СУДЬБЫ УЗОРЧАТАЯ НИТЬ
Посвящается моей любимой бабушке Татьяне.
Пустая недописанная книга
Уже в потертом старом переплете,
Она пылится где-то тихо-тихо,
Ее с большим трудом вы лишь найдете.
Ее страницы так несовершенны.
Ее листки с пометками печали,
Как будто сердце чье-то обожжено,
Любовью, что никак не замечали.
Пустая недописанная книга….
Мы редко на нее глядим, бесспорно.
Мы очень долго ждем того лишь мига,
Когда она сама допишется покорно.
Но книга ведь без автора- бумага,
Ненужное буденное сырье,
И нам нужна великая отвага,
Чтоб дочитать и дописать ее.
И трудности, с которыми столкнемся,
Тогда не будут уж бессмыслия полны.
Пусть опыта мы с болью наберемся,
Но жизнь прожить, а значит дописать ее – должны.
Это случилось в те далекие времена, когда люди были не избалованы роскошью и комфортом окружающего, но вполне избалованы вниманием близких, верой в добро, надеждой на светлое будущее.
Писать ни о чем, думать ни про что, спешить неизвестно куда, делать непонятно что и неведомо зачем, жить ни для чего, не задумываясь о цели, бесцельно и безнадежно…. Как скрасить этот жалкий список чреды бесконечных дней? Возможно, если только любить. Любить ни за что-то, и не кого-то, а всех, и даже глубже – всё.
Мы часто забываем об этом главном чувстве в нашей жизни, чувстве, которое должно существовать в нас непрерывно. Но что значит непрерывно – всего лишь еще одна философская категория вечности, или просто важное и обязательное требование любви. Ах да! Любовь не знает требований, но много ли мы знаем о любви? Когда-то давно, мне рассказали историю, я плохо помню, о чем она была, только почему-то последние строки этой истории навсегда запали мне в душу: «Можно всю жизнь искать любовь, и не найти ее, а можно жить любовью, и просто этого не замечать». Тогда мне показалось это глупостью. Как жить в любви не знать этого, разве такое возможно? Теперь я знаю, что да.
О своем детстве она помнила мало. Тяжелые годы войны… нет, что-то другое первое приходило в голову. Речка. Камыши… младший брат, он как будто всегда был рядом (как так получилось, что сейчас его уже нет?). Они лежали на берегу, бултыхали ногами в воде, следили за гусями и, почему-то в тот момент чувствовали себя беззаботными и счастливыми. Пожалуй, человек и бывает счастливым лишь в те моменты жизни, когда еще не знает на самом деле, что такое счастье. А когда знает, ему почему-то уже проще считать себя чем-то обделенным. В те дни, когда ей было только три года, она была счастлива. Позже многие люди будут вспоминать это время как самое счастливое. Вспоминать долгие четыре года – годы войны. Голубое чистое небо, которое сияло над ними, станет заветным мирным небом, к которому будет столько стремиться. Это небо и было первой страницей ее воспоминаний. Еще одним важным воспоминанием этой первой страницы был отец. Отец, умывающийся перед едой, и легонько брызгающий в нее водой. Она смеялась от его улыбки. Позднее лицо отца постепенно стало стираться из ее памяти, но она всегда помнила его улыбку. У ее брата была очень похожая улыбка. Когда он вырос, ее брат? Тогда их семья из 4-х человек была полной, сейчас осталась только она. Полной. Полнота – это было главное чувство, которое возникало, когда она вспоминала то время. Больше никогда в ее жизни уже не было такой полноты: полная семья, полный мир, полное счастье.
Эфирность и быстролетучесть счастья нельзя остановить. Его можно только закупорить в воспоминаниях или записать в памяти, чтобы оно было точно там и никуда не могло деться. Это чувство, что в то время она была очень счастлива, порой удивляло ее, ведь кроме этих двух урывков они ничего не помнила. Она не помнила даже, когда началась война, не помнила, когда отца призвали на фронт, не помнила, когда пришло известие о его смерти. Практически все, необученные и плохо вооруженные новобранцы из ее села погибли в первом же бою, не так далеко от них, в соседней области. Не раз в детстве она слышала от очевидцев, что даже воды реки, у которой шли бои, стали красными от крови. Красная армия, красная вода реки, красный цвет взрывов и пламени над горизонтом, красная кровь, красные от слез глаза вдов и матерей – ужасный цвет, ужасного времени.
И еще одни цвет, который она помнила – черный. Это странно, не помнить смерти отца, но помнить черный платок – атрибут утраты. Она не любила, и даже боялась его, потому что в нем ее мать изменилась, она стала строже и жестче, чаще наказывала детей, а потом и вовсе запрещала выходить на улицу, когда вздумается. В селе появились солдаты (они ввели комендантский час), но тогда детям просто казалось, что на них за что-то сердится такая, ставшая вдруг слишком молчаливой, мама. Это отчужденность, возникшая между ними в те первые годы ее жизни, так печально совпавшими с первыми годами войны, уже никогда так и не была преодолена. Они остались втроем. Она, маленький двухлетний брат и эта уставшая женщина…
В конце войны, перед уходом, немцы спалили село. Жители спрятались в поле и смотрели, как полыхают их хаты. В нескольких уцелевших домах потом разместились все. Они жили в маленьком доме у реки. Они, и еще три семьи. Каждой семье по стенке. Мария пошла в школу, село восстанавливолось, жизнь налаживалась. Тяжелые послевоенные годы… голод, холод. Они пережили и это.
Интересно, но так вышло, что школ в ту пору в селе было несколько. Это позже на село всегда будет хватать одной. И дело было вовсе не в том, что детей в послевоенные годы было слишком много – просто сельскую школу, как и большинство других зданий, пожар не пощадил. Несколько больших домов – бывших помещичьих – были оборудованы для обучения. Так и получилось, что живя в одном селе со своим будущим мужем, в школы они ходили разные. В доме, где была школа жил и директор со своей женой, тоже учительницей. Как же им детям было интересно заглянуть в жилую комнату. Глянуть, как они там живут. Да и на саму жену было интересно посмотреть, когда они только поженились, и он привез ее в село. Дети тихонько заглядывали в комнату, потом постановили: «Не очень хороша». Тогда уж интерес и спал. Зато уважение осталось. Уважение к учителям тогда было глубоким и незыблемым. Да и к знаниям дети действительно тянулись.
Мария все схватывала быстро. Ей хорошо давались и языки, и математика, даже в глубокой старости она с легкостью считала в уме, когда более молодое поколение доставало калькулятор. Но вот получить знаний много, ей не удалось. Неизвестно, как сложилась бы жизнь, если бы она окончила школу и поступила учиться дальше, но такой возможности она не имела. Семь классов школы, а затем работа.
Еще, из школьных времен, почему-то засело в голове, как отчим – у нее тогда уже появился отчим, и еще один маленький брат, а значит жить легче не стало, - забирал ее маленькую из больницы, что находилась за тридцать километров от них. Пешком, зимой. Было холодно, идти было тяжело, но радостно, наконец-то домой. Уже тогда она поняла, что дом покидать не любит, и места роднее ее села в жизни так и не появилось. А еще запомнились школьные конфеты, которые раздавали детям на Новый год. Это были не красочные яркие подарки - наборы кондитерских изделий. Нет, всего лишь одна маленькая конфетка – подушечка. Но тогда она казалась такой невероятно праздничной и вкусной, что даже в старости Марии казалось, что она может вспомнить ее вкус. Интересно, но в этой сложной и такой безрадостной, на первый взгляд, жизни дети умудрялись находить место и веселью, и смеху, и шалостям, и развлечениям. Почему эта детская беззаботность проходит так быстро, почему исчезает, оставляя лишь улыбку на губах и светлые воспоминания? Может неспроста именно детям, этим беззащитным физически – в сравнении со взрослыми – существам Господь дал этот дар – дар радости. Им можно было отгородиться от сурового мира и переместиться в свой, иногда совсем не похожий на настоящий. В нем можно переносить тяготы жизни так, как делают дети всё – играясь. А впрочем, может дети и не играются в эту веселую и радостную жизнь, просто им дано видеть ее по-другому, им дано видеть то, что взрослые, за грузом своих проблем и отягощенные своим жизненным опытом и мирской суетой, увы, увидеть уже не могут, не могут разглядеть.
После окончания школы Мария пошла в колхоз. Работа без выходных и без зарплаты. Сейчас сложно представить, чтоб кто-то на таких условиях делал хоть что-то, но тогда работали все. У всех была цель, и светлая вера в будущее, которое обещало быть прекрасным. 350 трудодней в год - это столько выходов на работу. Ни о каком отдыхе речи просто- напросто не было. Да что там говорить, в послевоенном селе не было речи и о зарплате. Аж до 55 года на трудодни начисляли зерно, а денег не давали вовсе. Было тяжело, но никто не жаловался. «Голода нет, есть что есть, и слава Богу», - говорила Мария и в более поздние времена. Потому что всегда было с чем сравнивать. Страшные голодные послевоенные годы навсегда засели в детской памяти. Когда молодому растущему организму хотелось кушать, а еды не было. Мать под платьем приносила с работы жменю зерна, его перемалывали и пекли пышки. Это было опасно. Колхозное зерно в сталинские времена. Но другого выхода выжить, просто не было. А еще очень помогало море. Без него бы, наверное, многие не пережили те годы. И корова. Молоко ходили продавать аж в ближайший город. Хорошо, если ехала туда какая-нибудь колхозная машина, но в основном путь в 50 км нужно было преодолеть пешком, чтобы появились хоть какие-то деньги. Мать вставала очень рано и с другими женщинами из села отправлялась в путь. А ведь для этого нужно было еще и отпроситься с работы. Рук не хватало. Сил тоже. Именно поэтому в их семье и появился отчим. Мать просто устала бороться с этой жизнью в одиночестве. Хотелось опереться на кого-то, хотелось хоть немного сбросить груз забот. Полюбить и привязаться к отчиму Мария так и не смогла. И, несмотря на то, что образ отца в ее памяти с годами становился все тусклее, называть его отцом она тоже не хотела.
В колхозе Мария была на хорошем счету. Да и парни начали все чаще обращать на нее внимание. Трудолюбивая, молодая, красивая, отличающаяся иногда прямо-таки резкой прямотой, она не могла не заинтересовывать. Поэтому ее часто звали замуж. Звать-то звали, да вот не спешили родители ее отдавать. Рабочие руки в семье, не просто рабочие, а чуть ли не главные кормящие. Конечно, невестка была завидная для кого-то, а вот дочь такую отдавать не хотелось.
Детство, юность, казалось, само время в ту пору было плотным, неторопливым. Оно медленно, не спеша тянулось и двигалось вперед. Какой-то парадокс получается. Когда человек еще мал, когда в нем полно жизненных сил и он успевает сделать просто массу всего, время тянется медленно, совсем не спеша. Но чем медленней становится сам человек, когда возраст утяжеляет его поступь, а разум замедляет действия – ибо он уже лучше отличает важное от незначительного, и часть желаний даже и не пытается реализовать, - тем быстрей мчится время. Оно пролетает, как скоростной поезд мимо нас, когда мы стоим на станции, и мы иногда даже не замечаем его остановки, а лишь видим результат - того что было, уже нет.
В юности Мария спешила и делала столько всего, что, наверное, иногда мчалась со скоростью равной этому поезду. Она была быстрой, успевала делать все по дому, помогать следить за младшим братом, пасти коров, общаться с друзьями. Веселая, говорливая, бойкая, она не могла не привлечь внимание, и она его привлекала.
Иван в их село приехал после армии. Они были знакомы не долго, но этого все равно хватило, чтобы он понял, что именно с ней видит свою дальнейшую жизнь. Он пришел свататься всего через два месяца знакомства. Но отчим даже не пустил его на порог: « Ни кола не двора». Да и уезжать нужно было слишком далеко от дома. Мария всегда вспоминала с грустью Ивана. Именно к нему у нее зародились первые нежные чувства, именно он своей заботой и вниманием дал почувствовать себя особенной. И, наверное, его крепкой любви и хватило бы на обоих. Но тогда она испугалась. Врожденный практический склад ума взял верх над чувствами. «Как они будут жить? Где? На что? Вилки- ложки своей нет, не говоря уж о чем-то другом». А родители ей уж точно помочь не смогут. Скорее это она помогала им. Это было зрелое и взвешенное решение. Слишком зрелое для восемнадцатилетней девушки. Слишком взвешенное для вопроса, в котором все-таки главным должны быть чувства. Но такая уж была она. И даже перед его отъездом из села они уже не увиделись. Конец есть конец, к чему разводить лишние сантименты. Это бы лишь усложнило все, сделало расставание еще болезненней.
Время шло, те чувства постепенно улеглись навсегда, оставив где-то в глубине души теплоту, а иногда и вопрос – как бы оно все было, поступи она по-другому? Время шло унося печали и тревоги, даря новые события, знакомя с новыми людьми. Сватать ее пытались часто, и молодые люди, а то и их матери звали к себе в невестки и нахваливали своих сыновей. Она не сидела отшельницей дома, она с подругами ходила на вечеринки, общалась с другими парнями, но … замуж ее не отдавали, да и она не сильно туда рвалась. Никто не зацепил те струны души, из которых дивную музыку извлекал Иван.
Так прошло пять лет. И тогда она познакомилась со своим будущим мужем. Он был красив, настолько красив, что не влюбиться было сложно, а уж если прибавить к этому еще военную форму, то не только ей приглянулся он. Но он выбрал ее. Все было стремительно и быстро. Он приходил в гости, они подолгу разговаривали. И в какой-то момент она поняла, что ее уже не пугает отсутствие вилок и ложек, и даже возможное несогласие родителей, и, когда он предложил пожениться, она согласилась. А дальше все было как в романе. Романе ХІХ ст, или наоборот более поздних времен, когда начнут писать литературу для женщин, похожую на сказки. Родители действительно отказали. И ее это действительно не остановило. Она попросту сбежала из дому. Сказала, что будет ночевать у подруги, а утром вдвоем с ним пошли в сельский совет, где и расписались. Позже родителей вызвали в сельский совет, и у них просто не оставалось выбора, кроме как принять такое положение дел.
Порой жизнь обладает действительно уникальным чувством юмора, и у Марии с ее рациональным складом ума, свадьба получилась довольно романтичной. А ведь романтики было так мало тогда в жизни. Хотя… разве ее может быть мало, когда еще теплые осенние лучи прогревают землю, когда над морем идет пара молодоженов, у которых вся жизнь впереди – чистая, как новая книга, и отныне они сами начинают творить ее – свою, теперь уже общую, жизнь.
Наверное, именно после этого время и ускорилось, понеслось вскачь. Помчалось, обгоняя несмелые первые шаги дочери, и почти сразу появившегося следом сына. Побыть с детьми после родов возможности не было. Где-то подспудно, она всегда чувствовала свою вину, что чего-то им недодала. На работу нужно было выходить, когда ребенку только исполнилось 56 дней. Вот и весь декретный отпуск. И снова работа без выходных. Какие уж тут заботы о детях, какие игры с ними, тихое улюлюканье с новорожденными? Всего этого не хватало, всегда не хватало. Возможно, поэтому внешнее проявления чувств у них в семье было как-то не заведено. Дети не чмокали, вернувшуюся с работы мать, не кидались на шею к отцу. Они не играли всей семьей в какие-то игры, но, несмотря на все это, жила Мария детьми и для детей.
Поначалу она продолжала работать в колхозе. Затем, когда их село на берегу моря начало разрастаться, перешла работать в базу отдыха, находящуюся недалеко от дома. И когда родился третий сын, она уже смогла уделять ему больше внимания.
Вскоре они с мужем начали строить дом недалеко от матери и брата Марии, который тоже к тому времени был уже женат. Все близкие были рядом, и вот уже их с братом дети, а не они бегали на речку, играли среди камышей, загорали на пляже.
Воспитателем Мария была строгим. Все представление о педагогике в ту пору сводилось к двум сентенциям «Пожалеешь розгу испортишь ребенка» и «Ребенка нужно воспитывать, пока он лежит вдоль лавки, а не поперек». Вот и боялись, наверное, упустить время воспитания, вот и не раз лозина похаживала по местам, кои положено ей отмечать, у ее детей. Особенно попадало двум старшим, которые, при небольшой разнице в возрасте были выдумщиками озорными, т. е детьми с воображением. Возможно, Марии легче было бы понять своих детей с их прятаньем от взрослых, и ожиданием: найдут ли; их, перепачканных смолой с баркаса, на котором оставила их сидеть мать; их, в новых высланных по почте кедах, зимой прыгающих на море по льдинам, которые вполне могло оторвать; их плохо следящих за младшим братом, и случайно переворачивающих коляску с ним; их таких детских и таких разных, - возможно, что и проще бы, если бы ее детство не оборвалось так рано. А вместе с тем, она их любила, любила так, что все бы сделала для их счастья. Все и Всегда.
Когда старшая дочь поступила учиться в другой город Мария сидела на пороге и плакала. «Вы плачете, потому что ваш ребенок не поступил?», - спросила какая-то проходившая мимо женщина. «Нет, наоборот поступил», - отвечала она.
И снова время изменило скорость, снова ускорилось. Снова понеслось вскачь. Привычные проблемы во что одеть, обуть детей, как воспитать их правильно, на что обратить внимание в разговоре с учителями, превратились в другие. «Что происходит с детьми там, вдали от нее? Не попадут ли в дурную компанию? С кем встречаются? В кого влюбятся?» И главное: «Как? Как уберечь их от бед и печалей взрослой жизни? Как защитить от того, от чего защиты нет – от трудностей, испытаний – ведь это и есть сама жизнь».
Не все в жизни является таким, каким кажется нам на первый взгляд. И иногда излишняя строгость – это проявление сильной любви, а мягкость и попустительство – проявление безразличия. Иногда в жизни человек получает поддержку от тех, от кого ее совсем не ждет - от чужих и посторонних, а близкие ее не оказывают. Жизнь слишком сложная и непредсказуемая, чтобы пытаться ее анализировать. Но мы часто снова и снова, пытаемся понять, рассуждаем, спотыкаемся, даже в своих мыслях, на чужих поступках, потому что не можем знать истинных причин и мотиваций иногда даже своих действий, не то что других. Мы ошибаемся, падаем, встаем. Этот несложный алгоритм, заложенный, наверное, в нас самой природой, который мы оттачиваем в первый год нашей жизни, учась делать первые шаги, этот алгоритм сопровождает нас всю жизнь.
Вся наша жизнь – это падения и подъемы. И что самое интересное, если ребенок будет бояться идти после падения, он не научится ходить, поэтому он вновь и вновь встает, падая, и зная, что его ожидает, он не прекращает свою маленькую борьбу. Почему он это делает? Ведь можно безболезненно хоть и медленно продолжать передвигаться, как и раньше, не опасаясь боли. Что движет им, какие первичные инстинкты? Что движет нами, когда мы вступаем в жизнь, получаем все новые и новые шишки, но продолжаем двигаться вперед. Мы стремимся, всю жизнь (осознанно и неосознанно) к различным целям, мы стремимся к заоблачному и эфемерному счастью, мы знаем, что можем упасть, и, несмотря на то, что мы боимся боли, несмотря на весь наш опыт, мы снова и снова делаем наши первые и неуверенные шаги. Ведь любой наш шаг первый. Первый именно в этом направлении, именно к этой цели. И мы страдаем одинаково сильно в разном возрасте от плохой оценки (хотя снова можем прийти с неготовыми уроками), от неудачных отношений (хотя за ними обязательно будут следующие), мы страдаем от недосыпания при рождении ребенка (и рожаем второго), мы нервничаем из-за семейного скандала (но не можем предотвратить следующий), мы переживаем о судьбе наших детей (но никогда, не жалеем о их появлении). И мы отпускаем их в жизнь, понимая, что там их ждет не только радость и счастье, а еще и боль разочарований и потерь. Мы отпускаем, понимая, что любая их боль (от ранки на коленке, ветрянки и ссоры со школьным другом до увольнения с работы или неудач в семье) будет нашей болью. Болью, с которой мы ничего не сможем поделать, потому что дети тоже, как и мы в свое время, должны встать на ноги, должны научиться ходить, чтобы идти навстречу своей жизни, какая бы она не была.
И Мария отпустила своих детей. Они разъехались по разным городам той огромной страны.
Старшая дочь поступила учиться в 15 лет, и уехала из дома в другой город – большой и чужой. Больше так рано Мария от себя не отпустила никого. Когда младшему сыну нужно было идти в армию, как раз началась еще одна война. На этот раз в другой стране, но для матерей, хорошо знавших, что такое война, от расстояния она не была менее страшной. Мария через знакомых упрашивала и договаривалась, чтоб сына не отправили в горячую точку. Беду лучше предостеречь сразу, чем потом переживать, что ты чего-то не сделал. Она заплатила даже, чтобы быть спокойной за его распределение.
Как оказалось позже, деньги-то с нее взяли, а договариваться ни с кем не договаривались. Но видно Господь услышал молитвы матери, увидел страх, терзающий ее сердце, и без всяких договоров и взяток его направили служить в тихую и спокойную часть на берегу Черного моря. Вся женская половина семьи ездила к нему на присягу. Мария, ее мать и ее дочь (уже даже с маленьким сыном) – это была единственная такая поездка, три поколения женщин. Три разных поколения, выросшие в разных условиях, а потому видящие жизнь абсолютно по-разному. Это была замечательная поездка, которая надолго осталась в памяти всех.
Поженились все дети рано. Поженились и остались где-то там вдали, на родине своих новых семей. Мария ждала выходных или праздников, когда приезжали дети, она ездила к ним, когда нужна была ее помощь. В этот период время стало уж совсем выбрасывать непонятные фокусы. Оно тянулось нескончаемо, в ожидании приезда детей, оно пролетало мгновенно, в их короткие приезды. И снова ожидание, переживание на расстоянии, письма, короткие звонки по междугородке, когда часами нужно было ждать соединения, приезды и отъезды… Старший сын часто вспоминал случай, когда он шел по аэродрому, а ему объявили, чтоб он подошел к начальнику. Как выяснилось, он редко звонил домой, и переживающая мать, в советское время, когда междугородку по талончику нужно было ждать часами, дозвонилась в другую республику, нашла начальника, и передала просьбу. Что и говорить, такие качества, как решительность и целеустремленность и нежелание сидеть молча, ожидая, что и как будет дальше, с возрастом у Марии меньше не стали. Она терпела и ждала, сколько могла. А когда не могла, звонила сама, и уже неважно за несколько километров, или несколько тысяч километров находились от нее ее дети.
Как-то незаметно и постепенно все дети вернулись в село. И снова жизнь Мари наполнилась приятными заботами и волнениями, но уже о внуках, которых у нее было шестеро. В детстве они, особенно летом, часто гостили у нее по нескольку дней, но постепенно они подрастали. И их визиты становились все короче, а временами все формальней и суше.
Старость тянется к молодости. Не случайно бабушки часто балуют своих внуков больше чем детей. Не случайно им нравится проводить так много времени с несмышлеными малышами. Если представить жизнь в виде круга, то рождение и смерть будут составлять одну точку. А потому у маленьких детей и стариков очень много общего. Они находятся так близко друг от друга, хоть и с разных сторон этого круга. Они, как и дети, не могут полноценно действовать физически, а в более позднем возрасте и мыслить. Когда мы смотрим на страницу в альбоме, исписанную явно неумелым художником, со штрихами, пунктирами, кривыми и неправильными линиями, половину которых нам хочется убрать, а после этого видим чистый лист – он нам кажется прекрасным. Какую бы жизнь не прожил человек, ему всегда хочется в ней что-то исправить. Именно поэтому старики не могут не смотреть на детей с любовью и восхищением. Это чистый лист, еще не испорченный ни одной лишней линией, манит их своей красотой. Но как любой взрослый хоть на миг хотел бы вернуться в детство, так ни один молодой не хотел бы вмиг оказаться старым.
Старость стремится к молодости, но молодость, еще не прожив жизнь и не зная на опыте какая она, отмахивается от старости. Иногда кажется будто она играет в детскую игру, когда ребенок думает, что если он закрыл глаза, другие его не видят. А ведь сколько можно почерпнуть, если ходить все время с открытыми глазами, если не пытаться обманывать себя, если иметь уважение к тому, что непременно ожидает и тебя, если каждодневно проводить время в людьми разных поколений. К сожалению, это невозможно, ибо все поколения живут в своих временных пространствах, со своим опытом, взглядами на жизнь, и даже разной скоростью времени. И те часы и минуты, которые внуки уделяли Марии, были слишком коротки для нее, но их вполне хватало для молодых – ведь им надо было еще столько всего успеть сделать.
Жизнь не всегда складывались у Марии гармонично, да и взаимоотношения с близкими тоже. Были и ссоры, и скандалы, и примирения. Были переживания от разлук и радости встреч. Были и проблемы со здоровьем, и непонимание, но самым сильным болезненным конфликтом стал разрыв отношений с младшим сыном. Обоим сыновьям Мария помогли построить дома, купить дочери. Все отдавали детям. Затем внукам. И несмотря на хороший заработок в доме было очень просто. Ни хорошей мебели, ни качественного ремонта. Мария не помогала никогда всем детям одинаково, хотя и помогала всем. Ей хотелось в первую очередь помочь тем, кто больше нуждался в этом, именно в этот конкретный момент. Именно на этой почве и произошла ссора принесшая много разочарования и боли.
Как бы мы не старались влезть в чужую голову, даже если это голова очень близкого нам человека, нам это не удастся. Именно поэтому, просто перестав общаться, мы теряем хоть какую-то возможность примирения. Как часто в нашей жизни случается так, что два обиженных человека – оба правы? Да так происходит почти всегда. Просто очень часто мы этого не замечаем. Но именно однозначные ситуации в нашей жизни случаются очень редко. И черно-белый мир оказывается серым. И правда не всегда столь категорична, как нам кажется в обиде и раздражении. Порой, переступить обиду – это подвиг больший, чем какой-то значительный и видимый поступок, который таковым считается. Переступить обиду – это преодолеть себя. Преодолеть самый сложный барьер из всех возможных- свою гордыню. Она будет цепляться за любые отговорки и самооправдания, чтобы не исчезать, она будет упиваться всеми вашими хорошими поступками, таким образом превращая их в ничто. Она будет указывать на других, потому что они, не вы, а они должны что-то понять и уяснить. Но если человеку удается заглушить в себе эти крики, взывающие отнюдь не к лучшим нашим качествам, он преодолевает себя, и тогда, уже не ослепленный гордыней, он наконец понимает простую истину, что не все на самом деле так, как кажется. Что ты можешь обидеть кого-то и не специально, что мышление другого человека – это загадка, которую разгадать нельзя, а потому и нельзя гарантировать правильность своих поступков в отношении его.
Однажды внучка спросила Марию, что такое любовь. «Какая уж любовь, детка. Я ничего не знаю о любви. Может уважение еще и есть, а вот любовь…». И в этот момент она задумалась. А правду ли она сказала? Что есть любовь в глазах молодой девушки, и что любовь для женщины, прожившей интересную и полную событиями жизнь. Ведь с ранней молодости на всем жизненном пути ее муж был рядом. Возможно, в чем-то он иногда и не проявлял столько нежности и заботы, как ей хотелось, но он никогда не бросил. Не оставил в трудный момент. Он умел поддержать ее так, что это как-то казалось вовсе незаметным. Приготовить ужин, когда она поздно пришла с работы, убрать в доме, когда она была занята чем-то другим, поиграть с правнуком, когда она не рассчитав сил оставила его у себя на выходные, месяц ухаживать за ней, когда она сломала ногу. Он был рядом всегда. И никогда не требовал к себе особого внимания. Просто помогал чем мог замечательной девушке на которой женился, хорошей матери, которая подарила ему троих чудесных детей, заботливой бабушке, у которой хватало внимания следить за всеми внуками, и, иногда уставшей, прабабушке, которой никак не хотелось верить, что сил шустрый трехлетний малыш может забирать чуть больше, чем ей хотелось бы.
Возможно, именно после этого вопроса Мария и осознала, что вся ее жизнь всегда была полна любви. Любви бескорыстной до такой степени, что она становилась незаметной. Она не могла представить себя без своих детей и мужа, ведь без них ее существование не имело смысла. И это правильно. Что есть жизнь без любви? Лишь череда дней одиночества. Человек не может испытывать постоянную радость от получения, если он не будет ничего отдавать. Лишь отдавая, делясь своей любовью с другими, мы получаем что-то по-настоящему ценное. Такое, чем стоит дорожить и о чем стоит вспоминать. Наверное, поэтому люди так стремятся найти любовь. Они называют ее именем разные вещи (страсть, влечение, привычку), они приносят ради нее жертвы (порой не самые благоразумные), они делают ее некой заветной целью, которую нужно непременно добыть. Но ведь все самое лучшее и красивое, нам нужно создавать самим. Не сразу и в одночасье, а ежеминутно, постепенно и непременно жертвенно. И тогда, порой в глубокой старости, анализируя свою жизнь, человеку становится понятна простая истина: «Можно всю жизнь искать любовь, и не найти ее, а можно жить любовью, и просто этого не замечать».
Старый альбом, пожелтевшие фото.
Заполнены все уж листки.
Жизнь все стремительней мчит год от года -
Сердце сжимают тиски.
Старые мысли и старые люди -
Те, что навеки ушли.
Вместе все мы никогда уж не будем,
Жизнь пролетела и годы прошли.
Вот - это детство – пятно белоснежного цвета,
Свет, согревающий жизнь и доныне.
Вот она юность - кусочек весеннего лета -
Запах степи, чабреца и полыни.
Вот она молодость, что так щедра на подарки -
Она подарила семью, и детей и любовь
Все те мгновенья –хоть далеки, но так ярки.
Воспоминания, вновь будоражат уставшую кровь
Все это жизнь. Или просто старые фото
Запечатлели короткий миг?
Радости, счастье, а не заботу, работу -
Нет их в альбоме, хоть жизнь не бывает без них
Старый альбом, пожелтевшее фото
Заполнено много листов.
Перевернешь их, проходит забота,
Cнова ты к жизни готов.