ПЕРЕПУТАЛИ
( История, основанная на реальных событиях. Название деревень, а также имена лит. героев вымышленные).
В деревне Самойлиха, в одном из домов оплакивали и прощались с покойной девяностотрёхлетней Меланией Ивановной Жоховой. Былая жизнь усопшей Мелании ничем таким выдающимся не отличалась, если не брать в расчёт, что она вырастила и поставила на ноги родного племяша Петеньку, оставшегося сиротой к двум годам. Сама Мелания была старой девой, чистой и непорочной. Замуж выйти ей не довелось, женихов, да сватов она отчего-то сторонилась, так и провела весь длинный отрезок своего жизненного пути, неустанно трудясь то на колхозном поле, то у себя в огороде. В Петеньке она души не чаяла, только что не молилась на него, любила паче, чем мать родное дитятко.
В передней избе собрались деревенские жители: две престарелые соседки, племянник Пётр с женой, его приятель Фёдор и бабка - читалка, Елизавета Митриевна, которая являла собой натуру бойкую, просвещённую и резковатую в обращении с соседями, пользующуюся, однако, непререкаемым авторитетом среди деревенских жителей, как набожная христианка и знаток молитвенных псалмов. Если дело касалось хлопот, связанных с усопшими и похоронами, в дом приглашалась непременно Елизавета Митриевна, потому что никто другой, не смог бы отчитать покойника грамотно, по всем правилам канонов православного молитвослова, как она, бабка Елизавета.
Бабка Елизавета сейчас стояла возле столика, накрытого новым расшитым рушником, перед нею лежал раскрытый псалтирь, она читала заупокойную молитву чинно и благопристойно, в то время как остальные сгрудились поодаль, держа в руках зажжённые свечи. Елизавета время от времени, не прерывая чтения, строго посматривала на Петра, успевшего в день прощания с Меланией уже с самого утра приложиться к первачу. Пётр всё это время не отходил от гроба, громко всхлипывая, заходясь в пьяных рыданиях и сморкаясь, чем откровенно мешал прощальному церемониалу. Жена его, Нюра, то и дело цыкала на него, исподволь дёргая мужа за рукав.
Пётр родился и вырос в этой деревне, под заботливым крылом Мелании, которую почитал за свою родную мать. Внешний облик его нельзя было назвать заправско-деревенским. Пётр внушал вид интеллигента. Черты лица его были почти безукоризненно-правильными: резко выраженные скулы, прямой с хрящеватой горбинкой нос. Серого цвета глаза смотрели всегда безмятежно и честно. Выпуклый лоб, высокопарный взгляд, длинный рост, худое телосложение - могли бы предположить в нём задатки незаурядного интеллекта. И, если бы не его взбалмошный, непредсказуемый характер, из Петра, вероятно, мог бы выйти весьма толковый гуманитарий. Всё дело портил этот самый его никчёмный характер, который то и дело толкал Петра на новые жизненные виражы: Пётр менял профессию за профессией, метался из одного города в другой. В поисках себя Пётр продолжал испытывать судьбу вплоть до теперешнего дня скорбной кончины его второй мамы - Мелании Ивановной. Кем только и где ему не доводилось работать: столяром в ремонтной мастерской, монтажником-высотником, помощником повара, актёром в народном театре, дежурным охранником на крупном предприятии, подмастерьем в обувной лавочке. Везде его увольняли за безалаберность. Пётр был начитан, говорлив, забывчив на отдачу долгов, в обращении с людьми кроток, словно агнец. Среди деревенских Пётр давно прослыл заядлым выпивохой без царя в голове. Сейчас он стоял, изрядно набравшись, покаянно потупив свою "без царя" полулысую голову и, перебивая молитвы Елизаветы, вслух вымаливал прощения за "грехи свои тяжкие" у покойной Мелании, то и дело вытирая носовым платком нос и текущие по впалым щекам обильные слёзы, чем напрочь вывел из терпения бабку-читалку. Елизавета, полуобернувшись, сердито зыркнула на жену Петра сквозь очки: " Нюрка, уйми своего забулдыгу, наконец! У живой Мелании прощения надо было просить. У живой! А он в то время в Воркуте монтажником робил. За длинным рублём гонялся. А получил что? Тебя брюхатую он получил, Нюрка, а не рубли. Мелания-то бедная, весь огород на себе тянула! Бывалоча, картошку сажать уж с апреля месяца начинала, а копку, чуть не с июня. Чтобы своему Петеньке закрома полные запасти. Пётр, как же тебе не стыдно? Зенки свои воловьи уже с утра залил. От стервец! " - ругалась Елизавета. Нюрка часто-часто заморгала и виновато потупилась. Елизавета смолкла, подошла к гробу с усопшей, деловито откинула покрывальце и, увидев на безымянном пальце Мелании обручальное кольцо,оторопела, не поверив своим глазам. Брови её медленно поползли вверх. Она троекратно перекрестилась, притянула за лацкан пиджака Петра к себе и шикнула ему на ухо: " Глянь-тко, Петр. Не блазнится ли мне? Кольцо на пальце у Меланьюшки нашей. Как это всё понимать? Сколько себя помню, у Меланьюшки никаких шашней с мужиками отродясь не бывало. Или всё ж-таки бывало? Господи, прости мою душу грешную." Она снова перекрестилась. Пётр, интеллигентно отирая лысину большим носовым платком, пространно изрёк: " Собственно говоря, Елизавета Дмитриевна. С позволения сказать. У каждой мало мальски приличной женщины был, есть и будет свой, извините за выражение, молодой человек. Да-с. Посему лично я не удивлён нисколько сиим вот самым кольцом. Воте-с." Он покачнулся с пяток на мыски после своего умозаключения и удовлетворённо выдыхнул пары луково-водочного перегара. "Батюшки-светы. А я и не сном и не духом не ведала. Поди ж ты..." - не успела Елизавета договорить, как внезапно послышался громкий стук в дверь, затем тот час же в неё просунулся незнакомый старик: "Где тут Агрипина Савельевна Махонина? Мне бы её нужно. Я муж ейный, из Калиновки приехал." Он обращался сразу ко всем, зажав при этом загорелым кулачком клинышек своей седой бороды.
"Собственно говоря. Товарищ пенсионер, такие здесь не числятся", - пьяно растягивая слова, важно резюмировал Пётр. " Мелания Ивановна Жохова мы. Воте-с!" - заключил он, напустив на себя для пущей солидности ещё большего тумана интеллигентности и чванства. Сметливая Елизавета ахнула про себя, тут же догадавшись, в чём дело и вновь притянула к себе Петра за лацкан пиджака: "Ты что, оглобля стоеросовая, совсем зенки пропил? Кого ты из морга привёз, ась??? " " Так я, собственно говоря не в курсе, дражайшая Елизавета Дмитриевна. Кого нам экспедитор, так сказать, предоставил, того, собственно, мы с Фёдором и забрали. По всей видимости, перепутались бирки ...покойных. То есть, покойниц. Выражаясь фигурально, я вообще - не при чём. Расписывался в накладной Федька. Воте-с!" - запинаясь, доказывал свою правоту Пётр. "Какой экспедитор? Какие бирки? Какие накладные? Что Федька, что ты - два сапога пара. Пропойцы! Тунеядцы! Охламоны безалаберные! " - с этими словами она, размахнувшись, с треском отвесила Петру увесистую оплеуху. Пётр остолбенел. Он расширенными глазами смотрел то на покойную Меланию, личико которой напоминало печёную маленькую картофелинку, то на заявившегося старика, и не мог подобрать для своего оправдания ни единого словечка, а только с усилием тёр затылок. Нюрка сконфуженно хлопала глазами, Фёдор, крякнув от неожиданности, прыснул в рукав рубахи. Вскоре, однако, соседки выдворили Фёдора и Петра, качающихся, толчками в спину, на кухню, подальше вон от неприглядного события. А Елизавета сбивчиво извинялась перед седобородым стариком. Тот подошёл к покойнице, обнял гроб : "Нашлась моя пропажа. Чуть было я тебя не потерял. Граня моя, поехали обратно, в Калиновку, на родной погост." Старик заплакал, оглаживая руками покров усопшей жены. Через десять минут состоялся равноценный обмен телами старушек, а затем благополучно прошли похороны.
Рассказ на стадии обработки!