Шла как-то по Невскому и видела огромную очередь у театральной кассы. Говорят, продавали билеты по десять рублей. И люди выстроились длинной вереницей, за полчаса до открытия касс, а может быть и раньше. Многие даже не думали, на какой спектакль, в какой театр отправиться... Это к вопросу о том, как у нас любят театр.
А незадолго до этого одна из наших преподавательниц заметила, что современный театр ругают, кажется все, кому не лень, притом, что он постоянно заявляет, будто стремится к переменам, а "современность" изливается со сцены с силой цунами. Так в чём же дело?
Помню, ещё на первом курсе другой наш педагог обсуждал с нами вопрос, что есть прекрасное, и доказывал, что искусство делает прекрасным и безобразное. Он приводил пример Отелло, совершающего преступление, но этим преступлением доставляющего зрителю художественное наслаждение. Так вот. Я не согласна с этой мыслью. По-моему, чувство прекрасного возникает у зрителя не при виде эстетичного злодейства, а потому, что перед ним раскрывается самая суть этого злодейства, индивидуального или типического, потому, что образ передаёт правду жизни - не столько жизнеподобие, сколько верную идею о нашей жизни, новую истину, выраженную не только словами, но и чувствами.
Проблема в том, что новая истина для культуры и новая истина для конкретного зрителя не всегда соответствуют друг другу. Человек, непосредственно воспринимающий спектакль, далеко не всегда обладает тем багажом знаний, который позволяет ему судить о месте того или иного произведения в искусстве. Да и нужно ли это? Не важнее ли для зрителя его личное впечатление и тот переворот, который театральное действие производит или не производит в его душе?
И, может быть, главная ошибка современных искусствоведов состоит в том, что они, озирающие весь процесс исторического развития человеческого творчества, пресыщенные, выискивают новизну по отношению ко всем временам. Между тем, обычный зритель готов пережить рождение истины здесь и сейчас - старая она или новая, ему безразлично - главное, чтобы она оставила след на сердце. Действительно, поколения сменяются, но каждый новорождённый заново открывает для себя мир, и те слова, что кажутся штампами старикам, представляются незнакомыми и чистыми младенцам. Так и в театре. То чувство, что искушённый критик переживал тысячу раз, освежает и пьянит неопытного неофита. Поэтому не будет ли справедливым оценивать театр не по новизне приёмов, а по силе воздействия, которые они производят? Открыаает ли спектакль какую-то истину, которая делает зрителя сопричастным сути вещей? Вот, по-моему те вопросы, которые должны интересовать критика.
Другой волнующий меня вопрос касается отношений театра и жизни. Был разговор о том, что театр всегда говорит об отношениях человека и мира. И если мир меняется, то и театр меняется, и критику остаётся смириться с этим. Опущу пока вопрос, что первично и поделюсь своими наблюдениями.
Мир, может быть и изменился, а вот в людях осталось много прежнего. Они любят и ненавидят, дружат и предают, сострадают, работают, ошибаются, мечтают, гонятся за деньгами, веселятся... В целом, как говорил Воланд: "Люди как люди..." - только телевидение и интернет их испортили.
Современный театр по каким-то неведомым причинам увлёкся изображением и анализом "испорченной" части человека и мира. А вот часть "люди как люди" куда-то исчезла, будто спектакли ставят не для людей. Получается, что на сцене царит в основном изломанная, полная противоречий реальность, которая сама ни с кем и ни с чем не конфликтует. Представьте себе гладь мелководного озера с ровным песчаным дном: много небольших сталкивающихся волн, но сам водоём безопасен и спокоен; нет ни штормов, ни грозного девятого вала, ни холодных и величавых бурунов, с размаху разбивающихся о скалы суши, ни кораблей в одиночку путешествующих на бескрайнем просторе, и кит вдалеке не взмахнёт блестящим хвостовым плавником. В этом мелком озере современного театра, среди небольших волн, конечно, есть конфликты, но они так однородны, что уже стали привычными - ещё немного, и воды покроются успокоительной ряской, а прославленные и самодовольные жабы начнут, нахваливая друг друга, выводить икру.
Может быть, именно перекос современного искусства в одну сторону нашей жизни является причиной умаления конфликтов, отказа от трагедии и высокой комедии и обмельчания артистических личностей.
Может быть, именно желание превратить театральное действие в бесконечную рябь на воде человеческой мысли побуждает современных режиссёров отказываться от драматургов или унижать их. Ведь драматург, как ни крути, задаёт чёткую структуру, а где есть структура - там есть и границы, а где есть границы, там есть и противоречия. И требуются усилия, чтобы их разрешить.
Но уход драматурга из театра деформирует и понятие роли. Ведь роль - это совокупность характера, предлагаемых обстоятельств и поступков персонажа, заданная автором и обусловленная всем строем пьесы. Если пьеса потеряет чёткие контуры, то и роль будет размыта. А если нет ни драмы, ни роли - есть ли театр?