Глава 2. Сказка о незнакомке

Белова Ольга Александровна
Глава 2

Тихо стало все вокруг,
Не  жужжит сверчок и жук,
Не слышна травинка, не шуршит  былинка 
И смутясь немножко, вся дрожит морошка. 

В сердцевинке лепестка спряталась от всех роса,
Ах, росинка так боится дуновенья ветерка.
Подхватил зефир крылатый  «ах»
нечаянно слетевший у кого-то с языка
И умчался …Незнакомка приоткрыла вдруг глаза.

-На болоте очутилась…
Как такое приключилось? Рядом недруги иль други?
Где вы милые подруги? Вы, Жужу, Мими, Ляля?!
Между тем всех осмотрела и ничто не ускользнуло
от пронзительного взгляда.

Всполошились все лягушки:
Да, подобная картина вряд ли повод для веселья!
Бородавки -их три круга- доведут вас до испуга,
Кожа серая груба для подошвы лишь годна,
А фигура …
Ах, друзья,  прошу постойте,
Перед нами все же дама,
Ведь, приличья, между прочим, не пустой  как будто звук!
Скажем только, что фигура неприличного размера
У нее и там и тут…

Сжалось сердце у лягушек, даже дрожь их проняла…
Как сурово наказанье…
Неужели прогневила она чем-то небеса?

Ну, а Жаба между делом совсем не горевала.
Залезла вмиг на кочку и тут же начала:
-Ах, знаю, вы не знали! Не знали, не гадали,
что спустится к вам с неба такая вот особа!
Как долго я летела! Ах, право, я хотела
вас известить заранее! Так было бы приличнее,
Но надо ж не успела!
Была я как в тумане, куда б не поглядела
кругом там пелена. Чудно и непривычно,
прохладно, даже очень! В дороге я озябла,
отчаялась однажды, и  принялась молиться
…ах,  всем подряд богам!
И сжалились над мною…я стала опускаться
все ниже, ниже, ниже…
И надо же болото! Болото подо мною!
Примите же меня скорей в свои объятья!
Но тут же спохватилась:
- И раз уж так случилось, что я тут очутилась
 Приличнее всего нам все начать с знакомства.

Лягушки зашумели:- О, счастье! О, удача!
Пролетом! Незнакомка! И где? У них теперь!
Припрыгали поближе и стали друг за дружкой,
подпрыгивая к небу, себя ей называть.
Пупырыш, Зеленушка, Милашка,  Попрыгушка,
 а вот совсем ведь кроха и  Неженкой зовут.
Лягушки посолидней, вели себя приличней,
 лишь все угомонились, нижайше поклонились
 и вышли наперед.
Вот Кваква Иоановна, добра и благонравна, спокойно говорит:
-Устали вы должно быть, сударыня, с дороги?
У нас всегда найдете душе своей приют!

 И, наконец, последний, молодчик еще крепкий,
пример для подражания и лучший  образец!
Серьезный, молчаливый, ни капли ни строптивый
предмет тяжелых вздохов болотных всех девиц!
Акакий Квакич, миленький, про вас мы не забыли,
тем более, что вы, не тратя время даром, готовы  уж служить
девице иностранной, чудной и самозваной!

 А Жаба всех дослушав, захлопала в ладоши:
 -Ну, надо ж! смешные! И имена какие!
 И тут же продолжала:
-Позвольте, дорогие, настал и мой черед.
Я девица неместная, залетная, приезжая.
В местах, где я бывала, меня так величали:
Милейшее создание! Дражайшее творение!
И добавляли изредка:
Зеленое Величество, Болотное Высочество и Свет очей моих!
Но с вами можно запросто!
К чему нам церемонии!?
Для вас я буду душечка,  болотная краса!

Тут пиявки захихикали: -Да где же это видано,
 такую вот уродину красоткой называть!?
Лягушки на них шикнули: - Ведь это неприлично
 над гостьей хохотать!
Но пиявки не сдержались, на дно скорей забрались
и долго потешались! Хоть было их не видно,
 но все же было стыдно! От смеха и хихиканья
 болото все  ходило и даже кочки прыгали!
 Вот так они хихикали!

И все же как-то странно. Неужто так бывает,
что жаб так называют? А может, что не поняли?
 Вот тут вот упустили… вот там не разобрали…
…И рядом с Жабой где-то
сидит персона важная, почтенная,  вальяжная…

О, Боже, неужели ее и пропустили?!

И тут же все лягушки вскочили, всполошились,
 как мошки закружились,  вокруг не поленились
 они пройти раз сто!
Но что за невезенье! Но что за наваждение!
Вокруг одни козявки и пиявки-самозванки!
И тут они, о Боже, все сразу расступились!
Да вот же, перед ними дражайшее творенье!
Да вот перед глазами, милейшее создание!

Хихикнуло создание:
 -Ах, что  же вы сконфузились? Друзья, подите, ближе.
Поверьте жаль и мне, что очутилась я
 ни где-нибудь  в Париже,
 и даже  ни  Крыжовников меня вновь приютил,
 который колыбелью моей когда-то был.

Ах, как же неудобно! Ах, как же некрасиво!
Особу иностранную, почтенную, вальяжную
 не встретить должным образом!
Ах, это просто стыд!
Лягушки побледнели и, со стыда сгорая,
в главу другую дружно скорей перескочили.