"Погиб поэт!"
М. Лермонтов,
На смерть поэта,1837 г.
Всякий, прочтя эпиграф к этому сочинению, невольно продолжит начальную строку самого известного стихотворения Михаила Лермонтова, мысленно произнося: «Погиб поэт! - невольник чести – Пал, оклеветанный молвой…». Да, здесь две приведённые строки поэтического отклика на смерть Пушкина отвечают истине каждым словом. Первый поэт России вышел на смертельный для него поединок именно невольником чести, ибо «клевета молвы» поставила под сомнение честь его супруги, значит, вдвойне, - его самого. В то время, в такой ситуации, дворянин мог сохранить достоинство, отстоять свою честь не иначе как выходом к барьеру или гласным, униженным признанием вызванной стороной своей клеветы. «Проглотить» оскорбление, удовольствоваться простым извинением – значит, стать изгоем своего сословия, что было страшнее смерти.
Но, обращаю ваше внимание, я пишу очерк не на смерть поэта Пушкина, а на смерть поэта Лермонтова, случившуюся 173 года тому назад. А её, будем верны истине, не предваряли ни молва, насыщенная клеветой, ни требования дворянской чести. Поэтому я ограничился в эпиграфе двумя словами, печальной констатацией непоправимого: Погиб поэт!
В советское время господствовала версия о жандармах, которые по приказу своего шефа, графа Бенкендорфа, организовали ссору и дуэль между отставным майором Мартыновым и поручиком Тенгинского полка Лермонтовым, чтобы уничтожить поэта-вольнодумца. Граф же якобы исполнял тайное желание императора Николая I избавиться от возмутителя общественного спокойствия с поэтическим пером.
Как ни дорог «для сердца русского» Лермонтов, необходимо отказаться (а этого требуют факты) от подобных объяснений трагедии национального масштаба, что произошла в 6-м часу пополудни, 15 июля 1841 года, то ли у подножия горы Машук, то ли под Перкальской скалой. Накануне между двумя молодыми людьми, давними знакомцами, произошла (свидетельствуют очевидцы) никчемная ссора; причём, заводилой её был Мишель Лермонтов, чья известность в офицерском кругу была не столь поэтической, сколько боевой – храбрый, отчаянный малый. Ссора переросла в мальчишескую драку, но… на пистолетах.
Что явилось её причиной? У Лермонтова был сложный, неровный характер и обостренное чувство собственного достоинства, часто толкающее его на высокомерные насмешки и дерзости. Одним из постоянных объектов насмешек (и не только Лермонтова) являлся Николай Мартынов. Был он недалёк, тщеславен, позёр, но не забияка, не скандалист. Превосходство Лермонтова над собой признавал и обычно прощал ему остроты в свой адрес, хотя «друг Мишель», по словам декабриста Н.Лорера, «по складу ума своего был неумолимее всех» (всех, острых на язык). Дня за два до роковой дуэли, продолжает Лорер в своих записках, «Лермонтов позволил себе неуместные шутки в обществе дам…, шутки эти показались обидны самолюбию Мартынова, и он скромно заметил Лермонтову всю неуместность их. Но желчный и наскучивший жизнью человек не оставлял своей жертвы…». Словом, Мартынов, в ту пору остро переживавший жизненные неудачи, сделал товарищу вызов.
Тут Лермонтов, вопреки своему обычаю опасно испытывать судьбу, вдруг проявил миролюбие. Нет, он не принёс оскорблённому приятелю извинений по всей форме, но сказал, что не хотел его обидеть, что на его выстрел разрядит свой пистолет в воздух. Подкупающее благородство. Но осмеянному при дамах Мартынову будто вожжа под хвост попала, его неудержимо понесло: никаких объяснений! Стреляться, и баста!
… Лермонтов выстрелил первым – в воздух. И сразу вслед за тем пуля из пистолета экс-майора навылет прошла через грудь его живой мишени. Смерть поэта наступила мгновенно. По сути, это был расстрел безоружного. «Судьбы свершился приговор», - написал Лермонтов за четыре года до своей ранней гибели, имея ввиду своего кумира. Теперь пришла очередь его самого. Да, приговор Судьбы, не людей. Человек в облике Мартынова лишь случайный исполнитель, из тех, которые не задумывают убийство, лишь желают попасть в своего обидчика. А судьба каждого человека – это его характер. Что толку винить непосредственного убийцу!? Погиб поэт! Закрыта книга неповторимой жизни.
Мало утешения, что и Лермонтов «весь не умер», что его «душа в заветной лире» успешно «переживает прах». Ведь тот поэтический букет, что вышел из рук автора «Мцыри» и «Маскарада», «Бородина» и «Родины», хоть и неувядаем, да больше ни прибавится к нему ничего нового, разве что объявится, обрадует незнаемым цветом какая-нибудь находка на дне старинного сундука. А жизни-то всего было 27 неполных лет. Творческой, зрелого мастерства – и того меньше, 10-12. Лермонтов только-только стал выходить из сладкого плена романтизма, где ему покорилась та русская вершина, на которой сумел побывать до него один Пушкин. И последний русский романтик созрел для реализма, чему пример - «Герой нашего времени», а в том романе – Максим Максимыч. Лев Толстой найдёт в Лермонтове не достигнутую другими писателями его времени глубину нравственного чувства, дух поиска истины: «Какие силы были у этого человека! Что бы сделать он мог!» Не смог. Решила подброшенная в дороге монета. Выпал жребий – в Пятигорск! А там скучал Мартынов, ряжёный под черкеса. Это платье на блондине вызывало весёлые улыбки окружающих, остроты. И на свою беду приближался к новоиспеченному «черкесу» самый язвительный на Кавказе насмешник…
И не стало поэта. Но не прекратились попытки убивать его тень, само его имя. Об одном случае, произошедшем на моих глазах, расскажу. Дело было в прикарпатском городе Львове, несколько лет тому назад. Определённой части городской общественности (той, которая срывает ордена с груди ветеранов ВОВ) вдруг понадобилась улица под имя нового «героя Украины» Джохара Дудаева (среди старых героев в тех краях доминирует Степан Бандера). Отцы города прикинули коллективным разумом, что бы в центре мiста переименовать. Выбор не сразу пал на улицу Лермонтова. Всё-таки Лермонтов – фигура заметная. Выручил поэт Дмытро Павличко, автор сборника-панегирика Джохару Дудаеву. «Живой классик» обратился с открытым загробным письмом к своему собрату по перу (привожу в своём переводе с украинского, выделено мною. – С.С.):
«Глубокоуважаемый Михаил Юрьевич!
… Улица Джохара Дудаева во Львове носила Ваше имя… Вашим именем пользовались колонизаторы, желание которых состояло в русификации Украины… горсовет Львова, переименовывая улицу, не преследовал цели унизить Вас. Наоборот, отцы города хотели подчеркнуть, что в бессмертном имени и подвижническом восстании Джохара Дудаева опять явил Ваш повстанческий гениальный дух, направленный против «страны рабов», которая стремится сохранить построенную и на Вашей крови империю. Ваше творчество – это же часть борьбы кавказских народов за свою государственную свободу (??? – С. С.). Я убеждён, что та Россия, которую представляете Вы, восстанет из неимоверных страданий. Она не будет претендовать на чужие территории… и Ваше имя не станет больше служить имперской политике, она засветится на многих улицах планеты не как реклама «немытой России»… С поклоном к Вам, Ваш Дмытро Павлычко».
Лукав, ох как лукав Дмытро Васильевич! Он прекрасно понимает, почему «отцы города» приняли решение дать имя Дудаева именно улице Лермонтова, а не, положим. Демьяна Бедного. Ибо москаль Лермонтов в их безумно-мстительном сознании - один из заметных (благодаря имени) покорителей Кавказа, который населяли, если верить Тарасу Шевченко, «лицарi великi, богом не забутi» из поэмы «Кавказ». Турнуть прилюдно Лермонтова даже на безопасном расстоянии от Москвы – значит, в первую очередь именно унизить москалей, кои отобрали у Польши и присоединили к Украине значительный во всех отношениях город Львов.
Лжив в корне приписанный автором письма Лермонтову «повстанческий гениальный дух, направленный против «страны рабов». Потомок русских и шотландских аристократов был патриотом России, честно и доблестно служил империи, согласно присяге и личным убеждениям, не раз представлялся к наградам за боевую доблесть. Кстати, служил той самой империи, которую верноподданно строили совместными усилиями себе на пользу собственно русские и малороссы и «всяк сущие в ней языки». Россия в своём трудном, бранном строительстве, к сожалению, не воспользовалась «кровью Лермонтова». Повторюсь, он пролил её, бессмысленно расставшись с жизнью, на совершенно глупой дуэли.
Приведённый пример показывает, что России верных сынов даже смерть не спасает от последующих, уже загробных попыток казнить их вновь и вновь, унижать их Отечество унижением их русских имён. Здесь не могу не сказать об одной фальшивке, которая не первый век бросает тень на Лермонтова, порождает обиду на него со стороны просвещённых патриотов. Я имею в виду стихотворение, которое начинается словами «Прощай немытая Россия». Мало кому известно, что к нему Лермонтов не причастен ни одним словом. Не существует ни черновика, ни лермонтовского автографа этой пародийной дешевки. Да и не мог Лермонтов испоганить пушкинскую строку «Прощай свободная стихия». Это сделал в 1873 г. мерзкий пародист и мистификатор Д.Минаев (1835—1889). Почему анонимная пародия «прилипла» к Лермонтову, почему столь живуча - особый разговор, к которому я ещё вернусь.
А пока обратимся к тому злочастному дню – 15 июля 1841 года. Во второй половине дня налетела буря. Гром, молнии, ливень. Словно сама природа пыталась помешать убийству. И мы всё ждём по сегодняшний день: а вдруг мы неправильно читаем старые тексты, вдруг окажется, что на самом деле, не выстрелы послышались под горой, а раскатывался эхом небесный гром. И в это время несостоявшиеся дуэлянты сидели в трактире, пили лёгкое кахетинское вино и смеялись над своим мальчишеством.