«Горе». Стилизация.
Суровой зимой случилось несчастье. Заболела его старуха-жена. Антон Павлов хороший был мужик, печник, известный на всю округу мастер, и, в то же время, знали его как первого пьяницу во всем нашем районе.
Нужно было ехать в больницу, в посёлок, километров 20. А дорога ужасная, если ехать через лес; полями, в обход, дальше было – 30 -35 километров и метель началась к тому же, но он поехал по ней.
Взял Антон Павлов у местного фермера лошадь с санями еще в обед. И то, - фермер этот пожалел нашего пьяницу после долгих слезных его уговоров. Да и выделил он дряхлую слабосильную кобылку, которая до края деревни, до дома Антонова, что на окраине, плелась еле-еле. «Пока суть да дело», одел Антон старуху свою и вынес из дому, да закутал одеялами в санях, - дело склонилось к вечеру. А метель-то не унималась, и дороги все занесло. Едва выехал Антон на поля вдоль лесного массива, где и была дорога в район, прямо навстречу ему ударил резкий холодный ветер. В воздухе, куда ни глянь, кружились целые облака из снега, и не понять: идет ли снег с неба, или ветром с земли его поднимает и закручивает. И лошаденка пошла медленнее, вся энергия её уходила на вытаскивание ног из глубокого снега занесенной дороги. Антон же торопился. Он и подпрыгивал в санях, и то и дело хлестал по лошадиной спине и бормотал и бормотал, разговаривая с затихшей старухой.
- Ты, Алена, не плач, не горюй сильно… - бормочет Антон – Потерпи немного. В больницу приедем, бог даст, и быстренько там тебя это… Поставит тебе там врач укол, или таблетки дадут или может спиртом разотрут бока-то… Врачи уж постараются. Вот темнеет уже, ну и что… В больнице-то должны быть дежурные врачи. Ну, поругают меня, что поздно привез, выпимши, мол, опять… Там уж все меня знают, сколько раз по пьянке меня возила, сама же знаешь. Но помогут же, не выгонят, чай… -
И Антон хлестал лошадь и, не глядя на старуху, продолжал бормотать себе под нос:
- Кто ж меня, алкаша-то, не знает. И ноги ломал по-пьяни и руки… Ну уж, как ругали-то меня всегда и сестры больничные… Даже на лечении умудрялся нажираться. Но все они добрые, медсестры-то… Помогут непременно… -
Проехал он, было, и лес стороной, и видны вдали были огоньки поселковские сквозь снежную бурю. Что-то почуяв, Антон опустил вожжи и задумался. Оглянуться на старуху он не решался. Давно уже прекратились стоны её под одеялом. И спрашивать её и не получить ответа тоже страшно. Наконец, чтоб покончить с неизвестностью, он, не оглядываясь на старуху, нащупал под одеялами её холодную руку. Поднятая рука упала как палка жестко.
- Померла стало быть. Вот тебе комиссия! –
Когда работу свою над печами он заканчивал, по молодости, всегда приглашалась «комиссия» для осмотра пригодности и оценки его труда, - вспомнилось ему, вдруг. А тут и осматривать было нечего. Решительно.
- А ведь она по людям ходила! Богатеньким, и по огороду помогала и уборку в их коттеджах делала. Всё денежки зарабатывала: там 500 рублей, там тыщу… -
«А он бездумно пропивал и пенсионные свои деньги, вот был идиот!» - думал Антон – «И заработки свои, часто, не доносил до дома, оставляя в пивной того же райцентра».
Лошадь, между тем, шла себе к поселку.
- Ей бы еще пожить лет с десяток, а то, небось, думает, что конченный я алкаш. Мать пресвятая Богородица! Да куда ж теперь я, к чёрту, еду? Теперь не лечить надо, а хоронить. Поворачивай. –
И Антон дергал поводья, не известно куда поворачивая и направляя лошадь. Метель почему-то гуще и гуще закидывала снегом всю округу, но Антону всё уже было нипочем. Слезы застили ему глаза. Никакой видимости вокруг не было. Путь лошади становился с каждой минутой все хуже: то кусты царапали Антона за рукав, цепляя ветками. Он опустил голову и мерз, давно оставив поводья и не шевелясь. «Лошадь сама дорогу найдет, - думал он в дреме – поспать бы теперь… Впереди похороны, поминки там…, отдохнуть надо»
Антон закрыл глаза и задремал. Он слышал, как лошадь остановилась, уперевшись в кустарники у палисадника крайнего дома поселка. «Немного погодя», как ему показалось, хотя времени прошло много. «Вылезти бы из саней и узнать в чем дело» - но во всём теле стояла такая лень, что лучше замерзнуть, чем двинуться с места… И он безмятежно уснул.
Так его и нашли утром в поселковском парке замерзшим.
Проснулся он в светлой больничной палате реанимации. Из окна лился яркий солнечный свет. Антон видел перед собой людей и первым делом хотел показать себя, что он всё понимает….
- Хоронить надо, похороны организовать старухе моей-
- Ладно, ладно. Успокойся и лежи тихо! – обрывает его голос врача.
Антон хотел встать и поблагодарить врачей и медсестер, но почувствовал, что руки и ноги его не слушаются.
- Доктор! Ноги мои,… где ноги мои? Где руки мои? –
- Всё! Прощайся с руками и ногами, милый мой! Отморозил ты их! – Ну, ну… чего же ты плачешь теперь-то? Пожил уже, и Слава Богу! Небось, седьмой десяток прожил – вот, и будет с тебя! – говорил доктор, зная исход.
- Зачем? – сквозь слезы промолвил Антон – Лошадь чужая, отдать надо… Старуху хоронить… Как быстро всё решается на этом свете! Доктор! Я еще… сколько печек мог бы поставить… И вам бы помог… -
Доктор махнул рукой и вышел из палаты. Вышли за ним и медсестры. Вечером, дежурная медсестра позвала сонного врача из ординаторской, - констатировали смерть Антона Павлова!
От автора пояснение.
Изменяется время. И было, когда «укрупняли» хозяйства колхозов, организуя Совхозы. Мелкие деревни выселялись, и свозили людей в поселки, где строились трехэтажные многоквартирные дома, с центральным отоплением, с канализацией, с ванной и душем в квартирах. «Поселки городского типа», так называемые. Фермы маленькие тоже убирались, а скот переводили в огромные, на 500 голов, «комплексы КРС».
Нового ничего пока не придумали в наши времена. А придумали вернуться к прошлому, к маленьким хозяйствам. Землю продают гектарами и организуют фермерские хозяйства.
Обожглись видимо, что ли? Но, однако. «Нет добра без худа» - и наоборот. Ибо у нас всегда всё делалось через «зад».
Вот и медицина переживает очередной «заскок» укрупнения! «Нерентабельные», маленькие фельдшерские пункты, «санчасти» в деревнях, где работали двое или трое медработников, закрывают. А жителям оставшихся деревень нужно ехать сегодня за десять и двадцать километров в райцентры, в больницы «крупного» масштаба, в «рентабельные» видимо!
На селе, на деревне уже нет обычной медсестры, фельдшера. А уж до врача добраться: надо по бездорожью преодолеть огромные трудности пути.
Был опыт царского времени, от 19 века, когда организовали «Земство». И наоборот, медпункты приходили на село, ближе к народу. Земским врачом работал писатель Чехов.
Почему-то мы забыли опыты прошлого и делаем всё наоборот, бросаем свой народ на произвол судьбы: заболеет, - так пусть, как Богу угодно, - выживет не выживет.
В этой связи актуально смотрится рассказ известного писателя. Неужели мы к этому пришли?
Конец.