Моя история СССР. 12. «РАЗВИТОЙ СОЦИАЛИЗМ»
Встретилась как-то на прилавке книжка «Золотой брежневский век» и поразился – не в шутку такое название, а в серьёз, в расчёте на тех, кто в то время не жил и этим «золотом» себя не осыпал, а проторчал пол жизни в очередях за полусгнившей капустой и картошкой – в расчёте на легкоумную молодёжь. Поэтому опишу, как этот «золотой» век чувствовал я, свидетель его. Самые страшные фобии того времени были – фобия ядерного апокалипсиса, фобии возвращения периода массовых репрессий и голода (это у старшего поколения его изведавшего). Очереди прилагались как неизбежное, но сколько они отнимали нервов, жизни - не подсчитать ни одному статистику! Но по порядку или лучше, как сложится…
Брежневские 18 лет сейчас представляются, как сплошной тягучий серый туман и ожидание ядерного конца человечества. Время будто остановилось. О том, что к 1980 году будет построен коммунизм, когда «каждому будет по потребностям, а с каждого по способностям» с официальных трибун вещать вдруг перестали, а посколку социальный процесс по теории Маркса-Ленина должен развиваться и развиваться непрерывно, вперёд и вперёд номенклатура объявила о новом «открытии», назвав его «развитой социализм» - то есть раньше вы, товарищи, жили при обычном социализме, а теперь оказалось, что, (радуйтесь!) при социализме на ступеньку выше!- ловко отодвинув коммунизм в неопределённое будущее и давая себе время поспать, ничего не изменяя. - «Это процесс длительный, сложный» – хмурились учителя в школе, а происходящее в стране приобретало всё более свойства трагикомических анекдотов. Нового ничего сталинские микроцефалы породить не могли, да и не хотели – они хотели покоя, навластвоваться всласть, а дальше – хоть потоп!
Ах, какая неувязочка! Ведь не первым Никита царь обещал нам этот близкий рай! Перед вступлением в комсомол полагалось прочитать брошюру Ленина – речь на 3-м съезде комсомола. Сомневаюсь, что многие отроки слишком серьёзно её читали – приём в комсомол в это время уже превратился в конвейер. А я вот взял и прочитал . И удивился! До Ленина наша цензура ещё дотрагиваться побаивалась, а там чёрным, по белому .Ильич в петушином задоре заявляет, мол мы мол, старики, не доживём, а вы-то, нынешние комсомольцы, уже увидите коммунизм!». Был 1918 год. Если он говорил это искренне, то был явный клиент психлечебницы! Комсомольцы того съезда давно или впали в глубокую дряхлость или сошли в мир иной – кто в бескорыстном труде надорвался, как несчастный Павка Корчагин, кто на войне полёг, кто в застенках НКВД сгинул… А нам в школе говорили, что Ленин – единственный в мире человек, который никогда ни в чём не ошибался! Чудо природы! Такие раз в тыщу лет рождаются, дети! Ну, сначала задержку на войну свалили. Страна восстановилась… Потом период хрущёвской суматохи, в которой стали вскрываться гнойники преступлений «Отца народов». Но вдруг почуяли, что в грызне междусобойной далековато зашли: если дальше, то столько грязи и крови вытечет, что сами утонут. Пулю загнал маршал Батицкий главному палачу Берии в голову и концы в воду, чтоб про всю банду на суде не растрезвонил. (А параллельно в учреждениях НКВД жгли сотни тысяч дел погибших в ГуЛАГЕ, чтобы уменьшить число жертв катастрофы). Ищите, ищите нынешние историки правду!!! По приблизительным демографическим расчётам десятки миллионов душ советской властью погублено только кто теперь докажет – историк признаёт лишь документ!
В общем, Партия осудила и хватит, не попы кадилом махать: вперёд, в светлое будущее всем морды повернуть!!!
Впервые о жертвах сталинизма я услышал не от родителей, а в школе, на уроке истории. Вела его большая красивая русская женщина Князева с крупными кольцами русых волос, светлоглазая. Справедливая, но и с рукой тяжеловатой. Был у нас такой двоечник Скопцов, на обезьянку похожий, и всё время шалил, кривлялся. Как-то терпение её лопнуло, она крепко взяла кривляку за шкирку, деловито без злобы вытолкнула из класса в коридор и продолжила урок.
Так вот на её уроке наш одноклассник, кажется Горбачёв, нахальный, коренастый с надбровьями неондертальца, ляпнул во весь класс – мол великий Сталин войну выиграл. И тут холодное пламя вспыхнуло в голубых глазах Князевой. Она встала во весь свой немалый рост и загремела: «Кто сказал? Что вы об этом знаете? Да вы знаете, что такое Сталин! Вы знаете сколько он невинных уничтожил? МИЛЛИОН! Миллион уничтожил, а вы Сталин да Сталин!»– гремела она перед притихшим классом и даже вдоль доски прошлась туда и обратно. Миллион – как невероятно много мне тогда это казалось! Знал бы я что гораздо, гораздо больше! – миллионы, как минимум десяток, а может быть и несколько десятков!
Но это был единственный искренний взрыв, который я услышал в школе. Больше тему сталинских жертв в школе не поднимал никто. Только другой преподаватель сухо объяснил: «Да много невинных жертв было из-за культа личности Сталина, но партия нашла в себе мужество осудить культ личности Сталина, как не свойственный социалистической системе….», дав понять, что на сей день эта тема закрыта и не наше дело к ней возвращаться.
Но за культом личности Сталина последовал культ личности Хрущёва с вездесущими его портретами и восхвалениями, газетными передовицами, за культом личности Хрущёва последовал культ личности Брежнева, когда Хрущёв исчез из учебников и плакатов и киноплёнок в момент, будто сдуло… И опять восхваления в газетах, радио, по появившемуся телевидению…, и брови, брови брежневские кустарниковые везде… И те же съезды те же пленумы, те же «Бурные аплодисменты, переходящие (по команде) в овации» после ничтожных, омертвевших повторяемых от съезда к съезду, от партконференции к партконференции слов, аплодисменты депутатов с каменными физиономиями, будто глиняная армия императора Циня Шихуанди, приодетая в европейские пиджаки, рубашки и галстуки. Культ личности существовал – менялась только личность, да и сажать стали меньше за инакомыслие и «антисоветские» высказывания – не миллионы, а тысячи…
И поволоклись один за одним годы, шло время, но как-то по особому, по кругу: день походил на день, месяц на месяц, год на год… И люди рождались, росли и умирали, но ходили ступая по одной раз и навсегда предначертанной кем-то тропинке, боясь оступиться и пропасть. О том, чтобы что-то изменять, хотя бы о незначительномо материальном стимулировании в зависимости от результатов труда номенклатура слушала неохотно – она давно, десятилетиями привыкла получать всё даром или на Корчагинском ли энтузиазме, как вначале революции, или за счёт насилия и страха, за счёт рабов-зэков. Номенклатура уверилась в универсальности страха, как гаранта власти и двигателя экономики, и даже мысли, который оставил им в наследство на несколько поколений вперёд её воспитатель Сталин и расслабилась, выбивая лишь явных антисоветчиков.
Вкалывал и вкалывал десятилетиями советский человек на «общество», т.е. на государство, близкий рай обещающее, но не чувствовал что живёт лучше: очереди не становились меньше, гнили продавали не меньше, торгаши и чиновники также хамили, зарплата не прибавлялась, качество продукции ухудшалось, люди не становились «сознательнее», культурнее, наоборот – раздражительнее, злее, а «нормативы» росли… Куда идут народом средства заработанные, «общественные», «народные» никто не ведал, а за вопрос такой можно было и нарваться: в парткоме Виевы веки поднимут на тебя и спросят: «Так ты что, мать твою, в родную партию не веришь?» И в антисоветчики отметят в КГБ - вовек не отмоешься…
И народ почуял, общественное – значит ничьё и стали обживать своё маленькое, личное пространство, только повторяй большевисские мантры, выполняй политические ритуалы, которые требуются – посещай «открытые» партсобрания («закрытые» - только для членов партии), аплодируй, ходи на демонстрации с красными флагами, ори «Ура»... (в коллективах даже очереди устанавливались, чтобы людей подряд не гонять). Не выделяйся, не выпендривайся, строй свою маленькую жизнь.
В общем, как сказал кто-то не жизнь, а театр, только артистами в нём были все. Только как после этого гордым себя всерьёз уважать, чувствовать смелым и независимым, а тем паче героем? Будь сереньким, чтобы не тронули! Ну а правдолюбцы превращались в скоморохов и пьяниц. Ну а для особо гордых появился новыйу медицинский диагноз «мания борьбы за справедливость» и гостеприимные белые палаты с сетками на окнах психических диспансеров всегда были готовы их принять в интеллигентные кампании к непризнанным изобретателям вечного двигателя, к марсианам, наполеонам и просто к алкоголикам.
Появилась поговорки «хочешь жить – умей вертеться!» (воровать, заниматься приписками, подхалимничать), «Наглость – второе счастье!» - это об умении влезать без очереди и, показывая зубы, получать дефицитный товар. На честных, порядочных людей, которые просто не могли плохо работать, несмотря на нищенскую зарплату, очевидно в силу какого-то особого генетического свойства,(их всё же было процентов десять и нередко один работяга вытягивал весь коллектив бездельников!) в лучшем случае смотрели как на чудаков – один бегает, вкалывает, а девять чай дуют на рабочих местах и семейные проблемы обсуждают. Но на этих десяти процентах в основном и держалось государство!…
Началась эра «своего» и «ничьего» (общественного), несмотря на все кричалки и плакаты агитаторов. Появился термин «несуны». «Несуны» - это не воры в народном понятии, это те люди, которые тайком выносят продукцию завода, на котором работают, а затем обменивают на бутылку-две или на что-нибудь в хозяйстве полезное. Бутылка водки вообще стала валютой универсальной, стабильной, не то что доллар ныне. Явление слияния «народной» собственности и «личной» захлёстывало всё более широкие массы. Несли всё, что только можно было вынести на себе с территории предприятия. «несунов» ловили на проходных, журили, на «социалистическую совесть» давили («У себя ведь воруете!»), наказывали, даже судили, как «расхитителей народной собственности». Все они каялись, соглашались, кивали, думая лишь о том, как в следующий раз прокола избежать.
Если продукцию было сложно пронести незамеченной через проходные, то рабочие делали дырки, подкопы в заборах завода. Например, в нашем подольском аккумуляторном заводе так воровали аккумуляторы, которых в магазинах остро не хватало, а когда я работал в больнице в Москве рядом с сахарным заводом, рабочие то и дело снабжали медиков мешками сахара за водку или по вполне божеской цене. Несли абсолютно все, что только можно было возможно. Мой друг врач уносил с работы кружки, мыло, простыни и полотенца и потом с гордостью показывал у себя дома клеймо «Минздрав» на каждой такой вещи, прищелкивая от удовольствия пальцем: «Всё вокруг народное – всё вокруг моё! Они нас дурят – а мы их!». Понятия о собственности, размытые советской властью её границы порождали психологию воровства, как обычного бытового дела. Вместо неприличного «украл» говорили «взял».
Тем более, что всё труднее было скрывать как партноменклатура «слуги народа», (так они себя, бывало, именовали), строила себе отдельное государство в государстве, где не было никакого дефицита, где продавцы были вежливы – всякие закрытые магазина-распределители, недостижимые для простых смертных «Берёзки» и т.д. Да и сами правители, когда читали по бумажке доклады, делали это без всякого вдохновения, нудно полуавтоматически, под аплодисменты людей с каменными лицами.
Из года в год из пятилетки в пятилетку объявлялось о новых планах, «встречных планах»(это когда вроде сами рабочие выдвигали инициативу) рапортовалось об увеличении производства в разы, их выполнении и перевыполнении, из года в год росла пропасть между декларируемым и реальной жизнью и кредит доверия и у самых ярых верующих в большевистские сказки падал и падал: те же очереди, бедность, пьянство, раздражение и агрессия людей друг на друга ( высказывать недовольство правительством Сталин отучил!).
«Научные» экономические планы создавались волюнтаристически - по тому принципу, что при социализме рост производства обязан был только увеличиваться. На местах производственники за голову хватались. Показатель валового продукта увеличивался - выкручивались за счёт снижения качества, и получалось до 90 процентов брака – обувь и одежда, которую носить было невозможно. Всё это приводило к чудовищным припискам, вранью, равнодушию к результатам собственного труда. Казалось, ну введите же, хоть чуть-чуть материальное стимулирование за хорошую работу, но материально стимулировать работников считалось собственническим капиталистическим пережитком и ввели значок ударника коммунистического труда, грамоты с золотой каёмочкой, которые можно было в рамочке дома на стене повесить. Но люди уже почему-то не желали работать даром, как Павка Корчагин. Газеты, радио, телевидение изо дня в день бубнили одно и то же: рост производства продолжается при социализме, а в капиталистических странах люди живут всё хуже и обостряется борьба между трудящимися и капиталистами. Судя по газетам на Западе уже должно былоо свершиться с десяток революций, а положение «масс» только «обострялось» и «обострялось»…
Цензура достигла такого совершенства, что даже самые умельцы читать между строк ничего понять не могли. И тем не менее, большинство людей продолжали будто чего-то ожидать, всякий раз покупая «Правду», «Известия» с одними и теми же статьями, в которых лишь слова переставлялись, равнодушно пробегали глазами заголовки (всё то же!), задерживаясь лишь на прогнозе погоды или кроссвордах. Будто сообщения какого-то ожидая. Но сообщение не приходило и …нам нужна была туалетная бумага.
Информация о нашей стране шла только положительная, все неприятности начинались только за кордоном. Даже природные стихии казалось покорно останавливались перед государственной границей – никаких наводнений, урагангов, землетрясений… Что уж говорить, когда в 45 году половина Ашхабада после страшного землетрясения ушла под землю и сотни тысяч погибли, а все газеты молчали и об этой трагедии люди узнавали друг от друга, сообщая тайком, шёпотом, самым близким, о цунами на Дальнем Востоке, уничтожившим город тоже никто не знал… Не хотело руководство беспокоить народ. Правда о ташкентском землетрясении при Брежневе уже заговорили и вся страна практически новый город отстроила. Пробудилось искреннее желание людей помочь чем кто только мог… Про армянское землетрясение не говорю ибо оно уже началось на фоне слома социалистической системы и при гласности. А мы о брежневском времени беседуем… А сам секреЦарь на глазах у всей страны год за годом дряхлел и дряхлел, но номенклатура цеплялась за него изо всех сил как за гаранта её спокойствия.
Правда страна ещё запускала и запускала ракеты с космонавтами, и балет наш оставался лучшим в мире…