Гровел

Елена Ленская 1
Пролог.

Тяжелый удар в дверь громыхнул в полупустом подвале жутким эхо. Осыпавшаяся с потолка труха и пыль тяжелым облаком повисла у дощатой лестницы. Снова удар и хлипкая дверь отчаянно затрещала, заныла ржавыми петлями и почти открылась. Еще удар, но уже более слабый, только лишь для того чтобы распахнуть деревянную преграду.
По рассохшейся лестнице тут же послышалась торопливая поступь, эхо разнесло злые голоса по темным углам.
Некуда прятаться. Все. Нашли.
Большие сильные существа быстро разбежались по всему подвалу и один из них тихо, но твердо сказал:
- Вот он!
Гровел сидел в самом темном углу, скорчившись от страха и холода. Сейчас он не мог ничего предпринять, никак себя защитить. Отчаянно вжимаясь тощей спиной в холодную стену,  испуганно таращил глаза на дуло оружия, нацеленного на него злобной особью. 
В инструкции четко указано – на планете обитает разумная раса. Да, разумная, а еще абсолютно недоброжелательная! Куда же их сослали?!
Гровел закрыл глаза, еще сильнее съежился и приготовился к боли.
-  Урод, какой! Смотри, как человеческий зародыш! Хватай эту тварь!
Вместо выстрела гровел услышал легкий шелест и почувствовал на своей тонкой коже жесткую сеть. Его грубо схватили, обмотали веревками и потащили наверх. На солнце.
Яркий свет жадно обхватил  маленькое тельце, беспощадно сжигая нежную кожу. Гровел завизжал, попытался пошевелиться, как-то спрятаться от боли, но стало только хуже – солнце находило все новые места для своих пыток.
Кто-то пожалел его и накрыл чем-то плотным и тяжелым.
Гровел тихо скулил, плакал и старался не шевелиться, чтобы жесткая сеть не тревожила раны, пахнущие горелой плотью.
Нужно выбираться, пока его не посадили туда, откуда выхода уже никогда не будет.
Скуля и тяжело дыша, он постарался выбраться из сети, отчаянно дергая корявыми пальцами жесткую нить. Сеть не поддавалась, выбраться не получалось, но он не оставлял попыток, упрямо сражаясь с оковами.
Наконец, смог просунуть обе руки в отверстия в сети и кое-как отодвинуть тяжелое покрывало. В глаза тут же ударил яркий солнечный свет. Гровел пискнув, вернул защиту на место, но успел заметить, что лежит один. Взревевший звук мотора дал возможность определить место, куда его бросили. Транспорт. И рядом никого!
Какая удача!
Прячась под покрывалом, на руках подобрался к борту открытого кузова.
Время тянулось бесконечно. Чтобы не упустить подходящий момент, ему постоянно приходилось выглядывать из-под своего укрытия, ожидая, когда машина заедет в тень.
Наконец, он почуял запах леса и уже знал - свобода близко! И когда грузовик заехал в лесную прохладу, резко выскочил из своего укрытия, ухватился трясущимися ручками за деревянные перекрытия кузова, подтянулся и выбросился наружу. Тяжело шлепнувшись в густую траву, теряя сознание от боли сумел перекатить свое тело, замотанное в сеть, под куст и там отключился. 

1. Машка.

- Вот, ставь тут подпись.
Тетя Валя ткнула в колоночку ведомости толстым пальцем и с улыбкой стала наблюдать, как Машка, прикусив язык, старательно выводит на бумаге свое имя.
Мария Кожанкина, прозванная в деревне Машкой – дурой, была инвалидом детства. Не закончив ни одного класса сельской школы, Машка все же, благодаря стараниям матери, умела писать печатными буквами и читать по слогам. И даже понимала, что читала, если предложения были короткими и с понятными словами.
Жили они с матерью на окраине деревни, почти у самого леса в маленькой добротной избе. В отличие от невысокой полноватой матери, Машка вызрела в рослую деваху, крупную, крепкую, закаленную на тяжелой деревенской работе.
В свои двадцать восемь, Машка нигде не работала – одна вела все хозяйство – и огород, и скотину и дом, пока мать горбатилась на лесозаготовке. И никогда не была замужем – кому нужна такая «неумная», хоть и работящая баба. Да и красотой Машка не отличалась: носатая, губастая, мужеподобная. И даже голос у нее был сиплый, скрипучий. 
Жили они с матерью тихо, скромно, ни у кого ничего не просили - сами справлялись. Но три дня назад, Машка осталась одна. Несчастный случай на лесозаготовке унес жизни двух человек. Одной из погибших была Вера Кожанкина, Машкина мама.
Оплакивая мать по ночам, Машка поднималась рано утром, доила корову и постепенно втягивалась в домашние хлопоты, как учила мать. Заботливо следила за скотиной и огородом. Справлялась, как могла.
- Пенсию тебе прибавили, Маш, - складывая ведомости в сумку, тетя Валя кивнула на небольшую стопку наличных в руках девушки. – Приоделась бы ты, что ли? Купила платье новое.
- Ехать же надо! - отмахнулась Машка. Она никогда не выезжала из деревни одна, но признаваться, что страшно без матери покидать дом, не стала. – Да и есть у меня, чего носить. От мамки осталось.
Тетя Валя сравнила рослую Машку и маленькую мать ее Веру, грустно усмехнулась.
- Ладно, пойду я.
Она повесила сумку на плечо, подошла к двери, обернулась, бросив на Машку сочувственный взгляд, спросила тихо:
- Не боишься одна? Без мамки не страшно?
Машке было страшно.
- Нет! А чего бояться? Кому я тут нужна?
- Ну, ладно.
Тетя Валя вышла в сени, обулась и не спеша ушла со двора. Жаль было девку. Но по суду, скорее всего, заберут бедняжку в интернат. Присматривать за ней некому.
Машка тут же засуетилась, засобиралась, спрятав деньги под старенький матрац в своей комнатке. Вышла на улицу, закрыла дверь на железную щеколду и направилась в сарай за корзинами. Зной – не зной, а в лес идти надо. Грибы пошли. Хотела сегодня по холодку, но пенсию прождала, задержалась.  А на зиму запасы нужны. Так мать делала, так и Машка делать будет.

2.Найденыш.

Он попытался забраться как можно дальше в кусты, чтобы спрятаться в тени, но даже здесь солнце умудрялось пробираться к нему, лапало слабыми лучами, жгло кожу. Не сильно, но все равно было больно. Гровел беспомощно прижимался к земле, стараясь прикрыться листьями и скулил от боли и жалости к себе. Одно хорошо – он сумел уйти от охотников, что два дня гнали его, выслеживали как добычу. Он и был добычей – странным, непонятным для них существом, свалившимся на охотничий стан прямо с неба. Его корабль взорвался в воздушном пространстве планеты, и он единственный из всего экипажа, кому удалось выжить, укрывшись в спасательной шлюпке. Шлюпка увязла в болоте, но гровел чудом смог выбраться.  Его биологическая оболочка только что переродилась в подходящую для планетарной атмосферы плоть, но не успела полностью сформироваться, чтобы иметь возможность заботиться о себе и защищать себя. Когда их посылали на эту планету, не подумали о местных защитных системах от вторжений из космоса.
Возможно, он погибнет здесь, под этим кустом от голода и холода, так и не сумев выбраться из сети, и никто не узнает, что случилось с пробной экспедиционной группой на этой планете. Ну, зачем нужно было соглашаться на транспортировку своего сознания в эту глушь? Он не сможет на должном уровне представлять свою расу! Его задача  - защищать команду, а не вести переговоры!
Гровел услышал тихую поступь, почувствовал человеческий запах и замер в ужасе. Кто-то раздвинул кусты, в которых он прятался и издал удивленный, испуганный вскрик. Гровел попытался напугать пришельца, вытаращив глаза и вытянув дрожащие руки. Еще он хотел зарычать, но из горла вылетел лишь слабый писк.
- Ба! Ребеночка кто-то выбросил!
Машка посмотрела по сторонам, ожидая увидеть того, кто смог запутать в сеть и выбросить страшненького ребеночка. Но никого не разглядела. Пожалев найденыша, осторожно подняла его с земли, прижала к груди и припустила домой.
Раз ребеночек не был нужен – она возьмет его себе. Опасаясь, что кто-то может заметить у нее находку и отобрать, Машка положила пищащий сверток в корзинку и накрыла своим платком. Ребеночек поначалу ковырялся в прутьях, взвизгивал, но быстро успокоился.
Машка добралась до дома, заперла все двери, поставила корзинку на стол и осторожно заглянула под платок. Найденыш закатывал глаза, корчился и тихо хрипел.
- Помрет, ведь! – охнула она, осторожно достала находку из корзинки, взяла ножницы и аккуратно разрезала сеть.
Найденыш казался больным и слабым, вяло шевелился на столе то поднимая, то опуская тощие трясущиеся руки.
- Жрать, наверное, хочешь?  - спросила Машка. – И что ты жрешь?
У Машки никогда не было детей, и ухаживать за ними она не умела. Но хорошо выхаживала поросят и телят.
Она достала банку молока из холодильника, налила в кружку и попыталась напоить найденыша. Человечек сильно закашлялся, измазался в молоке и захрипел.
- Жри, дурачина!
Машка завернула его в платок, посадила на колени, взяла ложку и принялась осторожно вливать в беззубый рот холодное молоко. Человечек поначалу сопротивлялся, но потом приноровился и начал сосать ложку, делая большие жадные глотки.
- Жрет! – заулыбалась Машка.
Осилив полкружки молока, человечек закашлялся и стал выплевывать питье.
- Нажрался! – догадалась Машка. – Ну и ладно!
Она отнесла его на кровать, убрала вымазанный в молоке платок и внимательно разглядела свою находку.
- Больной, наверное, - сделала она заключение, заметив сквозь грязь и молочные потеки, ожоги. – За это тебя и выбросили! Полечим, чего уж!
Намазав человечка барсучьим жиром, завернула его в наволочку и снова взяла на руки, покачивая и баюкая. Очень ей нравилось держать на руках ребеночка и быть такой, как те девки в селе, у которых были свои дети.
Машке подумалось: была бы мать жива – не разрешила оставить у себя подкидыша. Поругалась и отнесла куда-нибудь дитя. А Машка всегда хотела иметь ребеночка, просила мамку завести себе маленького, но та говорила, что ей нельзя!
Плохо, что нет мамки, но у нее есть дитенок, она никому его не отдаст! Будет прятать, чтобы никто не отобрал…
Человечек затих и спокойно засопел. Машка уложила его в корзинку, подумала, вытащила, положила в корзинку подушку и на нее переложила человечка. Поставив корзинку в шкаф, чтобы ненароком никто не обнаружил находку, Машка отправилась заниматься делами. Нужно было следить за хозяйством.

***

Оказавшись в странной клетке, гровел попытался выбраться, но потерял последние силы. Его измученное тело отказывалось повиноваться, наваливалась давящая слабость и усталость. Он перестал сопротивляться и сдался. Он сделал все, что мог для своего спасения. Сил больше не осталось. Вскоре стало трудно дышать и шевелиться. Понимал – это конец. Тем, кто пленил его, достанется только жалкое несформированное тело.
Сознание угасало, когда он почувствовал свободу от сетей. Было невыносимо больно обожженной коже, тело конвульсивно сокращало слабые мышцы. Гровел приготовился умирать, но его вдруг попытались утопить! За что? Он и сам сейчас издохнет!
Холодная жидкость упрямо вливалась в рот, перехватывая больную гортань спазмами, но потом понял, что его не топят, а пытаются напоить. Причем чем-то очень вкусным, хотя и неприятно холодным. Гровел приободрился, принялся жадно пить, даже попытался разглядеть своего спасителя. Неокрепшая, обожженная солнцем сетчатка не позволяла этого сделать. В том, что его пытаются оживить, он теперь не сомневался. Слишком уж заботливо укутали и нежно держали. Наверняка подвергнут экспериментам, возможно, убьют позднее, но он готов побороться за свою жизнь! Главное – окрепнуть, войти в зрелую фазу, а после ничего не страшно!
Наконец, желудок перестал принимать питье, а спаситель продолжал вливать его в гровела. Пришлось выплевывать лишнее, хотя было жалко такую вкусную жидкость.
Ожоги невыносимо горели, но когда его намазали чем-то масляным, с сильным пряным запахом и завернули во что-то мягкое, жар стал терпимее и местами даже стих совсем. А потом случилось невероятное – его нежно обняли и принялись качать! Он даже услышал тихое пение! И четко ощутил ритмичные удары здорового сердца, под которые гровела сморил сон.

3. Мама.

Машка весь день полола и поливала огород, кормила скотину, чистила сараи. Временами заходила в дом, проведать найденыша. Дитенок крепко спал, но Машке иногда казалось, что он помер, и тогда она склонялась над ним и старалась услышать дыхание, увидеть, как поднимается тощая грудь. Дитенок спал. Изредка тихо скулил во сне, дергался, словно от испуга, но помирать не торопился.
Машка закрывала шкаф и уходила заниматься своими делами.
Вечером, когда она подоила корову, пришел дед Колян.
Старый охотник принес большого тетерева, бросил тяжелую тушку перед Машкой на стол и кивнул на молоко:
- Дашь молочка за птицу? Глянь, какой жирный! Возьмешь?
Машка кивнула, молча, налила деду молока в трех литровую банку.
- Спасибо! - дед подхватил тару, весело подмигнул Машке и тут же ушел.
Дед Колян, ближайший сосед Машки, давно жил один. Из хозяйства держал только кур и небольшой огородик за домом. Весь его доход составляла крошечная пенсия да охотничьи трофеи. Охотником дед Колян был отменным. Исходил, как он сам рассказывал, всю тайгу вдоль и поперек. Он мог уйти на несколько недель и пропадать на охоте и зиму и лето, вверив свое хозяйство работящей Машке, за что она и ее мать всегда были с мясом.
Вот и сейчас, соскучившись по молоку, дед Колян сходил в лес и подстрелил молодого косача. За такую птицу три литра надоя было конечно, маловато, но охотник за наживой не гнался, да и Машку, оставшуюся одну, обирать не хотел.

Машка ловко освежевала птицу и тут же отправилась варить бульон для ребеночка. Да и сама уже есть хотела, а готовить сегодня было некогда.

Гровел проснулся от необычно приятного, вызывающего чувство жуткого голода запаха. Проморгавшись, сумел сфокусировать зрение и различил в полумраке стены и щели в них.
Он лежал все так же во что-то завернутый и на чем-то очень мягком. Пошевелился, но тут же болью отозвались потревоженные ожоги, заскорузлая высохшая тряпка неприятно терлась о раны. Соображая как быть дальше, услышал тяжелую поступь, увидел, как открылись дверцы его темницы и своего спасителя, замершего в проеме.
Особь пробурчала что-то, похоже, ласковое и осторожно взяла гровела на руки.
И кто же ты такой?
И что же тебе от меня надо?
У гровела была куча вопросов, но все отошло на второй план, когда его усадили и принялись поить питательной жидкостью. На этот раз приятно теплой и от того более вкусной. И даже жесткая  тряпка, беспокоящая ожоги, уже не представляла таких неудобств. Регенерация началась, до полного формирования тела осталось немного.
В этот раз он ел осторожно, даже старался аккуратно, а когда насытился, не стал выплевывать еду, просто зажал рот и помотал головой. Его тут же поняли, перестали кормить, снова намазали чем-то и снова положили на мягкое. В этот раз запирать не стали – оставили так, чтобы он смог разглядеть место, куда попал.
Это точно не была лаборатория. И даже не тюрьма. Здесь пахло деревом, вкусной пищей и даже запах особи, возившейся с ним, казался приятным. Гровел пощурился на источник света на потолке, разглядел закрытые тряпками проемы окон, спасителя, не торопливо топающего по скрипучему полу.
Где он?

Машке нравилось ухаживать за подкидышем, нравилось чувствовать себя особенной, такой нужной и совсем взрослой.
Как мама.
Она с интересом разглядывала своего ребеночка: темненький, корявенький, морщинистый, головастый. Мальчик.
- Буду звать тебя Гришкой! – решила Машка. Был у них в селе один парень – Гришка, уж больно статный, да ладный. Загляденье! Все незамужние девки по нему сохли, все, даже Машка. По-тихому, конечно, никто и не знал даже. – Будешь Гришкой Кожанкиным!
И от этого решения, ей стало совсем хорошо, даже радостно. Теперь она будет не одна. Главное – чтобы про Гришку никто не узнал. А потом видно будет. Потом она что-нибудь придумает!

4. Планетянин.

Утром Машка накормила Гришку жидкими щами на свежей капусте. Найденыш жадно ел наваристый бульон, тянул к ложке окрепшие ручки и смешно чавкал. А потом завонял и обмочился. Пришлось Машке мыть его в ведре и стирать заскорузлую от масла тряпку.
На раны, зажившие на Гришке за одну ночь, Машка даже не обратила внимания. Так же не удивилась, когда вечером, перед ужином, Гришка, положенный на кровать встал на тоненькие ножки, держась за стенку.

Гровел понял одно – он в личном жилище особи и особь здесь одна. Причину, по которой за ним так тщательно ухаживают, ему предстояло выяснить.
- Гришка, скажи мама! – попросила Машка, сама себя стесняясь. Никто не называл Машку мамой, и ей было неловко, но уж больно хотелось услышать от найденыша - сыночка такие слова. Она сидела напротив него за столом, вытянув уставшие за день ноги. – Гришка, скажи мама! Мама! Мама! Мама!
- Ма! - выдал дитенок, внимательно слушая, что она говорит.
Машка замерла с раскрытым ртом, а потом залилась краской и громко засмеялась.
- Маша, я банку принес!
Дед  Колян вошел в комнату, ответно улыбаясь на девичий смех. Но как только Машка его заметила, сразу перестала хохотать, испуганно дернулась на стуле, затравленно посмотрела на деда.
- Маш, ты чего?
Дед Колян обомлел, удивился, но проследив за Машкиным отчаянным взглядом, сам охнул, отпрянул к двери, но тут же взял себя в руки.
- Мой это! – замычала Машка, бросилась к кровати и закрыла найденыша спиной. – Мой, не дам!
- Да ладно ты, Маш! – тихо отозвался дед.– На кой он мне нужен? А кто там у тебя? Покажи!
Он сделал несколько шагов Машке навстречу, попытался заглянуть за ее плечо.
- Мой! – рявкнула Машка, раскинула в стороны руки и растопырила пальцы. – Я нашла!
- Да твой, твой, - спокойно ответил дед. Главное, чтобы эта зверушка не была опасна для самой Машки. Он должен был убедиться. – Ты покажи, я никому не скажу!
- Никому? – недоверчиво засопела Машка.
- Никому, вот те крест! – и дед Колян начертил на груди  размашистый знак оберега. – Покажи!
- Ладно! – Машка сдалась. Отодвинулась.
- Господи ты Боже! – выдохнул дед, когда перед ним показался голый уродливый человечек. – Это что за тварь то такая?
- Это не тварь! – тут же вступилась Машка, засопела обиженно и поглядела на деда хмурым, недовольным взглядом. – Это мой Гришка! А я ему мама!
- Эка невидаль, глянь, и впрямь, как ребеночек!
- Ма! – квакнуло создание, потянулось к Машке и спряталось у нее за спиной.
- Ба! – поразился дед. – И калякает что-то, глянь! Ну, Маш, рассказывай, откуда ты его такого раздобыла?
- В лесу нашла! – уже более покладисто ответила Машка. – Под кустом. Выбросил кто-то, а я подобрала. И теперь он мой! – напомнила  она, снова нахохлившись на деда.
- Да твой, - отмахнулся он. – Мне-то он и подавно, не нужен!
- Деда, ты никому не скажешь?
В глазах Машки дед Колян увидел столько тоски, столько боли, что уверенно кивнул. Не скажет. Понимал - если пустит слух, уродца у Машки тут же отберут. По селу уже шли разговоры о твари из болота, которого местные охотники гнали два дня, но потеряли. Сомнений не было – гнали этого уродца. У Машки его отнимут, даже не спросят. И останется деваха одна, совсем без присмотра. А тут глядишь, и чудить не станет, заботой обяжется. Внимание опять же, ей надо. А уродец этот вроде, не опасный даже. Вон, корявый, беззубый, худющий, аж дрожит весь на своих кривых ножках.
- Кто ж ты такой? – спросил дед найденыша, тот лишь сильнее прижался к Машке. – Планетянин, что ль?
- Гришка это! – засмеялась Машка. Вот дед чудит. Как же ее сын планетянином окажется? – Это мой Гришка, деда!
- Ну, Гришка, так Гришка! – сдался дед. – Ладно, Маш, я пойду. Можно, я заходить буду Гришку проведывать?
- Заходи, - кивнула Машка. – Но один! И никому не рассказывай!
- Никому! – пообещал дед. – Это будет наша тайна! Да, Маш?
- Тайна, - облегченно вздохнула Машка.
Дед ушел, а она достала из-за спины Гришку, посадила его на колени и прижала к груди. Хорошо-то как!

*   *   *
Сколько бы гровел ни размышлял но, похоже, особь его, гровела, оберегает. Это стало понятно, когда к ним в жилище зашел старый охотник. В том, что это был именно зверолов, гровел понял сразу – походка осторожная, но в то же время легкая, взгляд зоркий, внимательный, да и тело хоть и старое, но весьма крепкое. Ошибиться он не мог. Когда-то и сам был одним из таких...
Охотники, как этот гость, гнали его совсем недавно, два дня по болотам и непроходимым чащам. А потом загнали в подвал полуразвалившегося жилища и схватили.
Гровел инстинктивно кинулся за широкую спину своего спасителя, вцепился дрожащими пальцами  в его одеяния и выдал единственно выученный за сегодня звук «Ма!»
И охотник ушел.
А гровел снова оказался прижатым к спасителю и снова услышал четкие удары его сердца. Было необычно приятно и спокойно.
И странно. Никто и никогда его не оберегал. Молодые сознания его типа особо не  ценились и их временные тела легко пускались в расход. А он перерождался много, очень много раз…
Спаситель учил его говорить, часто повторяя одно и то же слово «Ма», от чего гровел сделал вывод – это имя. Осталось понять чье – спасителя, или ему дали такое прозвище?

Машка порылась в шкафу, нашла старую ночнушку, что носила в детстве и надела на Гришку. Он охотно нацепил наряд, сел рядом с ней и доверительно уставился на Машку. 
С соседнего дома послышалась громкая музыка, так резко разорвавшая тишину в доме, что и гровел и она сама непроизвольно вздрогнули. У соседа опять гулянка, опять будут не спать всю ночь, горланить песни, кричать и ругаться до утра. Сосед Иваныч – мужик склочный, скупой. Машке он не нравился, но мамка всегда говорила – живи тихо, никто тебя не тронет. И если Машка встречалась с Иванычем на улице, старалась прошмыгнуть мимо, бросая тихое «Здрасте». Не нравился ей Иваныч. Было в нем что-то гадкое и злобное - в его крадущихся движениях, цепком хитром взгляде, скрипучем, вечно недовольном голосе. И жена ему была подстать – низкорослая толстая тетка Нинка. Машке не раз доставались от нее насмешки и оскорбления, даже если рядом была ее мать. Нинку Машка боялась даже больше, чем Иваныча, особенно после того, как на мамкиных похоронах Нинка, не стесняясь никого из гостей, предложила отправить Машку в дом престарелых, потому что никого у нее больше не осталось.
Машка закрыла окна, задернула шторы, села рядом с Гришкой и тихо попросила:
- Скажи мама?

5. Зависть.

Рано утором Иваныч зашел в чужой двор, словно к себе домой. Хотел подкараулить Машку у крыльца, зайти в дом, но наткнулся на старенький замок. Машка уже встала и ушла к скотине. Он пошарился по окнам, ничего не увидел и сел на крыльцо. Ждать. 
Нинка влетела во двор, бегло огляделась, кивнула мужу:
- Ну, где?
- Скотину убирает, - недовольно ответил Иваныч. Достал из кармана дешевую папиросу, закурил, стряхивая пепел прямо на крыльцо.
Нинка пробежалась по двору, присмотрелась. Ловко перебрала пустые ведра, быстренько сунула в карман крышки от банок, что сушились на заборе. Покопалась бы еще, но тут появилась Машка. Увидев соседей, девушка съежилась, насупилась и молча, прошла мимо.
- Чего запираешься?
Недовольный тон Иваныча напугал Машку больше обычного.
- Чего прячешь то? – подскочила  Нинка. Близко подскочила, заставила смотреть себе в глаза. – А? Чего?
- Ничего, - буркнула Машка.
- Иди, открывай!
Нинка подхватила Машку за локоть и легонько подтолкнула к рыльцу.
- Не буду!
Машка упрямо встала по среди двора. Опустила глаза, старательно избегая внимательного взгляда соседки. А потом развернулась и ушла к сараям.
Иваныч докурил сигарету, зло сплюнул себе под ноги.
- Позже придем. Куда она денется! Пошли!
Нинка юлой пробежалась по двору, еще раз перебрала разложенную по углам утварь и, прихватив старый цветочный горшок, юркнула вслед за мужем на улицу.
В деревне никогда не запирались двери и не занавешивались окна, но в последнее время в доме Машки Кожанкиной что-то происходило. Иваныч это чуял. Даже в дом пытался к ней зайти, когда девка на огород ушла, но снова наткнулся на старенький висячий замок. Уж то у Машки полюбовник завелся? Он поделился мыслью со своей женой, и та загорелась любопытством. Не терпелось бабе рассказать про Машкины похождения. Этой ночью, пока гости из столицы пили и плясали во дворе, они тихонько вышли за ворота, прокрались в Машкин двор. Заглядывать в окна начали сразу, как вошли в палисадник, старались тихо, даже не разговаривали, боялись себя обнаружить и спугнуть ненормального, позарившегося на дурочку.
Через щель, неприкрытую старенькой шторкой, сначала Иваныч, а потом и его жена увидели зверька, наряженного в детскую ночнушку. Удивленно переглянулись. Иваныч покрутил у виска жирным пальцем, но потом зверек встал на задние лапы и превратился в темнокожего уродца!
Нинка тихо вскрикнула, зажала рот рукой и отшатнулась от окна, едва не споткнувшись об мужа. Тот с отвращением сплюнул, махнул жене рукой и пошел прочь. Видели достаточно.
- Этот тот самый уродец, что охотники недавно по болотам гнали! – тихо шипел Иваныч, подходя к своей калитке. – Машка его нашла и пригрела, дура!
-  Охотники вчерась у магазина были, я слышала, самого черта гнали, а он из машины вылез и пропал!
- Вот и нашелся, - зло усмехнулся Иваныч. – Только ты это, помалкивай, поняла? Зверушку мы заберем, когда Машку в суд повезут. Я с опекой договорился, там ее сразу определят. А потом документы на дом оформим. Смотри, лишнего не сболтни!
- Да что ты, что ты! – залепетала Нинка, открывая перед мужем калитку. – Чего добру пропадать?
 

На следующий день к Машке из города приехали представители органов опеки.

*         *        *

Гровел услышал громкие голоса на улице, испугался и юркнул в шкаф - единственное в комнате убежище. Зарывшись в старое тряпье, с испугом ждал, когда прекратятся возбужденные крики. Вскоре голоса переместились в дом, притащив с собой громкие стуки и нервные шаги. Среди незнакомых звуков гровел разобрал плач уже ставшей почти родной особи, которую он прозвал Ма. Наверняка ее обижали, но помочь он не мог. Пришедших было слишком много. Ему оставалось один-два дня, чтобы организм окончательно сформировался, и мышцы налились силой. Гровел тихо сидел в темном шкафу, в отчаянии сжимая корявыми пальцами какую-то тряпку, по звукам понимая, что с его Ма случилась беда.

Возня и крики продолжались не долго. Жилище внезапно опустело и снова стало тихо и спокойно, как было раньше. Захотелось выбраться и снова увидеть  Ма, понять, что все страшное прошло и уже не повторится. Хотелось прижаться к доброй груди и снова слушать стук здорового человеческого сердца. Гровел понимал – такого уже никогда не будет. Но те, кто пришел за его Ма, не стали обыскивать дом, значит, у него есть шанс выбраться и благополучно схорониться где-нибудь еще.
И оставить Ма?
Он должен выжить! Должен найти шлюпку и передать данные командованию. Он должен исполнить свою миссию!
Он должен защищать.
Гровел тихо открыл дверцы шкафа и тут же повалился на пол, придавленный чем-то тяжелым.
- Держи! – услышал он грубый, злой голос. – Навались! Вяжи! Тащи!
Расстроенный, не собранный он подпустил врага слишком близко.
Его засунули в мешок и беспощадно поволокли по земле и ухабам. Гровел отбил спину и ушиб голову. Попытался выбраться, но лишь устал. Понял, что вырваться будет не просто, притаился, приготовился ждать удобного момента.
Когда мешок перестал двигаться и наступила тишина, гровел прорвал грубую ткань отросшим клыком, ловко выбрался, настороженно огляделся. Небольшая деревянная постройка с крепкими, без щелей стенами. Ерунда!
Он присел в углу и начал быстро копать землю крепкими пальцами.
Нужно выбираться как можно скорее.
Нужно найти Ма!

6. Побег.

Вернувшись с охоты, дед Колян не сразу узнал, что Машку увезли в город, а когда до него дошли слухи, кинулся к ней домой, но натолкнулся на распахнутые двери и беспорядок.
Следов найденыша Гришки, он не обнаружил и, не зная, что делать, устало присел на покосившееся крылечко. Ну, кому надо было девку из дома выгонять? Жила себе и жила тихо, никого не трогала, никому не мешала…

На разбитой дороге машину так сильно трясло, что Машка, не привыкшая к поездкам, даже плакать престала и только сидела, обхватив голову руками, и мычала от боли и тоски. Она совсем не хотела никуда уезжать, даже пыталась драться с участковым, но тот пригрозил наручниками и затолкал в машину. Какая–то незнакомая тетка с большим портфелем в руках, села рядом и равнодушно уставилась в окно.
Так доехали до леса.
Машка попросилась в туалет, машину остановили. Разрешили уединиться за кустом.
Машка спокойно зашла за раскидистый куст можжевельника.

Она устала, выбилась из сил и, похоже, заблудилась. Казалось, дом совсем рядом, стоит только выйти на поляну перед селом, но лес все не кончался, пугая и путая Машку густыми зарослями.
Убегая от своих мучителей, она постаралась забраться как можно глубже, но заплутала. Лес охватила сумеречная пелена, сразу похолодало, потянуло удушливым запахом болота. Машка испугалась. Знала, что места здесь гиблые, нужно быть осторожной, но все бежала и остановиться не могла.
Усталость путала ноги, сбивала дыхание, кружила голову. Машка дернулась и упала, запутавшись в траве и мучительно, протяжно завыла, заревела, сминая пальцами, сырой мох и вытолкнула из пересохшего горла протяжный вскрик:
- Гришка!
Ночное эхо подхватило отчаянный вопль, смакуя, разнесло по лесу.
Машка услышала треск веток, чью-то быструю поступь и замерла, съежилась, с отчаянием и беспомощностью вглядываясь во тьму. Зверь идет…
- Гришка! – проскулила она тихо. – Гришенька!
Свернулась калачиком и смиренно замерла. Вот и все. От зверя не убежишь. Даже не вздрогнула, когда на нее налетело что-то мощное и тяжелое.
- Ма! – раздалось над Машкой. – Ма!