Прическа

Василий Евтушенко 5
 
Мой рассказ – хроника, автобиография  жизни моей головы. Нет не ее «внутренностей». Внутреннее содержание черепной коробки мало кого интересует, но растительный покров – прическа – привлекает внимание в первую очередь. «Встречают по прическе, провожают…», – как в пословице записано (простите за искажение). Классики литературы, искусства, ученые и прочие эрудиты пренебрегали мудростью народной, и потомки им прощают их небритость и нестриженность.  Век ХХ-й и нынешний – время нынешней культуры, век демонстрации  эстетического воспитания и гигиены, предлагает свои нормы внешности независимо от количества умственного багажа в «накопителе». Какие это были «нормы» и как они соблюдались, – об этом я вспоминаю в своей повести.

Рожден был я перед войной (перед Второй мировой, конечно).  Успел побывать на первомайских и октябрьских демонстрациях на Красной площади. «Ездил» я на плечах моего папы, уткнувшись в его короткую прическу, она мне не мешала сверху видеть всё и всех. С этого, еще «счастливого детства», я запомнил коротко стриженых  вождей, лысых солдат, марширующих на параде. Родители меня регулярно водили к врачу показывать язык и к парикмахеру «делать челку». Я боялся мастера с его ножницами и гребенкой. Меня сажали на детскую лавочку в большое кресло, укутывали в простыню, из зеркала на меня смотрел испуганный мальчик, рядом с ним была мама и успокаивала дрожащими руками и голосом. Меня снимали с пьедестала, отряхивали и давали мне успокоительную конфетку. Потом еще долго меня «кусали»  за шею оставшиеся волосики. Запомнилась мне встреча в Москве, когда я шел с моим дедом по улице. Он встретил большого лысого дядьку, своего старого друга. Это был Котовский, герой гражданской войны, постриженный наголо. В те времена такая стрижка в парикмахерской называлась «под Котовского».

И вот – война. Папа – на фронте, вся наша семья – в эвакуации. Живем со всей родней (семь человек) в одной комнате. С нами живут и «домашние животные»: клопы, тараканы, вши. Поутру все расстаются с ними – кто на работу, старший брат – в школу, мы с сестренкой и двоюродным братом – в детский сад. Но вши уходят вместе с нами, в наших прическах. В детском саде персонал начинает свою работу с извлечения насекомых из наших волос. В ход пускаются гребешки, ногти, какие-то вонючие порошки. Вошки разбегаются, все их ловят, давя ногтями.
По вечерам дома борьба с «грызунами» продолжается: все садятся за стол, каждому вручается гребенка, и все вычесывают вошек, гнид и перхоть на свою газетку, потом всё сжигается. О мытье головы и разговора нет: мыла нет, горячей воды нет, в комнате не помоешься, и спать пора. Да и самое страшное – впереди: клопы, ночь предстоит с перерывами ото сна. Впрочем, о клопах не буду рассказывать – это другая тема.
Наконец, «сверху» поступило решение проблемы: всех детей младшего возраста постричь наголо – «под Котовского».  Девочкам оставили маленькие челки, мальчикам – «дыньки» разных форм и размеров. В это голодное и трагическое время мы даже смеялись, глядя друг на дружку.

Ушла война в историческое прошлое, с ней куда-то ушли и насекомые. А «норма» прически еще сохранилась. Учителя, во главе с директором и завучем, встречая школьников на пороге школы, отправляли «длинноволосых» укорачивать «поросли» и ставили низкие оценки по поведению. Мой старший брат – гордый и своенравный – в знак протеста, бросил учиться в школе и поступил в ремесленное училище, где работали преподаватели без педагогической квалификации. Они приняли его не «по прическе, а по…». Прическу брат всю жизнь носил по своему усмотрению и прославился в дальнейшем как большой мастер и изобретатель. А я? – я соблюдал нормативную «чёлочку» на голове с целью иметь хорошие отметки по разным предметам, независимо от мыслей в голове. От октябрёнка я дорос до пионера и выглядел так, как рисовали юных ленинцев на плакатах и в газете «Пионерская правда».

Послевоенная пятилетка была голодной, и папа-офицер сделал нас «оккупантами» – увез семью в Германию по месту своей службы. Здесь мы располнели, головки покрылись прическами, нормы причесок стали «заграничными».  Но наши пионерские «челочки»  среди «гитлерюгондских» выдавали нас, когда мы гуляли по городу. А мы нуждались в добром к нам отношении со стороны местного населения, пострадавшего, как и мы, от войны. И что мы с другом предпринимали, отправляясь знакомиться с достопримечательностями покоренной страны? Мы меняли свои прически на «немецкие»: часть волос – направо, часть – налево, делали пробор сбоку, получался из нас натуральный «фриц», «немчурёнок» – как мы выражались. Нас встречали «по прическе» – приветливо, с доверием, не опасаясь того, что украдем что-нибудь с прилавка. Мы, со своей стороны, оправдывали доверие к нам, прическа выручала. Был случай, когда она меня спасла от скандала. Как-то проходила мимо нашего дома женщина (немка) с тележкой. Я с нашего двора запустил в тележку яблоко, старушка восприняла это как акт агрессии. Испугавшись, я убежал в дом, срочно изменил «пионерскую» прическу на «фрицовскую». И когда старушка зашла с жалобой к маме, я вышел из своей комнаты с невинным выражением лица и новой прической, гостья не признала во мне того самого «разбойника». С тех пор я понял, как выгодно иметь нужную прическу.

Наступили годы комсомольского возраста. К приему в его ряды мы прихорошились до образца портретов молодогвардейцев. Наш взгляд был полон энтузиазма и преданности всем идеям. Так мы достигли студенческого возраста, когда преподавателям было не до нашей внешности: на зачетах и экзаменах нас встречали не по плохой одежке и шевелюре, а по уму. Но девушки…
У них запросы к прическам оказались выше прежней нормы. Отвечая на их запросы, одни стали удлинять свои поросли, на головах юношей появились кудри, «патлы», другие стали выращивать «коки», прилизывать вихры бриалином. «Норму» диктовали герои заграничных кинофильмов. Чем длиннее у молодого человека были космы, тем более он казался бывалым и опытным. А позже появилась категория из ряда вон выходящих кавалеров – «стиляги». Интересное было время – когда каждый был свободен представлять себя во всей своей красе! Правда, «советскую» норму прически никто не упразднял. В парикмахерских были установлены стандарты  «бокс», «полубокс», «полечка», «бобрик».  Но это было нужно для «будущего» студентов.

Это «будущее» для меня наступило, когда по воле соответствующей кафедры меня отправили на офицерскую стажировку в воинскую часть. Туда я прибыл с прической «под польку», не короткая и не длинная. При отправке нас предупредили о том, что в соответствии с Приказом Министра обороны №… во время стажировки  мы не подлежим дисциплинарным наказаниям. Я запомнил этот номер. И вот когда в момент визита инспекции в казарму зашел генерал и среди лысых солдат наткнулся на волосатое чучело, он сурово спросил: «Ты кто?». И «чучело» смело ответило: «По приказу Министра обороны №…». По всей видимости, я его сильно испугал, так как он сразу же покинул казарму, на радость всем ее обитателям. Встретил меня генерал «по прическе, я его проводил по уму».

Мой трудовой стаж начался на заводе, я – инженер с прической по моему вкусу. Коллеги меня уважают и по прическе и по умственным качествам, в том числе и коллеги женского пола. Как-то в паузе между производственными делами мы затронули тему о прическах. Я вспомнил случай из детства и продемонстрировал, как я изменял свою прическу на прическу с пробором. Коллеги женского пола так восхитились этим вариантом, что упросили меня оставить его навсегда. И вот я всегда теперь так выгляжу.

С годами я понял, что мою изысканную прическу не каждый цирюльник может обеспечить. Я стал опытным путем подбирать себе постоянного мастера. И я его нашел… в Москве, в парикмахерской МИДа (Министерства иностранных дел). По случаю был я в командировке, московский коллега посоветовал его там найти. Жил я далеко от родной столицы, но особенность моей работы была такой, что необходимость командировки определял я лично. Поэтому я назначал командировку в Москву тогда, когда мне приходило время обновить свою прическу.

Настало время, когда я закончил свой трудовой стаж. А как же дальше стричься? И Москва далеко, и мастер, наверное, на пенсии? И за стрижку берут без учета возраста….  А обрастать по примеру выдающихся классиков «Серебряного века» не очень хочется. От нечего делать, я взял хорошие ножницы и стал подрезать отрастающие «хвостики». Ан, глядь – получилось неплохо! Следующий сеанс тоже удался! С тех пор я стал мастером- «самострижкой». Сеансы мои совмещаю, по мере надобности, во время бритья или перед торжественным событием.

В народе говорят: самому стричься – плохая примета. Вот уж более двух десятков лет народ ошибается по поводу меня. А меня до сих пор встречают и по прическе, и по уму. Кому что нравится.