Галатея

Ренсон
С самого утра у неё была куча важных дел.
Сморщить личико, отмахнуться от назойливого солнечного зайчика. Выпрыгнуть из кровати, прошлёпать босыми ногами по деревянному полу в сторону ванны. Умыться, стараясь, чтобы вода не попала в глаза. Вернуться, заправить постель, постоять перед открытым шкафом, долго и обстоятельно выбирая платье. Пройти на кухню и позавтракать.
Тут уж нельзя терять ни минуты.
На барной стойке покоилась фигурка – облачённый в халат улыбчивый толстячок, сидящий по-турецки – мастерская имитация резьбы по кости. Нажмёшь толстяку на голову – заиграет музыка. Каждый раз какой-нибудь восточный мотивчик.
Села на барную стойку, отпила из стакана. С материнской заботой погладила фигурку по голове. При желании можно было бы скачать музыку и наслаждаться ею на прогулках. Но ведь всегда приятнее, когда кто-то – или что-то - исполняет специально для тебя.
Ну, довольно сидеть без дела! Чулан распахнут, метлу в руки – ууух! Кстати, хорошо бы всё-таки выбить ковёр. Максим не разрешает ей, что ты, говорит, мебель будешь передвигать, потом рулон тяжёлый тащить… Оба знали, что эти операции не составили бы для неё труда. Но он запрещал. А она слушалась.
Этот дом, стоящий посреди леса, тоже построил он. Ещё до того, как она родилась. Специально для них двоих.
Домашние хлопоты не отняли много времени. Она высунулась по пояс в окно и полной грудью вдохнула пахнущий хвоей воздух. Двадцать четыре градуса выше ноля по Цельсию, умеренная влажность, ветер северо-восточный, давление низкое, солнечно.
Надеть сандалии, корзинку в руки – и вперёд! Нет смысла запирать дверь, ибо чужие здесь не ходят. Вперёд же, к ней, матушке-природе!
Окрестные леса и горы были исхожены ею вдоль и поперёк. Ориентировалась она прекрасно, ибо знала каждую поляну, каждое дерево, каждый камень. Завяжи ей глаза, выброси километрах эдак в пяти отсюда – вмиг сообразит, как до дома добраться. Навигацией Максим, правда, пользоваться запрещал: могут засечь. Приходилось в случае чего ориентироваться по солнцу. Это легко. Восток – там, где восход. По часам определяешь, где остальные стороны света, а после по ориентирам вычисляешь своё местоположение. Проще простого.
Недавно, когда они лежали вместе, Максим напевал ей песню, и там как раз было про этот самый север: “Ключ к северу лежит, там, где никто не ищет, ключ к северу ждёт, между биениями сердца, я знаю, от чего ты не можешь, заснуть ночью… мы с тобой одной крови”. В тот вечер он как раз выпил много алкоголя, а в этом состоянии его тянет на старые песни.
Она захихикала, представив, как раскраснелось бы его лицо, узнай он, что она взбиралась на горы, правда, совсем невысоко. А уж если бы она добавила, что спускалась в пещеры… Максиму просто не могло прийти в голову, что она может решиться на подобное – вот и не запрещал. А она, радуясь про себя, вовсю пользовалась возможностью. Максима можно, в принципе, понять: если неделями торчишь в городе, то, видимо, забываешь, сколько всего хорошего и разного можно поделать на природе.
Город… Поставив корзинку на землю, она споро вскарабкалась на дерево и посмотрела на запад  - туда, где далеко-далеко виднелись шпили многочисленных башен, пронзающих небо. В одной старой книжке божество наказало людей за то, что они строили слишком уж здоровую башню, разбив единый язык на множество причудливых осколков. Она так и не поняла, в чём именно заключалась кара. Ведь любое разнообразие – это всегда здорово!
Всё, что она знала о современных городах, она почерпнула из рассказов Максима. Из них выходило, что город – вполне себе симпатичное место, но за изящным фасадом прячется первый круг ада. Вездесущие экраны и динамики, глушащие терабайтами бесполезной информации – и не спрятаться от них, не убежать. Повсеместная толчея. Воздух, сколько бы внимания не уделялось разбитию парков, скверный. Повсеместно декларируемая победа демократии и прав человека, которые на самом деле ещё не означают подлинную свободу, ибо ещё никогда человек не был так обозрим и лёгок для манипуляции.
В городе, говорил Максим, полно рабов. Но те, кто имеет невольников, тоже несвободны – просто не осознают этого. Я вывез тебя оттуда, шептал он, спрятал от тех, кто хотят поработить тебя.
Он… Кто он ей? Отец? Муж? Брат? Она не знала. Да и не задумывалась об этом. Он – её мужчина, и она принадлежит ему.
Это всё, что ей необходимо было знать.
Она спрыгнула, подняла корзинку и пошла дальше, на поляну. Ягоды должны были уже созреть. Вот дядя Миша-то обрадуется.
Дядя Миша был вторым человеком, которого она видела в своей жизни. Он раз месяц приезжает вместе с Максимом, чтобы оказать ей врачебную помощь. Каждый раз после этого мужчины уходят в дом и о чём-то долго говорят. Иногда дядя Миша прилетает один, что тоже здорово, ведь тогда он более общителен. А уж каких только историй от него не наслушаешься!..
Она оторвалась от сбора ягод и прислушалась. Где-то не так уж далеко пролетал вертолёт. Когда она уже подбегала к дому, он пронёсся над головой, сделал круг и пошёл на снижение на поляну неподалёку. У неё перехватило дыхание. Максим? Дядя Миша?

Он покидал вертолёт, тяжело дыша и держась за сердце. Выбравшись, облокотился на корпус машины и принялся вытирать платком пот со лба. Грудная клетка вздымалась, силясь втянуть в себя как больше лесного воздуха. Как его нехвата…
- Дядя Миша!!!
- Да… Галь… Слезь ты… Задушишь, негодница!
Галя честно слезла с толстой шеи и отступила на шаг, не отрывая от него ярко-желтых глаз и улыбаясь от уха до уха. Но через вдох уголки её рта укоризненно поползи вниз:
- Дядя Миша… Ну нельзя же, напившись, в вертолёт…
- А… Автопилот, - махнул он рукой, отчаянно борясь с одышкой.
- Всё равно, - она упёрла кулачки в бока и надула губу, - техника безопасности! Не отпущу вас домой, пока не протрезвейте!
И топнула ножкой.
Лицезрея столь суровое и милое создание, дядя Миша не смог удержаться от смеха.
- Ладно уж… Позволь на тебя облокотиться… Пройдём в дом…
- А, - Галина захлопала ресницами, словно только в этот момент вспомнила, - а Максима нет. Ааа… До процедур ещё неделя. Что-то не так? – она посмотрела на дядю Мишу огромными желтыми глазами.
- Всё так, всё так… Просто дёрнуло, - он запнулся и пробормотал себе под нос, - приехал… Сидел себе в ирландском пабе и подумал – почему бы не приехать…
Галя аж подпрыгнула от восторга.
Не прошло и пары минут с тех пор, как они устроились на веранде, а столике уже красовался самовар, приборы и всякие вкусности. Михаил хотел было остановить Галину – да разве в её щебетание хоть слово вставишь!
- … только вчера отпустила на волю, как только всё зажило. Так смешно фыркал! Днём спал, а по ночам по дому лазил. Слышно было как лапки «шлёп-шлёп-шлёп»…
Михаил только успевал ловить взглядом пёстрое пятно платья. Она встретила лося, и он даже позволил себя погладить – милейшее существо, правда, не такое милое, как ёжик. Мимо пролетала какая-то процессия вертолётов – хорошо, Максима не было, а то он с ума бы сошёл от беспокойства. Впрочем, она сама до ужаса перепугалась. Только что поспела земляника, угощайтесь, дядя Миша!
Она плюхнулась в кресло, выдохнула – и с новой силой обрушила на Михаила вал слов и образов. Он слушал, кивал, попивал чай с баранками и иногда прикладывался к фляге. Галя притом каждый раз укоризненно качала головкой, но отбирать фляжку не смела. Хотя внутри всё и вопило это сделать.
- Галь, - наконец-то пробился Максим, - Галь, - произнёс он ещё раз и посмотрел куда-то вдаль, и взгляд его был мутен и грустен… - Я давно рассказывал тебе сказку?
Внутри её аж всё затрепетало в присутствии новой истории.
Дядя Миша, однако, не спешил. Он в очередной раз приложился к фляге, закинул баранку в рот и не спеша прожевал, после чего уставился вдаль всё тем же взглядом.
- Когда-то, - начал он, - давным-давно, тысячи лет назад… Жил один мастер. По совместительству он исполнял обязанности царя, но это не важно… Прежде всего он был человеком искусства, скульптором. Звали его Пигмалион. Как-то раз он высек из камня молодую девушку – прекраснейшую, которую только видел свет. Высек – и влюбился. Он дарил ей подарки, одевал в золотые одежды… Но статуя – всего лишь статуя. И однажды, во время праздника, он обратился с молитвой к Афродите… Помнишь, кто такая Афродита?
- Богиня любви, греческий пантеон.
- Воот… Не смея просить оживить статую, Пигмалион просил Афродиту даровать ему жену, которая была бы столь же прекрасна, как и та статуя. Богиня, тронутая такой любовью, вдохнула в статую жизнь, и она стала женой Пигмалиона… Это ещё не конец, - он поднял руку, когда Галя собиралась было что-то сказать, - это ещё не конец…
Глоток, кашёль, мучительная пауза.
- Ожившей статуе дали имя Галатея…
- Как и меня, - кивнула Галя.
- Как тебя… И как звали ещё одну… Женщину, очень близкую к тебе…
Дядя Миша опустил взгляд, а когда поднял, в глазах его стояли слёзы.
- Это ещё не конец… Прошло много лет, но люди не изменились. Им всё так же не давал покоя миф о Галатее… Однажды группа учёных объявила о новом изобретении – настолько ужасном, настолько кошмарном, что его сначала хотели запретить и навсегда стереть из памяти… Но люди опустили момент – и сейчас того, кто предложит всё забыть и продолжить жить, как раньше, тут же заклеймят безумцем…
Галя подалась вперёд. Было непонятно, но жутко интересно.
- Если вкратце, то… Люди научились делать новых существ. Симбиоз машины и человека… Человек несовершенен, но его можно улучшить, обратившись к электронике... Самый сильный инстинкт – это всегда инстинкт самосохранения, и потому люди вложили в программу этих… существ… три закона, которые не позволяли творениям восстать против творца…
- Законы часто нарушают, - вставила Галя, - особенно в городе. Максим рассказывал.
- Да, но это были особые законы. Новые… Люди просто не могли их нарушить – так же, как человек не может не дышать…
Дядя Миша закурил.
- Этих… Новых существ… Поставили на службу человечеству. Я был одним из них… Членом коллектива, который разработал технологию… Когда мы поняли, чем грозит обернуться дело, мы скрылись… Сменили имена, многие – внешность… Нелегко обмануть систему… Но мы смогли…
- А зачем?
- Многие… Хотели использовать их в войнах, но эти существа оказались так же неотделимы от трёх законов, как человек неотделим от мозга... Для военных целей пришлось бы менять саму основу программы – а это, как мне известно, до сих пор под силу только разработчикам технологии… То есть нам… Мы поняли, чем это начинает пахнуть, и скрылись, оставив миру… Наше детище… Наших детей… Они умнее, сильнее людей – и беспрекословно подчиняются. Их послушности могли бы позавидовать многие дети… Дети…
Михаил закашлялся, размахивая дымящейся сигаретой. Кое-как справившись с приступом, он надолго приложился к фляге. Галина смотрела на него во все глаза. Она не совсем понимала историю, но кто такие «дети», она знала. Их хотелось. Причём очень.
- Существ делали из детей, - внезапно заявил Михаил абсолютно трезвым голосом.
Недоумение Галины достигло пика:
- Дядя Миша…
- Киборгов производят из детей, - упрямо продолжил дядя Миша, не глядя на неё, - младенца помещают в специальную капсулу… Ждут год… И вытаскивают взрослого сформированного индивида, напичканного железом и микросхемами… Была одна молодая пара, - без всякого перехода сменил он тему, - и они ждали ребёнка… Она хотела дитя… А он… Не то, чтобы… Но он до беспамятства любил свою жену. И когда подошёл срок рожать… Она умерла. Такое бывает. По сей день такое бывает…
Гале не нравились перемены, происходящие с его лицом.
- И вдовец остался один с ребёнком на руках. Маленькой чудесной девочкой. Которая ещё тогда была страшно похожа на свою мать… А он был богач. И он знал, кто я. Что я не какой-нибудь рядовой кибертроник и многое могу провернуть... В том числе и воссоздать процесс буквально в гараже… Угрожал… Когда люди в отчаянии, они способны…
- Дядя Миша!
Он встал, притом чуть не опрокинув стол, и, шатаясь, пошёл во двор.
- Куда вы!
- Они способны… На страшное…
- Дядя Миша! – она схватила его за руку, - ну куда вы в таком состоянии!
- Зря, - прошептал Михаил, глотая слёзы, - зря прилетел… Забудь, Галя, забудь… Мне вообще на работу…
- Дядя Миша!
- Я пойду…
Допустить, чтобы он в таком состоянии сел в транспортное средство, пусть и снабженное самым преумным автопилотом, она не могла. Программа проанализировала с помощью математических моделей все варианты развития ситуации, вывела прогноз и дала команду, апеллируя к первому закону. Аккуратный, чётко выверенный удар по затылку – и грузное тело ослабло, упав ей в руки. Она подняла Михаила и унесла в спальню. Уложив его на кровать, она взяла с полки книжку и присела рядом – больного нельзя оставлять одного.
Грустная сказка, подумала она. Да и вообще какая-то дурацкая. Надо в следующий раз попросить, чтобы рассказал что-нибудь весёлое…