Последняя жертва Грушеньки гл. 2

               
Глава вторая

«СВЯТОЕ СЕМЕЙСТВО»

Полина не обманула. К декорациям славных оперетт я привыкла, уже въезжая на территорию пансионата. Все точно так, как она описывала. Но мне даже понравилось. Очень уютно, чисто, симпатично.
Я заметила великолепный подъезд со шлагбаумом. Туда проследовал автомобиль, только что обогнавший нас. Но автобус миновал его и  остановился метров через пятьдесят у высоких деревянных ворот. Нас пересадили на трамвайчик без окон и дверей, крыша – та же солома. Вместо обычных сидений – широкие полукресла. Молодец хозяйка, с понятием, что убористых попок у наших сограждан десять из ста, да и того, пожалуй, меньше.
Трамвайчик везли две лошадки с заплетенными в косы гривами.
Лужайки, клумбы, вишневые и грушевые садочки с беседками, ручейки, искусственные водоемы, водопады, автоматы с напитками, мороженым – экскурсия впечатлила.
Мы проехали мимо кабака «Запинка», возле которого у бочек, перевернутых верх дном, сидя на пеньках,  угощались пивом, рыбой и раками довольные сограждане. Их физиономии лоснились от пота, ибо трудились над пивасиком  все очень усердно. Как оказалось, в этот день с полудня до вечера светлое «Черниговское» и местное отпускались бесплатно.
- Еще успеете причаститься, - весело пообещала Полина подопечным.
Хорошее и без того настроение улучшилось донельзя. Парень в бейсболке с женской заколкой на козырьке, представившийся Алексеем, поинтересовался:
- Что, прямо так, можно пить сколько хочешь?
-  Кабатчик будет наливать до тех пор, пока не увидит, что клиент готов к спокойному отходу в легкой дреме.
- И как часто такие праздники? – с надеждой спросил мужчина с лысиной, наполовину прикрытой потрепанной тюбетейкой.
- Раскатал губы, - расхохотался его сосед. – Полина Аркадьевна, а что такое «запинка»?
- Остановка по-украински. А дармовщина в ней – раз в десять дней.
- И как далеко до отеля?
Полина не успела ответить. Трамвайчик повернул, и перед нами открылся шикарный вид. Белоснежное здание на фоне синего неба  и бирюзового моря.
- Ну, как? – толкнула меня в бок Полина.
- Я тебя люблю, - только и могла ответить я.
Каждая клеточка моего тела устремилась в ласковые волны, серое вещество в голове размякло, во рту возник вкус сочных персиков.
Уверена, что каждый из счастливых обладателей льготных путевок почувствовал то же самое.
В холл, встречать новых гостей,  вышла сама Анастасия Григорьевна, стройная дама среднего роста с аккуратно подстриженными седыми волосами. Элегантная, улыбчивая, внимательный взгляд, умные глаза. Распорядилась обслужить приехавших, подошла  к нам и, как договаривались вчера по телефону, с радостным возгласом обняла меня:
- Ну, наконец-то, сподобилась, моя дорогая! Уж и не думала тебя видеть у себя. Как тебе удалось ее похитить, Полли?
Та рассмеялась:
- Посулив все блага жизни, если она согласится провести с тобой мастер-класс.
- Полина шутит. Я бы и сама откликнулась на ваше приглашение, дико нуждаюсь в смене обстановки и отдохновении от  трудов праведных. Да и мама просила навестить вас и передать самые сердечные приветы старому другу.
- Ну, не такому уж и старому, - сделала обиженное лицо Анастасия Григорьевна.
- Вы прекрасно выглядите.  А я привезла вам подарок.
- Интересно…
-Лучшие китайские туши и кисточки.
- Стелла! Ты делаешь меня счастливой.
Мы снова обнялись.
Пареченкова с надеждой спросила:
- Так, может, мы сегодня и порисуем вместе? Я покажу чудесное местечко. Пейзаж, закачаещься!
- Безусловно.
Здорово я придумала, а? В холле помимо новичков находилось не меньше десятка человек, и все с любопытством наблюдали за радостной встречей двух женщин.
Полина рассказала, что более половины отдыхающих уже не раз побывали  в «Грушеньке». Есть такие, что приезжают по несколько раз в год. Многие из них осведомлены, что хозяйка пансионата увлечена живописью. Но абсолютная дилетантка. При этом упорно «тренируется» на пленэре. Ее часто можно видеть в разных уголках, сосредоточенно наносящей мазки на картон.
Ясно, что сейчас она приветствует настоящую художницу, да к тому же дочь старинной подруги. Что это означает? Да то, что я могу свободно  путешествовать по всей «натуре» и часто общаться с Анастасией Григорьевной, а ведь именно это, похоже, и будет моей основной работой.
Только бы не встретить никого из знакомых.
И как назло!
- Стелла, привет!
М-да…
- Здравствуй, Натэлла.
- Что я слышу, ты снова работаешь преподавательницей? Надоели трупы?
-Угадала. А ты…
- Отдыхаю здесь с  мужем и другом. Три дня, как приехали.
- Нравится?
- Обалдеть можно, как здесь здорово. Папа привозил нас с мамой сюда три года назад. Классно отдохнули… Ой, Костик зовет. Увидимся еще, да? Пока-пока.
- Пока.
Анастасия Григорьевна поморщилась  и шепнула:
- Ваше инкогнито, видимо, раскрыто.
Я особенно не переживала:
- Не волнуйтесь. Через пять минут девушка забудет о моем существовании. Крайне беззаботное  и увлекающееся существо. Когда-то она ходила ко мне в художественную студию. Мама ее хотела, чтобы дочка умела петь, музицировать и рисовать. Именно за эти таланты ее саму выбрал в супруги  Георгий Васильевич Беладзе, главврач одной из наших больниц. Но Нати не интересовала живопись, она усиленно бегала за мальчиками и была излишне увлечена шопингом. Всего несколько уроков. Но потом судьба свела нас  с ее папашей.  Господина Беладзе шантажировали, чуть не убили. В общем, мы справились с ситуацией. Вскоре после этого Нати вышла замуж за парня, «гениального», но безденежного.  Я его, правда, не видела. Отцу не угодила, он хотел оставить ее без наследства. Но как-то в сильном подпитии сел за руль и разбился. В машине была жена и  младшая дочь. Натэлла получила изрядное состояние. Видимо, прогуливают его  с мужем… Извините, Анастасия Григорьевна, где вы меня поселите? Кстати, чтобы не путаться, зовите меня «на ты» даже когда мы одни.
- Неудобно как-то… Тогда и вы…ты…
- Нет, не забывайте,  я – дочь вашей подруги.
Через час мы снова встретились в небольшом зале для приема особо важных и личных гостей хозяйки. Здесь меня ожидал сюрприз. Я познакомилась с господином Пареченковым, приехавшим накануне на недельку без предупреждения, с Василием Валерьевичем, который, наоборот, собирался через пару дней уезжать домой.
Мужчины были одного роста, примерно метр девяносто, подтянутые, особой красотой не отличались, но обладали неким магнетизмом. Оба  были одеты в льняные пиджачные пары, светлые рубашки.
В зале находился еще один представитель мужеского пола, лет за семьдесят по виду, внешне полная противоположность Пареченковым. Невысокого роста, явно не следящий за своей фигурой, одетый в бермуды и темную майку. Его представили в качестве друга семьи.
- Прохор Миронович, - кивнул угрюмо, но даже не встал из кресла, стоящего у окна. Спасибо, хоть голову в мою сторону повернул.
Полина шепнула:
- Не обращай внимания, он слегка того…
- Без разницы.
Меня, по этикету или против него, после Октябрьской революции так и не нашли для советских людей оптимального варианта, представляли последней. Я не успела предупредить Анастасию Григорьевну, но она сделала все правильно:
- Валерий, Вася, Прохор Миронович,  позвольте познакомить вас с нашей гостьей. Стелла Александровна Ханна, талантливая художница, дочь моей старинной подруги.
Хорошо, что Пареченков, живущий с женой бок о бок 34 года, не поинтересовался какой именно подруги я дочь. Он был настроен дружелюбно, но как-то прохладно, и только его наследник, кажется, оценил мою несравненную красоту. Да я и не обиделась на «старичков», не всем же нравятся стовосьмидесятисантиметровые  дамы.
Пообедали мы недурно, я бы сказала, даже изысканно: суп-консоме, мясо, под неизвестным мне соусом «Палермо», салат из настоящих крабов, другой из индюшатины, воздушные пирожные, мороженое, кофе с ликером.
Прохор Миронович все время косился на Анастасию Григорьевну. Наконец, не выдержал и, довольно громко прошептав: «Святое семейство», попросил:
- Водки дайте, хоть ради гостей, что ли…               
Гостеприимная хозяйка неуверенно предложила  мне выпить, но я отказалась. Насколько поняла, Пареченковы были людьми непьющими.
Тогда обслуживающая нас официантка по сигналу подошла к буфету, открыла дверцу, не вынимая бутылку, налила в рюмку водки и поставила ее перед Прохором Мироновичем.
Он залпом выпил сорокаградусную, резко встал из-за стола и, не прощаясь, вышел из зала.
Никто по этому поводу не проронил ни слова, только хозяйка виновато улыбнулась мне, словно извиняясь за хамское поведение сотрапезника. После позднего обеда или раннего ужина Анастасия Григорьевна предложила мне пройтись.
Ни чего нового она не рассказала. Я еще раз выслушала все то, что поведала мне Полина. Только Пареченкова потратила на это в пять раз меньше времени.
- Анастасия Григорьевна…
- Называйте по имени, не люблю церемоний вне служебных отношений.
-Хорошо. Эти приметы… Они настолько вас тревожат?
- Иначе я бы не пригласила вас,.. тебя, не стала придумывать  про занятия живописью. Я, действительно, хочу научиться рисовать, но сейчас это даже не на втором плане. Дохлых воробьев одновременно со звездами и луной при ясной погоде видела еще моя прабабушка Горпина Товстогуб перед тем, как в 14 году прошлого века погиб ее второй муж. Накануне извещения о смерти она упала и порезала левую щеку. Она бы не придала этому значения, если бы спустя восемь лет при таких же обстоятельствах не оказалась сама на грани перехода в мир иной. Я относилась к этому, как к семейному преданию, легенде, пока со мной не произошло то же самое перед, перед…
Женщина замолчала, из глаз потекли слезы и смыли крем, которым была замазана царапина на щеке.
- Простите…
- Минуту… Я уже спокойна. Пока я тебя ждала,  случилось еще одно странное событие. Пойдем вон в тот садик.
Мы повернули  налево и уткнулись в плетень. Калитка была открыта, дорожка за ней скрывалась за кустами боярышника. Приходилось низко нагибаться, чтобы продвигаться вперед. Метров через двадцать мы вышли на лужайку с искусственным водоемом. Возле него  на лавочке сидели Василий и Прохор Миронович. Они о чем-то беседовали. Неподалеку взад-вперед по высокой траве пожилая, но крепкая на вид, женщина катала инвалидную коляску. В ней сидела  полная девушка лет двадцати пяти на вид. Волосы ее были коротко подстрижены. Неестественная бледность и безучастный взгляд делали ее похожей на инопланетянку. Анастасия остановила меня и отвела чуть назад, за деревья.
- Догадываетесь кто это?
- Да. Шура Вяхренко, выжившая в той трагедии.
- Она. Александра Прохоровна. Наш невежливый друг – ее отец. Ему нельзя пить.
- Буйным становится?
- Нет, плачет часами, пару раз пытался покончить с собой. Мать Шуры умерла в 2006. Долго болела, поняла, что не только ничем не может помочь дочери, но и в обузу мужу. Выпила упаковку снотворного. Ей не исполнилось и сорока. Миронович тоже недолго держался. У него был небольшой бизнес. Доходы позволяли  содержать сиделку для дочери, оплачивать врачей. Потом что-то произошло. Долги, ссуды. Мы поддерживали связь с Вяхренко. Все надеялись, что разум вернется к Шуре, и она расскажет о событиях того вечера. Что-то во всей этой истории было не так. Узнали о новой беде в семье  и решили помочь. Спасли Прохора от тюрьмы, поселили здесь в доме для  служащих. У них три комнаты. Женщина при Шуре – врач, она же сиделка. Одинокая пенсионерка, платим ей, кормим, крыша над головой.
Мы все еще надеемся на чудо. И вот первый сигнал. Вчера утром Шура пыталась заговорить. Ее глаза вдруг приобрели осмысленное выражение.
- При каких обстоятельствах?
- Да ничего особенного не происходило. Екатерина Матвеевна вывезла ее на пляж. Место для нашего личного отдыха отделено от пляжа гостей  чисто условно. Шура уперла взгляд в играющих в волейбол молодых людей и долго не позволяла себя увозить.  Сиделка позвонила мне на мобильник, я пришла. Шура вроде бы меня понимает, слушается больше других. Вижу, губы открываются, хриплые звуки рвутся из груди. Потом потеряла сознание. Меня словно током пронзило: еще одно предостережение. Нет, Стелла, как хочешь, что-то ужасное ждет меня или кого-то другого. Именно здесь. А тут еще Валерий внезапно приехал, не позвонил, чего никогда раньше не было. Он всегда предупреждал, как минимум, за три дня.  Я прошу вас,.. тебя, все сбиваюсь, быть по возможности рядом… А сейчас  идите купаться, самая пора…
Нас догнал Василий, извинился передо мной и увел мать назад к Вяхренко.
Вспомнилось мне одно признание преступника, приговоренного к пожизненному заключению. Вина его была  полностью установлена, Установлена органами. Но сам он не мог сказать ни «да», ни «нет». Хотя по глазам было видно, что при условии, что речь его будет возращена, он все-все расскажет. Шура? Ее вина? Да, она сама жертва! Но и тот тоже был и жертвой, и виновником одновременно.
Меня еще никто не просил расследовать смерть  Грушеньки, Аграфены Валерьевны Пареченковой. А почему я об этом, а, Стелла Ханна?! Ай-яй-яй… Давай подумаем, девочка, давай, давай, Стеллочка, звездочка.
Да, тот парень,,, Случилась экстремальная ситуация, и он заговорил.
Господи, его мать… Раечка, твои молитвы помогли  и мне, и твоему сыну.
Я тогда сумела поставить парня в обстановку преступления. О-о, далось это… Ладно, грамотной и приличной русской речью это все равно не выскажешь… Гаврюша, я спасла тебя, мой друг,  мой хороший, дитя в свои уже тридцать лет. Рая и тебе спасибо… Нет, не уходите, мысли, в сторону, не надо… Шура, Шурочка… Именно в тебе кроется разгадка той старой тайны гибели Груши и твоего несчастья. Ты ли виновна, ты ли вторая жертва?
Плевать мне на все думки-придумки тетки Насти. Снова я … Ну, никто не просил меня лезть в 2004 год.
Никто!
А я полезу!
Вот такая я противная баба!
Баба?!
Блин, оговорилась! Девушка! Я снова, во второй раз – девушка, то есть, безмужняя женщина, которую никто не может раскрутить на тупой, безрадостный секс, даже на легкий флирт. Нет искры. Нет ее, родной, увы!
Ладно, такая я, ледяная гадость. А Гаврюша, промолвив пять нужных слогов, назвал того, кого я и считала основным преступником. Именно его и наказали за предумышленное убийство всего скотного двора фермера Налахиной: двадцати коров, двух быков, шестидесяти овец и пяти баранов с одним черным мохнатым козлом.   Было  у мен такое жуткое дело.
А сейчас не воспользоваться ли советом хозяйки и немного поплавать? Пожалуй, я так и сделаю.
- Ай!
- Нечего стоять на дороге! – крикнул  чуть не сбивший меня с ног мужчина и понесся дальше.
Даже не извинился. Грубияном оказался только что вроде спокойно беседовавший с Василием Прохор Миронович. Куда это он сорвался? Бешенный какой-то.
- Прохор, Прохор, погодите!
Хорошо, что я заранее отступила на газон, иначе меня бы снесли с дорожки уже Анастасия и ее сын.
- Что случилось?!
- Потом, Стелла, потом! – не слишком вежливо отмахнулась от меня женщина и побежала дальше.
А Василий остановился, несколько секунд о чем-то  размышлял, улыбнулся и поманил за собой:
- Вам будет интересно, пойдемте. Событие и впрямь из ряда вон. Пусть мать притормозит Прохора, уж очень он возбудился…
Не трусцой и галопом, но довольно быстро мы стали нагонять бегунов. Василий объяснил:
- По электронке пришло письмо для Вяхренко. Очень неожиданное. Вы мне нравитесь, Стелла. Я уже почти влюблен, но буду сдержан, так как женат и, к несчастью для данного момента, удачно.
- Бывает же такое!
- Случается… Так вот, история прелюбопытная. У Шурочки, оказывается, кроме воспитавшей ее матери была еще одна, биологическая. Девочка родила в семнадцать лет. Ее заставили отказаться от ребенка. Тогда ей было страшно, ее запугали, однако она сопротивлялась. Победили сильнейшие. Но детей у нее больше не было, хотя дважды выходила замуж. Неудачно в моральном плане, но в материальном совсем неплохо. И средств хватило на то, чтобы после развода с супругом-американцем и возвращения на родину преодолеть все тайны удочерения, узнать о случившемся, найти место обитания Прохора Мироновича и своего дитя. Она написала, что приедет знакомиться с дочерью, даже если будет нежеланной гостьей. Письмо пришло утром. Миссис зовут Галина Сергеевна Уильямс Керн, она хочет предоставить девушке самое лучшее медицинское обслуживание и свою нерастраченную любовь.
- А почему Прохор Миронович так взбесился только сейчас?
- Да мы все никак не могли сказать ему об этом. Душевное равновесие его нарушено…
- Понимаю.
- Решили после обеда поговорить с дядей Прошей. Он вроде бы слушал меня спокойно, а потом вдруг впал в ступор. Пока я искал мать, он оставался один. И вот побежал куда-то. Но мать догонит, успокоит…
Вдруг  Василий ударил себя ладонью по лбу:
- Да я же о главном забыл… Блин, мобильник в комнате оставил. Сколько времени?
- Половина седьмого.
- Мадам будет здесь через два часа.