Глава третья
ПОДВИГ ДУНИ СОЛНЫШКИНОЙ
- Давным-давно это было. В верховьях Дона располагался красивый хутор с весёлым прозвищем «Солнышкин». Назвали его так не из-за того, что там постоянно светило солнце. Просто все шесть семей, населявших хутор, имели фамилию Солнышкины и приходились друг другу роднёй.
Много детишек бегало на приволье. Вокруг были луг, озерцо, густой лес. Разросшиеся сады каждый год обильно плодоносили. Сливы, яблоки, груши обильно усыпали деревья и были размером с кулак.
- А персики там росли? – спросила Дуня - маленькая, которая очень любила сочные розовые плоды, чуть покрытые пушком.
- Нет, внучка. Это сейчас вывели сорт, который и у нас на Дону может прижиться. Но хороших плодов он всё равно не даёт. Слушайте дальше…
На огородах в хуторе чего только не было: огурцы, помидоры, капуста, лук… А в лесу – ягод, грибов! По этой части ребятня была отличной рабочей силой. Наносят мамкам и бабушкам столько добра лесного, что на весь год хватало солений, варений. А сладкие пирожки в домах не переводились.
Народ в хуторе был трудолюбивый. Чуть свет, все – на дворе. Кто за скотинкой и птицей смотрит, кто полет, кто пашет, кто другие работы выполняет.
Дружно жили, помогали друг другу. И потому процветал и богател хутор. Не знали здесь ни холода в лютые морозы, ни голода в лихие времена.
И, надо же, никто никогда ничем не болел. Детки все выживали, и семьи порой насчитывали до двух десятков сыновей и дочерей.
Так бы им жить и поживать, да пришла беда. Прошла весть по Дону, что готовится к нападению враг лютый, беспощадный, ни малых детишек, ни стариков не щадит, а молодых женщин в рабство угоняет.
Брошен был клич: всем казакам от 15 до 50 лет встать на защиту родного Дона.
Хуторчан Солнышкиных уговаривать не пришлось. Даже четырнадцатилетние подростки сели на коней и взяли в руки шашки и пики.
Вместе с мужчинами, надев шаровары и рубахи, зипуны и шапки, отправилось и несколько самых крепких девчат и молодок, которые не захотели расставаться со своими мужьями.
Отправились они в низовья реки, очень далеко от дома.
А дело шло к зиме. И хоть запасов наготовлено было много, грустно стало в казацких куренях без хозяев, братьев, сыновей.
Сильно печалились в семье Василия Петровича и Анны Степановны Солнышкиных. Сам глава, хотя ему и было уже 56 лет, отправился вместе с отрядом. А как же? Ведь он тогда атаманил в хуторе. Вместе с ним ускакали вдаль и семеро детей: пять неженатых, живших ещё при отце, парней и две незамужние дочки.
Остались на хозяйстве сама Анна, десятилетняя дочь Марька и восьмидесятипятилетняя свекровь. Пятилетняя Дунечка, внучка, тоже принимала посильное участие в общих трудах. Горох, фасоль почистить, поднести, убрать, пожалуйста. Безотказной была кроха, родители которой сдали бабушке единственное своё дитя и отправились воевать.
Дуня росла, словно полевой цветочек. Тоненькая тростинка с милой головкой, опушённой русыми кудряшками. Глазки её синели, как небо в хорошую погоду. И характер у неё был радостный, приветливый.
Неделя прошла, три, месяц, наступила зима. И случилась она сильно морозной, снежной, вьюжной.
По сигнальному казачьему «радио» пришло и в хутор сообщение: в виду сильных морозов противники приостановили свои действия, ни взад, ни вперёд двигаться нет возможности.
Это означало, что зимовать слабейшей половине всех Солнышкиных придётся без защитников и главных работников.
Что ж, зима не требовала столько сил и времени на управу по хозяйству. А за скотинкой- то и всегда женщины да дети ухаживали.
Но случилась новая беда. Да и не одна.
Узнав, что лихих казаков на местах нет, вся охрана – старики и мальчишки, из чужих мест набежала ватага разбойников и стала разорять станицы и хутора.
Сгоняли всех жителей за околицу и уносили из куреней всё подчистую…
- Мяу, - бурно возвестил Тимка о своём возмущении.
- И никто не сопротивлялся? – удивлённо спросила гостья из города. – Да я бы их всех!
- Ты бы! – усмехнулась Андроника. – Не будем мешать. Бабуля, дальше, дальше…
- Ничего, это хорошо, что есть реакция на мой рассказ, значит, меня слушают…
Сопротивлялись, конечно, но самые отчаянные, потому что разбойники были очень обозлены преследованием, ненавистью к ним мирных людей. Одним словом, это были сорвиголовы, добра от них не жди.
Тех, кто пытался им помешать, они безжалостно убивали.
Дошла очередь и до Солнышкиного.
Налетели окаянные. Хорошо, никого не поранили даже. Ведь опомниться хуторчане не успели, как всех затолкали во двор Анны и окружили самыми беспощадными, вооружёнными до зубов здоровенными мужиками.
Брали разбойники только одежду и продукты. Сгребли съестное до крошечки. Забили всю живность. Впрочем, у одной одинокой старушки Кирки ничего не взяли. Жила она неплохо, все о ней заботились, вот и скопила малый припасец, да и припрятала его так, что сама забыла где именно.
Погрузили добро на отнятые у кого-то десяток саней, и с весёлыми криками под усиливающийся ветер умчались по высокому снегу дальше грабить.
Отчаяние охватило Солнышкиных. Впереди – неминуемый голод.
Несколько дней выдержали, ведь раньше очень вкусно и сытно питались. А потом стало очень тяжело.
Хотели послать гонцов в соседние хутора за помощью в пропитании. Да оттуда сами гонцы прибыли подаяния просить.
Думали на счастье, а оказалось, на беду бабушка Кирка отыскала свои съестные сокровища…
- Да неужто передрались из-за пищи? – всплеснула руками Дуня-девица.
- Нет, моя хорошая, не передрались. По-честному на всех разделили и крупу, и сушёные ягоды, грибы, овощи и травы, солёное сало да солонинку.
- И им хватило? – поджала губки наша малышка, а в глазах её уже закипали слёзки от жалости к несчастным.
- Хватило на два дня, потому что ели понемножку.
- Мяу, - выразил неодобрение крохотным порциям кот, имеющий слабость к вкусной и здоровой пище.
- Молчи, обжорка! – дёрнула его за кончик хвоста Дунечка и сама уже попросила: - Бабушка продолжай, пожалуйста.
- Итак, еды было очень мало. Но умные и дальновидные хуторяне отложили часть её для двух пожилых братьев и их дочерей, сведущих в охоте, которые вызвались в лютый холод отправиться в лес и добыть, что им Бог пошлёт.
Не было их два дня и две ночи. И в это время случилась большое несчастье. Ещё пострашнее первого…
- Да-да, ты ведь сказала, что старушка Кирка на горе нашла свои припасы, - не вытерпела Андроника.
- На горе, детка, на большое горе. Кирке уж давно стукнуло 90 лет, стала она понемножку из ума выживать. И запрятала она крупу и всё остальное в сырое и грязное место, куда совершали набег полевые мыши и прочая мелкая нечистая живность.
Испортили они продукты. И почти все в хуторе сильно заболели. В считанные часы от мала до велика ослабли, пожелтели, позеленели. Им было невыносимо плохо. И они слегли.
Хорошо, что четверо остались на ногах. А то бы несчастным и воды подать некому было.
Сама старушка Кирка, которая в свои годы ещё была крепка на ноги. Ничего ей не сделалось.
Анна Степановна, хоть и не слишком хорошо себя чувствовала, но забегала по домам сердобольная. Знала она свойства трав. Их у неё множество было. Хорошо, что разбойники на них не позарились. Стала она заваривать всякие веточки, цветочки, листики и поить страдальцев.
Двенадцатилетний казачок Дёжка, гордившийся своей не по возрасту могучей силой и небывалой храбростью, помогал ей, как мог.
И маленькая Дунечка не заболела.
Положение случилось безвыходным.
- Не дождёмся мы своих казаков, - печалилась Анна наедине с собой.
Но остальных поддерживала.
Но самое смешное в этой очень грустной истории, что её саму поддерживала Дуня.
- Бабушка, не плачь.
- А разве я, плачу, детка?
- Сейчас нет, а когда тебя никто не видит, плачешь. Я подглядывала.
- Это нехорошо.
- Я знаю, - вздыхала крошка. – Только мне тебя очень жалко. И всех, всех тоже. Давай что-нибудь придумаем!
- Обязательно, солнышко ты моё. А сейчас иди, отдохни. Вот придут наши охотники, всё образуется.
Вернулась только Аринка, высокая сильная девица. Могла она запросто мешок с зерном за плечи закинуть и в соседний хутор замужней сестре в помощь чуть ли не бегом снести.
Принесла она груз и сейчас. Целую четверть, хоть и худого, но зрелого кабана.
- Едва дошла, - сказала она Анне. – Тётя, разделите на всех, я не могу, мне что-то вдруг совсем невмоготу.
Она присела на табурет и тяжело вздохнула. Лицо её стало бледным-бледным.
- Тебе – вдруг, а нашим – почти сразу, как вы ушли. Где ж остальные?
- В лесу, тётя, не ждите никого.
- Умерли?! – всплеснула руками казачка.
- Нет, пока живы. Заболели животом сильно. Маются.
- Сказывай!
- Поначалу повезло нам. Зашли подальше в лес, и сразу на кабана наткнулись. Он растерялся, заметался. Батька его и подстрелил.
- Замёрзли, небось?
- Ещё бы! Только быстро согрелись, хорошо, в лесу тихо было, ни ветра, ни снега на головы. Как начали кабана разделывать, от нас пар шёл.
- И?..
- Разделать успели, только батьке, дядьке Фоме и Васильке вдруг плохо стало. Я прямо растерялась. Хорошо, наше присутствие обнаружил дядька Зорян. Знаете его?
- Ну, а как же?! Отшельник.
- Да-да, тот, что поссорился со своими станичками и ушёл на житьё в лес, подальше от них, а ближе к нам. Домишко его, оказывается, совсем недалече расположилось. Помог мне доволочь родню до жилья, а потом мы с ним и мясо перенесли. Сказал, что вытащит гостей с того света. Я вот эту ножищу на плечо и добралась. А теперь, чую, и сама свалюсь.
Сказала Аринка это и упала с табурета на пол. Обессиленная хозяйка самого большого в хуторе куреня с трудом перетащила её на свою постель.
В бреду девушка шептала:
- Надо идти за кабанятиной. Пошлите кого-нибудь… Обязательно пошлите… Зорян будет костёр жечь, чтобы дорогу нашли.
- Дунечка, - позвала бабушка.
- Я здесь.
- Всё слышала?
- Да.
- Миленькая, некому кроме меня идти. Остаёшься за старшую. Сама из дома не выходи, снег глубок. За нашими приглядывай, воды подай, укрой.
- Хорошо.
- А я бабке Кирке да Дёжке накажу, чтобы за остальными приглядели, помогли, травами напоили. Исполнишь?
- Исполню.
В эту минуту в курень влетел мальчишка:
- Тётка Анна!
- Чего тебе?
- Младшие поправляться начали, плачут, есть просят. Очень жалко их! Что делать?
- Мясо сварить сможешь?
Дёжка глянул на лежавшую на полу четверть кабанчика:
- Ух, ты!..
- Разрубишь на части, да кусок в котле сваришь. Отваром выздоравливающих напоишь. Ясно?
-Да.
- Сам, смотри, всё мясо не слопай.
- Я ж понимаю…
Но глаза его говорили: не верь мне, не верь. Всё не съем, но подзаправлюсь на славу.
- Дуняшка! Присматривай за мальцом, доложишь.
Вот уж такого поручения девчонка никак не хотела. Доносчиков детвора не любила, лупила попавшегося на ябеде от души.
Промолчала.
- Помогу котёл достать, - решила Анна Степановна. – Пойдём, Дёжка!
Дуня осталась в горнице.
И раздался вдруг крик боли и отчаяния. Следом – громкий возглас Дёжки:
- Тётка Анна, как же так?!
Случилась ещё одна беда. Господи, да сколько же их?!
Недаром говорят: «Пришла беда, отворяй ворота».
«Силач» не удержал ручку медного котла на тридцать литров.
Вместо того, чтобы сразу подхватить его, отскочил в сторону. Анна оступилась и подвернула ногу. Вывих?
Никуда она больше не могла идти!
А плач и вопли голодающих детей, да и некоторых взрослых, уже проникал в дом сквозь толщу снежного воздуха и крепкие стены куреней.
Что делать?
Сумеет ли Дёжка запрячь лошадь в старые сани? Хорошо, хоть она сыта, сено враги не увезли, да и саму Басюху им взять не удалось. Умная кобыла встала в тёмном углу за кучей невыброшенного старья и затихла.
Справится ли мальчишка с непростой задачей добраться до лесной избушки Зоряна и привезти пропитание?
Она задала этот вопрос растерянному Дёжке, рассказав, что нужно делать, и услышала в ответ:
- Ни за что не справлюсь, тётечка Анна, ни за что. Не решусь я! Боюсь. Там волки. Вам, что, меня совсем не жалко?
- Однако ж хвастун ты, «силач и храбрец». Не боишься, что товарищам расскажу?
- Рассказывайте! Лучше позор, чем смерть. Непременно погибну, непременно.
И он выскочил из куреня, словно ошпаренный.
Не бабку ж Кирку посылать?
Анна доползла до лавки и, скрипя зубами, попыталась вправить сустав. Но сил не было.
Посплю немного, подумала оголодавшая и обессиленная женщина. И сон в ту же минуту сморил её.
Дуня долго смотрела на любимую бабушку, потом отыскала свою одежонку. Обернула ноги старыми платками и сунула их в сапожки своей юной тётки. Сняла с крючка тёплую шаль и вышла на крыльцо. Там стояли самодельные санки для перевозки по снегу тяжёлой ноши. Старшие дети часто катались на них.
Дуня с трудом столкнула их со ступенек и позвала:
- Кривой! Рыжик!
Одноглазый громадный пёс быстро выскочил из-под крыльца. Его приятель, рыжий и лохматый, прибежал с улицы. Челюсти его равномерно двигались.
Хорошо им, подумала Дуня, они могут найти себе еду в поле, разрывая норки сусликов и мышей.
Псы были не из самых добрых, но Дуня была для них серьёзным авторитетом. Девочка командовала собаками, как хотела. Они покорно подставили свои мощные шеи под верёвки.
Операция эта была им знакома. Они часто катали хозяйку прошлой зимой. Покорно запряглись и понеслись в сторону леса. Дунечка, как умелый кучер, шлёпала их по бокам хворостиной и направляла.
В лесу она была не однажды. Но всегда с кем-то из взрослых.
А сейчас одна, и сумерки сгущались.
Зимой волки голодны. Подружки рассказывали ей всякие страсти про встречу с этими злыми серыми существами, которым ничего не стоит слопать такую маленькую девочку, как она.
То же самое грозит от грозных кабанов.
А ещё, вроде бы, ночью по лесу летают огромные чёрные птицы. Они могут напасть и унести в небо лису или даже волка.
Дуня моргала глазами, стараясь не заплакать от страха. Она отгоняла его от себя, думая о том, что справится с задачей, что не такая трусливая, как здоровый Дёжка.
Нет, с ней ничего не случится.
Уже в лесу она остановила собак и стала всматриваться вдаль.
Старый Зорян сдержал слово. Костёр был виден издалека.
- Я здесь! – закричала она.
Но человек её, конечно, не услышал.
Зато в ответ раздался страшный вой.
И девочка с ужасом очень близко увидела очертания зловещих фигур.
Собаки уже давно поскуливали, а сейчас, словно взбесились. Они понеслись вперёд, едва уворачиваясь, чтобы не врезаться в стволы деревьев.
Волки ровно шли следом.
Рыжик оказался проворнее Кривого. Он вывернулся из-под верёвки и, бросив свою хозяйку, большими прыжками ускакал в сторону.
Этот трусливый побег и спас отважную малышку и Кривого.
Звери помчались за домашним псом и быстро настигли его.
В полубессознательном состоянии приближалась Дуня к добротно сколоченной избе лесника.
Он почуял неладное и выскочил на крыльцо…
Дуня отогревалась у печки.
Старый Зорян, выслушав малышку, был потрясён её мужеством и желанием спасти хуторян от голода.
От природы жестковатый, прижимистый, порой скандальный, мужик сильно задумался о своей жизни. Но это не мешало ему напоить Дуняшу горячим бульоном, приготовленным для больных, которых он уже почти вылечил от болезни лесными лекарствами, заготовленными впрок.
- Спасибо, дяденька Зорян. Но мне надо обратно. Очень, очень быстро. Там плачут дети. Они голодные.
- А ты сама-то, крошка?
- Я тоже плакала. Но тихонько, как бабушка Аня. Ведь я большая\
Зорян улыбнулся.
Дуня обиделась:
- Правда, правда.
- Я тебе верю. Так ты внучка Анны Степановны Солнышкиной?
- Ну, да.
- Как звать-то тебя?
- Дуня.
- Дунечка, Дуня, Евдокия. Когда-нибудь твои правнуки скажут: «Это великое, честное, доброе имя».
- Дядечка, дайте мне мяса, я поеду обратно.
- Не боишься?
- Очень, но мне надо вернуться.
- Но твоя собака справится?
- Кривой - смелый пёс и сильный.
Зоряну было жаль девочку до слёз, хотя он раньше и понятия не имел о том, что мог заплакать.
Что же делать? Нельзя её одну отпускать. Но пешком она не дойдёт, если он отправится с ней. У самого него ни коня, ни саней не имелось. Зато имел он цепкий ум.
- Погрейся пока, попробуй съесть кусочек мяса, но только самый маленький, и хлеба немножко, - сказал он, доставая из ларя несколько буханок.
По осени он выменивал у хуторян дичь, лесной мёд, орехи на муку, соль и прочие нужные ему продукты. Раз в неделю сам пёк себе хлеб. У него оставалось семь караваев. Два отложил для себя и больных, а остальное увязал в мешок, добавив к хлебу топлёного сала, пару копчёных глухарей и три десятка замороженных птичьих яиц.
Вспомнил он и о туеске с мёдом, о сушёных яблочках-дичке и малине.
Вышел на воздух.
Нынешним днём стояла морозная, но относительно спокойная погода, но вскоре могла разыграться метель. Хоть до ночи было ещё далеко, но вокруг – мрак.
- Бедное дитя, - подумал он вслух.
Пошёл в сарай и вытащил из него большой деревянный короб.
Вслед за ним выскочили три пса, против которых Кривой выглядел игрушкой.
Собаки были им здорово выучены, понимали хозяина с полуслова, словно люди.
Кривой затрясся и пополз задом.
Но Зорян быстро познакомил их и велел своим помощникам дружить с пришельцем, помогать ему и охранять.
Короб он привязал к санкам. Двух псов запряг вместе с Кривым.
- А ты, Бирюк, впереди, дорога на хутор. Хутор! Ты знаешь! Понял?
Охранник поднял морду и два раза гавкнул.
Потом Зорян наполнил короб оставшейся кабанятиной и своими подарками. Завернул девочку в свой старый зипун, усадил в санки. Дал сигнал собакам бежать быстро, но осторожно, а сам, время от времени палил из ружья вверх до тех пор, пока не решил, что собаки вынесли Дуню в поле.
Девочка уже не боялась. Столько защитников и столько еды! Как здорово!..
Бабушка проснулась. Вспомнила всё и воскликнула:
- Боже, помоги мне! Излечи мою ногу!
Как она верила в то, что Бог поможет ей. И он помог. У неё не было вывиха, ступня хоть и опухла, но уже почти безболезненно упёрлась в пол. Она встала и позвала:
- Дуня!
Дверь открылась, и в горницу вошёл… зипун, поверх которого были повязаны платки и шали, а из-под них сверкали синие глаза внучки.
- Что это на тебе и куда собралась, на вечер глядя?
- Не куда, а откуда, - девочка бросилась к бабушке, запуталась в зипуне, упала, поднялась, обхватила колени Анны Степановны и только теперь разрыдалась.
- Что с тобой, детка?
- Я привезла еду, бабушка… Там… Там она, в коробе. Дядя Зорян помог уложиться, дал хлеба и всего, всего…
- Ты бредишь! Кто разрешал выходить на улицу?! Откуда одёжка?
- Я отпустила его собак, они уже убежали, а еду я не могу принести, мне тяжело…
Бабушка с ужасом посмотрела на внучку и, прихрамывая, вышла на крыльцо…
Когда, представив все, что перенесла, на что решилась пятилетняя девочка, вся дрожа, вернулась в горницу, Дуня спала на полу в том месте, где она её оставила.
- Герой ты мой, - произнесла тихо немолодая казачка, опустилась рядом, обняла малышку и безмолвно залилась слезами.
Через два дня Зорян привёл выздоровевших охотников. По дороге ему удалось подстрелить лося. Зверь был старым и толстым, не смотря на голодную зиму. Снег был довольно глубок. Убежать «мясу» не удалось.
Зорян вернулся в свой домишко за верёвками. Он и спасённые им охотники привязали за ноги лося и потащили его за собой в хутор.
Сколько было радости!
На счастье началась оттепель. Быстро сошёл снег, лёд на озере растаял, поправившийся народ ринулся ловить рыбу.
Зорян часто приносил хуторянам свою добычу. Ему захотелось к людям, и уже в апреле ему всем миром помогли выстроить крепкий курень на околице. Забегая вперёд, скажу, что вскоре он, совсем ещё не старый, посватался за двадцатипятилетнюю Аринку, и девушка не отказалась выйти за него замуж…
- Бабушка! – закричала Дуня-горожанка, у которой не просыхали слёзы на протяжении всего рассказа то от жалости и сострадания, то от радости, что всё так хорошо кончилось.
- Что, милая?
- Неужели это конец?! Что же с Дуней?..
- А ты хочешь продолжения?
- Да! Да!
- И я тоже, бабуля! – Андроника вся потянулась вперёд и быстро закивала головой.
- И я, - напомнила о себе Дуня-старшеклассница.
- Девочки, дорогие мои, конечно же, о подвиге Дуни узнали все спасённые ею люди. Они были потрясены, благодарны.
Весть о маленькой героине распространилась по всему Дону. И когда вернулись в хутор родные после того, как врагов прогнали прочь с родной земли, они уже знали, что сделала Дуняша для их близких.
Мама девочки, дочь дьячка из станицы, была грамотной. Она в походе и после него вела дневник, и там всё подробно описывала. Но на этом он оборвался.
Дневник достался по наследству её сыну Петру, он продолжил его, но писал скупо, сдержанно и неинтересно, всё больше о себе и своей жизненной неудовлетворённости. А вот его внук Георгий заинтересовался историей своей двоюродной бабушки и раскопал ещё не одну героическую страницу её судьбы. Сведений было много, и помимо дневника он оставил ещё своё собственное сочинение.
- Бабушка! Мы хотим ещё слушать о Дуне Солнышкиной!
- Да, да, рассказывай дальше.
- Заинтересовались?
- Ещё как! – воскликнула соседская девица. – Она тогда уже повзрослела, наверное?
- Конечно. Ей было уже почти столько лет, сколько тебе сейчас.
- Пятнадцать?
- Немножко меньше, но, милые мои, давно пора обедать. Уж, я побалую сегодня вас, зайки мои.
- Дуняша-а! – послышалось с соседнего двора.
Как красиво звучит моё имя! Почему я раньше этого не замечала?- подумала перегруженная образованием малышка.
Евдокия – это гордо, сильно! Не то, что там какая-нибудь Снежана-а, Виолетта-а. Фи!
- Иду, мамочка! – ответила громко девушка. – Спасибо, тётя Дусечка. Теперь я буду гордиться своим именем.
- А раньше?
- Честно говоря, я обижалась на родителей за то, что они дали мне такое древнее имя. Но всё меняется, правда?
- Правда, дорогая. Ну, иди, не заставляй маму ждать.
- Убегаю, только скажите, Дёжка… Как же он?..
-Анна Степановна не удержалась, высказалась о нём нелестно. Застыдили соседи не только парнишку, но и его родителей. Пришлось им с хутора съезжать.
- Не забудьте меня позвать, когда решите продолжить рассказ.
- Обязательно. Но это будет не сегодня.
Девушка убежала, взмахнув длинной косой.
А Дуняша подумала ещё и о том, что все Дуни красивые. Эта взрослая девчонка, её собственная бабушка,.. да и она сама пользуется в садике большой популярностью, честное слово.
Дуня взяла бабушку за руку и тихонько прошептала:
- Спасибо за то, что я узнала своё имя.
- Мяу, - одобрительно произнёс кот. Но при этом подумал: вообще-то, можно было сделать перерывчик, ведь как живот подвело. Хорошо бы лоханочку супику с рыбкой или, например, маринованной рыбки побольше.
Тимка резво запрыгал в сторону всегда аппетитно пахнущей кухни.