Пожилая дама вышла на пустующую веранду. Час был ранний и немногочисленные постояльцы дома престарелых, скорей всего, еще спали, либо нежились в постели.
Обведя цветущий зеленый сад безразличным взглядом, Эмма Штольц, так звали женщину, медленным шагом подошла к плетеному креслу-качалке. Усевшись в него, она взяла с подлокотника старенький клетчатый плед и положила себе на колени. Затем сняла очки в толстой черной оправе, устало потерла переносицу и, откинувшись на спинку кресла, вздохнула, прикрыв глаза.
Вот уже две недели ее мучала бессонница, сопровождаемая ужасными головными болями. И на протяжении всего этого времени ее не покидало ощущение подавленности и бессилия. Эмма бы давно пожаловалась врачу на свое состояние, если бы не одно «но», - она боялась уснуть, боялась снова оказаться в плену кошмаров и вновь пережить страшные события давно минувших дней. Призраки далекого прошлого не отпускали ее, не давали заслуженного покоя, заставляя вспоминать все те ужасы, которые она надеялась забыть, покинув родной город и страну, где прошла ее молодость.
Все началось пару недель назад – ей, впервые за долгие годы, приснился Дахау. Во сне она открыла глаза и обнаружила себя сидящей в барокамере; той самой, что нацисты использовали для экспериментов над евреями, проверяя на них высотные режимы.
Она прекрасно знала, как работает система камеры, как и знала, через что ей предстояло пройти. Животный страх сковал душу Эммы, внутри все похолодело, а на лбу выступили капли пота. Она попыталась закричать, но с губ сорвался лишь еле слышный хрип. Она хотела броситься к двери, но ноги словно приросли к полу, она не смогла пошевелить и пальцем, - все тело будто парализовало.
Проснуться! Ей нужно проснуться! Она не выдержит этой пытки! Лучше пулю в лоб, но не такая смерть! «Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы я проснулась! Прошу тебя!»
Но Бог был глух к ее молитвам.
Вскоре она почувствовала жуткое давление на голову. Медленно проходила минута за минутой. Время как будто остановилось, бесконечно растягиваясь, превращаясь в вечность. Ей становилось все хуже. Грудь жгло адским огнем, каждый вздох давался с огромным трудом. Она задыхалась. Из носа хлынула кровь, и Эмма тут же ощутила металлический привкус во рту.
Ее охватила волна жара. Волосы прилипли к мокрому лбу, а одежда насквозь пропиталась липким потом.
Давление на барабанные перепонки стало невыносимым; боль достигла своего апогея, и женщина заорала, завыла нечеловеческим голосом, надрывая связки. В приступе безумия она начала биться головой о стену, рвать на себе волосы и царапать лицо ногтями.
Потом появились сильные спазмы. Худое тело извивалось и корчилось на полу в непрерывных судорогах. Голос осип, она больше не кричала; вместо этого - судорожно хватала воздух широко открытым ртом, словно рыба, выброшенная на берег.
Эмма умерла во сне от разрыва легких и мгновенно проснулась. Тяжело дыша, резко села на кровати и схватилась за сердце. «Сон, всего лишь сон», - успокаивала она себя, чувствуя, как струи пота стекают по спине.
В другом сне ее, обнаженную, поместили в чан с ледяной водой; еще один из экспериментов Зигмунда Рашера. Она кричала, рыдала, молила о пощаде, но ее никто не слышал или просто не хотел слышать. Смерть наступила лишь через четыре часа. И когда ее сердце остановилось, она, взмокшая и перепуганная, вернулась в реальность – свою светлую комнатушку в доме престарелых.
На следующую ночь Эмма перенеслась в деревянный жилой барак. Она, в полном изнеможении, лежала на кровати. Истощенный организм требовал пищи, а еще ей безумно хотелось пить.
Перевернувшись на бок, женщина увидела стоявшее рядом ржавое железное ведро, наполненное водой. Она потянулась к нему, запустила худую ручонку в прохладную живительную влагу и, зачерпнув ее ладошкой, поднесла к губам… На смену радости пришло разочарование, – это оказалась морская вода; она въедалась в незажившие раны, вызывая жгучую боль.
Эмма разрыдалась от отчаяния, несправедливости и жалости к самой себе. Не зная, что делать, она решила сперва подняться с грязной, пропитанной запахами мочи и пота, постели. Сев на кровати, что стоило ей огромных усилий, она свесила длинные костлявые ноги, похожие на две палки. К ее удивлению, ступни коснулись влажного дощатого пола.
Обезвоженная и обессиленная она, не раздумывая, упала на колени и с жадностью стала вылизывать недавно вымытый пол.
Но самый страшный сон ей приснился четыре дня назад…
Двое мужчин в форме эсэсовского легиона привели ее в операционную. Грубо усадили на металлический стул, крепко привязали руки к подлокотникам, лодыжки - к ножкам и ушли, оставив наедине с врачом-живодером. Она повернула голову в его сторону и, не моргая, уставилась на мучителя глазами полными страха.
- Прошу… пожалуйста, не делайте этого, - взмолилась Эмма. – Умоляю… - голос ее дрогнул. – Ведь я же человек, живой человек…
- Все узники концлагерей – это не люди, - было ей ответом.
По бледным впалым щекам женщины катились безмолвные слезы. Ей предстояло пережить очередной круг ада.
Держа в руках скальпель, врач подошел к подопытной, задрал подол ее платья, обнажив угловатые колени и бедра. Придвинулся ближе и сделал глубокий надрез. Эмма не проронила ни звука, - она изо всех сил сдерживала рвавшийся наружу крик. Зубы ее до крови впились в нижнюю губу. Поток слез усилился; скатываясь по острому подбородку, они падали ей на грудь, оставляя мокрые следы на сером изношенном платье.
Доктор медицинских наук тем временем отложил скальпель в сторону и занялся открытой раной; поместил в нее осколки стекла, древесную стружку и подсадил бактерии анаэробной гангрены, после чего остановил кровотечение при помощи жгутов. Теперь оставалось лишь одно – ждать и тщательно следить за процессом заражения, детально записывая все изменения.
Закрыв глаза, женщина стала шептать молитвы, отчаянно прося у Бога забрать ее, избавить от мук. Но и в этот раз Он проигнорировал ее.
Проснувшись поутру, Эмма почувствовала себя совершенно разбитой. Сон был настолько реалистичным, что невольно создавалось такое впечатление, будто это и не сон вовсе. Она не понимала, как старое сердце выдержало все эти пытки. И ее пугала мысль о том, сколько всего оно еще могло вынести.
- Господи, дай мне умереть… дай умереть, - чуть слышно проговорила женщина и закрыла лицо дрожащими морщинистыми руками.
Она мечтала о скорой безболезненной смерти. Уснуть навеки, без сновидений, оставив этот бренный мир, - пожалуй, это лучший и верный способ избавиться от преследуемых кошмаров прошлого.
Из размышлений пожилую женщину вывел голос врача:
- Доброе утро, мисс Штольц! Как вы себя чувствуете сегодня?
Эмма вздрогнула от неожиданности. Открыв глаза, она взяла очки, покоившиеся на коленях, и, надев их, взглянула на высокого улыбающегося мужчину в белом халате:
- И вам доброе утро, доктор Коувелл! Чувствую себя прекрасно, спасибо.
- Вы прирожденная актриса! – ответил Дэвид Коувелл, покачав головой, и присел на плетеный диванчик. – Сестра Кэрри жаловалась на то, что вы плохо спите и вас, судя по всему, мучает бессонница.
- Эта Кэрри всегда сует нос не в свои дела, - фыркнула Эмма; вездесущая медсестра ее ужасно раздражала.
- Это ее работа, - смягчившись, сказал врач. – А вам, мисс Штольц, стоит заботиться о своем здоровье.
«На кой черт оно мне сдалось? – с досадой подумала она. – Чтобы с новыми силами вернуться в нацистский барак ада?! Лучше сразу выпить яду!»
- Я сегодня же выпишу вам лекарство, - не дождавшись ответа, продолжил доктор и, поднявшись с места, добавил: - А как выспитесь, приходите в зал развлечений. Вечером мы будем играть в Бинго.
- Непременно, - выдавив улыбку, отозвалась Эмма.
- Вот и славно! – кивнул врач и, пожелав старушке доброго дня, вернулся в свой кабинет, что находился на третьем этаже дома престарелых.
Через десять минут на веранду явилась полноватая темнокожая женщина в форме медсестры и, вежливо поздоровавшись с мисс Штольц, протянула ей пластиковый стаканчик с разноцветными таблетками и бутылочку с минеральной водой. Эмма приняла «дары» и нехотя проглотила лекарство. После этого сестра Кэрри проводила ее в комнату и уложила спать.
* * *
Женщина проснулась от яркого света. Инстинктивно она попыталась прикрыть глаза, но попытка оказалась безуспешной, - в запястья тут же впились кандалы, и цепи, звякнув, вернули их в изначальное положение. Эмма, прикованная по ногам и рукам, лежала на операционном столе.
По спине прошел холодок. Она резко повернула голову влево, вправо, - в поисках очередного мучителя, но рядом никого не оказалась.
Сделав глубокий вдох и выдох, она досчитала до десяти. «Сон, просто сон», - словно молитву повторяла она про себя, стараясь успокоить бешено-колотящиеся сердце, норовившее выпрыгнуть из груди. Что с ней будут делать на этот раз? Какие эксперименты еще остались?
«Белый фосфор… сыпной тиф… горчичный газ… малярия… Думай голова, думай! – принялась лихорадочно вспоминать Эмма. – Для чего приковывать к столу?.. О, Боже! Стерилизация!» – это предположение привело ее в ужас. Ею овладел дикий, панический страх, и она начала брыкаться, извиваться, надеясь вырваться из железных оков. Но они лишь сильнее впивались в запястья и лодыжки, раздирая кожу в кровь.
Дверь операционной со скрипом открылась, и в комнату вошел врач в белом халате. Эмма притихла и воззрилась на вошедшего. Увидев в его руке хирургическую пилу, она поняла, что все сны, которые видела до этого – ничто. Настоящий кошмар ждал впереди.
К счастью, судьба оказалась благосклонной к ней, и через минуту после начала процедуры, она потеряла сознание.
Очнувшись от небытия, женщина обнаружила себя сидящей в инвалидном кресле. Перед взором все расплывалось, словно в тумане. Она подняла тяжелые, будто гири руки и протерла глаза. До сознания медленно начало доходить, что руки ее свободны от оков и цепей. Эта мысль приободрила, и Эмма слегка расслабилась.
Немного придя в себя, она опустила ладони на ноги… но к ее великому изумлению их не оказалось на месте. Ей стало дурно. Сглотнув, она последовала взглядом за ладонями… От увиденного она на мгновение перестала дышать. Все внутри нее сжалось, а к горлу подкатил комок… Вместо ног – обугленные обрубки.
Она с минуту взирала на представшую перед ней картину. Потом в мозгу что-то неожиданно щелкнуло, и она закричала во весь голос. Надрывно. Истошно. Дико. Казалось, она окончательно потеряла рассудок.
Взявшийся из ниоткуда доктор, влепил ей звонкую пощечину, и Эмма вмиг замолчала. Не удостоив ее и взглядом, мужчина подошел к медицинскому шкафчику, достал оттуда настольную лампу с необычным абажуром и поставил на край операционного стола, на котором лежали две человеческие ноги.
«Мои...» - Эмма вздрогнула от этой догадки.
Врач сделал замеры высоты, верхней и нижней части абажура, записал все цифры в блокнот и приступил к работе. Взяв в руки длинный острый нож с тонким лезвием, он принялся осторожно отделять хрупкую кожу от плоти аккуратными ровными лоскутами.
У Эммы закружилась голова, и ее вывернуло наизнанку. Пустой желудок извергал лишь желчь, оставляя горький привкус во рту. Перед глазами все поплыло и, тихо простонав, женщина провалилась в пустоту.
* * *
Эмма проснулась от собственного крика. Распахнув глаза, она с трудом приподнялась на дрожащих руках и с тревогой огляделась по сторонам. Она находилась в небольшой, скромно обставленной комнатке; она дома, в безопасности.
Обессиленно откинувшись на подушку, она разрыдалась. «Прошлое не оставит меня. Никогда… Никогда!.. Никогда».
Как ни странно, приняв и смирившись с этой истиной, она почувствовала некое облегчение. Она словно бы обрела внутреннюю гармонию, покой, умиротворенность; Эмма поняла, как избавиться от страданий.
Она перестала плакать и, вытерев лицо краем тонкого одеяла, поднялась с постели. Накинула бежевый махровый халат на влажную от пота сорочку и вышла из комнаты.
Остановившись у лестницы, она застыла на минуту, прислушиваясь. Снизу доносились чуть слышные голоса и смех. «Скорей всего из комнаты развлечений, - подумала она и взглянула на настенные часы. - Семь вечера… Время Бинго». – И Эмма спокойно спустилась на первый этаж. Удостоверившись, что за ней никто не следит и не подсматривает, свернула налево и двинулась в дальний конец коридора. Она осторожно ступала по скрипучему полу, боясь издать лишний звук, и то и дело нервно оглядывалась, проверяя, не идет ли кто за ней.
Оказавшись перед дверью прачечной, она положила ладонь на прохладную ручку и, слегка повернув, открыла ее и заглянула внутрь. Никого. Обрадованная, женщина быстро зашла внутрь, закрыла за собой дверь и, защелкнув ее на задвижку, поспешила к встроенному шкафу, где медсестры обычно хранили всякую утварь. Перерыв несколько ящиков и коробок, она, наконец, нашла то, что искала – бельевую веревку.
* * *
Доктор Дэвид Коувелл спустился в подвал и через потайную дверь прошел в секретную лабораторию. Включив свет, он легкой, уверенной походкой зашагал к рабочему месту. Усевшись в мягкое кресло с высокой спинкой, придвинулся к массивному столу из красного дерева и вытащил из верхнего выдвижного ящика толстую тетрадь в дорогом кожаном переплете. Положил ее перед собой и, задумавшись о чем-то, медленным движением провел рукой по обложке. Глубоко вздохнув, собираясь с мыслями, открыл первую страницу и написал по-немецки ровным красивым почерком: Собственность Давида Ковальски.
После чего перевернул страницу, поставил дату на чистом листе и сделал первую запись:
Три недели назад я начал свой маленький эксперимент. Признаюсь честно, изначально я был настроен скептически. Конечно, в душе теплилась надежда, но, тем не менее, разум оставался холодным и расчетливым.
И вот, сегодня я получил результаты… Успех! Препарат «Час расплаты» оказался эффективным и действенным! Эмма Штольц, более известная под именем Гертруда Рюдигер, повесилась два часа назад. Сестра Кэрри нашла ее безжизненное тело в прачечной.
Рюдигер делала смертельные инъекции сотням евреям и военнопленным других национальностей, испытавших на себе все муки ада в ходе различных экспериментов в Дахау. Справедливость, наконец, восторжествовала!
На протяжении всего этого времени меня мучали разнообразные вопросы. Но в целях безопасности пришлось умерить свое чрезмерное любопытство. Ведь если бы Рюдигер меня в чем-то заподозрила, весь план пошел бы коту под хвост. Но все, к счастью, прошло гладко и никаких проблем в ходе операции не возникло.
К сожалению, я не имею никаких данных о том, что именно заставило Рюдигер перейти к решительным действиям… Было бы интересно узнать, какие кошмары снятся нацистам…
В любом случае, я рад, что она продержалась так долго. Хотя с другой стороны, что такое – три недели? Этот срок – ничто, по сравнению с годами, которые мои родители провели в концлагере... И все же для начала - неплохо. Но в будущем я постараюсь улучшить формулу.
Следующие в списке: миссис Роберта Бергман (она же Ирма Берг из Освенцима) и мисс Клаудия Смит (Гермина Йост из Равенсбрюка). На этот раз им не удастся избежать наказания за свои бесчеловечные злодеяния!
Удивительно… об экспериментах нацистских врачей накоплено столько информации, в то время как работа младшего медперсонала, задействованного в процессе, - «тайна, покрытая мраком», о ней практически ничего не известно.
Мне пришлось потратить немалые деньги, чтобы собрать сведения о немецких медсестрах, работавших в те годы в лагерях смерти. Но я ни о чем не жалею, это определенно того стоило!
Мужчина отложил ручку в сторону. Откинувшись на спинку кресла, он закатал рукава белоснежной рубашки до локтей и заложил длинные загорелые руки за голову.
На внутренней стороне левой руки красовался вытатуированный личный лагерный номер, состоящий из пяти цифр, - воспоминание о страшном детстве.