Как мы служили

Константин Баландин
Служили, блистали
Любили, дерзали …
Такими мы были.
Какими мы стали?
Нет, слова последнего мы не сказали
От жизни своей мы еще не устали.
Ее как искристый бокал пригубили –
Гусарами были, дерзали, любили,
Блистали, служили
И крепко дружили.
И ныне на той же волне остаемся
Мы жизни «по полной» всегда   отдаемся.

Автор. «Какими мы были, какими мы стали.»


Верно говориться: «офицеров бывших не бывает». Офицер – это не просто профессия, работа, служба – это образ жизни, тип особого мышления и особого восприятия реальности.

Главное, что дает офицерская служба – это осознание двух очень важных  жизненных законов, на которых выстраивается жизненная позиция настоящего человека. Это закон долга и закон жертвы.
 
Действительно, офицер, выполняя свой долг, руководствуется не только присягой, но и воинскими уставами – законами воинской службы писанными, а также законами не писанными,  но, тем не менее, подразумевающими их непременное выполнение – это законы офицерской чести.

Офицер получает приказ и обязан его выполнить, чего бы это ему ни стоило, даже если выполнение такового грозит его жизни. Конечно, если приказ не противоречит закону чести. В этом и заключается офицерский долг.

Выполнение приказов, которые ставят офицера, пусть даже не в смертельно опасные обстоятельства, но приводящие к явному  ухудшению его жизни, комфортности проживания, и не только лично его, но и его  семьи, родных и близких ему людей - все это накладывает на жизнь офицера пафос жертвенности. Офицер жертвует своим благополучием, а если необходимо, то и самой жизнью.  При этом таковая жертвенность не рассматривается как подвиг, это обычное дело, как бы, не отделимая от жизни офицера, особенность, специфический аспект его служения Родине.

Конечно, офицерская жизнь имеет и массу положительных сторон, особых ее приятных оттенков. Это особый статус государственного служащего, некоторые льготы и привилегии, но все это, ни в коей мере не может уравновесить те жесткие рамки, которые накладывает на офицера исполнение им законов долга и жертвы.

По-разному складывается жизнь, судьба офицеров. Много есть в службе такого, от чего это зависит. Встречаются офицеры, которые разочаровываются в выбранном ими пути, еще в период службы, на каком-то ее этапе, либо по ее завершению. Некоторые из них просто выбрали не свое дело. Кому-то, ну очень сильно не повезло, а кто-то просто не смог, не хватило духа и мужества. Никого нельзя осуждать в таковом  разочаровании.

О себе скажу, что никогда не жалел о том, что стал офицером. Нисколько не жалею и сейчас, главным образом потому, что закон долга и жертвы стали для меня осознанным смыслом моей жизни, давшим мне возможность заниматься еще в последний период службы, а в основном уже после ее завершения тем, чем я занимаюсь и по сей день – помощью страждущим - страдающим от недугов людям.

Я почти ничего не пишу об этой своей теперешней работе, поскольку специфика ее более чем не однозначна и тема эта носит достаточно противоречивый характер. Может быть позже, Господь сподобит меня и к этому, но пока хочу рассказать только о своем офицерском пути и не в мемуарном стиле, а просто поделиться теми, наиболее яркими воспоминаниями своей офицерской жизни, особыми впечатлениями, которые наиболее зримо запечатлелись в памяти, оставили свой неизгладимый след.

1. ГСВГ – САВО – ГСВГ.

И пусть «ком. роты» ты, иль «зам. по тех»
 И служишь на краю планеты где-то,
Я поднимаю свой бокал за тех,
Кому погоны на плечи одеты.

Автор. «Письмо другу студенту.»


Отстрелял шампанским, оттанцевал, отсмеялся, отобнимался и отцеловался, отгулял до самого  утра школьный выпускной нашего класса!

О своем решении, где буду дальше учиться, объявил задолго до выпускного - я поступаю в военное училище.

Отец - директор нашей школы, ветеран Великой Отечественной, отнесся к этому моему решению без особого восторга, но отговаривать не стал.

- Знаешь, сынок, выбрал ты дорогу ну очень не простую, не легкую, я бы сказал жесткую. Главное, всегда, при любых обстоятельствах оставайся человеком. Никогда не позволяй себе унижать своих подчиненных, став офицером, как бы ни был велик соблазн делать это, и тогда тебя будут уважать.

 Не подведи нас с матерью.

Мой отец напутствовал меня, сам прослужив в армии восемь лет срочной службы, начав ее в мае военного 1043-го, только еще получив аттестат за школьную десятилетку, без сдачи экзаменов  и, конечно же, без всякого выпускного. А закончил службу авиамехаником, в звании старшины, в 1951 г.

Рязань 1972г. Рязанское высшее военное Ордена Красной Звезды автомобильное училище.  Знамя училища, парадный строй личного состава - курсантов, офицеров, командного и преподавательского состава.

Мы, вчерашние курсанты, а отныне офицеры, лейтенанты, в парадных, цвета морской волны, мундирах с золотыми погонами, каждый по очереди, строевым шагом выходим к Знамени, встаем на колено, целуем знамя, получаем диплом и синий  ромбик со звездочкой – знаки высшего образования офицеров, командиров - автомобилистов Советской Армии.

По сложившейся в училище традиции, отпраздновали свой выпуск в курсантской столовой училища, а потом уже вечером в городе, каждый взвод в своем, заранее снятым для этой цели кафе или ресторане – так заведено в Рязани – городе военных училищ, среди которых наше автомобильное, связи и десантное – наиболее известные в стране военные ВУЗы.

До вечера успеваю проскочить домой - это всего в двадцати километрах от Рязани, хочу порадовать родителей: - «я вас не подвел, я офицер», и вернуться в Рязань.
Командир нашего батальона (начальник курса) и командир нашей курсантской роты приехали поздравить нас, пожелать нам счастливой офицерской службы.

Со мной Олечка, моя невеста. Она еще учится в медицинском институте. Будет ждать меня, а потом мы решили пожениться. Знаем с ней друг друга со школы, дружат наши родители.

Ресторанные мероприятия закончились без эксцессов. На следующий день  мы разъехались по родительским домам, в отпуск, чтобы через месяц снова собраться в нашем училище, уже в последний раз, чтобы получить напутствия наших наставников и  предписания для отправки каждого к своему месту дальнейшей службы.
 
Вдвоем, я и Миша Невдах отправляемся домой к командиру нашей роты  Лылову Евгению Григорьевичу. Зашли попрощаться с бутылочкой коньяка – теперь такое не возбраняется, ведь мы уже офицеры,
 
Здесь  у Евгения Григорьевича «вдруг, случайно» оказались девчонки старшеклассницы, дочки близняшки, одного из наших  преподавателей. Намек явный, дескать, не ищите, ребята невест на стороне. Девчонки симпатичные, веселые общительные, но у меня есть невеста (которая моей женой, кстати, так и не стала). Миша тоже позже нашел свою половинку «на стороне», но не в этом суть.

 Мы уходили в свое большое самостоятельное «плавание» и это было главным! Мы уезжали служить в ГСВГ (группу Советских войск в Германии.)



ГСВГ -1

«Мы едем в дальние края
На карте не найти.
Судьба военная моя
Далекие пути.»

Строевая армейская песня.


ГДР, ГСВГ,  г. Галле на р. Заалле, 27-я мотострелковая дивизия. 243-й мотострелковый полк. Здесь я начал свою офицерскую службу в должности командира взвода. 25 человек, солдат и сержантов личного состава, оружие, 18 автомобилей «Урал» с прицепами грузоподъемностью по пять тонн каждый. Вся эта техника загружена различными боеприпасами, необходимыми для ведения боевых действий полка. Все это мое хозяйство, то чем теперь я обязан руководить, содержать в порядке и полной готовности к действию,
готовности, которая называется «Боевой».


Здесь сосны совсем как в Солотче,
Глядятся в озерную гладь.
Мосток над водою сколочен,
Не прочная, шаткая кладь,
В лесу столько дикой малины,
Что всей бы Москвой собирать,
Поляны, грибные низины,
И дичь не спешит удирать.

    Германия…

  Сырость, туманы,

На Русь и похожа и нет,
Деревьев притихли султаны,
Сквозь ветви трепещущий свет
      Закатного солнца.

          Ноябрь.

Унынье повядшей травы.
   Спокойна природа,
 
      А я бы,

Вдруг шляпу сорвав с головы,
Пустился б шуметь и буянить,
Душе моей холодно здесь.
Я б «выступил» будто «по-пьяни»,
Стихами бы вылился весь,
Что б как-то тоску поразвеять
По нашим Заокским местам,
Мне драку бы, что ли затеять,
Да «в бога », да «в мать бы»,

          Как там,

На нашей веселой гулянке,
Под хохот девчат озорных,
Где вечером – к милой селянке
На «паре» коней вороных …

Но здесь мое буйство расценят
Как пьяную русскую блажь,
Поэтому мне в этой сцене
Никак оправданья не дашь
Поэтому – пусть и богато,
Пусть здесь не плохие места,
Но мне бы в рязанские хаты,
Где русской земли простота.

Здесь сосны совсем как в Солотче,
Здесь дичь не спешит удирать,
Но право, не радует очи
Немецкая мне благодать!
 
(«Солотча» - сосновый бор не далеко от Рязани, за р. Окой, любимое место отдыха рязанцев, курортная зона города)


Здесь проходило мое становление, как офицера. Всякое было, но одно могу сказать совершенно точно - в Службу меня «вставила» Пехота!, и «вставила» очень даже не плохо. Совершенно новые условия жизни, сама служба, теперь уже в статусе офицера, командира, ответственность за вверенный тебе личный состав, боевое вооружение и технику, груз выполнения специфических задач очень быстро делали нас другими, взрослыми, самостоятельными.

Тогда мы, «новоиспеченные» командиры взводов, в основной своей массе были холостяками и, конечно же, развлекались в свободное время, по мере возможностей. Казалось бы, о родной земле, которую мы оставили за г. Брестом, некогда было вспоминать, но в действительности она постоянно была в памяти, снились родные места, близкие люди.


Все дожди да дожди, все туманы, туманы,
Нет, в германии осень совсем не по мне,

А на русской земле, под Рязанью поляны
Дышат первым морозцем,
            Как будто во сне
Ранним утром пронизаны бликами рощи,
Над распаханным полем трепещущий пар,
Свежий ветер листы на осинах полощет,
И на ветках рябины росинок нектар.

Как жемчужные бусы росинки сверкают
Будто светятся сами собой изнутри,
А поднимется солнце - росинки растают,
         Как и не было их
        Только лист запестрит
          Позолотой и алым,
         И багрово-кровавым,
И каким-то не названным цветом еще,

Заиграют лучи по ракитам кудрявым,
И березовый ствол, будто кем-то лощен
Забелеет один ослепительно чистым,
           Чудным светом
    Среди потемневших кустов,
Так откроется день голубой и лучистый,
Пусть холодный, но сказочно яркий зато!

И потянутся возы по мокрым дорогам
От соломенных в поле огромных стогов,
И устроят возню, не страшась, у порога
          Озорные синицы,

         И  что же с того,
         Что раздетые ветви,
         Что холодные ветры?
          Это поздняя осень
         Свои сказки разносит.

Все дожди да дожди, все туманы, туманы,
Нет, в германии осень совсем не по мне!


Стихи я начал писать в училище и продолжил здесь в Германии, более даже активно, выбирая для этого любые свободные минуты. Не только стихи, но и музыка помогали мне там на чужбине переносить всю сложность положеня, адаптации к совершенно новому для меня образу жизни.

С особой благодарностью вспоминаю свою школьную классную руководительнику Веселкину Эммилию Степановну, привившую нам школьникам любовь к музыке вообще, хоровому пению и, главное, музыке классической. У нее были «винилы» с классикой и она устраивала нам прослушивание Бетховена, Шопена, Грига, Вивальди, Моцарта. Рассказывала при этом истории жизни композиторов и смысл их творений. Короче, делала из нас – деревенских олухов, вполне оснащенных специфическими,  я бы даже сказал эксклюзивными знаниями,  интеллектуалов.

В нашем пехотном (мотострелковом) полку служили командиры взводов, холостяки, которые уже должны были заменяться в Союз после трех лет службы в ГСВГ. Они себя чувствовали «стариками» и пытались порой «промывать мозги» нам молодым, еще не «оперившимся»  офицерам.

- А вы знаете, что такое ОФИЦЕР, молодежь?  - Это вам не только погоны. Настоящий офицер – это кофе по утрам, шампанское и Сен – Санс.

- А что именно из Сен – Санса? Задавал я провокационный вопрос.
- Что надо, «салага», подрастешь - узнаешь, был ответ, над которым мы покатывались со смеху.

Тогда я включал проигрыватель и ставил пластинки, что ни будь из произведений Сен-Санса, Вивальди, или Шопена. Особенно всем  нравился революционный этюд Шопена, наверное, своей эмоциональностью и динамизмом. Просили частенько:  - поставь-ка этот свой «революционный утюг».

Позже я устраивал такие же вечера классической музыки  солдатам и сержантам своей роты, в свое личное время, еще читал им стихи любимого мной земляка – Сергея Есенина и некоторые свои. Ребятам нравилось, просили почитать еще и классику слушали с удовольствием. Ну и уважали, конечно, понимали, что я это делаю, по своей собственной инициативе, для них. Иначе и быть не могло, ведь когда-то для нас такое же нужное дело, вне классной программы, по собственной инициативе делала наша Эммилия Степановна.

Наверное поэтому ко мне стали пристально присматриваться , тем более что я уже давно, еще со второго курса училища, был членом КПСС, и в конце концов «положили глаз» политработники нашего полка. Звали на политическую работу, даже предлагали майорскую должность начальника клуба полка. Я как-то не «повелся» на это, хотя, может быть и зря, но не хотелось расставаться со своим авто-техническим профи - статусом. Знал бы я тогда, сколько мне еще предстояло «помыкаться» прежде чем получить свою техническую майорскую должность.

В общем и целом, служба для меня складывалась не плохо. Были, конечно не вполне приятные ситуации, но в основном мне удалось состояться как командиру и технарю -автомобилисту, завоевать уважение  подчиненных и командиров, других офицеров и прапорщиков полка. Наверное, сыграло свою роль напутствие отца, ну и, конечно же, та школа и закалка, которые нам дало наше рязанское автомобильное училище, по праву считавшееся одним из лучших военных ВУЗов СССР.

Несколько раз пришлось ездить в Союз в командировку за призывниками, для их получения в военкомате и сопровождения в ГСВГ. Старшим группы обычно назначали одного из командиров мотострелковых батальонов полка. Командиров взводов, как правило, холостяков, назначали так же из батальонных пехотинцев. Но однажды, по предложению моего друга Сережи Антоненко, с которым мы жили в одной комнате нашего холостяцкого общежития и моей личной просьбе, а начальником группы был командир его батальона, взяли и меня.

 Комбат заметил мою командирскую «хватку» и предложил переходить из технарей в мотострелки - дескать, перспектива продвижения по службе совсем другая. Однако офицерская карьера тогда меня не слишком волновала, чтобы так круто менять направление дальнейшей службы.
 
Кстати, много лет спустя, когда я уезжал из САВО (Среднеазиатский военный округ) снова в ГСВГ, встретил одного из командиров – мотострелковых взводов, с которым вместе холостяковали в Германии, а потом заменялись в САВО. Я был майором, он еще ходил капитаном и командовал ротой. Так что в армии не только потенциальная перспектива играет роль. А вот мой друг Сережа Антоненко, тогда как я закончил службу подполковником, дослужился до генерала – лейтенанта.

Вспоминаю совершенно не ординарную ситуацию - приезд ко мне в гости в Галле моего одноклассника  Коли Лаврухина. Он тогда заканчивал московскую сельскохозяйственную академию и в составе группы студентов и преподавателей принимал участие в поездке по нескольким социалистическим странам, в т.ч.  ГДР.   Пару дней  они были  в Галле.

Я уже приезжал из ГДР в отпуск и рассказывал друзьям о  Галле. Николай был в курсе, где я служу. Он  решил отыскать меня и обратился в гарнизонную комендатуру. На его удачу, дежурный по комендатуре был офицер нашего полка, он позвонил в полк, объяснил, как туда добраться и где нам встретиться. Вообще, таких прецедентов еще не было,  никогда ни к кому из Союза никто не приезжал,  и вдруг – «вот те вам»! Конечно же, все посчитали своим долгом помочь в этой ситуации.

Мы встретились, меня отпустили на двое суток, потом я договорился с Колиным начальством и его тоже отпустили под мою ответственность. Устроили его жить в нашу с Сережей комнату, благо места хватало.

 Первым делом я показал Коле город, причем не только дневной, но и ночной, ресторанный, со всеми «изюминками» ГДР-овского шарма. Впрочем, Коля сам быстро освоился и вытанцовывал с немочками вполне достойно, еще и «шпрехал» им, не сложно догалаться что, на ушко.

Вообще мне везло с неофициальными контактами из Союза. Однажды у нас в полку выступала группа артистов из Большого театра. Их руководитель нашел меня и передал мне привет от брата моего дедушки, который в свое время пел в хоре  «Большого», а теперь руководил там профсоюзной работой. Конечно же было приятно ну и ребята оценили – «ого какая у тебя родня»!

В одном из своих  отпусков, заехал в подмосковной г. Реутово к своей троюродной сестренке Надюшке. мы провожали в Саратов в консерваторию нашего общего друга Сережу Иванцова. я познакомился с девочкой девятиклассницей, которая мне очень понравилась, можно даже сказать  «запал», но не серьезно, школьница ведь, да и я еще был «при невесте». Я потом всех пригласил в ресторан. Иришка на таком мероприятии была впервые. Какие-то отношения у нас завязались.

Мы переписывались, но о «серьезном» я тогда особенно не помышлял, тем более, что она дружила с местным пареньком, у меня была моя Оленька. Тем не менее, вполне невинное  общение в переписке мы стали поддерживать.

 Интересно, то, что, как я уже потом, значительно позже узнал, ее отец, а он работал  в легендарном центральном конструкторском бюро машиностроения (ЦКБМ) у Челомея, и слыл там местным «Кулибиным», как-то сказал дочери, увидев мое фото:  «Знаешь, Ирочка, он и будет твоим мужем». Она, конечно посмеялась над этим его пророчеством, но  так оно, в конце концов, и сталось, Однако тогда до этого было еще очень далеко. ведь она была совсем еще юная девочка.

Вспоминаю 1974г. В нашем полку совсем недавно сменился начальник автомобильной службы. На замену старому, майору, еще фронтовику, прибыл относительно молодой капитан, после академии, Чуваев Петр Иванович.

Хотя я был тогда в должности заместителя командира автомобильной роты, но как дипломированный  автомобилист, кроме своих непосредственных обязанностей, проводил еще и всю работу по подготовке молодых водителей, помогал начальнику автомобильной службы в подготовке  целинных рот, которые полк формировал каждый год.
 
Естественно, я предложил Петру Ивановичу показать город, его достопримечательности, ну и конечно, как уже «ветеран  холостяцкой службы» провел по наиболее посещаемым нами гаштетам (таким себе немецкие трактирам) ну и  пару «центровых»  ресторанов заодно тоже показал. В общем и целом у меня с ним, тем более что он не был моим прямым начальником, а только по  вопросам автослужбы, установились хорошие деловые и товарищеские взаимоуважительные отношения. Это сыграет свою роль значительно позже, когда я, уже подполковник, повстречаюсь с ним – полковником, через много лет в г. Киеве.

В этом году на целину мне довелось отправиться самому. Тщательно готовили технику, изучали солдат – водителей, «сколачивали» свои подразделения.

 Командую взводом водителей машин, с которыми отправился в составе целинной роты  на уборку урожая в Казахстан. Эта командировка - не много  не мало, правительственное задание.  Мои водители – солдаты, которые уже закончили свою срочную службу, но теперь уже после приказа о демобилизации им дополнительно пришлось служить еще по полгода здесь, на целине.

Нам предстояла долгая дорога через три четверти Германии, всю Польшу, эшелоном в  вагонах - теплушках. Дальше через пол страны в целиноградскую область Казахстана.
Сравниваем германские и польские узкоколейки с маленькими вагончиками и нашу мощную железную дорогу. Впечатление было такое, что все вокруг развернулось, расширилось и увеличилось в размерах. Это наш Союз! Душу переполняла искренняя гордость.
 

Все, что Родиной зову
Развернется мне навстречу!
Не во сне, а наяву
Я тебя родная ыстречу.


И вот мы здесь, на целине, возим пшеницу из под комбайнов на сборные пункты и элеваторы.

 Бескрайняя степь северного Казахстана, бесконечные поля специально выращенной для условий этих мест низкорослой пшеницы. В сентябре здесь по утрам уже заморозки, первый снежок, но битва за урожай продолжается. Мы ее выиграли.
Потом перебазирование в калининградскую область, прибалтийский Черняховск. Здесь передавали  машины в народное хозяйство.

Демобилизованных солдат отпустили по домам. В каждом взводе осталось по два три солдата, которым еще оставалось служить. Несколько позже отправили в группу войск и их. Мы, офицеры, сами готовили оставшиеся машины, перегоняли их на станцию, грузили на платформы.
 
Этот год вообще выдался холодным и в Прибалтике уже устоялись морозы. Я простудился, схватил ангину, с температурой лежал в казарме под одеялом, укрывшись  шинелью, едва сглатывая слюну отекшим горлом.

Наш целинный командир роты - начальник штаба автомобильного батальона нашей галльской дивизии, майор Бароев Магомет Бесланович, Чеченец, такой коренастый, небольшого роста, быстрый, даже резкий в движениях, с солидной  горбинкой носа и острым взглядом черных глаз - настоящий джигит. Мужик классный!

 В этот вечер он   отмечал свой день рождения.
Солдат, один из немногих, которые еще оставались здесь с нами, передал мне приказ командира прибыть в каптерку (кладовка в казарме), где он ночевал. Там уже собрались все командиры взводов.

Магомет Бесланович поинтересовался, как я  себя чувствую.
 Ответил полушепотом, из за отекшего горла, что спасибо, в целом нормально.
- Я уж вижу, как нормально, угораздило тебя. Ладно, будем лечиться.

Магомед Бесланович взял алюминиевую солдатскую кружку, налил в нее почти до края водку и вытряхнул из перечницы с пол горсти черного перца, размешал все это и передал мне.

- Пей.
Как?  Я же …
- Пей, говорю!

Делать было нечего, я пригубил кружку и начал пить. Не скажу, чтобы мне раньше не приходилось пить водку и даже не просто пить, а разом целый стакан, но солдатская кружка, а это не менее четверти литра, да еще с перцем, а, главное, глотать все это отекшим воспаленным горлом …???

На мое удивление, водка пошла легко, «как ангелочек голыми пяточками».
 Хотя выпил удачно, закусывать из-за отекшего горла не смог. Ударило в голову, слегка закружило.

Товарищ  майор, поздравляю с днем рождения.

- Спасибо Костя, иди спать. Завтра с утра на работу.

Лег, укрылся. Закрутило и унесло куда-то вглубь, как провалился. Утром проснулся совершенно здоровым, умылся, с аппетитом позавтракал и отправился в парк готовить машины. Самое удивительное, что никакого похмельного синдрома с утра не оказалось, видимо весь алкоголь перегорел в борьбе с недугом.

В Черняховске мы прожили почти до нового года, в результате оказались просроченными визы в наших заграничных паспортах и меня послали в штаб прибалтийского военного округа в г. Ригу, чтобы их продлить.
В ожидании процедуры я провел в Риге целый день.

 Зашел в столовую перекусить. В раздевалке очередь. Скромно пристроился в  хвост очереди, снял шинель.

 Девушка в раздевалке махнула мне рукой,
 - Товарищ лейтенант, не стойте там, давайте шинель.
Очередь поддержала девушку: - раздевайся, лейтенант, не стесняйся. Был приятно удивлен такому доброму отношению.

Решил обязательно побывать в Домском соборе.  Вижу его за домами невдалеке, но никак не могу подойти, узкие улочки петляют, я как в лабиринте. Обратился к прохожему за помощью - пожилой дядечка улыбнулся в ответ

- Лейтенант, ты так будешь еще долго плутать, хоть и расскажу, как пройти. Давай-ка я тебя провожу. Довел меня до собора, объяснил, как назад выходить из старого города к вокзалу.
 
Так было в Советском Союзе. Почему же теперь русских, особенно военных в Прибалтике считают оккупантами?

Из Черняховска мне удалось на один день заехать домой к родителям. Вместе с Олей к нам приехали повидаться и ее  родители,. Мы с ней решили, что как только я приеду в отпуск,  поженимся,
и тогда мне продлят службу в ГСВГ еще на два года. Она, как раз закончит институт и приедет ко мне. У меня в этом не было никаких сомнений. Уезжал в отличном настроении.

В ГСВГ  вернулся под самый новый год. Отметили с друзьями мое возвращение в гарнизонном доме офицеров в кафешке. Офицеры - пехотинцы шутили:  - к нам вернулся «граф кардан де картер». Так меня, одного из немногих  автомобилистов среди офицеров – пехотинцев полка, «окрестили» в шутку, хотя и не без уважения, все же «граф», подчеркивая этим мой некий высокоинтеллектуальный шарм.

Вскоре после этого Ольга перестала отвечать на мои письма. Как потом оказалось, ее одногруппник, который давно уже «положил на нее глаз» и всеми силами пытался завоевать ее расположение, но ничего не мог поделать пока я был в Рязани, теперь все же, сумел добиться своего, сделать так, что она осталась с ним.


В связках разных в маршрут ушли,
Судьбы разные мы нашли.

Ты сегодня мне снова приснись
Нашей юности пылкой весна,
Где трепещет на майском ветру
Уплывая со мной поутру
В нашу жизнь,
В наш несбывшийся план
Моя девочка Оля Белан.



Это была моя первая серьезно ощутимая потеря и, что греха таить, конечно, переживал, хотя и не показывал виду, я ведь ее по настоящему любил, однако, не зря говорят,  что не делается, все к лучшему и если невеста уходит к другому, то не известно, кому повезло. Взрослела моя Иришка, заканчивала школу.

Это был мой последний ГДР-овский отпуск.

С моими московскими друзьями мы отправились в концертный зал гостиницы Россия. Посмотрели концерт, посидели в ресторане. Иришка была с нами. Назад возвращались пешком через пол Москвы, поймали такси уже на половине пути. Все было здорово, Иришка повзрослела, но предложить ей более серьезные отношения пока как-то не получалось, хотя я был к этому почти готов.

На целине,  я в первый раз соприкоснулся с Казахстаном, его природой, людьми, культурой. Мог ли я предположить тогда, что офицерская судьба забросит меня в эту союзную республику на долгих восемь лет, на китайскую границу в годы самого жесткого противостояния наших, не так давно, еще самых дружных, а теперь враждебных государств.

Продолжение следует.