Рано утром за окном начинают противно, нараспев мяукать дворовые коты. Постепенно просыпаюсь, звуки начинают трансформироваться в голоса других котиков, в человеческом обличье.
«Что за говно?», – царапает нудная мысль стенки черепной коробки.
– Что за говно? – вторит моему внутреннему голосу противный вопль одного из гопников. ****ь, вот реально: какой бог раздаёт такие мерзкие тембры среднестатистическим «пацанчикам с раёна»?
По этим голосам можно безошибочно определить, что началось лето. Странно вспоминать, что всего каких-то полгода назад я пил как последняя сволочь, прикидывался ищущим работу (ну всё-таки вполсилы я её искал, и даже пару раз удачно), зависал дома у своей девушки – в общем, жизнь искрилась всеми своими невообразимыми тонами.
Сейчас же обнаружил себя в кресле корректора на полставки, с корочкой корреспондента, без привычного похмелья и девочки. И как-то сразу стух, растворился в графике 5/2: словно всю карту моей жизни взяли и поделили на пять трудовых будней и два выходных – для зализывания ран.
И даже первая зарплата (выплаченная, как повелось, в романтично-представительном конверте), хоть и быстро разошлась на раздачу долгов и приобретение нужных и не очень мелочей, как-то приободрила, освободила внутреннее пространство от накопившегося хлама – словом – задала новый вектор движения.
Да вот только на каждый вероятный путь найдётся альтернативный: стали снова настойчиво посещать мысли об отказе от мирской жизни с её суетой в пользу светлого гармоничного мирка монастыря. Ну, или, на худой конец, поселиться у какой-нибудь дряхлой полурассохшейся старухи в ветхой покосившейся избушке, помогая ей по хозяйству и наполняя в свободное время свою голову книгами.
Но только судьба распорядилась по-своему и я каким-то образом (даже не до конца) заполнил анкету на выезд в другую страну с целью волонтёрской деятельности там. В целом, я трижды «вписывал» у себя дома иностранцев и мне стало интересно попробовать самому. Выбрав из предложенных вариантов несколько стран и благополучно об этом позабыв, подналёг на портвейн. Через какое-то время мне позвонили и назначили собеседование в KFC, что довольно иронично.
В общем, вместо заброшенной деревни или монастыря открылся потенциальный путь в Польшу, – ну как открылся, – он требовал финансовых вливаний (что-то около 35 тысяч целковых).
Естественно, такой суммы разом у меня не имелось, поэтому мне
посоветовали искать попутчиков: так расходы на организацию поездки существенно снижаются.
Вместе с этим неожиданно открылся не менее потенциальный путь в СИЗО – ни больше, ни меньше – вскрылись «финансовые махинации в особо крупных размерах» пятилетней давности и мне прислали повестку в суд. Суд уже послезавтра, а я сижу и печатаю эти малоинтересные строчки. В общем, не столь уж всё это важно.
К моменту суда я не пил уже неделю с копейками, чем был несказанно удивлён и поражён. Снова началась катавасия с трудовой занятостью: с кресла корректора меня властной рукой столкнул злой рок в лице ответственного редактора – ему, еблану, не понравилось, что я с коллективом не общаюсь, видите ли. А я говорю, что прихожу на работу заниматься именно ей, а общение с коллективом – чистой воды формальность и меня ****ь не должна. Ну как бы я и в явную оппозицию себя не ставил: просто ни с кем сам разговора не начинал, вот и всё.
Тем не менее, оставили меня на должности внештатного корреспондента, что, с одной стороны, предполагало хоть малейшую деятельность и радовало, с другой же – мне предлагали самому придумывать темы, на которые был бы написан репортаж, что невероятно бесило, так как работал я только лишь в сегменте «Еда в Омске», а про еду в голову ничего не лезло. Какие там репортажи про еду, если я сам, бывало, не видел этой самой еды сутками?!
До середины лета мы ещё умудрялись кирять, пока друга не увезли на карете с мигалками в больницу – диагноз «панкреонекроз» звучал очень уж убедительно (как минимум – для оставшихся на «Большой Земле», для него – как максимум). Но потом и остальные подзавязали, как-то желание пошло на убыль и, вуаля, – я выпал из лап почти полуторагодичного бытового алкоголизма, остался предоставлен самому себе и стенам комнаты.
А вот весь август прошёл под аккомпанемент переписок с различными школьницами и не совсем, которые умудрялись меня находить в сетях (каких-то, конечно, находил сам) скопом и восторженно написывать. Не сказать, что я был против, конечно. Но и чего-то в обратную сторону тоже не сказать, к слову. За исключением пары особ, всё же.
В налоговой сказали, что позвонят по мере развития событий, потом письмом пригласили в другую инстанцию (в качестве свидетеля, что несколько обнадёживало). Тот поход я игнорировал, так как внезапно свалившаяся простуда диктовала свои условия. Но проигнорировал не тотально: перенесли на пятое сентября.
На всякий случай свёл ажно два альбома «Братьев Магамадовых»: чтобы пацаны не унывали и смогли послушать, если меня всё-таки посадят. Попытался продолжить свой сольный проект, но понял, что сил уже не имеется. Да и мерзко это – слышать свой голос на записи, ой как мерзко!
Наступил вечер дня, предстоящего дню, на который назначен поход к приставам для дачи показаний, я пытался чем-то занять себя и параллельно сбивал неожиданно возникшую температуру. Но, помимо физического недуга, внезапно накрыло какой-то тоской вселенских масштабов: что же делать по факту надо-то, куда себя применить-то, а?
Мои тщетные попытки заснуть внезапно прервала кошка, скрёбшаяся под дверью и протяжно мяукавшая. Открыв ей дверь и запустив в комнату, прислушался: за окном всё так же, как и в начале лета, «мяукали» пьяные гопники – значит, всё возвращается на круги своя, всё, и нет исхода.