«Вот он — хаос камней, воды, неба. Со звоном летели в море дымные ручьи, а там — высоко-высоко на скалах — цвела по веснам душная полярная сирень и черемуха.»
В.С. Пикуль. «Из тупика»
Да-а-а… Дал же Господь Бог работенку, врагу не пожелаешь…
Прав был Жванецкий: «Образования у меня никакого. То есть, – высшее техническое». Вот, бывало, спрашиваю знакомых на предмет того, куда их отсылают в командировки (в тех случаях, когда эта опция прописана в их трудовых договорах), и что я слышу в ответ? Сингапур, Париж, Лондон, Берлин… Москва, на худой конец. Ну, понятно: они – элита. Манагеры. Менеджерята. А если ты никакой не мерчендайзер, аудитор или креативный директор, а всего-навсего инженер (мы сами про себя говорим – инжеНЕГР), тебя-то куда могут запендюрить?! О-о-о, товарищи дорогие, здесь простор для фантазии такой, что у начальников, выписывающих командировочные удостоверения, слеза умиления на глаза наворачивается. Есть такое количество мест, куда тебя можно послать, такое… что, услышав пункт назначения, проще послать самого начальника. Тут тебе и Мирный с Байконуром, и Комсомольск-на-Амуре с Петропавловском-Камчатским, и Кызыл с Салехардом, и… в общем, перечислять можно долго. И каждый из этих городов принадлежит к тому славному числу мест на карте планеты, в которое ни один нормальный человек никогда в жизни не поехал бы даже под угрозой расстрела. Но отдельные идеалисты преисполняются чувством долга, распушают гражданское самосознание, покорно берут командировочное удостоверение и летят, летят, летят в любой конец нашей Великой и Могучей. В зависимости от фантазии руководства. И специальности.
А я по специфике своей работы имею некоторое отношение к флоту. В этом плане мне некоторым образом повезло, ибо один из основных судостроительных заводов нашей Родины (конкретно, «Адмиралтейские верфи») находится в десятке остановок метро от моей квартиры. Но энное количество лет тому назад меня подписали еще и на дивный город Северодвинск, что в Архангельской губернии. И с тех пор я там практически прописался.
У нас шутят: «Северодвинск – страна чудес. Попал туда, и там исчез.» Святая правда! Если в командировке написано «…сроком на 2 недели», слово «недели» можно смело зачеркивать и писать сверху слово «месяца». Причем, не факт, что по истечение срока его не продлят еще на такой же, если не больший. Ну да ладно. Наше дело солдатское, приказали – устремился. Тем более, что о Северодвинске не могу сказать ничего плохого. Город чистенький, люди симпатичные и к нашему питерскому подзаторможенному менталитету вполне близкие, инфраструктура вполне достойная. О нас, «питерских мажорах», легенды по стране летят, что каждый вечер после работы мы ходим в театры, а по воскресеньям в Эрмитаж. Вранье все это! Все, как у всех: работа – дом, дом – работа. Я долгие годы ничего не видел, кроме родной конторы и своих пятиэтажек, поэтому временный переезд в Северодвинск (каждый год более 7 месяцев суммарно в течение шести лет) мне дался вполне даже легко. Пятиэтажки почти такие же, а завод даже больше, причем, в разы (что, признаюсь, по первости поражало). Да и город – уменьшенная копия Питера: на плоской, как доска, местности, сплошная сетка параллельно-перпендикулярных улиц. В гостиницах мы жили приличных, магазины торгуют тем же, чем у нас, так что, проблем с адаптацией не было.
А вот под занавес прошлого года возникли разговоры, что ехать, возможно, придется в город Снежногорск губернии уже Мурманской. Я тогда всерьез это не воспринял, хотя и посмотрел по карте, чем Снежногорск отличается от Североморска. По итогам просмотра сам для себя я определил, что отличаются они примерно так же, как Гаджиево от Видяево, но все же поспрошал бывших там, что же это за городок.
Сразу обратил внимание на одно любопытное обстоятельство: каждый человек, которого я спрашивал о Снежногорске, брал мхатовскую паузу, а после нее, глумливо ухмыляясь, задавал встречный вопрос: «Что, и тебя посылают?» Дождавшись моего с каждым новым разом все менее уверенного кивка, человек плотоядно чавкнув, говорил:
– Ну, слушай…
Далее шел набор таких невообразимых ужасов, что мне, маменькиному сыночку и бывшему юному пионеру, переводившему бабушек через дорогу и никогда не дергавшему девочек за косички, оставалось только возбужденно икать от осознания перспективы, которая даже на фоне неоднократного пребывания в море (и иногда в подводном положении) на нескольких консервных банках, казалась мне запредельной. Заканчивался наш диалог тоже всегда одинаково. Человек снисходительно трепал меня по плечу со словами:
– Да что я тебе всякие жуткости рассказываю? Приедешь – увидишь!
– А вот и фигушки им всем, пусть сами едут! – запальчиво отвечал я ему, мысленно имея в виду все свое и не только свое начальство вплоть до первых лиц государства. – Не имеют права против моей воли!
– Ну-ну, – задумчиво усмехался человек, и мы прощались.
Примерно в таком режиме прошло полгода. Я как-то подуспокоился. Постепенно начинало отлегать. Пока на прошлой неделе не раздался телефонный звонок.
Здесь я отвлекусь. Должен сказать, что у меня крайне интересная работа. В том числе, и в плане организации производственного процесса. Ты можешь сидеть днями, неделями, месяцами, никому на хрен не нужный, ничего не делая, кроме обозначения своей персоны на рабочем месте. Но иногда наступает такой момент, когда ты вдруг становишься нужен всем и сразу. И над тобой повисает тысяча дел, срок выполнения которых – вчера. Такая неделька приключилась и у меня. Всю неделю раскаленный телефон трезвонил, не смолкая, я носился по этажам и корпусам, что-то подписывал, согласовывал, о чем-то договаривался, и, смутно восстанавливая в памяти первый день на службе, частенько вспоминал шофера из «Кавказской пленницы» с его прекрасным: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса!» В общем, решил я остановиться и испить кофейку. И только я налил в кружку кипяточку, раздался очередной телефонный звонок.
За эту неделю я перестал ждать от жизни хотя бы чего-нибудь хорошего, поэтому флегматично бросил студенту, подошедшему к телефону:
– Скажи, что меня нет.
Ага, щас! Тот исполнил, как предписано, выслушал что-то в ответ, и сказал мне:
– Тебя.
– Я ж тебе сказал: меня нет! – прошипел я.
– А там ответили, чтобы ты не выделывался и подошел, – моментально парировал студент и отодвинулся от греха подальше ко входной двери, заняв стартовую стойку бегуна на длинные дистанции.
Делать нечего. Подошел. На другом конце трубки был мой коллега, который не терпящим апелляций тоном объявил мне о необходимости ехать в Снежногорск, причем удостоверение мне уже оформлено, а билеты он заказал. Да еще и на поезд, поскольку во-первых, в связи с началом учебного года все билеты на самолет разобраны на несколько дней вперед, а во-вторых, нам еще с собой тащить аппаратуру. Матюги застряли у меня в горле между желудком и гортанью, но я понял, что вопрос решен без моего участия, пришел домой и выпил в одно жало бутылку коньяка. Не могу сказать, что полегчало, но по меньшей мере, один положительный аспект в этом путешествии я нашел. Когда-то в отрочестве я, помнится, прочитал замечательный роман «Из тупика» за авторством В.С. Пикуля, события которого как раз разворачиваются вокруг Мурманской железной дороги, а теперь я могу воочию увидеть то чудо света, которое Пикуль описывал, как обычно, не видя никогда в жизни – по справочникам и воспоминаниям очевидцев.
Что ж, решено, поеду. Я собрал сумку и вечером следующего дня был на вокзале.
Должен заявить со всей ответственностью, когда я увидел ящики «с аппаратурой», мне поплохело. Нет, я, конечно же, не сомневался, что вчетвером мы дотащим эти два ящика. Но до кучи у нас у каждого еще по увесистой сумке. Вопрос непраздный: влезем ли мы со всем этим барахлом в купе?
Тихо (а иногда и громко) матерясь, мы доперли все это добро до поезда, с трудом впихнулись в замкнутый объем нашего временного пристанища, дождались, пока поезд тронется, распили бутылку водки, закусили «Дошираками» и улеглись баиньки, в розовых слюнях собственной значимости и полного отупения нетрезвой усталости.
Проснулся я где-то за Петрозаводском. Уже рассвело, и я выглянул в окно. Мимо несся традиционный карельский пейзаж. «Хорошо? Нет, ребята, у нас под Приозерском лучше». Мы где-то тормознули, я вышел на перрон покурить и, одухотворенный, пошел досыпать.
По ходу движения пейзаж не менялся. Интерес к себе у меня вызвала только станция Кемь, и тот был обусловлен исключительно эпизодом из «Ивана Васильевича». Деревня деревней. Бабули продают бруснику, гопота старшего подросткового возраста с интересом разглядывает высыпавших на двадцатиминутную прогулку гастролеров в резиновых тапочках на босу ногу – мятых, всклокоченных, утомленных долгими разговорами ни о чем со случайными попутчиками и детским ревом из соседних купе. Подышали, несвеже покурили, тронулись. Ну и что? Лес как лес, только деревца пожиже и помельче. Ну да под Сортавалой и не такое видали…
И только когда мы проехали Ковду во мне проснулся живой интерес. Дорога начала петлять, вагон вихлялся в кренах, на горизонте замелькали сопки, а справа по ходу поезда вдалеке заблестела безбрежная гладь воды. Я судорожно пытался напрячь память, вспоминая, что же это может быть. Посмотрев на расписание движения, я увидел название «Кандалакша», и предположил, что это – Кандалакшский залив. Коллеги дружно меня обсмеяли, включили ноутбуки и углубились в пучину отъявленного геймерства.
А меня от окна уже было не оторвать. Меня не смущал ни детский плач где-то рядом, ни запах свежезамененных «памперсов», ни небритые рожи суровых мужчин, торопящихся к себе из вагона-ресторана с пакетами, в которых что-то пронзительно звякало… Я видел это! Видел второй раз! Первый раз я это наблюдал со стороны воды, когда наше судно стояло в Кандалакшском заливе. Я видел это великолепие год назад. Эти сопки, поросшие соснами, устремленными в холодные низкие северные небеса. Этот выгоревший за недолгое полярное лето редкий мох. Эти величавые валуны, подпирающие снизу, как постамент, всю композицию. Светло-серое небо, темно-серые облака, прозрачно-свинцовая вода, размытое бледно-желтое солнце. Полукраски. Полутона. Пейзаж с недокрученной резкостью. Я тогда мечтал сойти на берег хоть на полчаса и полюбоваться этой красотой вблизи. Теперь я имел такую возможность.
Особенно красиво наблюдать картину в динамике. Поезд летит, и вдруг справа новая сопка нависает над вагоном, закрывая обзор на залив. Проходят две минуты, и картина меняется с точностью до наоборот: справа – пропасть безумной высоты и залив вдалеке отсвечивает отражающимся заходящим солнцем, а слева огромная скала. Сорвись с ее вершины хоть крохотный камешек, и он пробьет крышу вагона, как стрела пробивает кольчугу. Ощущение восторга от созерцания первобытного хаоса. Пятнадцатый день после Сотворения Мира. Хорошо, двадцатый. Но – не более.
Неожиданно вдоль путей появляется асфальтированная дорога. Впечатление такое, как будто ты переносишься в машине времени на десятки веков вперед. В момент. Одним махом. А по дороге едут машины. Машины! Причем, не задрипанные копейки времен раннего Брежнева, а ничего себе даже такие иномарочки. И ты постепенно отходишь, возвращаешься к реальности. За окном замелькали деревянные дома. Оп-па: пятиэтажечка кирпичная – старая, грязная, обшарпанная (проект «Здравствуй, Родина»). Взгляд на часы: через пять минут Кандалакша. Глоток минералочки (все же прихватывает со вчерашнего, прихватывает слегонца). Пора надевать куртку и искать сигареты. Стоянка – двадцать пять минут.
Вокзал налетает внезапно, как ураган. Шоссе вдоль «железки» внезапно расширяется, поезд останавливается, и это расширение оказывается привокзальной площадью. Наш вагон – аккурат напротив. «Вокзал», собственно, и вокзалом-то не назвать: так, некая деревянная конструкция, похожая на двухэтажный дачный домик а-ля финская дачка. Весь ансамбль (станция – площадь – вокзал) порождает ощущение какого-то ненавязчивого уюта. Вышли на платформу («платформа»-то – смех один: кривая бетонка между путями). На горизонте, заслоняя облака, виднеется огромная сопка… в полнеба! Выше облаков! И хрен-то с ними, с хозпостройками вокруг: красотища! Ребята смеются. Ну да, извините, поэт я в душе (над этим словом поставьте ударение сами), даже такой картинкой готов восхищаться за неимением лучшего. Впрочем, бывает ли лучше? Теперь я уже почти уверен: бывает!
Все докурили? Тогда по вагонам! Печальный гудок! Тронулись.
Дальше было глубочайшее разочарование. Нет, я все понимаю: стране надо что-то кушать, а значит, как-то зарабатывать на хлеб насущный. Но не так же! Какими надо быть циниками, чтобы разрушить такую красоту уродливостью искусственных карьеров! Но еще большими циниками нужно быть, чтобы выставить все это напоказ любому проезжающему, который не поленится посмотреть в окно. Еще не доезжая Апатитов, я забрался на полку, чтобы не видеть всего этого.
При подъезде к Коле я заставил себя выползти к окну, и картина меня поразила своей необычностью. Слева по ходу движения стеной стояли скалы. Вплотную к пути. Ручейки воды с вершин стекали по ним, собираясь перед насыпью в искусственные водозаборники. Огромные валуны лежали на уступах, ничем и никем не закрепленные, каждую секунду грозя свергнуться вниз. Иногда скала обрывалась так же неожиданно, как началась, и в низине возникало очередное озеро, а потом повторялось все сначала. И только при подъезду к Коле скалы переместились слева направо; слева же открылся вид на Кольский залив. В районе Колы он обмелел (отлив!) и на дне его виднелись бугры гигантских камней. Мы ехали по серпантину на высоте многоэтажного дома, справа от нас продолжала уходить вверх сопка, и по другую сторону залива возвышались такие же. До самого горизонта. Между ними - сумрачный провал залива. Как бездна.
Оба моста через залив с высоты «железки» казались игрушечными. Впечатление усугублялось тем, что уже стемнело, очертания угадывались смутно, а включенные фары машин, габаритные фонари на зданиях, мостах и шоссе и окна домов смотрелись, как крохотные огненные муравьи, бегущие где-то под нами. А мы передвигались уже медленно-медленно, казалось, только для того, чтобы не спугнуть кипучую жизнь этих мелких существ, и чтобы не нарушить величавого молчания сонных исполинских сопок, благосклонно давших им возможность существовать на своих склонах.
Плавное торможение… Все. Приехали. Станция Мурманск. Попрошу освободить вагоны!