Встреча

Борис Равинский
               


Моя дорогая, незабвенная старшая сестричка Мальвиночка рассказывала.

Находясь в гостях в Челябинске, с которым связана большая часть моей жизни, перед отъездом в Иерусалим,
где мы живем уже более десяти лет, собралась я к папе - на "Цинковый".
Так в Челябинске называют старое кладбище, расположенное за  лакокрасочным и цинковым заводами.

Вошла в главные ворота кладбища и пошла по центральной аллее. Эта аллея очень длинная, не менее километра.
Она выразительна и красива. Ее можно назвать мемориальной - на ней много запоминающихся памятников.

Вот огромная вертикальная из черного гранита плита. Верх этой плиты органично переходит в высеченный скульптурный портрет головы усопшего. Отчетливо видна надпись: даты жизни, должность, звания и т.д.
Странная, необычная фамилия - Балжи. Этой достопримечательности, кажется, не менее сорока лет.

А вот бордового цвета красивая надгробная плита. На ней высечены очертания скрипки и смычка.
Фамилия - Ящин Леонид Давыдович. Даты жизни и смерти. Преподавал в музыкальной школе № 3.
Играл в оркестре челябинского театра оперы и балета. Высокий, тощий, со впалыми щеками и скрипучим голосом.
Он очень много курил. Ученики благоговейно его слушали и очень уважали.
В то время в этой школе учились мои Верунчик, Люля и Борик, которого я за ручку привела на экзамен в эту школу.
Теперь Леонид Давыдович покоится здесь уже лет тридцать.


Долго брела я по этой аллее с щемящим и тревожным чувством.
Наконец аллея кончилась и появилась знакомая развилка, от которой можно долго идти в разные стороны.
А вот и мой ориентир - большой, кажется, деревянный столб, раздвоенный к низу, как высокое деревце с подпоркой сбоку.

Я остановилась . . . Смотрю вперед - сплошные зеленые заросли.
Не могу ничего припомнить. Напрягаюсь.

Зелень, зелень, зелень!!!
Памятников почти не видно. Это не то, что центральная аллея.
За десять с лишним лет сколько обосновалось здесь "новоселов"?
Кто-то сказал: "Умереть - значит присоединиться к большинству".
"Время, Вечность,"  -  подумалось мне.

"А где же мой папа?! Мой папочка!! Где?!".
Я очень заволновалась.
Глаза раздираю, ничего не могу вспомнить! Понять!
Повернув чуть голову влево, увидела над зеленью купол.
"Ой!! Это же семейная усыпальница! Помню!
От нее по диагонали вправо должна быть папина ограда".
Иду торопливо сквозь густые заросли . . .

"Ничего подобного! Могилы незнакомых людей. Ну где же ? . ."
Проверяю в мыслях все ориентиры.
Все так и не так!! Хожу, хожу по кругу . . .

"Что такое ? !" Заколотило в висках.
"Боже . . ." - чувствую, мне плохо.
Стою в оцепенении и молчу. Глазею!
Все сливается в сплошное зеленое!

"Папочка! Где ты?! Дорогой мой!!"
Я стала беспорядочно метаться. Обессилев, . . . куда-то повалилась.
И в этом полуобмороке,  мираже я четко и ясно увидела папу . . . Он жестом руки звал меня к себе.
Я раздвинула ветви густой листвы и увидела теплый взгляд и грустную улыбку отца.
Полустертое фото на эмали металлического памятника, который как-то врос в землю и утонул в зелени.
Рядом с памятником в ограде Боря Туберт посадил веточку вишни.
Теперь стояло огромное дерево!

Я вскрикнула!
"Папочка! Родной мой, милый папочка!!!".
Слезы ручьями полились из глаз. Случилась со мной истерика.
Я сильно плакала, выла белугой, причитала, а папа, поразительно,
глядя на меня добрым, теплым, ласковым, с грустной улыбкой взглядом, успокаивал меня.
Он говорил: "Я с тобой, родная, все хорошо. Все будет очень хорошо, доцынька".

Я долго сидела в оцепенении . . .
Так долго, что даже, кажется, забыла обо всем.
Наверное, меня покинуло сознание . . .

Очнулась я с каким-то успокоением и умиротворением.
Мои "резиновые", онемевшие руки обнимали узкую стеллу с папиным портретом.
Как заклинание, молитву повторяла я:
"Нашла все же я своего любимого, дорогого и сердечного папочку!
Я встретила его! Я с ним побыла! Я с ним поговорила! Я просто не могла его не встретить!!!".

В таком удивительном, гипнотическом состоянии я поднялась.

Теперь можно спокойно ехать домой - в Иерусалим.



26 августа, 2014 г.

Москва, Борис Равинский.