Только что на «Ретро-ФМ» радиослушательница выиграла четыре тысячи рублей, правильно ответив на вопрос «Что тяжелей, стакан молока или стакан сливок?».
А я вчера на эту сумму книги из домашней библиотеки продала.
Продавца в дом позвала первого попавшегося, он в День города на Патриарших прудах стоял за столом, заваленном старыми книгами. Интеллигентного вида пожилой человек с кавказским акцентом. Меня «дочкой» сразу стал называть и живёт от меня, как выяснилось, неподалёку. Сказала ему, что хотела бы оценить сначала.
Я и правда не верила, что решусь. Ну и что, что бумажные носители после пары экспериментальных операций по зрению мне больше не читать – с появившейся дальнозоркостью вижу только крупный шрифт, который можно сделать на электронных устройствах.
Эти книги живые, как люди. Многие постарели, некоторые гораздо старше самых старых людей на планете. Они достались мне от родителей. Другие я жадно покупала сама, охотилась за ними, спуская иногда все свои деньги. Наверно, правильней было бы сказать «поднимая», а не «спуская», ибо о «спущенных» можно пожалеть, а я была счастлива этими тратами.
«Книга – лучший друг» и «книга – лучший подарок», в это искренне верили. Приходишь в гости и, первым делом, идёшь к книжной полке: что у нас тут?.. Ух, какой Бредбери! Можно взять почитать? Я сейчас прямо при тебе газетой оберну, а суперобложку оставлю, я очень аккуратно буду читать, только дома, через неделю верну.
Книги можно было достать, сдав двадцать килограммов макулатуры. На них записывались в специальные очереди.
Даже уезжая в эмиграцию, люди старались брать любимые книги с собой. Бросали квартиры, картины, сервизы, громоздкие семейные альбомы с фотографиями, коллекции марок, а книги -- хоть десяток самых-самых – старались взять.
Не знаю, что меня заставило. Вдруг поняла, что никакие ценности, из тех, что можно взять в руки, больше не имеют значения. Даже книги. Особенно книги. Что там в них? «Береги платье снову, а честь смолоду»? Позвольте, граждане, вы серьёзно?.. Тогда немедленно прекратите все войны! Сейчас же перестаньте обзывать друг друга фашистами, отрезать головы перед камерой и без неё, прекратите закидывать ракетами города потому, что вам кажутся несправедливыми границы!
Короче, Тургенев и ещё несколько книг изданных в XIX веке пошли по триста рублей за том. Остальное – по сто. Я вяло возразила только про «Антологию еврейской песни» и скупщик, пожалев меня, накинул пятьдесят рублей. Сто пятьдесят получилось. Сейчас посмотрела в интернет-магазинах – она стоит полторы тысячи, оказывается. Ну и ладно, всё равно мне не поётся.
Собрания сочинений Пушкина, Лермонтова, Чехова, Гоголя, Алексея Толстого, Маяковского, Ильфа и Петрова, несколько книг Моэма и Булгакова не заинтересовали дяденьку вовсе: «Это многократно переиздавалось, у меня никто не купит». Рубина и Улицкая тоже заставили его поморщиться: «Сейчас их не берут из-за того, что поддерживают Украину – зачем они, дуры в это полезли?» Дмитрия Быкова при этом забрал почему-то. Я, пребывая, почти в коматозе, не стала искать логики.
Ещё много книг осталось, в общем. Кому-нибудь нужно?
«Сейчас «художка» плохо идёт, -- приговаривал мой гость -- Спросом пользуется архитектура и этнография. А значки, открытки есть?» -- У меня есть открытки. Но пусть ещё полежат.
В тот же День города, перед тем, как дойти до Патриарших, мы с другом зашли пообедать в «Грабли» на Пушкинской. Голодные были ужасно, поэтому не сразу заметили дизайнерскую «находку» в оформлении кафе. Представьте себе небрежно сложенную стопку разнокалиберных книг, слегка потрепанных, с характерным запахом. Поверх установите настольную лампу с желтоватым абажуром. А чтобы лампа не свалилась, просверлите-ка всю стопку посередине насквозь и загоните во всю конструкцию толстый штырь. Всё равно его не будет видно. Зато таких «элементов домашнего уюта» можно установить много по всему залу. Они не стонут, не истекают кровью. Молчат они и, кажется, никому не портят аппетита. И мы поели.
Да, если вы вдруг не знаете: стакан молока тяжелее стакана сливок. Я знала. Но ничего не выиграла.