Глава 1. Командировка
Полуторка съехала на проселочную дорогу, оставалось еще 150 км пути, по бездорожью это займет еще часов пять. Казик вздохнул, протер уставшие глаза. Солнце уже почти село, только багряный отсвет на небе горел пожаром за обступающим дорогу лесом.
Казик включил фары, которые выхватили из темноты миллионы лесных насекомых, стремящихся навстречу свету. То и дело слышались характерные щелчки, о ветровое стекло ударялись, разбиваясь мелкими брызгами, крупные жуки. Эти звуки не давали уставшему мозгу шофера расслабиться. Казик радовался, что сон его не сморил до сих пор, заканчивались вторые сутки без отдыха.
- Ты должен послезавтра вернуться, кровь из носа! – председатель колхоза Семен Петрович был категоричен.
Единственный комбайн в колхозе вышел из строя. Жатка, которую с завода вез Казик в кузове, была спасением. Уборочную нужно завершить вовремя, дни стояли погожие, зерно в колосе вызрело. Если начнутся дожди, урожай пропал.
Василий мирно посапывал, опершись головой об раму дверного стекла. У Казика возникло желание разбудить своего друга, да, вспомнив о том, что у него двое маленьких детей-погодков, которые не дадут ему дома выспаться как следует, не стал этого делать.
- Эх, если бы у него были права, - подумал, взглянув на друга с завистью, - насколько бы легче была эта командировка. Но, увы, он был единственным шофером в колхозе, как и его полуторка – единственным грузовиком.
Ему повезло, вернувшись из армии, сразу нашлась работа. Машину получил новенькую, сам забирал на железнодорожной станции. Он сразу стал важной персоной, самые ответственные дела ему поручал председатель, да и односельчане то лекарства просили купить, то продуктов. Приходилось часто ездить в райцентр, где, по сравнению с их маленькой деревней, была настоящая цивилизация.
Страна восстанавливала свое хозяйство после опустошительной Великой Отечественной. Шел 1952 год. В то время очень важно было доставить груз вовремя.
"Сейчас бы щей горячих из печки, да на кровать, вытянуться во весь рост", - тело ломило от усталости.
Молодой организм держался, сколько мог. Скоро уже будет своя область, а там рукой подать. Мысли ускользали, Казик пытался занять себя хоть какими-нибудь размышлениями, но удавалось это с большим трудом.
"Надо остановиться и вздремнуть", - мысль из подсознания была очень правильной, но сознательная часть тут же включилась, - "тогда к утру не успею вернуться, работа по установке жатки займет некоторое время, еще день будет потерян, Петрович будет недоволен, с него в районе спросят. А если вдруг дождь…"
И Казик прибавил газу. Машина раскачивалась на проселочной дороге, монотонный гул мотора стал отдаляться, приятное тепло разлилось по телу. Казик больше ничего не видел и не слышал, его сознание отключилось, сон одержал верх над уставшим телом…
***
- Доктор, идите же скорее, парень приходит в себя, - громкий женский голос раздался так близко, резанул слух, тело непроизвольно дернулось.
В тот же миг невыносимая боль пронзила его, невозможно было точно сказать, что болело конкретно, эта всепоглощающая боль была везде, в голове, в грудной клетке, в позвоночнике.
Казик застонал, изо всех сил пытаясь раскрыть веки. Смутные очертания женского лица над ним стали едва различимы, свет ослепил глаза, смотреть было тоже больно.
"Что со мной? Где я?" – это были мысли, произнести он ничего не мог, язык превратился в сухой обрубок мяса, присохший к небу, он не шевелился. Страшно хотелось промочить рот, жажда была внутри него всего. Жажда и боль.
Но он был жив, он видел свет в комнате, лица теперь уже двоих людей, склонившихся над ним.
- Ну что, голубчик, дышишь? Сердце в груди слышишь? Живое, бьется. С того света тебя достал, Слава Богу, - подытожил доктор, гладя рукой слипшиеся от пота и крови волосы Казика.
Женское лицо рядом улыбалось, Казик отчетливо увидел влажные от подступивших слез глаза немолодой женщины. Она напомнила ему соседку тетю Люсю, такая же полнолицая и добрая на вид.
Память медленно и верно стала возвращать ему прошлые события, он вспомнил, что ехал из командировки, что спешил, видимо, произошла авария. Остальное было, как в тумане.
- Видать, уснул ты, голубь, за рулем.
"Странно, откуда она знает мое прозвище?" – Голубем звали отца, так же величали и Казика. Народное, оно так прилепится, не отмажешь.
В начале века, Казика еще и в помине не было, был его отец в Америке. Чудом добрался он до заокеанской страны, чудом вернулся обратно. На заработки ездил, неграмотный деревенский мужик, в прошлом своем батрак, сумел денег заработать, пачку долларов привез. Землю купил, скот. Друзьям-батракам помог земли купить. Зажила семья по-новому, ведь молодая жена с маленьким ребенком ждала мужа долгих десять лет. Деток еще нарожали, пятеро всех было, Казик был младший в семье.
- Как же тебе удалось в Америку попасть? – не унимался люд с расспросами.
- Голубем слетал, - отшучивался отец. Так и прилепилось к нему это прозвище. Хорошая птица, красивая, верная - не обидно.
- Что с машиной? Жатку же в колхоз надо, - воспоминания возвращались, нахлынули потоком, в котором Казик смутно различил один доминирующий вопрос,- а что с Василием? Где он?
- Тихо, тихо, лежи, нельзя тебе шевелиться, - медсестра прижала его плечи к подушке, не давая возможности двигаться.
- Ва-си-ли-й? – еле слышно попытался сказать Казик, его бормотания было не разобрать. Женщина твердо и сурово взглянула ему в глаза.
- Лежи, не шевелись. Спи вот, сил набирайся. Завтра поговорим, - не терпящим возражения тоном произнесла, выключила свет и вышла из палаты.
За окном была глубокая ночь. Круглая луна светила всем своим диском в большое окно, в безоблачном небе сверкали далекие звезды. Так хорошо было бы смотреть в это безмятежное небо, если бы не боль и раздирающее душу предчувствие беды…
Глава 2. Проклятье.
- Будь ты проклят! И дети твои пусть прокляты будут! – закричала Клавдия, услышав оправдательный приговор суда.
- Что ты говоришь, опомнись! – зашипели на нее люди, - Дети тут при чем?
За эти два месяца, пока шло следствие, Казик ни разу не видел жену своего погибшего друга. Месяц в больнице, потом бесконечные вызовы на допрос. Люди говорили, что винила она Казика в смерти мужа, но слышал он ее проклятья впервые.
- Не слушай ее, сынок, это она от горя умом тронулась, не виноват ты! Слава Богу, услышал он мои молитвы, - мать обнимала сына, прижимая к груди его поникшую голову.
Она сама чуть не лишилась разума, когда узнала о случившемся. От горя и переживания лицо ее сильно постарело, глубокая морщина пролегла между бровей, враз поседевшие волосы стали сильно выпадать, она буквально на глазах лысела. От былой косы не осталось и следа, жидкие остатки волос были прикрыты платком.
Казик сидел неподвижно в объятиях матери, слезы сами бежали по его щекам. Он не верил, что все позади, уже не надеясь, что его оправдают. Заседание суда несколько раз переносили, потребовались даже показания представителей завода, когда прибыл, сколько времени потратил на получение жатки, на оформление документов, когда убыл.
Уже было доказано, что времени на отдых Казику не было отпущено, не его вина была в этом. Ослушался бы, опоздал, посчитали бы за вредительство, стал бы врагом народа, такие были времена. Да и Семен Петрович мужиком оказался честным, взял вину на себя, да, торопил парня, страда, погода ждать не будет. О плохом ведь никто не думал, хотели, как лучше для колхоза, для страны.
Смерть Василия тяжелым камнем лежала на сердце Казика. Он не находил себе покоя, винил себя во всем. Сам –то он увечий не получил, кости срослись быстро, раны зажили, организм молодой восстановился. Уже через месяц он приступил к ремонту своей машины. Несколько раз порывался Казик поговорить с Клавдией, помощь свою предложить, но женщина даже на порог его не пускала.
- Отольются тебе мои слезы, ох как отольются! Тебе мой вдовий крест век нести! – это были последние ее слова, брошенные Казику перед тем, как захлопнуть перед ним дверь.
Молодой, не знавший жизни, он не придал значения ее словам, ее злоба была понятной и объяснимой. У каждого своя правда…
***
Прошли годы. Улеглись в памяти события той страшной ночи, никто больше мужчину прошлым не упрекал. Да и за что его было упрекать, паренек ведь был тогда совсем молодой, сам пострадал. А человек он был добрый и отзывчивый, его люди любили.
Казик женился, построил свой дом, один за другим родились у него три сына.
- Мои господарики, - так ласково называл мальчиков Казик.
( Гаспадар – хозяин (бел.) примеч. автора).
Он по-прежнему работал в колхозе шофером, сменив старенькую полуторку на новенький ГАЗ-53. Машина работала безотказно, нормы выработки у него выросли, зарплата была по тем временам хорошая.
Ольга, его жена, пока дети росли, сама в колхоз на работу не ходила. Заговорила однажды она на эту тему, совесть ее мучила, что муж один работает, на что Казик ей просто сказал:
- Тебе что, дома работы мало? Или денег не хватает? Пойдет Витька в школу, наработаешься еще.
Вите, младшему сыну, шел пятый год, когда Ольга сильно заболела. Тяжелый грипп осложнился ангиной, и ее положили в районную больницу.
Через две недели она уже почти поправилась, речь шла о выписке домой. Справедливости ради, следует сказать, что домой она очень сильно просилась, объясняя доктору, что трое сыночков без присмотра, дети малые, волнуется она за них.
Пожилой, умудренный опытом врач, выслушав женщину, покачал головой:
- Слабы вы еще очень, анализ крови пока не в норме, полежать надо бы, а то знаю я вашего брата, дома нагрузите себя работой сразу. Пообещайте, что будете себя беречь, - смягчился, увидев слезы на ее глазах, и отпустил.
Казик должен был приехать за Ольгой к полудню. Счастливая женщина, посмотрев на себя в зеркало, не обрадовалась. Волосы засалились, темные круги под глазами, как же она покажется мужу в таком обличьи.
Готовясь к встрече, решила принять душ, вымыть голову, чтобы быть красивой, болезнь и так сыграла с ней злую шутку.
Вода в душе была слишком горячей, холодный кран был сорван, вода из него не поступала в смеситель. Не обращая на это внимания, Ольга продолжала мыться, тело разогрелось, но вполне можно было терпеть. От пара стало тяжело дышать. Внезапно голова закружилась, к горлу подступила тошнота.
Ольга поспешила открыть дверь душевой, сделала шаг, но силы покинули ее, женщина упала тут же, на холодный бетонный пол.
***
Казик уже более получаса прохаживался вдоль больничной ограды, но жены не было, наконец, его терпение кончилось и он почти бегом направился в приемный покой больницы.
- Подождите, я сейчас все узнаю, - медсестра уже бежала по лестнице на второй этаж, в отделение, где лечилась Ольга.
Ждать пришлось не долго, медсестра вышла не одна, с ней был тот самый пожилой доктор, лечащий врач Ольги.
- Здравствуйте, вам надо пройти со мной, берите халат, я вам по дороге все расскажу, - не давая Казику опомниться, заговорил доктор.
- Что случилось? Где моя жена? – с тревогой и непониманием всего происходящего, почти закричал Казик.
- Тихо, тихо, здесь больные, прошу вас, - почти умоляюще взглянул на него доктор, - она в реанимации. Пройдите в мой кабинет, - забегая вперед, он распахнул дверь ординаторской.
И только усадив Казика на стул, сев за стол сам, он внимательно посмотрел в глаза встревоженному мужчине:
- У вашей жены сегодня случился инсульт, она сейчас в реанимации… без сознания.
У Казика перехватило дыхание, диагноз звучал как приговор. Инсульт в 39 лет, реанимация… Кое-как справившись с шоком, Казик смог говорить дальше.
- Она поправится? – спросил, сам не узнав собственного голоса.
- Скажите, она болела раньше чем-нибудь серьезным? У нас нет на нее карточки, но вы должны такое знать, сколько лет вы живете вместе? – вместо ответа, доктор задавал свои вопросы.
Казик вспомнил, что его пытались отговорить от женитьбы, потому что в детстве Ольга действительно болела. Никто диагноза не знал, судорожные припадки, похожие на эпилепсию, которые мучили девушку, постепенно прошли, видимо, переросла.
- У нас трое сыновей, если бы она была больна, доктор, как бы она их выносила? - тихо заговорил Казик. Но подумав минуту, все же рассказал врачу все, что слышал о предполагаемой болезни жены.
Доктор молча кивал головой, ему многое стало понятно. Правда, только ему одному…
- Я говорил, рано домой… Поторопилась…, - казалось, доктор разговаривал сам с собой.
Казик очень хотел увидеть жену, но в реанимацию его не пустили. Через четыре дня Ольга умерла. В сорок лет мужчина остался вдовцом. Его осиротевшие «господарики» стояли у гроба, прижавшись друг к другу. Священник в длинной рясе, с золоченым крестом на груди, отпевал покойницу.
«Тебе мой вдовий крест век нести!» - вспомнились Казику последние слова, брошенные ему Клавдией 20 лет назад.
Глава 3. Мачеха.
- Подумай, Татьяна, куда ты идешь? Он вдовец и у него трое детей! Да еще все пацаны, хоть бы одна девочка была.
- Мама, не надо больше об этом говорить! Я все решила! Мне уже сорок два! Ни мужа, ни детей! Что дальше? Одинокая старость? – то ли себя Татьяна уговаривала, то ли мать.
Она видела его всего-то два раза, своего мнения еще не сложилось, но родственница, которая учительницей работала в той местности, где жил Казик, мужчину хвалила. Она знала всю его судьбу, как человека и отца, ведь старшие мальчики уже учились в школе. Отец он был хороший, а что вдовец, так какая его вина?
Положила последние вещи, захлопнула чемодан, все! Оглядела свой скарб – не богатая невеста, грустно усмехнулась:
- А еще шеф-повар в ресторане, ни дать, ни взять!
Казик приехал, как договорились, прытко соскочил с подножки, дверцу не закрыл, направился во двор. Татьяна увидела его в окно.
- Ну, все, мама, бывай здорова! Не поминайте лихом! – пошла ему навстречу…
При первой встрече Таня Казику не понравилась. Высокая, прямая, как жердь, да еще и худая, лицо невыразительное, тонкие поджатые губы. А вот когда он о детях заговорил, оживилась, глаза теплом заблестели:
- Я буду любить их, как своих! Это же счастье!
Эти слова и стали решающими, Казик не стал душой кривить, сказал, что намерения у него серьезные, предложил выходить за него замуж. Жить, разумеется, предстояло у него.
Татьяна, не раздумывая, согласилась. Осточертела ей уже доля «старой девы», в сущности, она ничего не теряла. Всегда можно вернуться в свое одиночество, которым она была сыта по горло. Ей давно уже хотелось семью, детей. Своих в таком возрасте уже не родишь, так ведь и чужие могут стать родными, коли к ним с любовью…
Подъехали к дому. Обычный деревенский бревенчатый дом, резные ставни и окна выкрашены синим цветом. Калитка новая почти, еще доски не потемнели. Большой огород, яблони, сливы, вишни. Это все, что выхватили глаза Татьяны в первое мгновение. От волнения она больше ничего не запомнила.
Ватными ногами ступила во двор. Казик шел впереди, распахнул настежь дверь. Вошла, со света в комнате показалось темно, первое, что увидела - дети. Они сидели за столом и все смотрели на вошедшую женщину.
Старший Коля смотрел настороженно. Ему было уже 13, он все понимал, решение отца о женитьбе не принял, посчитав того предателем по отношению к матери. Одиннадцатилетний Саша казался более дружелюбным, в чистых, как слеза, глазах не было угрозы. Пятилетний Витя показался ангелом. Так рано лишившись мамы, он нуждался в любви и заботе женских рук, ребенок доверчиво разглядывал незнакомую тетю.
У Татьяны дрогнуло сердце.
- Здравствуйте, дети! Меня зовут тетя Таня, - встретившись взглядом с Николаем, она добавила, – или можете называть меня Татьяной Васильевной.
Незавидная доля мачехи. Кто не жил с чужими детьми, тот не поймет.
Коля Татьяну не принял. Он демонстративно носил с собой портрет матери, игнорировал ее просьбы, часто убегал к старикам - родителям Ольги, у них ночевал, когда Казика посылали в командировки.
Саша же, наоборот, стал Татьяне настоящим помощником. Он во всем слушался, безотказный и добрый, выполнял все поручения, не фыркал и не грубил.
Маленький Витя через некоторое время стал называть ее мамой, Саша называл тетей, Коля – Васильевной. И Татьяна благодарила Бога, что двое из троих стали ей почти родными.
Все делала Татьяна, чтобы дети ее полюбили. Помогала с уроками, готовила изысканные блюда, баловала домашней выпечкой, хорошо одевала. В доме всегда была чистота и порядок. Обращалась к детям ласково, по-матерински.
И дети оттаяли. Даже Коля стал к ней относится по-другому, уже не было прежней отчужденности, и, хоть особой любовью к мачехе он не пылал, но и враждебности не выказывал. Саша с Витей относились к Татьяне, как к матери, не больше, не меньше.
Все сделала для детей Татьяна. Когда выросли, каждого проводила в армию, справила проводы. А уж у нее-то, у бывшей поварихи, столы ломились от яств. Всех троих дождалась, затем одного за другим поженила, свадьбы были с размахом, вся родня гуляла. Надо сказать, родня Таню полюбила, радовались за Казика, что все у него наладилось.
Сейчас бы жить - поживать, дети выросли, разошлись по своим гнездам, да родовое проклятье лежит на нем черным покрывалом. Заболела Татьяна тяжело - отказали почки. Месяц промучилась, и прибрал ее Господь - 15 лет прожили они вместе.
Глава 4. Горькая осень.
- А ты не боишься, Вера, я же дважды вдовец?
- Так и я уже вдова. Забабоны это все, Казик. Я где-то читала, главное – в это не верить.
Вера Ивановна была женщиной приятной во всех отношениях. Не смотря на свой пенсионный возраст, она еще работала фельдшером в поселковом ФАПе. Веселая, внешне очень эффектная, она Казику всегда нравилась, а знал он ее уже много лет. Да и она знала о нем все, как-никак один колхоз, хоть и жили они в разных деревнях.
Как-то само собой получилось так, что зайдя к ней на минутку за таблеткой цитрамона, Казик уже не захотел уходить от этой прекрасной женщины. Боль потери улеглась в душе, в свои шестьдесят, здоровый, полон сил и энергии, он ощущал тоску и одиночество в пустом доме.
Вера Ивановна тоже жила одна, муж умер от болезни двумя годами ранее, дети выросли, поженились и улетели из родного гнезда.
Прожив много лет в паре, человек, оставшись один, чувствует себя, как птица с одним крылом. Сначала боль утраты заглушает все остальные чувства. Но время все лечит, боль притупляется, приходит смирение с неизбежностью потери. Чем старше человек, тем ближе к нему одиночество.
Найдя друг в друге приятного собеседника, разговорились они о своем одиночестве. Тоска и уныние свойственно не всем людям, иные хотят жить полноценно, по возможности беря от жизни все, что она дает. И в этом они оказались схожи. Эта встреча двух одиноких сердец стала им подарком судьбы.
- А ты не хочешь ко мне переехать? – сама предложила Казику Вера, когда он в очередной раз забежал к ней перед рейсом на минутку.
Эта каждодневная минутка стала необходимостью. С Верой мужчина чувствовал себя очень комфортно, они с полуслова понимали друг друга, вместе грустили либо смеялись над одними и теми же шутками.
И Казик переехал к Вере.
"Ну, вот и все", - подумал он, закрывая ставни родного дома, словно желая навсегда закрыть здесь все свои потери. Он был настроен на новую жизнь, без горечи утрат.
Он вдруг поверил, что сможет быть счастливым с женщиной, которая ждала его в своем теплом доме. Они уже не молоды, но душа, как известно, возраста не знает. Их души еще полны нерастраченных чувств, которых могло бы хватить им обоим до глубокой старости…
Два года пролетели, как один день. Глядя на эту пару, можно было сказать, что для любви возраста не существует. Казалось, они оба забыли о прошлых потерях и чувствовали себя счастливыми в своей прекрасной осени.
Беда пришла, откуда не ждали. Вечером третьего января, в последний день новогодних выходных, раздался тревожный звонок - это оказалась Татьяна, жена Виктора.
- Вера Ивановна, извините, что беспокою, даже и не знаю, кому говорить, отцу или вам. Дело в том, что я просто не знаю, что мне делать. Витька, как уснул в новогоднюю ночь, так до сих пор не проснулся. Я бужу его, бужу, а он мне говорит: спать хочу, не могу проснуться, не могу глаза открыть. Так же не бывает, правда? Я чувствую - что-то не так. Скажите, что мне делать? - молодая женщина рыдала в трубку.
- Танечка, не волнуйся, я сама ничего не понимаю, мы с Казиком сейчас к тебе приедем, - Вера Ивановна встревожилась не на шутку, симптомы ей не понравились, почти сорок лет фельдшерской практики ее многому научили…
Из области вертолетом прилетели нейрохирурги, вызванные по скорой в районную больницу. Диагноз звучал, как приговор. Да он и был таковым - неоперабельная опухоль мозга, которая уже достигла огромных размеров, в считанные часы добралась до жизненно важных центров мозга, хоть и вела себя бессимптомно, как минимум, полгода.
Виктор умер 5 января, в двадцать четыре года, оставив жену и двоих маленьких детей, мальчика и девочку, малышке не было и года. Смерть младшего сына подкосила Казика. Он впал в депрессию, из которой, казалось, не было выхода.
Вера Ивановна выхаживала его, как ребенка. Ее профессия очень пригодилась, она тайком подмешивала ему успокоительные средства, спасая от тяжелого недуга. Только спустя год, Казик смог снова говорить о сыне, не хватаясь за сердце.
Но жизнь сурова к моему герою. Осень жизни оказалась слишком горькой.
Только справили поминки в годовщину смерти Виктора, пришла новая беда. Заболела Вера Ивановна. Приступы головной боли стали все чаще и тяжелее, понадобилось тщательное обследование. Томография головного мозга выявила очаговое поражение в области мозжечка. Она ушла тихо, не выказав Казику ни обид, ни сожалений…
Проклятье «Черная вдова (вдовец)» - очень страшная негативная программа! Человек, имеющий такую программу, несет с собой смерть. Смерть забирает тех людей, кто связывает свою судьбу с человеком, который проклят. Кроме того, неприятные и разрушительные явления затрагивают несколько поколений. Это злой рок, преследующий, как правило, всех членов семьи.
Может быть, есть сила, способная снять это страшное проклятье, но мы таких людей не нашли. Это нужно для тех, чья жизнь еще вся впереди, ведь у Казика пятеро внуков и три правнука.