Стоял погожий июньский денек, когда раздался непонятный резкий хруст. Оторвав взгляд от газеты, я оглядел сад – все, вроде, спокойно, все в порядке. Снова взялся за газету, как вдруг большая яблоня жалобно заскрипела, немного повернулась вокруг своей оси и медленно повалилась на землю в полуметре от меня. Упав, она еще несколько секунд пружинисто вздрагивала на подминаемых собственной массой ветвях и, наконец, замерла.
– Ни хрена себе! – воскликнул я, вскакивая с шезлонга. – Что это ты, милая, надумала ломаться?
Впрочем, мой возглас являлся скорее естественной реакцией на внезапность происшедшего, нежели удивления – старой яблони было от чего ломаться. Года три назад у основания треснул ствол, и дерево наклонилось – пришлось ставить подпорки. В апреле во время сильного ветра, почти урагана, подпорки упали, и пока подводили новые, крен усилился. С тех пор яблоня часто поскрипывала, но продолжала бороться за жизнь: в конце мая буйно зацвела, а совсем недавно появились маленькие яблочки. И на тебе – пережила ураган и ни с того, ни с сего приказала долго жить в безветренный день. Наверное, древесина исчерпала запас прочности – и ее последний скрип оказался предсмертным стоном.
Я с грустью смотрел на распластавшуюся яблоню. Она упала очень деликатно – не повредила ни кусты, ни грядки, не говоря о том, что не задела меня. Мельба – хороший сорт, сочные ароматные вкусные яблоки, правда, хранятся недолго. Сколько яблок мы собирали с нее и еще с четырех растущих на участке яблонь – двух антоновок, штрифеля и коричной. Собирали – не то слово. В урожайный год не успевали снимать и даже подбирать упавшие яблоки. Они буквально сыпались сверху, особенно ночью. Выйдешь в сад покурить на сон грядущий, только и слышно «бум-бум-бум». Несколько раз яблоко падало мне на голову – увы, вторым Ньютоном не стал. В эту пору мы упивались свежевыжатым соком, заготавливали несчетное количество консервированного сока, компота, повидла, мочили и сушили яблоки. Несмотря на это, каждый второй день таскали в компостную яму по 10-12 ведер поднятых с земли плодов – даже чуточку разбившихся.
Зато в неурожайные годы дорожили каждым яблочком. Я по молодости, не доставая с лестницы, лазил за ними на самую верхотуру. Приходилось корячиться, рискуя свалиться с 5-6-ти метровой высоты, чтобы добраться до манящего наливного яблочка. Стоишь, балансируя на одной ноге, упертой в развилку ветвей, и тянешься изо всех сил. И как бывало, обидно, когда обнаруживалось, что яблоко загублено птицами, которые выклевывали верхнюю часть мякоти, чтобы полакомиться семечками.
Старая яблоня щедро платила за заботу, а заботились о ней с любовью. Не повредили во время реконструкции дома, когда почти весь участок превратился в стройплощадку. Подкармливали, не забывали поливать в засушливый период. Постоянно боролись с болезнями и вредителями: опрыскивали по весне, ставили ловушки для насекомых. Регулярно спиливали сухие ветви и замазывали спилы садовым варом. Сохранилась шутливая фотография: пилю сук, на котором сижу. Шутки шутками, но иногда для удобства поначалу приходилось пилить именно так, а под конец сползать с ветви и допиливать, обхватив ствол ногами и одной свободной от пилы рукой.
Из-за угла дома вышла Таня и ахнула:
– Боже мой! Яблонька сломалась! Вот несчастье-то!
– Что поделаешь – нет ничего вечного под Луной, – вздохнул я.
– А ты в курсе, что мама посадила ее в год моего рождения?
– Ну и что?
– А то, что это плохое предзнаменование…
– Прекрати упаднические разговоры! Разве не знаешь, что мысли могут материализоваться. Тебе только 55, недавно вышла на пенсию – живи и радуйся! – приструнил я жену, а про себя подумал: «Уж лучше бы теща дуб посадила, который растет до тысячи лет!».
Таня удалилась к прерванной работе в цветнике, всхлипывая, словно умер близкий человек. Я кликнул Юсуфа – узбека, временно присматривающего за домом. Тот явился, улыбаясь во всю широкоскулую физиономию.
– Яблоня, хозяин, сломался?
– Как видишь.
– Что делать скажешь?
– А что посоветуешь?
– Дрова из него делать – хороший дрова будет. Жар много дают, а дым – совсем мало. На них шашлык очень вкусный кушать будешь.
Хотя мысль была рациональной, однако мне не понравилась. Прогуливалась у нас в свое время по околотку одна дамочка, большая любительница маленьких мохнатых собачек редкой китайской породы – кажется, пекинес называется. Целую свору из пяти-шести особей держала на поводках. Так вот зимой она всегда красовалась в пушистой шапке и воротнике из меха этих собачек. Что-то не по душе мне такое отношение к братьям нашим меньшим: вроде бы люблю и обожаю, а срок подойдет – и на мыло, то бишь на шапку. Не правда ли – кощунством попахивает?
– Нет, – сказал я Юсуфу, – дрова делать не будем – мы устроим яблоне погребальный костер.
– Какой костер? – вытаращил глаза узбек.
– Ну, долго объяснять. Тащи лучше электропилу и ножовку.
Мы распилили яблоню, на заднем дворе расчистили площадку, перенесли на нее распиленные ствол и ветки, соорудили большой костер и подожгли. Костер прогорел только к вечеру и остывал до самого утра, а когда остыл, Юсуф собрал золу в большое ведро.
– Теперь выкорчевывай пень, – велел я узбеку и поехал с Таней в Садовый центр.
Вернулись мы с двухгодичным саженцем яблони. Таня аккуратно высадила его в образовавшуюся после корчевки яму и привязала к рядом вбитому колышку – чтобы рос прямо. Юсуф сдобрил золой землю вокруг саженца, закапал яму и полил водой.
– Ну вот, жизнь продолжается, – произнес я, обнимая жену за плечи. – Не берусь судить, как поется в известной песне, про Марс, но у нас точно будут еще яблони цвести!..