как, ему было неприятно встречаться с дочкой во дворе и, в дальнейшем, в школе.
«Все мы родом из детства» М. Горький.
Вот поэтому я и настаиваю, что, в становлении характера ребенка нет мелочей и каждое событие оставляет неизгладимый след оказывающий влияние на всю дальнейшую его жизнь, формируя в его сознании образ победителя или наоборот побежденного.

-------------
 
* «Свежесть бывает только одна – первая, она же и последняя» - Слова Воланда из бессмертного  романа М. Булгакова «Мастер и Маргарита».

*Подобный случай произошел с дочкой, когда она гостила летом у бабушки в городе Куровское. Только там, в роли нападающей выступала некая почтенная, пожилая женщина, весьма преклонных лет, передвигавшаяся с  помощью двух палочек, вероятно потому, что у неё были больные ноги.
Дочка и другие дети, всем им было лет по пять-шесть, играли в своём дворе и, наверное, расшумелись, как это часто бывает у детей.  Тут же, на лавочке сидели и  пожилые женщины,  пенсионерки, так же все проживающие в этом и рядом стоящих домах.
Послужил ли причиной раздражения шум произведённый ребятишками или, что вероятней всего, истинной причиной был  сварливый характер этой женщины, в простонародье называемой просто «бабой Клавой», а только она встала с лавочки, и поковыляла к детям, крича им что-то вроде « а ну пошли отседова!» и размахивая одной из двух своих палок.  Дети бросились в рассыпную, а дочка никуда не побежала и вовсе не по причине непослушания или неуважительного отношения к старшим, а помня бабушкин наказ – со двора не отлучаться.  То есть, ситуация получилась такая, что хотя и большой город Куровское, а бежать некуда – позади родной дом и строгая бабушка.
Поэтому дочка лишь отошла на пару шагов и остановилась, не чувствуя, в общем-то за собой никакой вины.  Баба Клава, привычная, к тому, что по первому же её крику дети разбегаются, возмутилась дерзостью «этой соплячки» и вознамерилась проучить её, ударив палкой, очевидно полагая, что только таким образом детей и нужно воспитывать.  Надо ли говорить, что дочка легко перехватила палку, потому, что я, когда тренировал её, наносил удары гораздо быстрее и в разы сильнее?
Дочка не напрягаясь, спокойно поймала палку и зажала её в руке. Баба Клава, ещё не осознав, что получила отпор, замахнулась и ударила второй своей палкой.  Дочка и её перехватила. Некоторое время баба Клава, не желая сдаваться и признавать поражение, пыталась вырвать свои костыли из цепких рук дочурки, бормоча  при этом какие-то невнятные угрозы вроде «а ну отдай немедленно, я тебе покажу», что только убеждало дочку, не отдавать противнику его оружие. В, конце-концов, победила молодость, баба Клава присмирела и уже спокойно попросила дочку отдать её средства передвижения, что та с радостью и сделала.
Всё это приключение наблюдала с балкона наша бабушка,  о чем и рассказала жене, когда та её навестила в очередной раз.



Глава четвертая. Я.
  Детский сАД
«Я в детстве был обижен жестокою судьбой»*
Автор вспоминает о сложностях,   периодически возникавших у него при общении с контингентом детского сада, и предполагает, что возможно эти досадные недоразумения  происходили из-за некоторых особенностей его поведения.

Я не помню, когда меня начали водить в детский сад, а сейчас спросить  уже не у кого, родители умерли (Царство им Небесное), но, судя по воспоминаниям о том, как меня держала на руках над горшком нянечка, я был совсем маленький, наверное, года два или три. А в таком нежном возрасте человек может ли что-то помнить?  Ну, вот я же это помню, и ещё помню, как лежу ночью в кровати и смотрю, как по потолку  двигается свет от фар грузовой машины, что привезла продукты в садик, собственно, от звука мотора я и проснулся.
   Пожалуй, это единственное, что я смог вспомнить из совсем уж раннего детства, потому, что в следующих воспоминаниях меня уже никто на руках не носил, а только водили за руку.  Память выдаёт разбросанные не по порядку  картины, но они довольно четкие, и я уверен, это настоящие воспоминания, а не придуманная фантазия.
Отчетливо помню, как меня за руку бабушка приводила в детский сад, за ограду и оставляла, почему-то на улице, перед дверью, а я плакал и кричал ей вслед,  и пытался бежать за ней. Но меня не пускали, и бабушка терялась среди людей, идущих по улице, а я постепенно успокаивался, и начиналась моя жизнь в детском саду.
 Ещё помню станцию Новослободскую,   из-за красивой мозаики, похожей на калейдоскоп, трубку в которую мы смотрели в детском саду, я её всегда рассматривал, пока мы с бабушкой ждали электричку.
Ещё помню, как меня будили  рано утром, за окном было ещё темно, и одевали сонного и заспанного, что бы вывести на морозную улицу, засыпанную снегом, а потом мы шли быстрым шагом к метро, что бы успеть к завтраку в садик.
И всё это время, я помню, что рядом со мной была бабушка. Значит, она уже не работала? Была на  пенсии? Ну да, бабушка ровесница века, 1900 года рождения,   а я родился в 1960 году, и, если мне было, например, четыре года, то ей, было шестьдесят четыре, и она точно должна была быть на пенсии.  К чему я это веду? А была ли необходимость водить меня в детский сад, отдавать на пятидневку, если бабушка не работала и могла бы со мной посидеть?   Папа работал, мама работала, бабушка получала пенсию, денег бы хватило, чай не при капитализме жили, страна, широко шагая,  шла к коммунизму, деньги вообще, должны были в скорости отменить. Ну ладно, допустим, это шутка иронии, но, если серьёзно, я не понимаю, почему при живой бабушке ребенка отдают в сад? Вот мы с женой, даже и не заикались про то, что бы отдать дочку в детский сад, и наши бабушки без вопросов сидели с внучкой, одна летом, другая зимой, а меня вот отдали, да ещё на пять дней!  Почему? Что, бабушке не хотелось погулять с внуком, почитать ему сказку, поучить  жизни, рассказать какую-нибудь историю из своего детства? Получается, что не хотелось. А родители? Они нормально себя чувствовали без меня пять дней? После работы, вечером, им не было скучно без своего сына. Не возникало вопроса, а как там наш сынок, один, среди чужих, людей? Значит, не возникало, если до самой школы, каждый год, с осени до весны, я проводил в детском саду. 
На лето, правда, меня отвозили на дачу, в Покровку и жил я там с бабушкой до поздней осени, до «белых мух», как говорила бабушка.
 Кстати, там, на даче, бабушка по вечерам читала мне, затягиваясь  папиросой,  сказки Гоголя, Толстого, того, который  красный граф, и какую-то индийскую повесть про слонов, которые любили своего слоненка, но потеряли его, да ещё попали в плен к людям, а встретились с ним снова, когда он был уже взрослый и поэтому очень страдали, и вообще, им очень тяжело жилось, там, у себя в Индии. Я любил эти чтения и, лёжа в кровати, зачарованно слушал, вглядываясь в причудливо переплетающиеся клубы сизого табачного дыма, как Данила вёз свою жену на лодке, а мертвецы поднимались из могил, и, как Тарас Бульба попался ляхам из-за  того, что не захотел оставить им свою трубку. Примерно, тогда, я и начал понимать, что в курении табака хорошего мало, а, пожалуй, и вовсе нет  ничего хорошего, окромя вреда. 
Мне, также, было очень жалко этого слоненка и его родителей, но я не плакал, потому, что уже смутно догадывался, что жизнь довольно жестока, а Москва слезам не верит, как часто говаривала бабушка.

Да, придуманного  слоненка мне было жалко, а реальных кроликов нет. Почему же бабушка не объяснила мне, смысл той сказочки про слоников? Почему не сказала: «вот внучек, тебе жалко слоников? а кроликов не жалко? вот они, за стеночкой, в клетке маются,сделай доброе дело - покорми своих питомцев, смени им подстилку, поиграй с ними, только не так , как ты играешь, не отрывай им хвостики, а по-доброму, они же маленькие, живые, им больно, они страдают».
Ведь для чего-то она читала мне сказки, для чего? Что бы я быстрей уснул? Я и так на даче засыпал хорошо. Тогда, может для того, что бы чем-то занять меня, развлечь?
Ну, ведь я уже спать лёг, зачем меня развлекать, я и сам немного поворочаюсь и усну. Значит, мелькала какая-то мысль у неё в голове, что надо, как-то развивать внучка.
Так, может быть, нужно было договаривать а не ограничиваться полуправдой, потому-то полуправда – это полная ложь, искажающая реальность. Прочитала сказку, а теперь объясни мораль «сей басни», что, мол, так и так, «сказка, ложь, да  в  ней намек».
Вот и получится учение с развлечением. А иначе это просто времяпровождение и не более того, а, главное, не заставляет ребенка думать, сравнивать, делать выводы.
А, значит, создает превратное понимание реальной жизни.
 
А ведь это время, с года до четырёх лет, самое продуктивное в жизни ребенка. Именно, к четырём годам формируется характер, развивается мотивация к работе и учебе, закладываются основы здоровья, на всю будущую жизнь.
Господи, да о чем я пишу? Самому-то не смешно? Какая мотивация, какое здоровье? Кому это нужно? Кто этим будет заниматься?  Папа, не выпускающий изо рта сигарету и пьяный девять дней из десяти?    Мама, живущая на две семьи, потому, что старшего сына от первого брака, отдала бездетной  сестре, и была вынуждена ездить к нему через день, что собственно, и служило дополнительным поводом для скандалов?  Хотя папа никогда особенно не затруднялся в поисках повода, был бы человек хороший рядом, да голова во хмелю, а уж повод всегда найдётся, будьте уверены. В таком случае, может и хорошо, что я пять дней в неделю не дышал «Памиром» и «Беломором»* вместе с папой и бабушкой, и не   слышал этих диких, пьяных криков и изощрённой нецензурщины? Может и хорошо, да только я всё равно, кроме этого, ничего припомнить не могу.  Все события, делятся на те, когда папа был сильно пьян и на те, когда папа был не очень пьян. 
Ну, а, если ребенок не нужен своим родителям, то кому он ещё может быть нужен? Воспитательнице в детском саду?
Да ладно, зачем  бы это вдруг, ей был бы нужен чужой ребенок, да ещё такой балбес, каким был я?  Почему балбес?  А кто же ещё?
 Кто ещё мог бы толкнуть, ущипнуть, ударить другого ребёнка, причем просто так, повинуясь внезапно возникшему желанию сделать что-нибудь злое, причинить боль, а когда обиженный ребенок начинал плакать и  жаловаться воспитательнице, оправдываться перед ней, глупо и однообразно повторяя: « я не хотел, она первая, я больше не буду».   Сколько раз, за своё детство, я повторил эту нелепую фразу «я больше не буду», в саду, а потом в школе, и не сосчитаешь. Воспиталки давно уже не и слушали мой лепет, я и сам не верил, да и не задумывался, над тем, что говорю, а только твердил как заклинание «я не хотел», «я не буду».   
 Конечно, работники сада обязаны были как-то оградить остальных детей от такого беспокойного пассажира,  и они боролись со мной, на сколько, им хватало фантазии и воображения.  Меня ставили в угол, запирали в темную комнату, заваленную каким-то старым хламом,  очевидно предполагая, что я должен был испугаться темноты, но в углу я не особенно то и скучал, потому, что рано или поздно, но мимо всегда проходил какой-нибудь потерявший бдительность  воспитанник  в коротких штанишках, и я, забыв, что наказан, и мне нельзя выходить из угла, отвешивал ему тумака или щипал с вывертом, и опять начинались слезы, опять  я бубнил «я не хотел, я больше не буду». 
   А в темной комнате я просто стоял и тупо разглядывал хлам, темнота меня никак не тревожила, я, в общем-то, и не знал, что мне нужно было её бояться. Вот, если бы в комнате был папа, я бы его боялся, а темноты нет, темноты я не боялся.
Наверное, в конце-концов, у персонала окончательно закончилось терпение,  они исчерпали все средства  и методы воздействия, все наказания и уговоры,  убедились, что это всё «мертвому припарки», и что на «этого дефективного» ничего не действует, и устроили мне показательное наказание, на радость заторканным мною терпилам.  Я помню эту экзекуцию, отчетливо и в подробностях, как будто бы она проводилась вчера.
 После обеда, перед тихим часом, меня взяли с двух сторон, как в фильмах шпионов берут под руки чекисты в плащах и шляпах, и зажали как контролер зайца в переполненном автобусе, здоровенная тетка, кажется уборщица, крепко держала мои руки, а воспиталка мазала пальцы йодом. Я рыдал, орал и выкручивался, как повешенная юными натуралистами кошка, но был не в состоянии вырваться из, цепких рук  двух доведенных до белого каления, работников детского учреждения, и воспитательная месть свершилась.
 Возможно,  у кого-то может возникнуть вопрос,  а почему я, собственно, так растревожился и огорчился, и что такого страшного может случиться, если намазать ребенку руки йодом?  Но ведь тут всё дело в том, как преподнести это действие, а мне его преподнесли как  некое опасное и таинственное наказание, которое вступит в силу, если я опять кого-нибудь обижу. Ооо! Если  только я, ещё хоть раз, хоть кого-нибудь, толкну, ущипну или ударю, у меня сразу отвалятся пальцы, и я на всю жизнь останусь калекой, надо мной все будут смеяться и показывать пальцем!
Не верить этим «добрым женщинам», у меня оснований не было, потому, что я неоднократно испытывал на своей шкуре как щиплет йод, если помазать им открытую рану.
Летом, на даче, в Покровке, я частенько падал, сдирал кожу с рук и коленок, и  бабушка обрабатывали мои ссадины йодом. Но тогда всё происходило по-другому, бабушка успокаивала меня, обещала, что «щипать совсем не будет» и, намазав, дула на ранку и отвлекала моё внимание.
В исправительном детском учреждении всё было диаметрально наоборот, меня сначала застращали, красочно расписывая, как у меня отвалятся пальцы, а потом и привели приговор в исполнение.
 Можно считать это моим первым лечебным кодированием, только, в данном случае меня кодировали не от алкоголя, а от дурных привычек.
Начался тихий час, я, лежа под одеялом и  всхлипывая, разглядывал свои руки, ставшие темно-коричневыми от обильно налитого на них зелья и пребывал в  тягостных раздумьях. 
Меня, конечно, напугали слова воспиталок, но, в то же время, постепенно начинало мучить любопытство.
Меня интересовало, как бы могло  выглядеть это отваливание моих пальцев, отвалились бы они сразу, как только я нарушу заклинание или потом. А, если потом, то когда? А может и не отвалятся? Может и  пронесёт?  Ответ можно было получить только одним способом, только одним!  Надо было рисковать. Я решился, протянул свою желтую руку и залез под одеяло к мирно посапывающему соседу.
Пока я мучился сомнениями, все дети давно и крепко уснули, и  мальчик, которого  я выбрал для проведения моего рискованного эксперимента,  тоже спал спокойным и безмятежным сном, не зная и не подозревая, что вот сейчас, через секунду, через мгновение, его сладкие грёзы грубо оборвутся, и он опять окажется в жестоком реальном мире, чтобы испытать  страдание.
«Жизнь – это страдание» Будда.
Иллюстрацией, к этому мистическому моменту, могла бы послужить картина Сальвадора Дали «Сон, вызванный  полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения», адаптированная, конечно, к реалиям данного детского сада.
Я впился пальцами в его теплое, мягкое тельце и ущипнул изо всей силы, с вывертом и оттягиванием. 
Сказать, что несчастный ребенок, заплакал, будет не точно, как если бы сказать, что человек, получивший удар током испытывает некоторое неудобство.
 Он взвился над кроватью, он заорал от ужаса и боли, а все остальные проснулись и   испуганно по-вскакивали со своих коек. Потом прибежала нянечка и воспиталка. Меня трясли и что-то кричали в лицо,  куда-то тащили то  волоком, то  поднимая, и мои  ноги  болтались и едва касались пола, но я почти не обращал внимания на все эти проявления педагогической заботы, я смотрел на свои руки и ждал, когда начнут отваливаться пальцы.
Да, я сегодняшний убил бы себя тогдашнего, уничтожил бы, как   ошибку природы.
«со мною мне всё ясно зовут меня Трофим
как трудно стать хорошим как тяжко быть плохим
я ж никому не нужен я бедный и больной
и люди повернулись ко мне своей спиной ой-ой-ой.*

На этом волнительном моменте, мои воспоминания об этом инциденте заканчиваются, наверное, я понял, что про отваливающиеся пальцы – это всё враки, успокоился и продолжил свои злодейские штучки.   
Очевидно, что зачморёные мною дети постоянно жаловались своим заботливым родителям, а те высказывали свои претензии воспиталкам и руководству садика.  Естественно, что руководство вызывало моих родителей  пытаясь через них  повлиять на моё неадекватное поведение. И, также, совершенно очевидно, что переговоры с родителями, ни коим образом, ситуацию не меняли. Да иначе и быть не могло, ведь исправить пытались последствия, а надо было исправлять причину.  А причина была простая – папино пьянство. Любой психолог скажет, что дети алкоголиков имеют повышенную возбудимость вегетативной нервной системы, эмоционально неустойчивы,  страдают двигательным беспокойством,   упрямы, конфликтны, агрессивны и склонны к неадекватным поступкам.  Вот,  это всё про меня и есть.
 И, что бы понять это, достаточно было один только раз, пообщаться с моим папой, который вполне мог придти на беседу к заведующей детского сада не трезвым, и высказать этой заведующей, «этой старой курве, за которую он, на фронте, кровь проливал, а она теперь выкаблучивает и крутит ему яица, что он  доверил ей своего любимого и единственного сына, а они тут строят муде колеса  и не хотят работать». Тут я должен признать, и выше написанные строки служат тому подтверждением,  что, будучи не сильно пьяным, папа умел излагать свои мысли весьма убедительно и красноречиво, вовсе не прибегая к  нецензурным выражениям.  Опасаясь связываться с фронтовиком-коммунистом, заведующая и  воспиталки вынуждены были  терпеть мои выходки, они, по возможности  ограждали от меня остальных детей, водили за ручку и держали при себе, как слабоумного, которого нельзя выпускать к людям.  Наверное, до прихода папы, в сад ходили бабушка, а потом  и мама, но от беседы с ними, естественно толка никакого не было, как впрочем, и от беседы с папой.
 Но и у них наступали светлые моменты, когда я заболевал простудой или гриппом, тогда у детей и персонала наступала передышка. А болел я часто и по долгу, и ни одна инфекция, ни одна эпидемия, ни обходили меня стороной. Всевозможные гриппы и простуды, беспощадно атаковали мой, отчаянно борющийся за выживание, детский организм, ослабленный пассивным курением начитанного папы-фронтовика и, не менее начитанной бабушки-пенсионерки. Почему я заостряю внимание именно на начитанности своих самых близких людей?
«Некоторые читают, только для того, что бы не думать».
Но ведь подразумевается, что человек много читающий, должен что-то выносить для себя, из прочитанного, делать какие-то выводы, пересматривать свои взгляды на жизнь, меняться, в конце-концов, в лучшую сторону.
«Будьте же совершенны, как совершенен Отец ваш небесный».*
Тем более, что  кроме  чтения множества разных книжек приобретенных ранее, и расставленных на полках и в книжных шкафах,  мы выписывали ещё газеты и журналы, и,  в том числе  журнал «Здоровье», в котором, в числе прочего, я лично,  видел красочные картинки  весьма недвусмысленно и доходчиво показывающие «всю пагубность этой вредной привычки – курения», как для самих курящих, так и для окружающих их родственников.
Что, никакие мысли не приходили в голову папе и бабушке, когда они просматривали свежий журнальчик «Здоровье»,  вытащенный из почтового ящика вместе с «Роман-Газетой» и «Весёлыми  картинками»?  Очевидно, что  не приходили, потому, что «Памир» и «Беломор» закупались целыми упаковками, которые довольно быстро уходили в дым, который мы с мамой и фильтровали, очищая воздух для соседей по коммуналке.
И вот, конкретно от этого дыма, которым я дышал дома двадцать четыре часа в сутки,  и проистекали все мои бесконечные болезни.
Когда  я заболевал в очередной раз, бабушка с энтузиазмом Павки Корчагина строящего узкоколейку, принималась за моё лечение. Я лежал в постели с замотанным горлом и градусником под мышкой, пил таблетки и полоскал горло, мне ставили горчичники и натирали спину скипидаром, а бабушка приносила из аптеки всё новые порции отхаркивающих микстур и таблеток в прозрачных, целлофановых упаковках. 
Наверное, так же, юные герои гражданской войны, подносили патроны несгибаемым старшим борцам за победу мировой революции и торжество окончательной справедливости.
«Дали парню, трудную работу,
 Подносил он ленты к пулемёту,
А врагов, в степи врагов без счёта,
А патроны – каждый на счету».   
Да, горячие были денёчки, температура упорно не желала понижаться, и держалась, как беляки за Перекоп, заложенное горло болело как недолеченные  раны от кандалов у старого политкаторжанина  и саднило, как тяжелое наследие кровавого, царского режима.
Но всё кончается, всё течет, изменяется и проходит, хотя, в данном случае, скорее подошел  бы укороченный вариант этого известного афоризма: всё течёт, всё из меня…, заканчивались и мои ангины, простуды и гриппы и опять ранним, хмурым утром, бабушка вела меня в садик, где я опять начинал терроризировать хороших и разных людей, пока меня опять не косила очередная болячка.
 «Проходят годы, но нет исхода
 И над страною, день угрюмый встаёт».
А на горизонте, зловеще и угрожающе, поднимался  мрачный силуэт школы,  угрюмо нависая над маленьким, никчемным раздолбаем.


           Глава пятая. Дочка.
 Таеквон-до вместо детского сада.
Автор рассказывает, почему они с женой отвели дочку в секцию таэквон-до вместо детского сада, где она и прозанималась до самой школы, и как автор сам стал заниматься в одной группе с дочкой.   
И опять будет много про каратэ, ну нравится автору эта тема.

К четырём годам дочка достигла неплохой физической формы, развила пять физических качеств: сила, выносливость, быстрота, гибкость и ловкость (координация) и освоила базовую технику каратэ: пять ударов ногами, пять ударов руками, пять стоек и пять блоков.
  По числу стихий: воздух, вода, огонь, земля, металл.
Я нарочно так сделал, что бы иметь повод рассказать дочке про стихии.
Мы тренировались, а точнее, я тренировал её каждый день и целый день.
«Каратэ – как кипящая вода, уменьшишь огонь, и кипяток превратится в тепленькую водичку» Фунакоси Гичин.
 Конечно, это не значит, что я целый день, с утра и до вечера стоял у дочки над душой и заставлял её всё время отжиматься, приседать, кувыркаться и делать удары.
Всё выглядело совсем не так.  У нас не было никакого расписания, мы никогда не планировали заниматься, в какое-то определённое время, а тренировки начинались, сразу, как только я оставался с  дочкой наедине.
Ну, вот например, я лежал  вечером на диване, читал  или смотрел телевизор, а рядом играла дочка, я откладывал книгу  и просил её сделать несколько приседаний.
А иногда  не просил, а заставлял, да, пожалуй,  что не иногда,  а заставлять приходилось  довольно часто, пока у дочки не выработалась мотивация к работе.
«Мотивация я – двигатель всего».
Ведь  сам ребенок делать ничего не будет, он же не знает, что ему нужно тренироваться, учиться, развиваться совершенствоваться трудиться потеть и уставать? Ему об этом надобно сказать, что он должен научиться тренироваться. Но и сказать мало, надо научить его учиться, показать, как надо  развиваться и тренироваться. А если он не захочет учиться и тренироваться (а он не захочет),  надо его заставить, и  средства для этого известны давно – кнут и пряник. И других средств не существует.
Короче, тем или иным способом я уговаривал дочку начинать тренироваться. Дочка выполняла несколько приседаний,  три или пять раз, это  не важно; а важно, то, что она не отказывалась от занятий.
Потом наступала очередь выполнить несколько отжиманий от пола, в упоре лежа,  и тоже не много - два-три раза,  можно отжиматься на ладонях, а можно на кулаках. Потом  прокачать пресс, и тоже сколько получится, не перенапрягаясь -  пять-шесть раз.
Это могли быть и другие упражнения: для развития гибкости - махи ногами, мостик или шпагат или упражнения для развития координации - ласточка, прыжки на месте  с поворотом на 180 или 360 градусов, и вообще, всё, что я вспоминал и что приходило мне в голову.
Дочка делала упражнения, а я наблюдал за её настроением. Если она была расположена заниматься ещё, я предлагал ей сделать несколько разных ударов рукой – чоку-цуки, шуто-учи, уракен-учи, потом ногой – мае-гери, маваши-гери, йоко-гери, потом выполнить пару защитных блоков – агэ-укэ, гадан-укэ, учи-укэ. А, если, к примеру, я замечал, что  дочка как-то неохотно выполняет упражнения, я переключал её на специальную игру для развития фотографической памяти, тоже, кстати, взятую из книги «Кемпо».
 Я раскладывал несколько предметов: ручку, карандаш, игрушку, погремушку, наручные часы, короче, всё, что попадалось под руку, накрывал их платком и звал дочку.  По команде, я на пару секунд, поднимал платок, а  дочка, за это время, должна была успеть запомнить и назвать эти предметы (сосчитать количество, когда научилась считать хотя бы до трёх). Играли мы тоже два или три раза подряд, не заостряя внимание на результатах  игры, назвала  - молодец, хорошо, не назвала, ну, значит, в следующий раз назовёшь.  Со временем игра усложнялась, теперь уже нужно было, как можно подробней описать предметы, их  размер, цвет и расположение. 
Тут, нас могла позвать мама на ужин, я брал дочку за ноги, и она шла на кухню на руках, это упражнение называется «тачка», только я его несколько усложнил, идя на руках,  дочка должна была ещё отжиматься по одному разу через каждые два-три шага.
А, если, дочка не хотела идти на кухню на руках, она шла ногами, а я шел сзади и «мешал» ей – ставил подножки, толкал на стены, но всё это легко и как бы, ненавязчиво. Получилось сделать пару толчков и одну подножку, ну и славно, а теперь будем кушать. Таким образом дочка училась выставлять руки и не биться лицом в стену, а также чувствовать подножки, и уходить от них, что должно было обязательно пригодиться ей в школе.
 Дети ведь любят толкаться и ставить подножки, и не всегда это делается только для того, чтобы поиграть. Иногда толкают так, что дети ломают носы о стену или при падении что-то себе ломают.
Во время еды я мог нажать дочке на затылок, что бы окунуть её в тарелку. Конечно, я делал это медленно, что бы она успела сообразить, как реагировать. Позже дочка уже отслеживала происходящее вокруг, а не просто уплетала еду по пословице: «когда я ем я глух и нем». Это не вся пословица, вторая её часть гласит: «но я вижу всё,
 что творится вокруг меня».
Ведь  Фунакоси Гичин, учил своих адептов, что даже палочки для еды могут быть использованы в качестве оружия, потому, что  вещи сами по себе нейтральны, и только человек может применить ту или иную вещь, либо как орудие труда, для созидания, либо как оружие для войны.

После ужина, дочка шла обратно в комнату, но на корточках, «гусиным шагом» или с закрытыми глазами, осторожно нащупывая дорогу или спиной вперёд, в общем, как ей самой захочется.
Потом мы могли устроить не большой перерыв, когда  каждый занимался своим делом, я читал, а дочка играла в куклы. А могли и не устраивать, а заняться  медленным спаррингом.
«Медленное рождает быстрое».
Я медленно, очень медленно, наносил дочке удары, руками и ногами, а она так же медленно их блокировала. Один удар – один блок.
Чем хорош медленный спарринг, так это  тем, что пока один партнер выполняет атаку, другой может не спеша сообразить, как ему отразить эту атаку.
В медленном спарринге  можно фантазировать и импровизировать, можно выполнять любые удары (даже направленные на «запрещённые» болевые точки: глаза, горло,  пах – три «золотые точки»), захваты и освобождения от захватов, подсечки, уклонения  и броски не опасаясь, что партнер прервёт вашу атаку и контратакует сам.
     Это позволяет человеку чувствовать себя в безопасности и двигаться расслабленно и плавно.
    
 Когда мы только начинали практиковать медленный спарринг, дочка суетилась,  вспоминала, как выполняются те или иные защитные движения, старалась  быстрее защититься от атаки, поставить блок, долго думала, как атаковать в ответ, но постепенно, годам к семи,  она научилась выдерживать темп, рассчитывать дистанцию, сопровождать удар, выполнять блок не раньше и не позже, а в момент прохождения «точки не возврата», когда направление удара определилось,  но до цели он ещё не дошел, и стало понятно, какое защитное действие нужно выполнять, что бы его блокировать.
     Её движения стали плавными, текучими, чередование ударов и защит происходило  без рывков и остановок, «не думая». 
      
    И так мы тренировались до начала учебной программы «Спокойной ночи малыши», после совместного просмотра которой, дочка ложилась спать. Засыпала дочка быстро и спала до утра, как убитая, что естественно,  после целого дня тренировок.    Жена даже иногда подходила к ней и поверяла – дышит она или нет.
      Примерно так мы и занимались, в будни,  в выходные и в праздники.  Я постоянно что-нибудь просил дочку сделать, повторить или отработать, отвлекая её от игры или от других  важных дел.
     Таким же образом мы тренировались и на улице. Только там  дочка больше выполняла упражнений для развития выносливости – различные прыжки, бег, иногда удавалось поиграть с другими ребятами в подвижные игры: «вышибалы», «салочки» или просто побегать с ними на перегонки. 
      Иногда мне удавалось спровоцировать детей на небольшие соревнования, кто большее количество раз присядет, отожмётся от лавочки, покачает пресс, сядет на шпагат  или попрыгает на прыгалках. Тогда дочке, для достижения победы, приходилось выполнять максимальное количество тех или иных упражнений, что бы опередить соперников.
    Так, к обычным тренировкам  добавлялся тренирующий эффект соревнований.
     Например, в обычной тренировке, в спокойной обстановке  дочка приседала десять раз, а стараясь выиграть, она могла присесть  раз пятьдесят, или отжаться раз пятнадцать от пола, или подтянуться  раз десять  на турнике.
     Со шпагатом было сложнее, сказывался гипертонус в сильной форме (что, собственно и было отражено в её больничной карточке),  она не садилась на полный шпагат, не доставала до земли примерно на расстояние своей ладони, но упорно тянулась. Всё-таки соревновательный азарт – великое дело.
      

 Другие дети были ещё не приучены к физической работе (они  же были здоровые, а если нет проблем со здоровьем, зачем начинать  заниматься физкультурой  в три или четыре года? ведь нельзя лишать ребенка детства, пусть играет и развлекается) и поэтому соревновались в приседаниях и других упражнениях неохотно, пытаясь изменить правила, облегчить условия соревнований и схалтурить – присесть не полностью, не добежать до финиша, сократить дистанцию  и так далее, а потом и вовсе перестали соревноваться с дочкой, потому, что надоело проигрывать.
    Но, к тому времени мы уже пошли заниматься таеквон-до.
   

 Вообще-то, я учил дочку каратэ, и рассчитывал, что, когда ей исполнится лет  семь-восемь, я смогу  записать в какую-нибудь секцию каратэ, желательно поближе к дому.
      
     Я то, в свое время, ездил заниматься, то на Щукинскую, то на Юго-Западную (даже за город), и тратил на дорогу по полтора часа в один конец,  но, в то время, каратэ было запрещено, и мы занимались там, куда смогли попасть, обычно через знакомых  или через друзей этих знакомых.
       Я, например, вышел на секцию каратэ, через своего  брата, который  раньше занимался самбо, со своим  другом и который потом стал тренером по каратэ. 
      Почему я учил дочку каратэ, а не другому виду спорта, например,  теннис, волейбол?
Ну, начнем с того, что я никогда ничем кроме боевых искусств,  вообще, и каратэ в частности, не занимался.
       Немного занимался боксом, в школьные годы, с шестого по восьмой класс, занимался самбо в ПТУ, но без особого успеха, да  иначе и быть не могло – «дыхалки-то» у меня не было, выносливости то есть. А без выносливости спортсмен - это не спортсмен, а смех один и недоразумение.
      Вот мудрые тренеры, очень-то,  на меня и не обращали внимания и  планов на мой счет не строили.
На соревнованиях от меня, естественно, тоже толку не было.
       О каратэ я услышал перед армией, и сказал себе, что «как только отслужу, обязательно буду им заниматься».
У меня даже в армии получилось немного позаниматься, на втором году службы, когда я был уже старослужащим.
       А сразу, после демобилизации из рядов СА, я пришел с братом к его другу  и начал заниматься каратэ Шотокан, которым и занимался с перерывами  до самого рождения дочки.
      Впрочем, не только Шотокан, я успел позанимался ещё и Киокусинкай и Кун-фу (так раньше называлось Ушу) и ещё какими-то рукопашными единоборствами, которым я затрудняюсь дать название. Мало ли чем, мы, там, в подвалах и лесах не занимались.
Поэтому, чему же мне дочку учить, как не каратэ?

   Это одна причина, а другая ещё проще.
Как заниматься с ребенком, к примеру, настольным теннисом  или волейболом в квартире?
Места нет, ни стол для тенниса с сеткой не поставишь, не сетку для волейбола не натянешь. Да и всё это денег стоит, а надо вам напомнить, что это девяностые годы были, мы, кстати, выживали, как могли. В секцию записать? Кого? Годовалого или пусть даже трехлетнего ребенка? Но ведь никто не будет возиться с трехлетним ребенком, любой тренер скажет: «приходите, когда исполнится  шесть или семь лет».
   
     А для каратэ много места не требуется,  специальные условия и спортивные залы, не нужны. Тренироваться можно где угодно.  Есть  три или четыре метра  свободной площади - нам и хватит. Мы там и растяжку (гибкость)  и  физику (физические упражнения: скоростно-силовые и выносливость) и технику поделаем.
А на улице, а в Битцевском лесопарке?
 Это же милое дело - тренироваться на природе, на свежем воздухе.
     Да, к тому же, дочке и справку о здоровье, для занятий в секции никакой нормальный врач не выдал бы. Нам эти справки и до сих пор не выдают, ни в бассейн, ни для поступления в ВУЗ*.

     В таеквон-до мы попали случайно,

«А боги смеялись всё утро и вечер, их фраза смешила:  «случайная встреча»

мы все втроем, я, жена и дочка,  прогуливались по нашей родной, Днепропетровской улице, и зашли в ФОК*, где в этот день проводились соревнования по таэквон-до, (по версии ВТФ). Соревнования по таеквон-до, обычно проходят по двум дисциплинам: керуги, по нашему кумитэ (свободный поединок по правилам конкретной данной организации) и пумсе, по нашему, ката (комплекс формальных упражнений, вроде как обязательная программа у фигуристов). В тот день соревнования проводились по керуги.


       На даянге (по-нашему татами), как раз бились девочки 14-15 лет. Дочка заинтересовалась, увидев знакомые движения, ведь в таэквон-до, в спортивном поединке, используются такие же удары ногами, как и в каратэ, да и в других видах единоборств.
       А руками на соревнованиях таэквон-до практически не бьют, и, даже защиту не выполняют, а уходят от атаки уклонами и отскоками.
    Удары ногами в таэквон-до, и вся техника, естественно,  только называются по-другому. Например: наша  «маваши-гери», у таэквондистов называется «долле-чаги» и выполняется в укороченном варианте.
      Каратист, начиная выполнять удар  маваши-гери,  выносит согнутую ногу через сторону на уровень своего пояса и бывает в этот момент похож на собачку, которая метит свою территорию (я так обычно объяснял детям, что бы они и поняли движение и посмеялись, но это было позже, когда я стал тренером по каратэ), а потом выпрямляет ногу, что и является ударом.
 А таэквондист, выполняя долле-чаги, выносит согнутую ногу вперед, как при начале удара ап-чаги (аналог нашей мае-гери), и, делая удар, выпрямляет её с одновременным разворотом таза и доворотом на опорной ноге, пяткой в сторону удара. То есть, по сути, это получается короткая маваши или «скрытая» маваши или, даже может быть, обманная маваши.
     Спортсмен, атакуя, начинает делать удар, вынося колено, как на мае-гери, партнёр  выполняет защиту как от мае-гери, а атакующий спортсмен, в последний момент доворачивает ногу и удар получается  не прямой, а круговой, вот вам и ложная мае-гери. Кстати, такой удар отлично проходит в цель, сам видел, как люди попадались на обман и сам проводил такой удар (и мне проводили).
 
           «Война – путь обмана»  Лао Цзы.

       Мы понаблюдали за поединками, а когда пошли домой, я спросил у дочки: - «а может она и сама хочет так же заниматься, как и девочки?»,- и дочка сказала: - «да, хочу». Мы с женой, не долго думая, решили и постановили, что «в ближайшее время, хоть бы и завтра, я покажу дочку тренеру по таэквон-до, тому самому, которого мы видели на соревнованиях».
       И вот, на следующий же день, мы с дочкой  зашли в тот ФОК, и я обратился к тренеру с вопросом: «не возьмет ли он дочку к себе в группу?» и тренер сразу согласился, даже не проверяя, что она умеет.
Так дочка начала заниматься корейским боевым искусством таэквон-до (ВТФ). А, вскоре, к ней присоединился и я.
      Мы решили отдать дочку  на занятия таэквон-до, ещё и потому, что ей нужно было научиться общаться с детьми, социализироваться.
    Она, конечно, играла с ребятами, на улице, когда мы гуляли, и в песочнице и на детской площадке, но это всё было немного не то, что было нужно нам.
      Это всё были её ровесники, а чему  дочка могла научиться у таких же малышей, какой была сама? Играть в песочек? Лепить куличики? Лепетать малопонятные слова? 
Нет, нам нужно было общение со старшими ребятами, и желательно, что бы они были намного старше, на несколько лет, а не на полгода, как во дворе.
       Так и получилось. В младшей, детской группе, куда записали дочку, она была самой младшей: ей было четыре с половиной года, и разрыв в возрасте с самым младшим мальчиком был в три года, а с самым старшим, вообще на семь лет. Вот это нас устраивало.
        Дочка занималась наравне со всеми, без каких бы то скидок на возраст, делала все, что делали все. И, что нам больше всего нравилось, замечательно общалась с детьми. Мальчишки играли с ней, докоряли, дразнили по-доброму, но не обижали (и никогда не пытались обижать).
И вскоре они поняли, и с удивлением осознали, что эта маленькая девочка, не умеющая толком говорить, не уступает им в их играх. Её можно было толкнуть, сделать ей подножку,  а она не обижалась и почему-то не падала, а толкнуть и сама могла в ответ.
     Девочки, в раздевалке, шушукались и сплетничали,
 о своём, о девичьем, в её присутствии, а она мотала на ус и запоминала всё их поведение.  Девочки частенько заставляли дочку говорить то или иное слово и  покатывались со смеху, когда дочка лепетала, смешно коверкая слова.
-«Как-как ты сказала? Ну-ка повтори?»- просили они смеясь, и дочка опять повторяла какое-нибудь слово, пока у неё не получалось, нечто более понятное. В результате таких веселых занятий,  дочка стала говорить гораздо лучше, а годам к пяти, стала говорить, практически, совсем хорошо.      
   
    Так же нам очень нравилось, что дочка привыкает к дисциплине, которой, как известно, славятся  боевые искусства.
          «Дисциплина пробуждает сознание».
  Конечно, мы и дома её не баловали, но дома это всё, немного не то, не тот эффект. Не та атмосфера.

А вот, когда  она приходила на тренировку, переодевалась, входила с традиционным поклоном в зал, становилась вместе со всеми в один строй,  проводила разминку (все дети, по очереди проводили разминку), считая по-корейски, выполняла технику таэквон-до, под команды тренера или его заместителя, старшего ученика,  вот это была дисциплина.
     Кстати, разминка в Боевых искусствах оказывает разносторонне влияние на весь организм, это прекрасная профилактика нарушений ОДА (опорно- двигательного аппарата), плоскостопия и сколиоза.

    А уж, когда она начала повышать квалификацию,  сдавать на цветные пояса, получать ГЫП (аналог нашего, каратистского, ученического КЮ), да, когда её стали ставить в первые ряды, потому, что старшие пояса должны стоять в первых рядах и безукоризненно выполнять технические действия (и не важно, какой у них возраст), ведь сзади на них смотрят и учатся  у них младшие пояса, вот тогда она перестала ощущать разницу в возрасте с остальными ребятами, и стала  считать себя такой же взрослой. 
Я называю это «синдром Гулливера».
      Отрабатывая с дочкой экзаменационную программу, на очередной пояс, я поймал себя не мысли, что и сам мог бы вполне так же сдавать на пояса.
   

  Я  начал заниматься каратэ  сразу после возвращения из армии, в 1980 году, но на пояса никогда не сдавал, да и не думал об этом. Я занимался с  конкретной целью – научиться драться, а про пояса и не думал.
А тут сенсей разрешил заниматься с дочкой в одной группе.

Так я и занимался с  шести – семи летними ребятами, пока дочку не перевели в показательную группу.
      Мне такие нагрузки были не по силам, да и группа это была особая.
 В эту группу брали самых перспективных детей, они участвовали в многочисленных показательных выступлениях и считались «лучшими из лучших».
       Кстати, одно время Сенсей  платил детям из показательной группы, некое денежное вознаграждение за участие в показательных выступлениях. О правильности такого шага можно спорить, но что это  подняло самооценку, конкретно, нашей дочери, это бесспорно.
       Пятилетний ребенок, как взрослый, расписывался  в ведомости и получал деньги (не большие, я, сказал бы, мизерные, но тут важен принцип), как взрослый.

Это послужило дополнительным стимулом к изучению букв. Как ты будешь получать зарплату, если не умеешь писать? И дочка, кое-как, научилась писать несколько печатных и кривых букв своего имени.
А в детском саду  зарплату детям дают? То-то и оно.

Я к тому времени перешел в группу взрослых, ко мне, кстати, присоединились некоторые родители , чьи дети так же занимались таеквон-до,.

       Таэквон-до дочка занималась до школы и весь первый год в школе. А потом меня пригласили работать инструктором каратэ, в ДДТ «Марьино» и дочка, естественно стала заниматься каратэ.

Достижения и результаты занятий дочки в таэквон-до:
- участие вместе с показательной группой во «Втором Московским  фестивале боевых искусств» проходившем  в 1998году;
Фото можно увидеть первом номере журнала «Черный пояс», за 1998 год.
-съёмки в Передаче «Репортах ни о чем», посвященной «Дню защитника Отечества»;
- съёмки в шоу «Русский бой», не получившем, впрочем, дальнейшего продолжения;
- и множество  выступлений  в различных  мероприятиях в составе показательной группы таэквон-до «Сулса»;
- к  семи годам дочка доросла до четвертого гып, и получила право повязывать синий пояс с красной полосой.

"Общество у которого нет цветовой дифференциации штанов - не имеет будущего."


Продолжение следует. Также автор периодически добавляет новые отрывки в старые главы.