Одна

Анатолий Головков
У нее самый крупный боярышник. Идешь от мыса, она из калитки: купи ягоды, для сердца первое дело. Для моего, что ли? Для твово! Ну, чего зыркаешь, Толь? А у самого, вон, вся башка седая! Купи!.. Скоро шторма, попадают да погниют, жаль просто. А на рынок, теть Тань?.. Умный ты! Прошу соседей снести, не берут. Что им доходу? Копейки! Она отсыпает мне в рюкзак, глаз от ягод не оторвать. Боярышник – это от боярыни, что ли? Нет, не цвет крови, та темнее. И вообще не цвет, а свет вечерний, прямо в душу. Ей за 80. Дом сыплется, то там, то сям, не перелатать. Младшая в Луганске фельдшером в больнице. Оля, приезжай! А как раненых бросишь, мам, а больных?.. И не пишет. Нынче конверты не шлют, все по компьютеру. Хорошо, звонит: постреливают, но не бомбят уже, слава Христу, пока целы. Дети в Томске, у свекрови. Но как в телевизоре стрельнут, баба Таня вздрагивает, идет к святому углу, читает Отче наш. Или птицу накормит, напишет стишок про котов, которые «шуркают и трАву мнут осеннюю». Старшую ждет из Симферополя с разносолами помочь. И выглядывает в окошко, через каждые час сорок, по расписанию автобусов...