Профессор Лисов Николай Петрович каждое лето вывозил своих студентов-художников на практику в отдаленную деревеньку Морозовка. Две недели студенты могли рисовать прекрасные пейзажи. Николай Петрович любил в первый же день приезда, отводить группу к излучине тихой, медленной реки Сони, студенты завороженно смотрели на открывающиеся просторы, и на следующий же день все разбредались со своими мольбертами по окрестностям. Местные жители радовались приезду студентов, им нравилось с какой любовью художники рисовали их родные места. На картинах находилось место и тихим заводям, и перелескам, и цветам, но и покосившийся забор, и лужа на дороге, на рисунках оказывались нужными и уместными, всё дышало красотой и гармонией. Все деревенские дома были завешены пейзажами и портретами хозяев. Студенты тоже прикипали к этой скромной красоте. Многие, уже окончившие ВУЗ, приезжали в Морозовку и после; снимали дачи на лето, а некоторые покупали здесь дома.
В тот, запомнившийся всем день, с утра лил мелкий, нудный дождик. Рисовать никто не пошел, все собрались в доме деда Игната, самом большом доме деревни, где всегда останавливался Николай Петрович. Ребята сидели в просторной комнате, кто-то читал, кто-то разговаривал, Паша тихо наигрывал на гитаре, а кто-то делал наброски в блокнотах. Дождь усиливался, сверкнула молния, послышались отдаленные раскаты грома. Сначала, время между вспышками молний и грохотом грома было долгим, потом промежуток между ними всё сокращался. Гроза приближалась к деревне. Наконец вспышки молний и грохот слились воедино. Гроза разразилась прямо над ними. При очередной вспышке и особенно сильном грохоте, лампочка, висевшая над потолком, с треском лопнула, и разлетелась на сотни осколков, в комнате стало темно. Все зашумели, что надо идти за свечами или фонариками. Но вдруг комната озарилась колеблющимся красным светом, все повернули голову. В углу, в нескольких сантиметрах от розетки, висела шаровая молния. Она была величиной с небольшой мячик, красноватого цвета, по её поверхности пробегали ярко оранжевые волны. Молния тихо, сухо потрескивала. Все замерли, и старались не дышать, чтобы не колыхать воздух. Молния поплыла к середине комнаты, здесь она застыла, как будто задумавшись, а затем медленно поплыла в сторону Карины Фроловой, которая сидела в углу с книгой в руках. Паша успел выставить на пути молнии гитару. Молния прошла гитару насквозь, не останавливаясь, а на гитаре остались два круглых, обожженных по краям отверстия. В комнате запахло обгорелым сухим деревом. Карина обреченно смотрела на медленно приближающийся шар, она, когда только увидела молнию в доме, сразу поняла, что молния полетит именно к ней. Молния опустилась на ладонь девушки и стала светлеть, из красноватой она стала оранжевой, затем желтой, а затем почти белой. Чем светлей молния становилась, тем ярче она светила. Свет становился почти непереносимо ярким. Вдруг раздался резкий хлопок, и молния взорвалась. В комнате стало совсем темно, глаза не сразу привыкли к темноте, и несколько мгновений все молчали и не двигались. Затем сразу все зашумели и подбежали к Карине. Она сидела испуганная, но невредимая, только правый кулак девушка крепко сжимала.
Все загалдели, что надо закопать её в землю, чтобы вышло электричество. Фролову подхватили и потащили в огород деда Игната. Там ребята вырвали ближайший куст картошки, и в эту ямку поставили босую Карину. Когда с нее сняли обувь, девушка не заметила. Карина стояла в этой небольшой ямке и ощущала только холод и маленькие картошечки под ногами. Потом её поставили на траву, и кто-то из шланга смыл землю с её ног.
Николай Петрович завел машину, и собрался везти Карину в больницу, сопровождать её хотела вся группа, но девушка сказала, что поедет одна, кулак она по-прежнему не разжимала. По мокрой дороге Николай Петрович ехал очень осторожно, он думал только о том, чтобы благополучно доставить студентку к врачам, но в городе Карина попросила отвезти её домой, профессор нехотя согласился.
Наконец она была дома и одна. Родители её уехали в отпуск. Карина прошла на кухню и села за стол. С облегчением она разжала кулак. На её ладони лежал маленький, как птенчик, красновато-коричневый дракончик. Девушка положила его на стол, дракончик внимательно смотрел на неё красными глазками. А Карина смотрела на него цепким взглядом художника. У дракончика были четыре лапки, длинный, относительно его туловища хвост, кончающийся чем-то похожим на костяную иголку, а на спине было два маленьких крылышка. "А ты можешь пускать огонь?" Дракончик согнул шею, напрягся и из его рта вырвался небольшой сноп огня. На столе осталось маленькое обгорелое пятнышко, как будто кто-то затушил прямо об стол сигарету. "Ты всё понимаешь",- Карина поковыряла пятнышко пальцем,- "А ты Огонёк или Искорка? Мне почему-то кажется, что Огонёк". Она достала коробку из-под чая и положила Огонька прямо на чайные пакетики. Дракончик свернулся клубочком и уснул.
Карина включила компьютер и стала читать всё о драконах. Оказалось, что в Европе драконы ассоциируются скорее со Злом, а на Востоке, наоборот, драконы символизируют Добро. Она смотрела на спящего Огонька и думала: "Может драконы, как люди? Пока не вырастет, никто не знает, что из него получится?"