Василий лежал на столе. Его сморщенный коричневый penis напоминал собачью какашку. В момент первой нашей встречи, на правой кисти лежащего синела наколка «Вася», но мы называли его по-взрослому. Теперь татуировки не было. Как и кожи. Кожу с кисти и со всего тела, мы успели содрать. Мы – это группа студентов медиков-второкурсников. Василий — труп, наше учебное пособие. Если на первом курсе на занятиях по нормальной анатомии (есть еще и патологическая, и топографическая анатомии, но это на старших курсах) мы гремели разрозненными костями, то на втором нам доверили изучение того, что когда-то было человеком. Хотя Василия и трупом назвать сложно: до того, как попасть на стол в нашу аудиторию, он долго плавал в бетонной ванне, наполненной формалином, консервировался. Привыкнуть к запаху формалина невозможно. От его паров моментально начинают слезиться глаза, и возникает першение в горле.
По мере изучения строения организма человека в лице Василия мы препарировали, а попросту — снимали с него кожу, добираясь до глубинных слоев: фасций, сухожилий и мышц.
Анатомия шла первой парой после лекций и большой перемены, на которой мы традиционно перекусывали. К середине второго курса трупов перестали бояться даже самые робкие девочки, и потому прием пищи проходил здесь же, в учебной аудитории, которая представляла собой узкую, как гроб, полуподвальную комнату. Обстановка класса более чем скудная: длинный стол для наглядных пособий, с одного торца к этой каменной плите на металлических ножках притулился маленький столик преподавателя, вдоль длинных сторон — два ряда стульев, на которых сидели мы. Вот и вся мебель. Ели, кто как приспособится: на свободные от лежащего Василия полоски столешницы выставлялись бутылки лимонада и катыка (это кисломолочный напиток вроде ряженки) или кефира, а всякие коржики и плюшки держали в руках.
У Сауле, девушки из нашей группы, руки были заняты: на коленях лежал огромный том атласа Анатомии человека, который она внимательно изучала. Бутылка с кефиром стояла, как и у всех, на столе, а вот ватрушку с творогом Сауле доверила Василию. Но даже соседство ватрушки на расстеленной на животе газете, не добавляло увядшему свидетельству мужской силы привлекательности. Но и не отвращало от желания перекусить. Прилежная студентка, уставясь в атлас, беззвучно шевелила губами, заучивая латынь. Периодически она слепо нашаривала ватрушку, откусывала кусок и, так же не глядя, ориентируясь по шуршанию газеты, возвращала ватрушку на место. Кефир, разумеется, пила подобным же образом.
Одногруппник Геннадий, сидя напротив, пошутил:
— Саулешка, смотри ненароком другое в рот не потяни!
— Вот еще! — фыркнула девушка. — Сам ешь эту гадость.
— Думаю, Василий не согласился бы с таким определением, — засмеялся Геннадий. — Ты бы и правда попробовала.
Сауле отхлебнула из горлышка, облизала язычком побелевшие от кефира губы и ответила:
— Нашел, что предлагать. Самому слабО небось?
— Почему это слабО? Никаких проблем.
Слово было сказано.
— Ну и чего медлишь? — напирала одногруппница. — Давай, ешь. Ты же лягушку на нормальной физиологии пробовал.
Взгляды всей группы сосредоточились на говорящих. Геннадий чувствовал, что если спасует, то потеряет лицо. Нужно было искать выход из положения.
— Ну, допустим, лягушку было любопытно попробовать: как их французы едят? А тут никакого интереса.
— А давай поспорим, вот тебе и интерес. На что? — загорелась азартом девчонка.
— В магазинах новый коньячный напиток появился, «Южный», — после непродолжительных раздумий произнес спорщик. — Вот на него давай, еще не пробовал. А если я проиграю вдруг, то, что с меня тогда?
— А ничего, — засмеялась коварная Саулешка, — мне просто интересно хотя бы разок увидеть тебя проигравшим, — отрезая этим заявлением все пути к достойному отступлению.
— Чур, я разбиваю! — Встрял Лука, он же Лукановский Яшка. — Но с разбивающего не брать. А вот налить потом — обязательно, — и он ритуальным жестом разбил руки спорщиков.
— Значит, так, — деловито начала перечислять условия пари Сауле, — сразу не глотать, сначала тщательно пережуешь, чтобы все видели, не поворачиваться к нам спиной… рот пустой потом покажешь.
— Какую часть Василия дегустировать, выбери сам, — смилостивилась, предвкушающая победу спорщица.
Геннадий обвел глазами группу. Сочувствующими были только взгляды ребят. В девчоночьих — плескалась смесь злорадства, брезгливости, смешанной с ужасом и жадного любопытства.
Стараясь делать вид, что для него это рутинная гастрономическая процедура, Генка прихватил пинцетом бедро лежащего Василия и отрезал скальпелем кусочек мышцы. Небольшой. Величиной с ноготь указательного пальца. Непроизвольно зажмурился, сунул мясо в рот и, подавив рвотный позыв, принялся жевать. Рот мгновенно наполнила соленая горечь формалина. Более мерзкого вкуса ощущать ему еще не доводилось. Набежавшая слюна отдавала той же горечью. Спорщик поискал глазами что-то вроде плевательницы. Не нашел. Вырвал из тетради для конспектов чистый лист, свернул кулечком и сплюнул в него тягучей коричневатой слюной. От дубления в формалине, мясо оказалось не только горьким, но и неимоверно твердым. Жесткие, как сапожная дратва, мышечные волокна с трудом перетирались молодыми зубами.
Наконец, посчитав, что он жует уже достаточное, для выигрыша пари, время, Геннадий сделал судорожный глоток. И еще один. Со стороны это выглядело, словно питон заглатывает кролика целиком. Мясо провалилось в желудок. Парень глубоко выдохнул, распахнул широко рот, вывалил язык и показал свидетелям, что внутри пусто — пари выиграно.
После чего схватил бутылку с кефиром и сделал из горлышка большой глоток, стремясь смыть гадостный привкус. После второго глотка стало чуть легче. Геннадий поставил молочную бутылку на стол.
— Вот ты дурак! — воскликнула Сауле. — Я же теперь этот кефир пить не буду.
— После меня? — удивился Геннадий. — Обычно они никогда не чинились и запросто прихлебывали напитки друг у друга.
— После Василия, — фыркнула девушка.
После анатомии была еще одна пара, последняя по историческому материализму. Но вот занятия закончились и те, кто жил в общежитии, шумной группой зашли в попутный гастроном. Где Сауле и купила проигранный коньячный напиток.
Выпили его в тот же вечер и, надо сказать, он был гораздо вкуснее человечины.