Глава из "Воспоминаний о жизни моей"
После открытия больницы Красного Полумесяца и Красного Креста я стала ещё популярней, как теперь говорят почти обо всех более или менее известных - «звезда» (похоже, от скромности я точно не умру, а от чего-то другого). О деятельности Красного Полумесяца и Красного Креста и обо мне писали не только областные газеты, радио и телевидение, но и республиканские, и даже на центральном телевидении появилась однажды моя физиономия.
Может быть, из-за этой популярности и зависти, а может ещё по другой причине, но случилось то, о чём без содрогания я не могу вспоминать и сейчас, спустя восемнадцать лет.
Я должна была поехать на Пленум ОКП И КК в Экибастуз за двести километров от Павлодара. Старший инструктор Ирина Ивановна почему-то упорно отговаривала меня ехать, говорила, что обойдутся сами, что я всех избаловала, а себя не жалею и т.д.
Однако я дисциплинированная: надо так надо, поеду.
Сломалась одна моя машина, не работало что-то и в машине службы милосердия, а Ян (Ванин шофёр) предложил мне свои услуги: «Попроси Ваню, и я тебя отвезу». Иван, конечно, согласился, дал машину любимой жене.
Чтобы не жечь зря бензин в такую даль ради меня одной, я решила взять с собой руководителя службы милосердия и главного бухгалтера для комплексной проверки, пока я буду заседать на пленуме.
Выезжаем рано утром, а в ноябре то снег, то оттепель и так всё время, короче, гололедица была. Ян говорит, что надо заправить машину, вчера не успел. Подъезжаем к заправке, а там заправляют только по утвержденным спискам, какой-то дефицит образовался с бензином.
Я беру свое удостоверение члена ЦК ОКК СССР, хотя никогда и нигде этим не пользовалась ни разу, иду на заправку. Нам без разговоров заправляют в бак бензин, и мы едем довольные по своим неотложным делам.
Проехали мы километров десять, пятнадцать и в Павлодарском районе и вдруг Ян не справился с управлением: машина завертелась как юла (ещё говорят, как чёрт на блюде), машина стала переворачиваться на правый бок. У меня шальная мысль - может открыть дверь и выпрыгнуть? А как же мои девчонки? Перевернулись мы три раза, три раза машина стояла то на крыше, то на колёсах, приземлились в результате в кювет вверх колёсами. Машина искорёжена, что называется всмятку.
Придя в себя,( во время кувырков я приходила один раз в сознание, а потом опять потеряла ) мы начали вылезать из остатков машины, я сначала осмотрела всех, дала нашатырь и стала собирать разлетевшиеся во все стороны вещи: сумки, шапки, перчатки, шарфы, кассеты. В шоковом состоянии я металась и старалась всем хоть чем-то помочь.
У моих сослуживцев всё не так уж плохо (по сравнению со мной, как оказалось потом) – руководитель службы милосердия – Людмила - поломала ключицу и получила легкое сотрясение мозга, главный бухгалтер - Инна - отделалась легкими царапинами и таким же сотрясением мозга. Я очень,очень порадовалась за них, ведь вся ответственность на мне за их жизни.
Ян отделался ушибами и шоком от совершившегося дорожно-транспортного происшествия. Ему грозил срок, но мы не стали возбуждать уголовное дело.
Я же чувствовала себя отвратительно (вернее, ничего, кроме ужасной боли – не чувствовала) и осталась жива только благодаря высоким спинкам кресел в салоне машины, иначе мне оторвало бы голову, так говорили знающие специалисты. Какие-то, проезжающие мимо люди, подобрали нас и отвезли в ближайшую (километрах в двух) больницу.
Ян остался с машиной, вернее с тем, что от неё осталось. Мобильной связи тогда ещё не было. В больнице я распорядилась, чтобы позвонили в областной отдел здравоохранения (там в это время шла планёрка) и моему мужу. Бедный мой перепуганный муж « прискакал» на какой-то машине быстрее, чем прилетел наш санитарный «кукурузник». Мы лежали в палате, в ожидании авиатранспорта, и я пыталась развеселить моих поникших девочек, как могла. А им, девочкам, оказывается, было страшно смотреть на меня, потому что у меня распухала голова у них на глазах. Я-то этого не видела и хорохорилась, как могла.
Из обезболивающих лекарств в этой больнице был только морфий в порошке, нам его и дали. Когда прилетел санитарный самолёт, я уже не могла самостоятельно двигаться и меня погрузили на носилки и повезли к самолёту.
В областной больнице меня никто не узнал, оказывается, у меня была раздута голова так, что узнать меня было невозможно (началась гидроцефалия). Ночь была тяжелейшая, со мной была рядом Галя, потом – Лиля, так они попеременно дежурили около меня, кажется, долго. И днём, и ночью.
Чувствовала я себя как отбивная котлета, при том - протухшая. Утром следующего дня муж мой приезжал ко мне и сказал, что наш боксёр Граф всю первую ночь выл, лёжа под порогом в нашей прихожей.
Он был умным псом: говорил слово « мама» с трех месяцев, « пел» песни, когда Неля садилась играть на пианино или кто-то из нас пел. Когда я готовила поздними вечерами обед на завтра, Граф садился возле ног моих и ждал,когда же мы пойдём спать. Он не мог лечь спать,если я ещё колготилась на кухне или мыла пол. Домашние дела мне приходилось делать ночью.
Все ужасы и страсти посттравматического лечения и восстановления я описывать не буду, в этом нет ничегошеньки для вас интересного.
Через две недели Неля приезжала с сессии из Кемерово к нам погостить на несколько дней (Ваня ездил за ней на машине).
Я предупредила Ивана, чтобы он ничего ей про аварию не рассказывал, не пугал ребёнка раньше времени, а сказал, что я, как бывало обычно - в командировке. И она поверила, потому что ничего нового в этом не было, все как всегда. Они приехали из Кемерово, там у неё украли из машины сумку с вещами, одна беда не ходит, так говорят. Хорошо, что там не было документов. Но разве это беда, по сравнению с аварией? Это мелочи жизни. Всё познаётся в сравнении.
Пока они ходили в магазин, шофёр оставался в машине, а потом, не закрыв машину, пошёл к ним в магазин. Воры, видимо, следили, и воспользовались этим ротозейством шофёра.
И только утром дома Ваня Неле сказал, что я лежу в больнице и причину этого. Рассказывать про лечение не буду, только скажу, что восьмимесячное скитание по больницам увенчалось «успехом» – я поняла, что больше так интенсивно работать не смогу, а иначе, вполсилы работать - не умею.
Доченька наша живёт и работает в России, в Гагарине Смоленской области с бабушкой Валей, с Бедриными, так далеко от нас. Продолжает учиться заочно. Я скулю, зализывая раны и скучая по единственному ребёнку. Зачем мы живём одни? Так далеко? И как долго это будет длиться? Ване пришло время подписывать контракт на последующие пять лет работы. Я столько не выдержу, да и работать я не могу, а мне всё время звонят, тормошат, консультируются. А голова трещит, болит. Надо сказать, что Иван с друзьями - сослуживцами задумали строить на берегу Иртыша собственные дома и уже были дома сложены (с пристроенными гаражами) из серого кирпича. Тогда Иван продаёт этот недостроенный дом и покупает в Гагарине квартиру. Трёхкомнатную. В этой квартире раньше жили Бедрины, а потом они переехали в другую квартиру, попросторней.
Итак, мы решаемся с Иваном бросить всё – карьеру, налаженный быт, связи, наконец, и уехать к ней, единственной и неповторимой доченьке. Ничего никому из друзей и знакомых не говоря о своем решении, мы с размахом отмечаем позже, в конце августа, в Черноярском доме отдыха мой день рождения – пятидесятилетие, а заодно и негласный (для моих работников) отъезд.
Институтские подружки мои почему-то не приехали на прощальный банкет. Хотя мы не афишировали свой отъезд, а просто отмечали круглую дату.
Нас и наше решение никто не понимает: на пике успеха всё бросить и уехать? Пошли по городу различные сплетни, но нам было все равно. Мы решили бесповоротно, я собрала кое–как (все ещё плохо себя чувствовала), все вещи, каждый день упаковывала их в картонные коробки, Ваня очень оперативно продал квартиру, гараж, дачу, раздал голубей, подарил голубятню кому-то из друзей-голубятников. За сентябрь месяц мы всё необходимое для переезда сделали и были полностью готовы к перемене места жительства. Хотя я до конца не была уверена, что переезд состоится. Ваня даже съездил в Алма-Ату в посольство, чтобы сменить гражданство казахское на новое - российское. Заказал через знакомых попутную фуру для перевозки вещей, которая ехала в Москву за каким-то товаром.
Когда Ваня вернулся из Алма-Аты, его ребята уже почти загрузили наши вещи в машину, уезжающую в Россию. И вслух (не стесняясь меня) очень удивлялись, что такие большие начальники (какие уж там большие, думаю я) увозят разодранный диван, и старые вещи в такую даль, зато книг тьму. Зачем? Они думали, что у нас богатства несказанные, необыкновенные. Не было их у нас никогда. А сколько книг мы раздали: я - в больницу, он - в колонию, мешками развозили. Соления-варения, соки и компоты - я все отдала в "свою" больницу,которой было отдано столько сил.Надеюсь,память о себе оставила положительную...
продолжение следует