Ольга проснулась, когда в спальне заверещал будильник, и еле смогла поднять голову – все тело затекло, и она не сразу осознала, что так и уснула на полу в зале. Полпятого. Пора подниматься, скоро придет дворник, и опоздать никак нельзя. С замиранием сердца она вошла в спальню и опустила ладонь сначала на Васенькин бок, потом на Лупитин, ощущая их дыхание. Отлегло. Еще одна ночь прошла, и теперь они спят, по-детски причмокивая, а ей надо накинуть пальто и забрать с балкона сверток.
Еще опухшая после спанья на полу, она ткнула кнопку в лифте и прислонилась виском к железной поверхности кабины. Сверток в руках был таким легким, что, если бы не холод, сковавший пальцы, она бы его и не ощутила. А пожалуй, сегодня подморозило... Запах свежести ударил ей в ноздри еще в тамбуре, но когда она вышла наружу, то почти захлебнулась в неистовом белом потоке, подхватившем железную дверь, едва не вырвав ее из рук. Пять часов утра, конец октября – откуда такой свет и воздух в начале очередного безрадостного дня? То был снег, непонятно откуда нападавший за ночь, и осветивший собой привычно серый двор.
Это был классический случай: трое котят родились в подъезде, пятерых выбросили в урну возле аптеки, еще двоих нашли в подвале. Итого десять. Сначала они ели из соски, потом обсасывали тряпичные кисти на покрывале, а потом уже хрустели сушкой, как взрослые. Когда на кухне начинал шуршать пакет с кормом, лавина четырехмесячных лошадей сносила с ног любого, кто попадался на пути. Даже толстуха Лунтя старалась забиться в угол, чтоб не затоптали.
Ольга хохотала, глядя на них: дети, епт! Она теперь многодетная мамаша по милости каких-то полосатых подвальных потаскушек, да обыкновенных двуногих уродов, населяющих наши многоэтажки. А что? Хлопот, как с детьми – выкорми, вынянчи, лишай вылечи, за пакость отругай, в жопку поцелуй и спать уложи. Зато и счастья – целых десять вагонов. Но слово «чумка», которое выдохнула телефонная трубка в один прекрасный вечер, подействовало на Ольгу как удар в лоб, даже пальцы похолодели и стали неприятно покалывать, когда она закончила разговор с ветеринаром. Рыжик третий день был вялый и ничего не ел.
Чумка – странное слово, как будто маленькая чума, смерть с косой ростиком по колено. Как раз такая, чтобы была по мерке Ольгиным котятам – но работала она как большая, каждый день забирая свою жертву. Сначала Ольга боялась, потом плакала, потом просто писала раз в сутки короткие сообщения: «Серыш», «Рыжик»....
Капельницы, иглы, шприцы и катетеры уходили десятками, литры физраствора и лекарств вливались и выливались наружу. Это была нудная, безнадежная работа, и Ольга осталась с ней наедине – кого тут позовешь, когда дома зараза, у всех свои звери. Как в осаде, она сидела одна в зачумленной квартире, продолжая механические манипуляции, и ни на что уже не надеясь.
«Кнопа», «Ален», «Симочка»...
Когда отлетала очередная душенька, Ольга просто брала и выносила тельце на балкон – у нее уже не оставалось сил плакать. Осенние заморозки сковывали их за ночь, а по утрам она выносила их и отдавала дворнику, чтобы прикопал поглубже за гаражами. Пропойца с синеватым лицом, он почему-то стеснялся попросить бутылку за свои услуги, а Ольга с горя и не догадывалась. Так и продолжали встречаться по утрам.
«Федор», «Агнета», «Цыганита»...
Вчера у нее впервые сдали нервы. Но вместо того, чтобы напиться до беспамятства, она рычала и швыряла в стену вещи – все, которые попадутся под руку. Тугая пружина, затянувшаяся в груди за последнюю неделю, распрямилась, выскочила и носила теперь ее по углам, да головой о стену!
Кровью, кисленьким саднило на губах после такого. Когда сил совсем не осталось, Ольга легла на пол и уставилась в потолок: белый, ровный, в ажурных тенях от люстры. Осторожно, опасливо вытягивая шею, из-под дивана вылезла Лунтя и подошла поближе: не бушует больше? Успокоилась? Что ж, в жизни и не такое бывает – она потопталась по животу и свернулась калачиком, утешительно мурлыкая. Ольга слушала ее и смотрела в потолок, и сама не заметила, как уснула.
Первый снег упал на землю, еще неуверенно, как незваный гость, лег на асфальт у дома, лавочки и машины. Чистый лист – бери и пиши, да чей-то торопливый след уже оставил свой росчерк, и больше не хотелось ничего добавлять. Ольга так и стояла у подъездной двери, держа в руках свой сверток, не решаясь шагнуть на тоненький снежный покров.
Тихо как. От земли до неба протянулась тишина, и огромная десятиэтажка тоже примолкла, даже машины на проспекте куда-то исчезли – никого. Ни звука. И тут Ольга вдруг поняла, что все кончилось.
- Кхе-кхе... – слева раздалось покашливание. – Вот и зимушка пришла, все покроет чистеньким... Все приберет, все закончит, все расставит по полочкам. Сколько ж их у вас? Остался хоть кто?
Она кивнула.
- Двое. Из десяти.
Дворник вздохнул, жалеючи, и взял сверток. Пошел себе прочь, а Ольга так и стояла, смотрела ему в спину. Все и вправду кончилось, можно было повернуться и идти домой, но она медлила. Снег выпал... Первый снег.