Небесная музыка

Элеонора Мандалян
новелла

Ее все пугало – и яркий свет, и шепот трав под легким прикосновением ветра. Хотелось убежать, спрятаться в привычном влажном полумраке родительского дома. Но что-то волнующее, непреодолимое руководило ее действиями, гнало навстречу неизведанному...

Дрожь пробежала по ее телу, по быстрым, беспокойным ногам. Утро было таким особенным и значительным, таким ласковым. Откуда-то с вышины еле уловимо лилась многоголосая музыка. И это тоже было удивительно и прекрасно. Ажурные тени вокруг ритмично подрагивали в унисон таинственному звучанию.

Небо, огромное, величественное небо властно притягивало, обволакивало фиалковым дурманом, дышало трепетно и нежно где-то там, в безумной, головокружительной вышине... и совсем рядом – в листве, в тонкострунных травах, в самой груди.

Волнение все усиливалось, превращаясь в неистовый зов, в жгучую потребность. Она перестала суетиться, замерла в ожидании – только крылья нетерпеливо подрагивали за спиной. Нежные, хрупкие, почти прозрачные крылья с тонкими изящными прожилками. Она никогда прежде не отрывалась от земли и все же знала, знала наверняка: то не крылья, нет – непреодолимое желание поднимет ее в воздух, наполнит до краев ощущением счастья... и все же она медлила. Ждала. Но чего?

«Чего мы ждем? Нам пора. Пора! – понеслись отовсюду призывы бесчисленных подруг. – Нам пора. Время настало.»

Легкой предутренней дымкой заструилось над непросохшей от росы землей великолепие прозрачных крыл. Тревожный, томительный их шелест естественно и закономерно влился в небесный оркестр нежнейших звуков. И небо, ласковое и прекрасное, раскрыло ей свои объятия.

Музыка становилась все явственнее. В хрустальном перезвоне чудились голоса чистых, прозрачных родников, пугающий клекот журавлей, весеннее ликование птиц, игриво-торжественные переливы грома.

С поспешной готовностью расступались ветви деревьев. Небо струилось, изливалось, низвергалось щедрым потоком... лавиной... обвалом. Ласковым томным мотивом.

Она летела, подхваченная небом и музыкой, отдавшись таинственному влечению и упругим крыльям. Она знала, в неведомой вышине ее ждет ОН. Тот единственный, кто обретет власть над нею, придаст разумность и смысл ее последующему существованию. Тот единственный, о ком она будет с тоской и благодарностью вспоминать всю оставшуюся жизнь в беспросветной тьме добровольного заточения.

Она знала, из тысяч и тысяч ей подобных суждено вернуться на землю живыми лишь немногим. Знала и с радостной готовностью покорялась своей судьбе.

В небесную мелодию ворвался ЕГО мотив. Он ждал ее. Он ее звал. И она ответила... подруги тоже услышали Зов. Каждая – свой. И также страстно ответили на призыв. И каждой казалось, что она одна в целом мире. И что позвали только ее. В этом вся мудрость. Все отчаяние. И весь восторг, подаренный небом.

Казалось, облака стали воздушнее и ближе. Казалось, кроны деревьев – застывшие памятники чьим-то мечтам. Казалось, Солнце, если поднимется над лесом, опалит хрупкие крылья, растопит их в безжалостном зное, погубит мечту. Казалось, миг будет длиться вечно...

Но тогда небо перестало бы быть мудрым, а кроны деревьев – памятниками мечтам. Тогда миг потерял бы свою прелесть, а желание – остроту. И не было бы ни восторга, ни пламенного оцепенения. И не было бы самой Жизни. А музыка непременно бы умолкла. Угасла. Умерла. И не звучали бы так настойчиво властные аккорды Творения.

Но миг останется мигом. И потому музыка достигла своего апогея. Буйствовала и низвергалась, сотрясая небо в величественном экстазе.

Она увидела ЕГО. Его лучезарные крылья несли ей первый луч взошедшего Солнца, глубину неба и блаженство вечности.

Их крылья смешались. Кроны деревьев, опрокинувшись, воспарили на небесной груди, а облака услужливо подставили им свои пуховые перины.

И вдруг музыка смолкла. И оборвался миг, длившийся вечность. Зова больше не было. Чудо свершилось и кончилось. Умерло во имя жизни. Напрсно она озиралась по сторонам. Его уже не было рядом. И никогда больше не будет. Брачный полет для него не только вершина жизни, но и последний аккорд. Его миссия завершена.

Она знала это и все же, не желая смириться, помчалась ввысь, к виновато умолкшему небу. Вокруг уже не было ничего, кроме ослепительно сиявшего Солнца – пугающе огромного, щедрого и безжалостного одновременно. А она все летела и летела, неся в себе протест, отчаяние и... Жизнь.

Летела до тех пор, пока не выбилась из сил. Пока не осознала, что осталась совсем одна. Одна во всей Вселенной. Без него, без подруг, без родного дома. Зачем ей он, подруги и дом, если все обман, иллюзия, тьма. Тьма, даже когда Солнце слепит глаза и опаляет крылья.

Обессиленная она медленно опустилась на землю. Одна из тысяч, не вернувшихся вовсе. Комья голой сырой незнакомой земли были ей приветом. Крылья за спиной безвольно повисли. Небесно-прозрачные крылья мечты. Крылья иллюзии. Те самые крылья, что подарили ей миг блаженства, свет и музыку – лишь для того, чтобы все это отнять.

И она сломала свои крылья – аккуратно отпилила их по врожденной, судьбой определенной линии. Навсегда оборвала связь с небом и мечтой. С солнечным светом и блаженством, которое миг и которое вечность. Которое сама жизнь и всего лишь иллюзия жизни.

Но небо, обманув ее надежды, зародило в ней не только новую жизнь – оно подарило ей мудрость. Она добровольно отказалась от крыльев, потому что поняла: крылья никогда уже не понадобятся ей. Потому что впереди бесконечная ночь и бесконечный изнурительный труд родоначальницы нового очага разума.

Сброшенные, будто свадебный наряд, крылья, еще недавно так нежно трепетавшие в струях ветра, тускло поблескивали на Солнце. а она, не замечая глубоких ссадин и царапин на нежном теле, неутомимо трудилась, все глубже и глубже уходя под землю.

Приготовив место для себя и будущего потомства, она тщательно замуровалась изнутри, навсегда распрощавшись с солнечным светом. Добровольно обрекая себя на долгий мучительный голод, лишения и одиночество, она знала, что придет время, и многочисленные, трудолюбивые дети ее честно поделят между собой обязанности, столь же безропотно и мудро приняв неизбежное.

Она знала, юные дочери ее будут неистово стремиться к небу, навстречу властному зову животворящей музыки, навстречу мечте и иллюзии, которые ночь для тех, кто не в состоянии постигнуть их подлинного смысла.


                * * *

Как назвать написанное мною – не знаю. Познакомившись с удивительной и мудрой жизнью крохотной цивилизации, делящей с нами планету – с жизнью муравьев, я села за письменный стол с твердым намерением написать что-то вроде сказки для детей, чтобы рассказать им в увлекательной форме об очень сложной и поразительно «продуманной» жизни этих трудолюбивых существ. Включая жертвенность муравьиной матки, никогда не покидающей своего подземного царства и постепенно превращающейся в гигантскую, по муравьиным меркам, фабрику для непрерывного производства личинок. У меня и фабула была уже в общих чертах продумана... Но тут моя рука вышла из-под контроля. Она писала, не останавливаясь ни на минуту, как бы сама по себе, или подчиняясь чьей-то неведомой воле. И то, что ложилось на бумагу, не имело к моим замыслам никакого отношения.

Закончив в один присест и поставив последнюю точку, я удивленно смотрела на торопливые строки без единого исправления. Если честно, самой мне понравилось. Получилась этакая ода женской доле, неважно из какой цивилизации – муравьиной или человеческой. Вот только вопрос для меня остается открытым: А автор-то кто?