Это был не дождь и даже не ливень, а просто какой-то библейский потоп. Хляби небесные разверзлись настолько сильно, что временами казалось, будто само Балтийское море перевернулось и обрушилось на измученный многодневной августовской жарой многострадальный город. Только рыбок не хватало.
«Дворники» едва справлялись с потоками воды, заливавшими лобовое стекло, и я изо всех сил старался не упускать из вида габаритные огни идущего впереди джипа. Надо было заехать забрать жену с работы, вот и приходилось, словно атакующему эсминцу, разбивать передком машины мутную волну, отваливать по бортам пенные буруны и пробиваться против течения в одночасье превратившейся в полноводную реку дороги.
Но когда я заезжал на парковку, гроза уже закончилась, причем так быстро, как будто кто-то наверху разом закрыл створки гигантских шлюзов. Вновь засияло солнышко, сначала робко, а затем все сильнее и сильнее зачирикали птицы, и о прошедшем катаклизме напоминали лишь легкий туман испарений над раскаленным асфальтом дороги, небольшие лужицы на тротуарах да веселое журчание ручейков, стекавших к люку ливневки. Через один из таких ручейков пыталась перебраться кошка. Обыкновенная серо-полосатая городская красавица с белой грудкой переходила с одного места на другое в поисках лучшей позиции для прыжка, и лишь брезгливо встряхивала лапкой в белой перчатке, если нечаянно наступала на мокренькое. Потом подобралась, маленькой мохнатой кометой грациозно взметнулась над водой и скрылась в придорожных кустах на противоположном берегу.
Глядя на кошку, я вспомнил историю другого ручья, протекающего в этих местах сквозь многие столетия.
В середине тринадцатого века практичные рыцари-тевтоны решили запрудить речку, протекавшую по дну длинного и широкого оврага вблизи возводимого ими на Королевской горе замка. Пленные натанги, вармы и сембы катали огромные валуны, носили бревна, землю и песок для строительства, и вскоре была сооружена мощная дамба, превратившая овраг в достаточно большой пруд. Воды этого пруда использовались для наполнения замкового рва и на внутренние нужды замка, а излишки сбрасывались через небольшой шлюз и вращали мельничное колесо. Поэтому ручей, вытекавший из пруда и сбегавший вниз к речке Прегель, первоначально назывался Мельничным, но затем был переименован в Кошачий.
Почему в Кошачий? Может быть потому, что был не широк, и во многих местах его могла перепрыгнуть даже кошка. А может и потому, что стал он излюбленным местом для встречи ведьм. Днем они притворялись добропорядочными женщинами-горожанками, но ближе к вечеру превращались в кошек и собирались у этого ручья. Было у ведьм-кошек свое развлечение – садились они в маленькие лодочки с резными украшениями и расписными бортами и катались по ручью до Прегеля и обратно. А еще любили приглашать покататься с собой гулявших вдоль ручья молодых людей. Но горе было тому парню, который соглашался кататься с кошками-обольстительницами, больше в городе его никто не видел.
Надо сказать, что горожане пытались бороться с ведьмами, особенно когда те были в своей кошачьей ипостаси. Ох, и доставалось же мохнато-хвостатым зверькам от людей! Существовало даже зловещее поверье, что если в полнолунее четыре дня подряд зажаривать живьем на вертеле одну за другой пятьдесят кошек, то просить за спасение сородичей придет сам кошачий царь – Большой Кот. Он огромный, размером со льва, с усами по метру длиной и светящимися глазами. Просить у него можно было все, что угодно, вплоть до девяти кошачьих жизней.
Но опасность этой процедуры заключалась в том, что на вопли истязуемых животных могла заглянуть и Святая Инквизиция, тогда уже самим любителям приобщиться к черной магии предстояло поджариться на костре. Правда, позднее наказание для ведьм, колдунов и еретиков упростили, заменив сжигание на костре простым отрубанием головы. Причем палач одним хорошо поставленным ударом остро отточенного клинка так ловко отделял голову от тела, что она еще некоторое время оставалась держаться на плечах осужденного, пока все тот же палач рукояткой меча не сталкивал голову в корзину с известью.
Шли годы, и в начале двадцатого века городские власти приняли решение поместить Кошачий ручей в каменную канализационную трубу и закопать под землю. Таким образом, решались сразу две задачи: окончательно избавиться от места концентрации ведьм и одновременно освободить пространство для городской застройки.
Ручей дал название и затейливо петлявшим в повторении его русла улице Кошачьего ручья и Кошачьей тропинке. Но последняя Великая война их не пощадила, вместе с десятками других улиц они навсегда исчезли с лица Земли в огненном смерче бомбардировок и артиллерийских обстрелов.
Послевоенный облик города сильно изменился, на месте расчищенных руин появились новые улицы и площади. Брусчатку мостовых закатали в асфальт, а архитектурное многообразие волшебно-красивых домов под острыми черепичными крышами уступило безликости серых коробок бетонных многоэтажек.
И лишь где-то глубоко под землей, закованный в камень, все также продолжает негромко журчать Кошачий ручей.
Из состояния задумчивости меня вывел звук открывающейся дверцы машины.
Жена грациозно юркнула в салон, уютно устроилась на пассажирском сиденье и позволила поцеловать себя в щечку. Потом, окинув меня хитро-хищным кошачьим взглядом, нежно промурлыкала:
- Поедем кататься, дорогой?
Я почему-то понял, что не все, ох, далеко еще не все ведьмы Кошачьего ручья перевелись в нашем городе.