Бывает и такое...

 
            Вот и настал конец учебного года – горячая пора для учащихся. На дворе весна. Всё цветёт, пьянит и благоухает.  А тут, как назло, надо сдавать экзамены, а бедным преподавателям терпеливо выслушивать несвязные речи своих подопечных! Столько курьезов происходит во время сессии, хоть анекдоты сочиняй!

           Валентина Николаевна, доцент политехнического института, собираясь утром на работу, вспомнила, как вчера принимала экзамен у студентки, имевшей манеру всё время поддакивать, наивно полагая скрыть свое незнание. Слушала её, слушала, да и говорит:

–    Ну и ахинею Вы несёте, милочка!

     А та, недослышав, утвердительно кивает головой:

–    Да, да, да! Именно это я и хотела сказать!

–    Ну, если согласны, –  улыбнулась экзаменатор, – значит, придёте в следующий раз, пересдавать. Оформляйте «хвостовку» в деканате.

               Под всеобщий хохот, девушка ушла ни с чем.  А сегодня предстоит сдача курсовых проектов, день тоже обещает быть «весёлым».

                Мысли ее прервал Игорь, студент четвёртого курса и, к тому же, сосед по лестничной площадке:

–    Здравствуйте, Валентина Николаевна, –  учтиво сказал он.

–    Доброе утро! Как дела? Чертежи-то в порядке? – не преминула осведомиться доцент.

–    Ох, не совсем, – грустно ответил парень.

–    Что так?

–    Всю жизнь мне не везет! Прямо беда! Василий не успел дочертить… А сам я не соображаю, Вы же знаете…

–    Да уж знаю! Но ведь времени было достаточно! И человек он обязательный, как же так вышло?

–    Так он же умер… Разве Вы не слышали? Еще две недели назад!

             Новость женщину сразила. Перед глазами возникла сутулая фигура местного бомжа, жившего в беседке напротив их окон, где мужчины играли в шахматы и домино. Внутри нее они смастерили круглый стол с гладкой поверхностью, удобные лавочки и даже позаботились о надежной крыше, чтобы не протекала. Никто не прогонял этого Василия. Напротив, все охотно брали его в компанию. Играл он отменно и, не смотря на свой запущенный вид, производил впечатление умного человека. Раньше у него были проблемы с памятью: долгое время не знал кто он и откуда. Помнил только имя. Документы его таинственным образом исчезли, на работу устроиться не мог. К тому же, был сильно искалечен. На лице и руках зияли шрамы от жутких ожогов. Мальчишки издевались над ним, дразнили, даже стреляли по нему из рогатки. Особенно смеялись над ботинками разного цвета. Василий стоически выносил свое положение и только изредка говорил: «Недостойно ведёте себя, парни, нехорошо это»! И уходил под громкое улюлюканье. Подростков однако не смущал его ответ, много изощрённых козней строили ему эти «детки».

–     Надо же! А я и не знала, – вдруг опомнившись, грустно произнесла Валентина Николаевна, – я думала, он нашел себе другое пристанище.

–     Да нет... этой зимой сильно простудился, заработал воспаление лёгких. А на лекарство, понятное дело, денег нет. Так и угас, бедняга, отдав Богу душу.

              В мозгу Валентины Николаевны опять появился Василий с худым болезненным лицом, в старомодной куртке, без капюшона и застёжек. Он давно приблудился в их двор, вел себя тихо, никому не мешал и все к нему привыкли. Никто из жильцов не интересовался его прошлым. Но однажды к кому-то из соседей приехали гости, и один мужчина его опознал. Он утверждал, что этот человек не кто иной, как Василий Андреевич Сокол – ведущий сотрудник одной из секретных научно-исследовательских лабораторий, а институт с опытным предприятием, на котором он работал, находится в областном центре. Говорил о Василии, как об уникальном специалисте, самородке, имеющим учёную степень.

          К новости отнеслись скептически, но, со временем, решили проверить: так ли это на самом деле? Готовые покуражиться, студенты, дали ему несколько замысловатых математических задач и, о чудо! Бомж справился с ними в мгновение ока! Информация подтвердилась. С тех пор у Василия не было отбоя от учащихся, «жаждущих знаний». Очень заманчиво выезжать на чужом горбу! Всё, что можно, разумеется, скачивалось из интернета, а что нельзя – добывалось из ученой головы Сокола. Василий был бесценной находкой: силён во всех науках – и в математике, и в физике, и прекрасно разбирался в чертежах! А за свои труды имел всего-то – на водку, сигареты, да на пару пирожков. Тем и жил, жестокие ученики не баловали его. Правда, иногда еще жильцы угощали тарелкой борща...

                Валентина Николаевна относилась к Василию брезгливо, но однажды, проходя мимо беседки, обратила внимание на большой лист ватмана, над которым тот усердно корпел. «Интересно, чем он там занимается?!» – ухмыльнулась она и, незаметно подойдя сзади, заглянула ему через плечо. На столе перед Василием лежали технические справочники, калькулятор и, как ни странно, старая, всеми забытая, логарифмическая линейка. Всем этим его снабдили предприимчивые захребетники. Василий сосредоточенно работал над чьим-то дипломным проектом. Почувствовав, что за спиной кто-то стоит, он мельком оглянулся и вежливо сказал:

–    Вы удивлены, что такой человек, как я, ещё что-то соображает? Не удивляйтесь. Я ведь не всегда был бомжем. Были и иные времена… Я вынужден коротать время, чтобы с ума не сойти…

           Рядом с ним дымилась сигарета. Василий взял её, глубоко затянулся и больше не отвлекался, бегло заполняя обширную таблицу.

            Жители близлежащих домов считали, что Господь несправедливо наказывает этого человека. Иные даже хотели пустить его к себе погреться или помыться. Но дальше слов дело не шло. Зайдя в квартиру, вскоре забывали о нем, попивая на кухне чай. Конечно, никто никому не обязан! Конечно, никто не виноват в его судьбе! Но, если говорить откровенно, нам ведь, где-то, всё равно – грабят или убивают. Главное – лишь бы не нас! Однако все ходим под Богом и не известно, в какой ситуации окажемся завтра. Разве могло Василию Андреевичу прийти в голову, что его любимая дочь, в которой он души не чаял, так с ним поступит? После того, что с ним случилось, он будто окаменел. Он никогда больше не вспоминал об этом. Никогда!

             …В рухнувшем Советском Союзе много чего делалось подспудно, а главное – безнаказанно! Никто ни во что не вмешивался. Творится безобразие – и пускай себе творится! Все свидетели по делу Василия были рядом – и соседи, и сослуживцы, и "гуманный" медперсонал. Всё ведь произошло не на необитаемом острове! Всё было здесь, у всех на виду. А в результате – человек стал бомжем. Так что, открытым остается вопрос – виновны ли в его беде окружающие, прямо или косвенно? Часто в чьей-то конкретной судьбе замешано много народа. Кто-то – смолчал, кто-то – сделал вид, что не заметил, а кто-то – за первое и второе положил взятку в карман. Вот и множатся горемыки по белому свету, вот и разрастается зло.

      … Когда при очередном испытании нового объекта произошла авария, Василия прямо с работы увезли в реанимацию. Долгое время он лежал без сознания. Помимо сильного отравления, у него было обожжено почти все тело. В иных местах – до самой кости. Прогноз заведомо летальный. Врачи отчаянно боролись за его жизнь, делали всё возможное, применяя новейшие технологии и, с Божьей помощью, поставили человека на ноги. Вот только амнезию устранить так и не удалось!

           Вернувшись из больницы домой, Василий не встретил ни заботы, ни ласки. Он жил вдвоем с дочерью, но ее раздражал беспамятный инвалид. До поры, до времени, ей нравились только деньги, которые государство еще платило отцу. Но когда грянула перестройка, НИИ приказал долго жить. Толпа безработной интеллигенции в миг оказалась на улице, а с нею – и искалеченный, никому не нужный, ведущий сотрудник. Средства в семье быстро кончились. И тут же, сразу, решилась судьба Василия Андреевича. Правдами – неправдами бессердечная доченька определила папеньку в психиатрическую лечебницу. Ходили слухи, что ей это обошлось недешево. Факт амнезии, полученной отцом вследствие жуткой травмы, каким-то образом был ею скрыт. Всё объяснялось хроническим слабоумием пациента. А он в то время действительно ничего не помнил, да и Аллочку свою узнавал не всегда. Так, в сумасшедшем доме, Василий провёл два печальных года. Никто к нему не приходил и не проведывал… Жизнь мучительно и безлико катилась к закату. От скуки душевнобольных спасал только старенький черно-белый телевизор, стоявший в маленьком неуютном холле. Этот телевизор и вернул ему память. 

           Однажды после ужина, похлебав остывшей казённой баланды, Василий Андреевич, по привычке, сел в поломанное кресло и тупо уставился в экран. Там показывали какой-то засекреченный военный объект. На испытательном полигоне что-то взрывалось, горело, от короткого замыкания сыпались искры. Всюду суетился обслуживающий персонал. Василий долго и безучастно глядел на всё это, как вдруг по лицу его пробежала судорога. Глаза сощурились, выражение их приобрело осмысленный вид. Он пристально, с интересом, стал наблюдать за происходящим – дремавший ум мало-помалу возвращался на круги своя.

            Отведя глаза от экрана, "сумасшедший" пришел в жуткое потрясение. У противоположной стены худосочный парень остервенело царапал себе руку. Наконец, из раны пошла кровь. Похоже, он этого и добивался. Другой, стоявший рядом с ним, больной, пожилой старик, истово кланялся и пронзительно визжал…

             Вскоре, откуда ни возьмись, примчалась толстая санитарка с грязным туалетным веником в руках.

–     Ах ты, паразит проклятый! Ах ты, гад! – завопила она дурным голосом, – долго я буду слушать этот нескончаемый вой?!

             Размахнувшись вонючим веником, она стала бить душевнобольного по спине и лицу, затем схватила за шиворот и поволокла в палату, продолжая "награждать" тумаками. А худосочный, тот, что расцарапал руку, таинственно озираясь, подошел к Василию и, бесовски заглядывая в глаза, произнес:

–    Слышь, друг, купи кровь. Сверчку помогает… Хорошая кровь, не пожалеешь – отвечаю!

               Василием овладел шок. Он догадался, где находится, медленно прошелся по холлу, остановившись у решетчатого окна. Взгляду предстала высокая металлическая ограда, окружающая  территорию, с сигнализацией по верху. «Да-а… Вот это я попал! Отсюда не убежишь, – отчаянно подумал он, – но и здесь оставаться немыслимо!» 

            В тот же вечер он осторожно спросил у дежурной медсестры, приятной на вид девушке, кто его сюда определил и зачем. Узнав страшную правду, лишился чувств. Очнулся уже в палате. Ему ввели успокоительное. Всю ночь горемыка не сомкнул глаз, ныло и болело сердце, разрывалась душа. Он все повторял: «Боже мой, как же так, девочка моя? Как же так? Я растил тебя один, без матери… Ни в чем тебе не отказывал, любил больше жизни… Моя крошка, моё единственное дитя! Как ты могла упрятать меня сюда?! За что?!» –  отец глотал горькие слёзы.   

             Шло время. Никто из медперсонала не догадывался, что бесперспективный больной мыслит не хуже их, слежки за ним никакой не было, а Василий Андреевич тщательно обдумывал побег. Вскоре, когда привезли буйного пациента, привлекшего всё внимание на себя, выкрал из раздевалки одежду одного из медбратьев и незаметно исчез. В кармане чужих брюк даже мелкие деньги оказались! Это было везением. Беглец поспешил на вокзал. Хотелось как можно скорее добраться до родного дома, посмотреть дочери в глаза. Два дня добирался до места. И вот, наконец, он идёт по родной улице! Вот уже виден его дом! Вот взбирается на третий этаж, звонит...  Сердце выпрыгивает из груди.

             Дверь открыл незнакомый человек:

–     Вы к кому? – искренне удивился он. 

–     Я? Я – к себе, –  добродушно улыбнулся Василий и попытался войти, но мужчина преградил путь:

–     Товарищ, вы, видимо, ошиблись адресом.            

–     Да нет, что вы! – рассмеялся не званный гость, –  я вовсе не ошибся! Это мой собственный дом, а Аллочка – моя дочь. Вы ведь к ней пришли, правда? Вы, наверно, ее друг?

–     Простите, но здесь нет никакой Аллочки! А мою жену  зовут Наташа и живём мы здесь уже давно…

           В прихожей показалась молодая беременная женщина. Она с нескрываемым интересом слушала их разговор и вдруг сказала:

–    Паша, а ведь раньше здесь действительно жила какая-то Алла, мы ведь у неё и купили эту квартиру.

–    Фу ты, ну ты! –  хлопнул себя по лбу парень, –  я и забыл! Точно. Аллой ее звали.

–    Как купили? Квартиру мою купили, что ли? Без меня? – ошеломлённо спросил Василий Андреевич, –  а как же я? А я где буду жить?

–   Но ваша дочь говорила, что родители ее давно умерли. Она и вещи распродала… А потом уехала со своим ухажером, кажется, в Катар.

–   Да не в Катар! Ждут их там! А в Сирию, –  уточнил Павел, –  этот ее рыночный торгаш был сирийцем!

          У Василия подкосились ноги, он беспомощно прислонился к холодной стене:

–   В доме должны быть мои документы, – едва слышно произнес он. 

–   Простите, но никаких документов у нас нет. Мы бы вам вернули. Зачем нам чужие документы?      

          Новоиспеченный бомж схватился за сердце и медленно, как во сне, стал сползать вниз. Опустившись на мраморную ступень, беспомощно обхватил голову руками.

–    Вам плохо? – спросила Наташа, –  может, принести воды?

               Василий Андреевич не отвечал.

               Молодые люди ещё немного постояли на пороге и затворили за собой дверь. А потом, заглядывая в глазок, наблюдали, как у человека судорожно вздрагивали плечи.               

             ... Между тем, Валентина Николаевна уже дошла до института. Воспоминания совсем выбили ее из колеи. У входа, как всегда, толпились студенты, к ней посыпалось множество вопросов.               

–     Знаете что, ребята, – отрешенно сказала она, –  погуляйте часок, другой, очень прошу вас. Что-то я себя плохо чувствую, приму таблетку, приду немного в себя и начнём…