Исландские самоубийцы-любители

Грейс Корстен
В ванной, где желтоватый свет энергосберегающей лампы превращается в мутный зеленый, сталкиваясь с недружелюбным кафелем, играет Sigur Ros. Их знаменитая  «Dau;alogn» и правда напоминает мертвый штиль.
Ты слышишь глухой шум воды, сжимая в руке флакончик эфирного масла, не спеша вдыхаешь запах чайного дерева. На этикетке было написано, кажется, что-то вроде:  «добавить в горячую воду 5-10 капель», о чем ты, конечно, забыл. Сковырнул пробку большим пальцем и, прикрыв глаза, вылил полфлакона. Теперь даже у тебя в груди, обвивая ростками ребра, есть свое чайное дерево.
Непослушные пальцы медленно расстегивают пуговицы хлопковой рубашки. Эта одежда – не просто то единственное, что есть на тебе сейчас. Это вообще единственное, что  у тебя есть.
С легкой опаской заносишь одну ногу над водой и опускаешь в нее большой палец – там намного холоднее температуры твоего тела. Губы искривляются в безумной полуулыбке, когда вспоминаешь, что дядечка-моряк в одном из твоих путешествий однажды сказал:
- Сынок, это не дело – купаться в таком море. Видишь ли, вода должна быть не теплее и не холоднее 23 градусов. Теплее – значит, уже не способна излечить твои израненные плечи. Холоднее – значит, сляжешь с какой-нибудь неприятной болячкой на пару дней.
Черт его знает, что стало потом с этим моряком. Может, морская пучина поглотила его яхту и его самого. А может, он до сих пор задаром раздает простые истины купальщикам-недотепам.
Сейчас ты мысленно отдаешь ему честь и погружаешься в воду.
Ни тепло, ни холодно. Ты просто остываешь.
Вода становится такой упругой и плотной, что когда ты расслабляешься, руки тут же всплывают на поверхность, демонстрируя пустоте острые кости, обтянутые тонкой кожей. Вода эта делает твое тело чуть более совершенным, чем оно есть на самом деле, но вместе с тем и превращает его в твой главный порок. Собственные ноги кажутся причиной всех неудач, когда проводишь уже шершавыми пальцами по девятью шрамам на лодыжке. Бедренные кости слишком уродливы, но это абсолютно совершенное уродство. Как увидеть Венеру Милосскую и понять вдруг: люди без рук намного лучше, чем с ними. Ребра можно поддеть короткими пальцами и поднять себя за них на поверхность. Это абсолютная власть над собственным убогим и никчемным, ассиметричным, но совершенным телом.
У тебя между пальцами зажата черная ручка, другая рука держит книгу по судебной медицине, открытую – какая ирония! – на главе об асфиксии. Ты запоминаешь термины и признаки, непроизвольно задерживаешь дыхание, проверяя, сколько смог бы выдержать сам.
Этот учебник, эта музыка, отражающаяся от стен и проникающая под воду, под кожу… Ты откладываешь книгу и ручку, прикрываешь веки и медленно уходишь под толщу бледно-зеленой воды.
Сначала ручейки атакуют уши, и ты начинаешь с трудом отличать голоса исландских мальчиков от воя собственного сердца. Затем вода заливается в нос, а губы ты упорно держишь сжатыми. Это не борьба. Это пассивное принятие собственной смерти. Проверка на вшивость. Если ты умрешь здесь и сейчас, в собственной ванной – так тому и быть. Если нет – тебе нести этот крест и вытаскивать пробку из слива.
Жизнь перестает существовать для тебя через томительные и тяжелые двадцать секунд. В определенный момент ты просто разлепляешь веки и понимаешь, что тело твое изогнулось слишком неестественно: грудная клетка над водой, а голова – такая тяжелая и ненужная – на дне самодельного моря. Поднять ее медленно сложнее, чем ты думал. Это тебе не расслабиться и дать рукам всплыть.
В игру вступает инстинкт самосохранения, наконец-то, ****ь, а то уж и правда пришлось бы сдохнуть.
Носоглотку начинает покалывать и щипать, будто ты только что закапал в нос уксус или лимонную кислоту. Начинаешь кашлять и в одно мгновение оказываешься сидящим в ванной и прижимающим руки к груди, в попытке выхаркать воду, кровь и собственные легкие.
Отплевавшись и отдышавшись, ты вновь откидываешься спиной на бортик ванной и смотришь на то, что так и не удалось похоронить. Неудавшееся самоубийство, как неожиданно и нелепо. Безразлично созерцаешь руки рабочего, а не музыканта или писателя: короткие ногти, кривые пальцы и ржавое металлическое кольцо на мизинце. И тут же этими самыми руками начинаешь неистово царапать свое тело.
Восемь полос от плеча до плеча: миновать ключицы, полоснуть шею, добраться до цели. Начертить поле для игры в крестики-нолики на своей груди, проложить магистраль красных полос возле пупка, оттуда ринуться к ляжкам и коленям, голеням и стопам. Вернуться к плечам и завершить самоистязание полосованием спины. Под ногтями остаются частички кожи. Ты ухмыляешься, осматривая свои «владения». Границы очерчены. Теперь все знают, где нельзя к тебе прикасаться, а где… да нигде не можно.
Безысходность своего состояния быстро начинает раздражать тебя. Ты выскакиваешь из воды, опускаешь обе ноги на холодный кафельный пол, накрываешь плечи банным полотенцем и тянешься к сигарете. Напротив тебя зеркало.  Ты смотришь в него сквозь дым и понимаешь, что не чувствуешь ничего.
Вообще ничего.