Ночами я совершаю удивительные путешествия по звукам. Вы, наверное, удивитесь, как такое возможно, но на самом деле в этом нет ничего сложного: когда весь многоквартирный дом отходит ко сну, я тоже, как и все, ложусь в кровать, закрываю глаза и через некоторое время начинаю слышать то, на что днем обычно не обращаю внимания. Вот у соседей сверху кто-то прошелся по ковру, уронил на пол нетяжелый предмет, передвинул стул... вот на нижнем этаже зазвонил телефон… К нему никто не подходит: или квартира пустует, потому что хозяева уехали на дачу, или жильцы так крепко спят, что ничего не слышат. Он звонит негромко, но настойчиво, и я выбираю его размеренную трель своим стартовым пунктом: выжидаю еще несколько секунд, чтобы убедиться в том, что он продолжит подавать сигнал еще какое-то время и дорожка из его звонков, похожих на бревенчатую тропу в Панда-парке, внезапно не уйдет из-под ног, и – первый шаг сделан.
Ориентироваться теперь мне можно только на слух, и вся прелесть ситуации заключается в том, что звуковые ориентиры настолько объемны, что создают практически трехмерный мир, и я вижу слухом, различая им темные соты квартир, наполненные клубящейся дымкой снов, как марсианская палата для умалишенных, и спящие городские дворы — пустые коробки без крышки, – ватную массу деревьев в ближайшем лесопарке и любуясь свободным пространством между широко разбросанными домами, между тянущей вниз землей и небом, незаметно переходящим в космос.
Глаза открывать мне нельзя, и этим ночные путешествия похожи на лунатизм. От столкновения с видимыми предметами хрупкая магия звука разобьется вдребезги, воркование голубей и шуршание шин перестанут держать меня, и я полечу вниз. Не знаю, найдут ли в таком случае обезображенное до неузнаваемости тело где-то на улице или просто домашние вызовут скорую к человеку, непроснувшемуся после ночи, или я просто очнусь в своей кровати, утратив способность летать, но ни один из вариантов развития событий меня не прельщает, поэтому я старательно жмурюсь – как первоклассник, которого старшие ребята взяли поиграть в прятки, обязав его вне очереди искать всех участников. Несправедливость налицо, но первоклассник рад и этому — на что только не пойдешь ради того, чтобы поиграть с большими, — и потому он прижимает ладошками веки до расплывающихся цветных пятен в глазах.
Не менее старательно я выбираю дорогу: с телефонного звонка осторожно перебираюсь на поскребывание голубиных когтей по металлическому козырьку балкона (оно похоже на забор из сетки рабицы), потом перепрыгиваю на гудение проводов высокого напряжения. Провода — самый надежный источник звука, поэтому поначалу, пока восстанавливаются навыки движения на слух, лучше держаться поближе к линиям электропередач или хотя бы к кабелям уличных фонарей. Немного освоившись, я начинаю презирать скучную стабильность, и превращаюсь в серфера, ожидающего очередную волну. Мои морские валы – это рев мощных моторов, на которых чокнутые мотоциклисты гоняют по ночным дорогам. Носиться по этим волнам захватывающе интересно даже несмотря на то, что твердые, как камень, моторы пузырятся черной пеной, больно царапают колени, остаются на теле царапинами от застывшей пемзы. Иногда серфинг с мотоциклистами заносит меня так далеко, что обратно приходится возвращаться на слабеньком чириканье воробышков, на лае бродячих собак или даже на редком хлопанье форточек и дверей, соприкасаться с которым нравится мне меньше всего: того и гляди, схлопочешь особенно внезапной нотой по барабанным перепонкам, и на следующий день будет противно саднить уши.
Однако пока что уши не саднят, а впитывают собой почти бесшумное дыхание ветра, шорох сыплющегося на кусты и клумбы дождя, шарканье чьих-то шагов, редкие сирены машин, шуршание щебенки на футбольном стадионе, поскрипывание калиток или турников на спортивных площадках, похожее на перебор арфы трепетание едва заметной ряби на озере и дают возможность познавать мир в измерении, абсолютно недосягаемом в дневной суете.
Ночные путешествия прекрасны. Единственный риск заключается в том, что однажды эта многогранная реальность может настолько захватить, что ею захочется напитать все пять чувств, и зажмуренные глаза откроются сами собой.