Серебряный лес
Он походил на старого, мудрого и хитрого черно-бурого лиса. Но он был человек, мужчина, едва за 50, и ему снился серебряный лес. Каждый раз, когда он в ком- то разочаровывался или в чем-то ошибался, ему снились высокие, мощные деревья с листьями, похожими на дубовые, но значительно больше. А еще они были невероятного, чудного, нереального серебряного цвета. Он давно пристрастился в им же облюбованном, обычном лесу собирать ягоды и грибы или, углубившись в чащу, приготовив фотоаппарат, ждать чего- то необычного, какого- то особого кадра. Ему были дороги эти моменты его жизни, его свободного существования в лесополосе, лес был как будто живой, воспринимался как живой, и Григорий Валерьевич пытался оставить на пленке и солнечные блики на зелени, и летний ягодный рай, и грибное изобилие, и даже тяжелые от снежного покрова ветви елей зимой. Он любил лес даже больше своей архитектуры, он любовался им с нежностью, как любовался лишь живостью своих сокрытых от посторонних глаз миниатюрных подруг, особенно если вдруг замечал в них не вполне соответствующие имиджу разум и волю. И лес как будто - бы отвечал ему взаимностью. Может быть, поэтому и снился так странно? Вот и в этот раз, стоило углубиться в смешанную, местами лиственную, местами хвойную роскошь, и покой снизошел. И на миг стало даже как-то неважно, что жена (любимая и терпеливая в недавнем прошлом) становилась почему - то все более истероидной, а младший сын начал замыкаться в себе. У него были его работа, его непререкаемый авторитет, неизменная поддержка его друга- начальника, давно налаженный быт и умение искать и находить маленькие тайные радости. А еще вот эта красота рядом… ведь как хорошо когда неприятные чувства становятся какими - то приглушенными … Да, утешал его лес, но когда пришло время уходить, стало ясно: недолго продлится этот покой, нет в жизни чего- то настолько мощного, чтобы можно было это противопоставить всей мелочной суете будней, своей тоске по старшей дочери Дарье, обосновавшейся в другом городе, и по тем почти забытым собственным архитектурным новациям, которые оказались никому не нужны. Он боялся за здоровье жены, тоже архитектора, с которой некогда делился своими прожектами. Он беспокоился за благополучие своих близких, поскольку семьянином себя считал примерным (грешки не в счет), он также считал себя эстетом и искал красоту везде, это было в нем заложено. И не рассчитывал на чудо, когда, обернувшись на прощание, увидел то, что было невозможно, казалось, увидеть: свой Серебряный лес.
1. АГЛАЯ
Нет, она не была обычной лесовичкой, обожающей, потехи ради, путать чьи-то следы, она была духом и душой иллюзий, тонкого обмана. Она сама в момент перевоплощений верила себе, и сейчас она была лесом, Серебряным лесом. Ее листья тянулись к свету и мерцали в тени, ее хвойные кроны казались гигантскими елочными игрушками и звенели, звенели…Он был хищным, ее прекрасный лес, созданный чтобы прельщать, он был счастлив даже в тот миг, когда ищущий покоя переставал ласкать его красоту затухающим, обледенелым взглядом. В очередной раз она прочла в глазах восхищенного человека нежелание всматриваться в реальный мир, полный резкого света и темных закоулков, полный несовершенства. А его воображаемый мир был плоским и сухим, словно познавшая огонь поляна…до этих пор, до времени их взаимного узнавания. Впрочем, ее, Аглаю, человек не узнал, не мог распознать. Он замечал только ни на что не похожую красоту и ощущал роковую жажду покоя, опасную жажду.
2. ИГРА В ПРЯТКИ В НЕДРАХ АРХИТЕКТУРЫ
У этих мучительных для Альбины грязных шепотков, без повода и внезапно возникших в офисе, где они с Гришей работали вместе, была своя предыстория. И началась она с появления в отделе новой сотрудницы. О таких говорят: « ноги от ушей». Не очень умная, еще менее способная к творческой работе, она обладала хваткой молодой бульдожицы. И приглянулась Юрке. А того многие их знакомые совершенно напрасно считали крутым, считали ловеласом. И ему, Каптолееву Юрию Юрьевичу, их с Гришей приятелю со студенческих лет и, одновременно, начальнику это очень нравилось. Тем более что не соответствовало действительности. Он никогда, ни за что никому бы не признался, что боится собственной жены. Он был мужчиной субтильного строения, с холеной бородкой и холеными белыми изящными руками, а она была умной стервой, некогда женившей его на себе, обладательницей зычного, какого- то ефрейторского голоса, и соответствующих этому голосу мускулов и характера. А еще она его любила, хотя и по-своему, и ревность ее была страшна, поскольку выражалась в действиях физического порядка. Жена запросто могла ворваться в его начальственный кабинет и оттаскать супруга за модерновый галстук, а то и за волосы.
Все это Альбина знала, потому что некогда они вчетвером сидели рядышком в студенческих аудиториях. И Юрке она тогда (как, впрочем, и сейчас) совсем не нравилась. Он и Гришу- то не понимал, не понимал, зачем увлекаться женщиной, которую можно было бы назвать « своим парнем», если бы не ее врожденное кокетство, противоречившее ее же почти мужской самостоятельности. То, что она стала в итоге преданной женой, его наверняка до сих пор удивляло. А вот «сладкая», такая молодая, такая щебечущая о пустяках куколка была тем, что, как говорят, «доктор прописал». И она наверняка не отказала начальнику. Наивная дуреха…думала, что он ей поможет, что он ее продвинет.. Но для этого надо было еще отвести подозрения жены, вер-нее сделать так, чтобы подозрения пали на другой объект.
Об этом намерении Юрия Каптолеева Альбина догадалась, едва до нее дошел первый слушок об их, якобы, намечавшемся романе. Какая подлость! И не только
по отношению к ней… В их архитектурном подразделении баб навалом, но все такие одинаково скучные, словно их из-готовили под копирку. Либо вульгарные, либо стандартно замужние, либо с тонной косметики на упитанных щеках, либо с бледно-голубыми тенями на склеротических веках. А она до сих пор числилась в дамах своеобразных. Она про-сто не была бы собой, если бы всем своим видом, своими свободного кроя блузами, своими широкими бровями, своей решительной манерой говорить и не соответствующим этой манере тонким, почти детским, голосом не противоречила стандартным пиджакам, общепринятым косметическим нормам и общепринятой же преувеличенно- мягкой, чисто бабской манере щебетать с начальником. Ее глаза были подведены дерзко, ее муж не был пьяницей, дураком или деспотом и ее очень ценили заказчики, что вызывало у доброй половины коллег невольное желание отстраниться. И позавидовать. Тем более что импозантный Григорий Валерьевич ухитрился такую женщину взять в жены.
Все это Альбина осознавала четко, она была трезвомыслящим человеком и была уверена: свой выбор на ней Юрий Каптолеев остановил еще и потому, что ненавидел втайне ее творческую популярность, хотя и не слишком боялся конкуренции административной. Ему и требовалось то для исполнения замысла немногое: лишь представить этот нереальный роман, как одностороннюю влюбленность свихнувшейся на почве своей независимости дамочки, и он приобретал ореол преданного друга, моралиста, верно-го мужа и мудрого начальника, настоящего мужчины. А именно мужчина должен стоять во главе отдела, и именно на такого мужчину не падет подозрение в сексуальных отношениях с пустоголовой новой сотрудницей. Мир в семье, укрепление своего, в последнее время пошатнувшегося, начальственного положения, сладкую месть за чужой талант и чужое семейное благополучие - вот что приобретал Каптолеев от своей подлой интриги. Альбина, переживая не только за себя, но и за Гришу, не раз пыталась с ним поговорить, но ничего не помогало. Юрий Юрьевич, вроде бы, «делился» своей проблемой с наиболее верными под-чиненными, просил их никому об этом не рассказывать, и получал тот результат, на который рассчитывал. А Альбина даже не могла уйти из отдела – Григорий ничего не знал, его рассеянность, его отстраненность в последнее время достигли апогея. Она не могла понять причины, она боролась одна. И проигрывала.
3. АГЛАЯ
Он искал ее,в третий раз за последние две недели он искал и не находил свой Серебряный лес. Аглая сомневалась…В конце концов она была иллюзией одушевленной, она сама принимала решение, кого именно пропустить в свою сокровенную, волшебную, гибельную суть. Она чуяла его гнев, в его мыслях металось сомнение: он не верил в виновность жены и не понимал, как это Альбина с ее патологическим отвращением к тупому начальственному чванству, могла допустить подобную ситуацию. И потом, дело- то вообще было не в том, что делалось, а в том, что говорилось, он не мог унять злости, и никакие уговоры самого себя тут не помогали, даже эта ее нервозность почему-то возмущала.…Он был хитер, никто и не догадывался о том, что для него про-исходящее не было секретом. Он готовил «дружку» достойный ответ…собирал компромат и скрытно флиртовал то с одной, то с другой сослуживицей, пытаясь допонять, доузнать, додумать…Он мог бы просто уйти, если не из семьи, так с работы, но недавно был сделан евроремонт, любимый джип буквально «выкачивал» деньги . Вся его будничная жизнь была отлажена, его жена, несмотря на интеллект, оказалась домовитой и то ли мудрой, то ли не слишком до-гадливой, дети успешны, любовницы пылки и смиренны, то бишь разумны. Менять не хотелось ничего, хотелось только уединения и покоя..
Аглая без труда прочла все, что творилось в сердце и раз-уме ее нынешней жертвы. Григорий явно на что-то решался, он желал успокоиться любой ценой, и, в конце концов,ей надоело сопротивляться такому упорному стремлению утешиться нереальной красотой, насладиться забвением.
И зашумели, заговорили между собой серебряные листья, и радужная пелена выгнулась как женщина навстречу любви, и замерцали бледными оттенками серебряного, небесного, фисташкового сосны и ели. Этот вкус красоты проникал в человека, дразня его неземной сладостью, убаюкивая его, разглаживая его морщины, убирая его тревоги. Его нервы улеглись, как дрессированные собачки, начали потягиваться, лениться, дремать…Восхищение, радость, покой… главное – равнодушие. Равнодушие возникло в нем, но удержалось недолго, он не пошел в глубины своего сказочного леса, забыв о близких, не думая о житейском, думая лишь о своей радости. Хотя ему показалось смешным то, что он переживал из- за какой-то нелепой ситуации. Он изменил свой взгляд на нее, он стал весел. Он в душе буквально хохотал над этими мелочными трусами и дураками. И никому не сочувствовал. Но он уходил, уходил стремительно. В этот раз он вырвался из силков, и Аглая едва удержалась от того, чтобы показаться своему непостоянному «клиенту» в человеческом облике…Было бы забавно!
4.О БЕЛЫХ РОЗАХ, ШИПАХ И ПОВОРОТАХ СУДЬБЫ
Всего в жизни Алена добивалась сама. Она была из се-мьи неполной и небогатой, смирившейся с проблесками скромного достатка в бурном потоке полунищей убогой житухи. Так жили многие, и лишь светящиеся по вечерам голубые экраны рассказывали им о том, что есть и другая жизнь. Вызывая злость, зависть и комплекс неполноценности. Взрослея она, белокурая, улыбчивая, с ямочкой на левой щеке и изящной фигуркой, начала понимать, что кое-что в этой трудной реальности может принадлежать и ей. Во- первых, не все вокруг живут никудышно. Во- вторых, на пресловутый «средний уровень» ей, быть может, дорога и не заказана, надо только не очень стесняться в средствах
достижения цели. Что с того, что ее неудачница – мамаша с юности ждала какой -то любви? В итоге она получила алкоголика – мужа, с которым потом мучительно расходилась. Нет, Алена не такова.
На отлично окончив техникум и получив диплом бухгалтера, она на этом не остановилась. Она начала зарабатывать много, угождая начальству всем, чем только можно, приобретая на этом пути хватку увлеченной охотой волчицы, снабженной неволчьим кокетством и звериной хитростью. Она не была монстром, она была практичной женщиной без женских слабостей, а это, если вдуматься, по-настоящему для встречных опасно. Новый любовник– архитектор Григорий - был для Алены чем-то вроде изюминки в батоне. Он был щедр и нежен, чтобы ему понравиться она даже осилила целый список замысловатых книг и посмотрела по телику пару опер. Она была во всеоружии и готова держать его долго, уж очень мил. Но в последнее время он стал небрежен, стал равнодушным, он обидел Алену, откровенно признавшись, что воспринимает ее только как развлечение. А семья это святое… А она не святая. И ведь угадал! Только был при этом так по- интеллигентски наи-вен. ..Ведь она не рвалась отбить его от жены…Однако он, в каком-то смысле, был примером, вернее, стал примером. На этом примере Алена учила свою подрастающую дочь Владиславу кружить голову солидным мужчинам. «При-мер» был далеко не единственным, училась Влада искусству обольщения весьма успешно. И обожала свою мать. И смотрела на ее архитектора, как на жертву обольщения, на приз ее матери- волчицы.
Тем более что и житейский, коммерческий успех мамы казался Владиславе весьма убедительным. Сейчас ее мать была в самом расцвете сил, работала офис- менеджером в крупной кампании и, втайне от коллег, владела двумя киосками, где продавали весьма доходные мелочи. Дочку она одевала как принцессу, и та в свои четырнадцать неполных была уже весьма опытной кокеткой и, что греха таить, имела пару любовников..
Став невольным свидетелем неприятного разговора, она восприняла его как личное оскорбление. А оскорбление такое терпеть не желала.Пусть мама ее проявила какую-то доброту, она не настолько добра, она юная и сильная, у нее крепкие зубки.
Вскоре Влада привела домой выпускника соседней гимназии, удивительно похожего на архитектора Григория. Приложив совместные усилия мать и дочь выяснили: это не случайное совпадение. Предстояло решить какую выгоду извлечь из этого обстоятельства. Или, может, кого- то проучить…для наглядности. Выгодных - то партнеров все-равно выше крыши. Хоть и не таких милых..
5. АГЛАЯ
Еще никогда не видела она у него опущенных плеч. Он шел как-то криво, и в полной сумятицы голове держал взгляд: взгляд своего сына Алексея. Этот взгляд был полон потрясения и презрительной жалости, гнева и прозрения. Это был взгляд раненой в сердце любви у осколков своего пьедестала. И отец не мог вынести этот взгляд, он побежал к покою, к тому отстраненному, неземному равнодушию, которое овладевает людьми у порога смерти. Он побежал к ней, в ее Серебряный лес. В их лес.
Аглая легко прочла в его смятенных мыслях всю предысторию этого поражения: и то, какой, в конце концов, разразился дома скандал, и то, как бежал от него Григорий в объятия очередной белокурой умницы, и то, как заночевал у нее вопреки стандартам своего осторожного поведения. А, в завершении, и то, как, собираясь на работу, провожаемый легким поцелуем давней интимной связи, столкнулся на хозяйской кухне с собственным сыном, который, видимо, также не ночевал дома и ласково обнимал за плечи улыбающуюся дочь его любовницы.
Ну что ж, для того, чтобы это пережить, надо иметь немало мужества. Надо идти навстречу неприятным обстоятельствам, разгребая их как волны, не боясь утонуть. Не все это могут…Далеко не все. Она, Аглая, готова принять тех, кто ищет в своей душе лазейку для равнодушия, даже неестественного. Правда, они не всегда могут догадаться о цене, не готовы платить за покой уходом из жизни. Но ведь она им ничего и не говорит, они ведь даже ничего до последнего края не замечают, просто растворяются в ласковом бессилье, не замечая ее объятий. Вот и сейчас она пощадит пришедшего, она просто уведет его в серебряный лес, где так спокойно, прохладно и красиво, где тихо- тихо звенит нереальная красота, и так хочется слышать этот серебряный перезвон, что слышать себя совсем необязательно. И если даже вдруг, пробуждая, защемит сердце, Григорий не послушает и его. Даже к собственной боли он отнесется отстраненно, не желая беспокоиться. И тогда Аглая шепнет «Лучше спи». И кто-то уснет.