1.
«И покоилась земля семь лет…» Если бы! Для Гунтера настали годы сплошных тревог, хоть и по разным причинам.
На Изенштайн ходили дважды. Перед первым походом Гунтер выразил свою волю остаться в Вормсе, что вызвало возражения у его людей, но Гунтера неожиданно поддержал Хаген, сказавший, что король должен быть сейчас рядом с молодой женой. Он долго объяснял, почему, даже что-то из Святого Писания процитировал, если верить его собственным словам. Святое Писание, которое никто не читал, но все уважали, подействовало, и Гунтер остался дома, тогда как войско во главе с Хагеном ушло на Изенштайн. Позже король думал, не для того ли Хаген настоял на своём, чтобы подорвать его, Гунтера, усилившуюся единоличную власть, лишив его лавров героя-победителя и авторитета военного вождя, но в итоге Гунтер решил, что вреда всё равно не будет. Ведь Хаген его подданный, и к тому же надёжный, а не какой-нибудь чужой король, что мог бы обратить победу на пользу самому себе…
Войско вернулось осенью, когда частые дожди превратили землю в месиво. Хаген принёс весть о победе, наедине же сообщил Гунтеру, что хотя бургундская власть над Изенштайном утверждена, это ещё не конец, поскольку оба двоюродных брата Брюнхильды сбежали, прихватив с собой зигфридово золото.
- Как же вы их упустили? - возмутился Гунтер.
- Не ожидали, что они бросят своих в трудные времена, - ответил Хаген. - Их воины были оставлены на произвол судьбы, они перебиты либо сдались, на том всё и успокоилось. Но с золотом те двое могут теперь набрать себе какой-нибудь сброд, так что на следующий год можно ждать продолжения.
Гунтер положил руку на плечо стоящего перед ним Хагена.
- Разберись с этим. Как угодно, но разберись. Если они вернутся, то… действуй, как считаешь нужным. Да, и не будь с ними слишком мягок.
- С ними - нет, - сказал Хаген, глядя на Гунтера усталым взглядом, - но земля эта теперь принадлежит Бургундии, а нам сплошное пепелище ни к чему. С них уже сейчас нечего взять, так что подати советую отменить.
Вот и пополнили казну, мрачно подумал Гунтер, а вслух сказал:
- Ничего страшного, земля быстро восстанавливается. А что с людьми? Каковы настроения в Изенштайне?
- То немногое, что радует. Даже те, кто относится к нам настороженно, предпочитает остаться с нами, а не под кем-нибудь из тех двоих или под Ксантеном.
- Причём тут Ксантен?
- Нам вдобавок ко всему пришлось вытряхивать из Изенштайна людей Зигфрида.
- Людей Зигфрида? Разве они не ушли?
- Кое-кто, видимо, дорогу домой забыл, - язвительно произнёс Хаген. - Даже каких-то сторонников себе там нашли. Знали бы вы, что они там устроили…
- Господи, Хаген… Вы что же, применили силу против них?
- Разумеется.
- Да ты что? - ужаснулся Гунтер. - Если Зигфриду станет известно…
- Тогда пусть он объяснит сначала, что его люди там делали, если он велел всем убраться и не высказывал претензий на Изенштайн.
Гунтер перевёл дух и сел.
- Я не думаю, что это злой умысел. Наверное, он не знал…
Хаген недобро усмехнулся.
- Если он не заметил, что его отборные чудо-богатыри где-то заблудились, то вряд ли ему будет интересно, что их кто-то потрепал.
- Хаген, что ты творишь, - чуть не простонал Гунтер. - Упаси нас Бог вызвать враждебность Зигфрида. Не забывай, что он непобедим.
- Он не только герой, но ещё и король и должен соблюдать принятые соглашения. Если же нет - то и мы ему ничем не обязаны.
- Ты рассуждаешь о нём как об обычном человеке…
- Так он разве дракон сказочный, которому плевать на людские порядки?
- Он тот, кто сильнее всех. Сильный может позволить себе быть выше всех договорённостей…
- Я думал, кое-кому другому закон не писан, - съязвил Хаген.
- Не всё ли равно? Не рискуй так больше, Хаген. Не буди лиха. Если он на нас разгневается, то наша правота ничего не будет значить.
- Мне странно слышать от вас такое. В своё время вы не побоялись прогневать гуннов тем, что перестали платить им дань и вышли из подчинения. А что такое Ксантен по сравнению с гуннами?
- Ксантенское королевство уже не то, что прежде, поскольку в нём Зигфрид. Можно не опасаться всей его страны, но он сам…
- Что ж, пусть бьётся со мной, если прогневается. Только не думаю, что ему захочется ещё раз получить синяков и шишек.
Гунтер чуть не задохнулся от ужаса.
- Откуда ты знаешь про шишки?
- Нетрудно было догадаться, почему он не появлялся после поединка со мной.
- Нельзя так презирать сильнейшего из сильных, - пробормотал Гунтер, чувствуя, что на лбу выступил холодный пот. - И вообще… Что ты такой злой вернулся, Хаген?
- Будешь злым, когда нам приходится заниматься чёрт знает чем - торчать в Изенштайне и выметать оттуда всякую шваль.
Гунтер выдержал паузу, думая, что Хаген со своей стороны прав, тем более что не знает главной причины для беспокойства, а если бы знал… Гунтера передёрнуло. Глядя на усталое лицо Хагена, он подумал, сколько тот должен был вынести, вместе со всеми прочими, тягот, разгребая последствия героического сватовства, и окончательно перестал сердиться на него.
- Жаль, что не получилось решить вопрос за один раз, но что поделать, - сказал Гунтер. - Надеюсь, в следующем году всё закончится. Я полагаюсь на тебя. Теперь можешь идти.
Хаген направился было к выходу, но остановился и обернулся на Гунтера, сидевшего с рассеянным и будто ошарашенным видом.
- Мне кажется, мой король, что-то беспокоит вас гораздо больше, чем Изенштайн.
- А? - Гунтер метнул в него затравленный взгляд. - Нет, ничего особенного. Так… дела семейные, - он криво улыбнулся.
- Королева плохо выглядит.
- Ты и это заметил, - уныло произнёс Гунтер.
- Все заметили.
Конечно, с тоской подумал Гунтер. Брюнхильда по его велению встречала прибывшее войско. Она вышла в свободных одеждах, которые могли бы скрыть её уже выступающий живот, с осунувшимся лицом и пустым взглядом. Она поцеловала Хагена и попросила у него щит, но Хаген сказал, что его щит слишком тяжёл, а ей сейчас нужно поберечь себя. Брюнхильда вспыхнула, глаза загорелись гневом, и на мгновение Гунтер увидел ту женщину, от которой потерял голову в Изенштайне. Но тут же взгляд её угас, и она вежливо-равнодушно приветствовала остальных. Следуя по коридорам замка, Гунтер думал, вернётся ли когда-нибудь прежняя Брюнхильда, та самая, ради которой жизнью рискнуть было не страшно - или же, превратившись из гордячки с копьём в обыкновенную женщину, она лишилась своей притягательности, а заодно и жизненной силы…
- Болезненная она слишком, - пожаловался он Хагену. - Вроде здоровая была девица, а оказалось, что такая хилая… Не представляю, как она будет рожать.
- Даст Бог, всё пройдёт благополучно, а сейчас её надо беречь. Наши щиты ей таскать незачем.
- Я ей этого не велел. Какой-то очередной её каприз, - Гунтер нервно выдохнул. - Измучился я с ней. Одни тревоги…
- Так это приятное волнение, - Хаген слегка улыбнулся. - Скоро появится наследник, для всех нас это радостная весть. Я вас поздравляю.
- Не загадывай наперёд. Может, родится принцесса, - тут и Гунтер нашёл в себе силы улыбнуться.
- Вам и она будет в радость. Я вам даже завидую, государь.
- А что мешает тебе самому свить уютное гнёздышко?
Хаген не ответил.
- Вижу, тебе одной попытки хватило на всю жизнь. И ещё говоришь, что это приятное волнение.
- Мой опыт отнюдь не правило. Не сомневаюсь, что нашу королеву минует всякая беда.
- Ты стал провидцем, должно быть?
Хаген подошёл ближе.
- Вижу, мой король, вы слишком боитесь за неё и наследника. Но поверьте мне, с ней не случится того же, что с моей Рейной.
- Откуда такая уверенность?
Хаген понизил голос.
- От того, что она досталась вам девицей, а не жертвой дюжины грубиянов.
Гунтер похолодел.
- Да-да…, - пробормотал он. - Значит, всё не так плохо… Ты, Хаген, не обращай внимания на моё беспокойство. С непривычки легко сделаться мнительным. Иди, ты свободен.
Брюнхильда занимала все мысли Гунтера. Недавнее прошлое не отпускало, настоящее не внушало никаких радужных надежд. То ли от болезненности, то ли по какой другой причине королева вела себя странно: она будто не стремилась завоевать симпатии придворных дам, часто сидела среди них с отсутствующим видом, порой не сразу замечала, когда к ней обращались. Большую часть времени она проводила запершись в своей комнате, и Гунтер знал от её девушек, что она может целыми днями молчать, а по ночам нередко просыпается с криком. Гунтер решил, что ему надо почаще приходить к ней, но всякий раз его попытки приласкать её и утешить наталкивались на вялое безразличие.
- Ну что с тобой, дорогая моя? - говорил Гунтер, обнимая сидевшую на кровати Брюнхильду. - Сил нет смотреть, как ты угасаешь. Скажи мне, в чём дело? Может, моя мать слишком строга к тебе?
Брюнхильда молча мотала головой, не глядя на него.
- Или тебя недостаточно почитают?
Она не отвечала.
- Что же тогда? Тебе чего-то недостаёт? Скажи, чего ты хочешь, я исполню любое твоё пожелание.
- Оставь меня, Гунтер. Мне дурно.
Король со вздохом отпускал её, и она мешком валилась на постель. Гунтер расспрашивал о ней королеву-мать, но та заверяла, что это всё обычная женская блажь, которая пройдёт, как только Брюнхильда родит. Гунтер и рад был бы так думать, но себя не обманешь. Чем ближе был срок родов королевы, тем больше Гунтеру делалось не по себе. Разговоры о наследнике не давали забыть о вопросе, чей это будет наследник, и Гунтер ощущал себя загнанным в тупик, из которого неизвестно как выходить.
Всё разрешилось само собой. Рожала Брюнхильда очень тяжело, так что это едва не стоило ей жизни; её сын оказался необыкновенно крупным младенцем, так что и повитуха и няньки поразились и стали, как по сговору, называть его Зигфридом. Гунтера это доконало. В мрачнейшем смирении с судьбой он окрестил мальчика Зигфридом и делал вид, что очень доволен, когда кормилица в умилении рассказывала ему, какой его сын сильный - так хватает её за грудь, будто оторвать хочет. Через несколько дней, однако, казавшийся таким здоровым младенец заснул и больше не проснулся, повергнув женскую половину в горе, а Гунтера - в смятение: король понимал, что должен быть опечален, но на самом деле у него камень с души свалился. Брюнхильда, всё ещё не встававшая с постели, восприняла новость очень странно - истерически рассмеявшись, так что Гунтер испугался, не повредилась ли она в уме.
Вскоре после этого в Вормс прибыло письмо из Ксантена. В нём сообщалось, что у Зигфрида и Кримхильды родился сын, которого окрестили Гунтером. «Гунтер Второй», - подумал король и пришёл в ужас. Было ясно, что вопрос с престолонаследием нужно было решать как можно скорее, как только Брюнхильда поправится. Но она выздоравливала очень медленно, и Гунтер, не зная куда девать своё нетерпение, утешался с Ортруной. Значения он этому придавать не думал, однако поймал себя на мысли, что вот она, Ортруна - настоящая женщина, ласковая, кроткая, вот бы и Брюнхильда была такой…
Не успела худо-бедно отступить одна беда, как вновь напомнил о себе Изенштайн: двоюродные братья Брюнхильды вернулись с толпой наёмников, захватили по половине бывших её земель и затеяли войну между собой. Гунтер и на этот раз высказал пожелание, что его воины справятся и без него; поддерживать его никто не стал, но и возражать тоже - его волю встретили угрюмым молчанием, которое почти встревожило короля. Но не объяснять же своим подданным, что ему слишком не хочется видеть ещё раз место своего позора? Зато он разрешил отправиться в поход Гизельхеру, чем немало обрадовал последнего, но дал строгий наказ Хагену и другим беречь юнца и не упускать его из виду.
Незадолго до выхода войска Брюнхильда вызвала к себе Хагена.
Он вошёл в покои королевы, оставив дверь не до конца закрытой. Брюнхильда сидела в кресле с обычным для неё равнодушным видом, поодаль сидела Ортруна.
- Моя королева, - поклонился Хаген.
Лицо Брюнхильды, бледно-серое, с мешками под глазами, вмиг стало жёстким и надменным. При этом она смотрела немного в сторону, будто не желая встречаться с Хагеном взглядом.
- Я слышала, что ты возглавляешь поход на Изенштайн.
- Да, госпожа. Ваши родичи не дают нам покоя. Боюсь, что на этот раз я не смогу быть к ним милосердным.
- У меня нет никакого сострадания к тем, кто пытался меня убить, потом предал за золото Зигфрида, а теперь растерзал мою страну, - жёстко произнесла она. - Но я прошу милости для моих подданных. Они теперь и ваши тоже.
Хаген прикрыл и вновь открыл глаз, будто принимая её слова.
- У меня есть к тебе ещё одна просьба, - сказала королева, откинув голову и слегка опустив веки. - Когда вы войдёте в замок, распорядись поискать там мой серебряный пояс, тот самый, в котором я встречала вас в Изенштайне. Я нигде не могу его найти, и подозреваю, что он остался там. Мы покидали Изенштайн при таких обстоятельствах, что забыть про него было недолго, - на последних словах она наконец посмотрела на Хагена в упор, и взгляд её был полон гнева и горечи.
- Прошу прощения, моя королева, но я этого не сделаю.
- Вот как? - она напряжённо выпрямилась, глаза вспыхнули. - А говорил, что будешь мне верен.
- Да, госпожа. Но не пытайтесь сделать из меня мальчишку.
Она презрительно хмыкнула и вновь откинулась на спинку кресла, не глядя на Хагена.
- Если моя просьба показалась тебе ничтожной и недостойной твоего положения, то ты неправ. Этот пояс, доставшийся мне от матери - не безделушка. Он стоит больше, чем моя корона. Его привезли купцы из Ниневии…
- Откуда? - удивлённо прервал её Хаген.
- Из Ниневии, - повторила Брюнхильда, почти с вызовом обернувшись к нему, - если тебе это что-нибудь говорит. Он отделан лучшим серебром, а гнёзда для камней - из золота. На нём двенадцать разных камней…
- Рубин, топаз, изумруд, карбункул, сапфир, алмаз, яхонт, агат, аметист, хризолит, оникс, яшма?
Брюнхильда вздрогнула, как от удара.
- У тебя хорошая память, - сказала она переменившимся голосом.
- Значит, я догадался.
Она опустила глаза.
- Так что, догадливый мой Хаген, привезёшь ли ты мне тот пояс? - глухо сказала она. - Я всегда носила его в Изенштайне и хочу носить его как королева Бургундии.
Хаген немного помолчал, сжав рукой подбородок. Было заметно, что он как-то погрустнел.
- Если пояс действительно там, то мы найдём его для вас, моя королева.
- Хорошо. Я рада, - устало произнесла Брюнхильда и вялым жестом протянула ему руку.
Хаген взял и другую её руку и прижал их обе к губам. Он не выпускал их достаточно долго, так что Брюнхильда сперва удивлённо подняла брови, затем резко отняла руки и сказала вполголоса, подавшись вперёд:
- Не надо разыгрывать передо мной верноподданнических чувств. Я ещё не забыла, что ты был тогда в Изенштайне.
Хаген отстранился.
- Да, я там был. Но я ничего перед вами не разыгрываю.
Она смотрела на него взглядом раненого зверя.
- Хорошо, если так. Буду тебя ждать. Возвращайся с победой, - произнесла она бесцветным голосом.
Хаген поклонился. Прежде чем выйти, он бросил последний взгляд на королеву и заметил, что она вновь приняла безразличный вид.
Второй поход оказался короче первого; Гунтер даже удивился, как быстро войско вернулось назад. Хаген заранее послал ему весть об окончательной победе и гибели обоих самозванцев, которым на этот раз не удалось убежать. Гунтер порадовался, что ещё с одной головной болью наконец покончено, и велел Брюнхильде встречать героев.
Королева снова должна была почтить покорителей собственной страны, и она хорошо умела играть нужную роль. Приветствовав первым Хагена и поцеловав его, она окинула взглядом остальных и сказала, что не видит Гизельхера. Его тут же вынесли вперёд на носилках - он был ранен в ногу. Брюнхильда склонилась над ним и поцеловала, сказав громко, чтобы стоящие вокруг слышали:
- Поздравляю с первой битвой, храбрый Гизельхер. Теперь ты настоящий воин и меч Бургундии.
Гизельхер слабо, но гордо улыбнулся.
- Вам не занимать отваги, дорогой принц, - сказал Хаген.- Но забываться на поле боя нельзя, и я надеюсь, что вы это хорошо запомните.
- О да, - произнёс Гизельхер. - Если бы не Данкварт…
- А что я, - пробурчал Данкварт. - Я просто рядом вовремя оказался.
- Почтите и его, королева, - попросил Гизельхер.
Брюнхильда взяла Данкварта за руку и поцеловала, отчего он просиял глуповато-счастливой улыбкой.
Гунтер, наблюдавший эту сцену, вдруг понял, что завидует своим людям. Даже Гизельхеру, что разом превратился из мальчишки в воина и боевого товарища для всей дружины и может быть этим горд. Даже Хагену, про которого каждый холоп - да что там, каждая собака в Вормсе знает, что он нечистой крови и неверный, - но за которым идут в бой и слушают его. Во время пира, когда шпильман Фолькер вовсю наяривал «Старых товарищей», а вояки хором подпевали кто в лес, кто по дрова, Гунтер ощутил, какая пропасть образовалась между ним и его людьми. Для них вернулась прежняя жизнь, а для него уже не вернётся никогда, и всё из-за позорной тайны, навеки связавшей его с Зигфридом. Она никуда не исчезла, не давала о себе забыть, и кто знает, чем ещё могла обернуться в будущем.
Вскоре Брюнхильда приятно удивила королеву Уту, выразив желание навестить раненых.
- Я хочу проведать своих воинов и убедиться, что о них хорошо заботятся, - сказала она.
- Правильно, это ТВОИ воины, - с готовностью подтвердила Ута. - Их нельзя оставлять королевским вниманием… Я-то свою Кримхильду так и не приучила, она такая трусиха, уж не знаю в кого… А не умеешь ли ты врачевать?
- Только перевязывать раны и ухаживать.
- Так ты выросла в монастыре? - в голосе Уты прорезалось почтение.
- Нет, но меня учили.
Королеву-мать как прорвало, и пока они собирались и шли, она рассказывала Брюнхильде о своих монастырских годах, и только прибытие к цели заставило её прекратить и пообещать продолжить после.
Когда обе королевы вошли в помещение, оборудованное под лазарет, то некая фигура в красном плаще поднялась от ближайшего ложа и встретила их почтительным поклоном. Брюнхильда узнала Хагена.
- Вы оказали нам большую честь, благородные королевы, - произнёс Хаген, подойдя ближе.
- И ты уже здесь, - сказала Ута, подавая ему руку. - Разве у тебя нет других дел?
- Здесь мои товарищи.
Рядом с ним откуда ни возьмись возник Фолькер.
- Прекрасные госпожи, вы просто ангелы милосердия. Вы приносите свет и надежду в это мрачное место. Наши воины воспрянут духом от ваших прекрасных глаз.
- Прекрати, уж какая я теперь прекрасная в мои-то годы, - буркнула Ута, но всё же не удержалась от улыбки. - Ты что здесь делаешь?
- Так здесь и мои товарищи, - ответил шпильман. - Вдобавок с нами Хаген.
- А вы с ним неразлучны.
- В бою - всегда. Только, Хаген, если ты ещё раз будешь выносить меня с поля боя, взвалив на плечи, будто я мешок, я про тебя позорную песню сложу, так и знай.
- Ну-ну, струны не порви, - усмехнулся Хаген.
Брюнхильда невольно улыбнулась - впервые со дня прибытия в Вормс.
- Позвольте, благородная госпожа, сопроводить вас, - обратился Фолькер к Уте. - Вы не возражаете, если первыми мы почтим тех, кто служил ещё Гибиху, царство ему небесное? Они будут особенно рады увидеть вас, свою королеву.
Они удалились. Хаген остался стоять возле Брюнхильды.
- Здесь могут быть бывшие ваши воины, - сказал он. - Мы не стали оставлять их в Изенштайне, так как там труднее было бы позаботиться о них. Посмотрите, может, вы узнаете кого-нибудь.
Она окинула взглядом тех, кто был вблизи, и быстро подошла к одному из раненых.
- Хеймеран, - позвала она.
Тот не ответил. Брюнхильда аккуратно опустилась на одно колено рядом с ложем, сняла покрывало с раненого. Хаген встал рядом.
- Ваш? - сказал он. - Сражался вместе с нами, храбрый малый. Рана неглубокая, но похоже, что дурная.
Брюнхильда погладила бесчувственного воина по лицу. Он слегка вздрогнул и открыл глаза.
- Госпожа, - слабо произнёс он.
- Всё будет хорошо, - сказала она. - Я с вами. Я всегда буду с вами.
Королева надела ему на руку золотое запястье, поднялась и двинулась дальше. Она склонялась над воинами, говорила с ними, улыбалась им, брала за руки и одаривала кольцами. Находя изенштайнцев, она делалась особенно ласкова, садилась рядом, могла осмотреть рану. Хаген, стоя поодаль, следил за ней. Внезапно, отойдя к проходу, она замерла, лицо стало каменным. Осмотревшись и увидев королеву Уту сидящей рядом с маркграфом Гере, она повернулась к двери и взглядом велела Хагену следовать за ней.
Они вышли в коридор и встали у стены. Хаген не сводил с неё глаза, тогда как она смотрела невидящим взглядом прямо перед собой, подавляя участившееся дыхание.
- Хорошо, что вы побывали здесь, моя королева, - сказал Хаген. - Ваше внимание очень важно для этих людей.
- Это мой долг, - произнесла она нарочито спокойно и тут же понизила голос: - Ты привёз мне то, о чём я просила?
- Нет, моя королева. Его нигде не нашли.
Брюнхильда помрачнела.
- Замок был захвачен и разграблен до нас, - добавил Хаген.
- Значит, - сказала королева обречённым голосом, - он теперь в недостойных руках.
- Что было в наших силах, мы сделали.
- Не сомневаюсь, - она приглушённо вздохнула. - Что с моей страной?
- Мёртвая земля.
Лицо Брюнхильды исказилось, но она тут же овладела собой.
- Она возродится, если на неё больше не будет грабителя.
- Больше не будет, госпожа. Мы об этом позаботимся.
Брюнхильда горько усмехнулась.
- Что случилось, то случилось, - глухо сказала она. - Вы теперь должны удерживать эти земли.
- Я знаю.
- И быть милостивыми.
- Разумеется. Я поговорю с королём, как нам поддержать Изенштайн.
Брюнхильда искоса бросила взгляд на Хагена.
- Ты слишком высоко поднялся здесь, - сказала она вдруг тихим и резким голосом.
- Здешние порядки позволяют, госпожа, - невозмутимо отозвался Хаген.
- Разве только здешние?
- У гуннов я сам не захотел возвышения.
- Такова твоя преданность Гунтеру и Бургундии?
Её слова звучали почти как насмешка. Официальная любезность сошла с лица Хагена, глаз чуть сузился.
- Моя королева, я изгнанник, у меня нет родины. Здесь я получил не только прибежище, но и стал правой рукой короля.
- И ты за это благодарен.
- В этом есть что-то странное?
- Вовсе нет, - Брюнхильда отвернулась. - Гунтер поступил очень разумно, сделав вторым человеком именно тебя.
- Конечно, госпожа.
- Это делает ему честь. Не всякий готов терпеть рядом более сильного подданного.
- У нас не Ксантен, моя королева.
- Видимо, я должна быть этому рада?
- Даже не сомневайтесь.
- Ты навсегда останешься здесь чужим, - произнесла Брюнхильда вполголоса. - Не обольщайся. Никакие заслуги перед королевством не избавят тебя от этого проклятья.
- А вы, госпожа моя, пророчица?
Их встретившиеся взгляды были почти враждебными. Брюнхильда вдруг поникла.
- Будь я пророчицей, я предвидела бы собственную судьбу, - сказала она упавшим голосом, - а так…
Хаген промолчал. Брюнхильда подняла на него полный тоски взгляд.
- Спасибо тебе за то, что пытался выполнить мою просьбу. Даже если ничего не вышло, - она взяла его за руку.
В коридор вышла Ута со служанками. Увидев Брюнхильду с Хагеном, она вытянула лицо и поджала губы.
- Благодарю за оказанную нам честь, госпожа, - сказал Хаген и, поклонившись, быстро ушёл.
- Что за дела у тебя с Хагеном? - властно спросила Ута.
- Говорили о прошедшей войне, - ответила Брюнхильда.
- Смотри же, - они двинулись по коридору. - Видит Бог, я к тебе благосклонна за твою добродетель. Но не забывай, что ты теперь королева Бургундии. И что тебе будут верны только ради моего сына.
- Я знаю.
Брюнхильда сказала это так спокойно, что Ута даже смутилась на мгновение, после чего более мягким тоном продолжила:
- Хаген же - самый преданный Гунтеру человек. Да смилуются над ним небеса, он до сих пор глух к благой вести. Даже я не смогла его склонить. Но мой сын обязан ему жизнью, и я готова молиться за него, хоть и не положено.
- Я ничего об этом не знала.
- Так тебе разве что-нибудь интересно? Но раз хочешь знать, то слушай…
Ута нашла, наконец, благодарные уши. Целыми днями она рассказывала Брюнхильде о своей жизни, о покойном Гибихе, о том, как строилось королевство бургундское, о придворных и их делах, обо всём, что вспоминалось по ходу. Брюнхильда заинтересовалась, внимательно слушала и этим полностью покорила королеву-мать, которая однажды даже повинилась перед ней - «прости меня, Господи, грешную, ты мне поначалу совсем не понравилась».
Казалось, Брюнхильда смирилась с судьбой и начала постепенно возвращаться к жизни. Она стала проявлять интерес к делам двора и государства и через какое-то время уже была в курсе всего, что происходит. При этом она не любила досужих сплетен и не поддерживала их, зато выяснилось, что она умеет читать. Уединяясь с книгой, она читала безмолвно, даже не шевеля губами, что удивляло её служанок.
Придворные дамы всё же недолюбливали её, считая чересчур гордой. Воины почитали королеву больше, потому что она умела быть с ними по-королевски любезной, знала, как одаривать их и говорить приятные слова, оказывать милость и при этом всегда держать их на расстоянии, чтобы они не тешились недозволенными мыслями. Роль королевы была освоена ей с лёгкостью, выдающей ещё не забытую привычку. Должным образом держалась она и рядом с Гунтером - на людях они выглядели безупречной парой. Но сам Гунтер знал, что это лишь фасад. Неверности жены, правда, опасаться не приходилось, но не потому, что она его любила, а потому что соблюдала приличия, не любила же никого вообще.
Гунтер искренне радовался, видя, как Брюнхильда выходит из апатии, и надеялся, что её безразличие к нему тоже уйдёт. Но этого так и не случилось. С Брюнхильдой стало возможным говорить на любые темы, включая государственные дела, но никаких нежностей она не терпела, моментально превращаясь в ледышку, да ещё переходила на «вы», что казалось Гунтеру издевательским.
- Оставьте ваши красивые слова при себе, Гунтер, - говорила она, пренебрежительно отстраняясь. - Я ваша королева, как вы и желали, чего же вам ещё надо?
- Не думал, что вместо жены получу себе ещё одного придворного для разговоров об урожае и правилах для торговцев, - пытался шутить Гунтер. - Ты всегда так серьёзна, мышка моя…
- Я не мышка, - властно отвечала она, отводя его руку от своего лица.
- А вот так? - он сгребал её в охапку.
Брюнхильда не вырывалась, но продолжала смотреть на него надменно и холодно.
- Что, вас уже и днём разбирает? Нет сил до ночи дотерпеть? - говорила она с таким ехидством, что Гунтер волей-неволей отпускал её.
Ночи тоже большого удовольствия не приносили - Брюнхильда была всё равно что деревяшка, к тому же лежала всегда отвернувшись, будто принуждённая к исполнению тягостной повинности. В конце концов и сам Гунтер стал воспринимать супружеский долг как тягостную повинность. Он всё чаще смотрел на Ортруну, встречающую его сочувственным взглядом, и тоскливо думал о том, что он выиграл от женитьбы на Брюнхильде. Изенштайн, который пришлось немалой ценой усмирять и который теперь остаётся самым уязвимым участком Бургундии, поскольку торчит как нелепый отросток прямо на границе с Ксантеном? Самую прекрасную женщину на земле - так и красота, по правде сказать, уже не та, а любви от неё не дождёшься? Настоящую королеву - да, если бы она ещё и родила наследника. Брюнхильда же после первых своих неудачных родов перестала рожать вообще.
Прошлое не отступало. Оно продолжало нависать над Вормсом, как чёрная туча, и Гунтеру достаточно было одного взгляда на Брюнхильду, чтобы понять - действие самого лучезарного года его жизни всё ещё продолжается.
***
- Эй, дружище, так не годится, - крикнул Фолькер. - Ты несёшься как чёртов гунн, и я за тобой не успеваю. Тут же лес…
- Ты это называешь лесом? - отозвался, не оборачиваясь, Хаген.
- Так не поле же. И дороги тут никакой. Мой конь спотыкается.
- Тебе не обязательно сейчас за мной ехать.
Фолькер резко остановился.
- Извиняюсь, - пробормотал он.
Хаген придержал коня, развернулся к Фолькеру, пристально посмотрев на него.
- Поехали.
Они поравнялись и уже не спеша двинулись дальше.
- Ты скрипку с собой не взял? - спросил Хаген.
- Я подумал, что здесь она будет неуместна.
- Как знать… Музыка бывает лучше слов.
- На такой случай трудно будет найти что-то подходящее.
- Ты прав, - бросил Хаген, напряжённо глядя вперёд. От Фолькера не могло укрыться, что Хагена совсем не занимает то, о чём он говорит, и шпильман прекрасно понимал, почему.
- Далеко ли нам ещё ехать?
- Мы почти на месте. Вот за этими деревьями, - Хаген сильно побледнел и дёрнул поводья.
Шпильман первым спрыгнул с коня и, взяв его под уздцы, вышел к широкому полю.
- Самое место для крупных битв, - тихо сказал он.
Подошёл Хаген. Какое-то время они молчали. Над полем каркали вороны.
- Данкварт, простая душа, привёл меня сюда и рассказал всё, что знал сам и что говорили, - будто через силу произнёс Хаген. - Битва была яростной. Трупы долго не убирали, так что когда вернулись их хоронить, то опознать можно было только по вещам и оружию.
- Опознали? - тихо спросил шпильман.
- Не нашли. Такое бывает, когда бой слишком яростный, могут и в куски изрубить…, - Хаген подавил вздох. - Потом слухи поползли…
- Про альба, который исчез и вернулся в подземный мир, - сумрачно сказал Фолькер.
- Да это чепуха, дураки и не то придумают, - злобно отмахнулся Хаген. - Мне Данкварт с чужих слов говорил… что он нарочно искал смерти.
- Зачем?
- Жить расхотелось, - отрезал Хаген. - Послушай, Фолькер, ты не мог бы меня одного оставить ненадолго?
- Конечно, - шпильман отошёл с обоими конями за деревья. Оттуда он видел, как Хаген направился к середине поля и опустился там на колени. Фолькер быстро отвернулся, будто боясь помешать ему.
Через некоторое время Хаген вернулся.
- Едем назад.
Они медленно тронулись в обратный путь. Хаген задумчиво молчал, Фолькер же, хотя его многое интересовало, знал, что не надо донимать Хагена расспросами: если он что-то захочет рассказать - расскажет, а нет - так нечего к нему и лезть.
- Мне говорили, что он был не лучший боец, - внезапно прервал тишину Хаген. - Может, оно и так, он был человек невоинственный… Зато очень хотел сделать воина из меня. Хотел, чтобы я был как хищный волк, который утром ест лов и вечером разделит добычу… Так оно и вышло, - Хаген невесело оскалился.
- Жаль, что он тебя не дождался. Он был бы горд.
- А может, пришёл бы в ужас. Мирные люди мягкосердечны, а я - сам знаешь кто.
- О да… свирепый Хаген.
Хаген фыркнул и вновь погрузился в молчание.
- Я всё же одного не пойму, - осторожно начал Фолькер, - почему в заложники выбрали именно тебя?
- Не ищи здесь смысла. Я ли, кто другой ли - какая разница.
- Ну уж нет, не притворяйся простодушным. Если Гибих так почитал твоего отца и прислушивался к его советам, то зачем отобрал у него единственного сына?
- Говорят, что никого древнее родом не нашлось, - нехотя произнёс Хаген.
- Хорошее уважение, ничего не скажешь. Это же убило его.
- Убило? - Хаген повысил голос, глаз яростно вспыхнул. - Да ему не хватило всего несколько лет, чтобы дождаться моего возвращения. И он был бы ещё не стар. Я был уверен, что он встретит меня, а не… Кому от этого стало легче?
Он стегнул коня и снова вырвался вперёд, но вскоре придержал поводья. Фолькер нагнал его.
- Я бы не стал его осуждать, - сказал он Хагену.
- Так и я не осуждаю. Когда мы бежали из Треки… Чёрт, что-то я разболтался, - мотнул головой Хаген. - Нам больше не о чем говорить, что ли?
- Позволь только один вопрос - почему вы бежали именно в Бургундию?
- Думаю, он знал о том, каковы порядки в Бургундии, вот и отправился со мной туда… Не в Ксантен же было идти, на котором благодать почивает, - последние слова прозвучали у Хагена с откровенной неприязнью. - Хоть он и был ближе… Скажи мне лучше, Фолькер, ты собираешься писать поэму про наш с тобой переход через Альпы?
- Зачем? В нём не было ничего особенного.
- Потому что он был летом.
- И без слонов.
- Нам только их не хватало, - Хаген засмеялся, хотя взгляд всё ещё был полон ярости и боли.
- Где ж их найдёшь в Бургундии. А жаль. Представляешь, как бы мы въехали в Верону?
- Только напугали бы людей.
- Да, особенно самых заумных из придворных Дитриха. Что-то у них твой единственный глаз совсем не те мысли вызвал.
- У дураков юга не те суеверия, что у дураков севера, - презрительно бросил Хаген.
Остаток пути они проделали молча. Разбитая на ночь стоянка уже ждала их; Хаген удалился в палатку и до конца дня не показывался.
Потемну Фолькер достал скрипку, вышел в сторону от лагеря и, усевшись на пень, заиграл красивую печальную мелодию. Он прервался, увидев, что к нему приближается Хаген.
- Я тебя не разбудил? - спросил шпильман.
- Нет. Продолжай.
Фолькер поднял было смычок, но остановился и сказал:
- На самом деле это песня.
- Так спой.
- Не перебудить бы остальных… Но ладно, это же всего лишь песня про луну. Её и надо петь ночью.
- Вот и луна, - Хаген бросил взгляд на небо. - Не один же волчий вой ей слушать, давай.
Фолькер запел вполголоса:
Ich auf der Erd', am Himmel du,
Wir wandern beide ruestig zu…
Хаген уселся прямо на земле. Даже в сумерках было видно, как поблёскивал его глаз.
Ich wandre fremd von Land zu Land,
So heimatlos, so unbekannt;
Berg auf, Berg ab, Wald ein, Wald aus,
Doch bin ich nirgend, ach! zu Haus…
…Они возвращались в Вормс из Италии, от готского короля Дитриха, к которому было отправлено посольство по случаю его коронации. Возглавлял миссию Хаген, он же и уговорил Гунтера включить Фолькера в число сопровождающих, уверяя, что без шпильмана в таком деле никак нельзя. Дитрих встретил их в Вероне, где в это время находился весь его двор. Огромный дворец Дитриха и разодетые с избыточной роскошью придворные поразили бургундов и видавшего виды Фолькера, один Хаген, казалось, отнёсся ко всему как к чему-то совершенно естественному. Фолькера ожидало ещё большее удивление, когда он заметил, что Хаген обращается к Дитриху на "ты" и вообще они держатся будто старые знакомые.
Проведя в Вероне неделю, посольство вместе со всем двором отправилось в Равенну, где стало ясно, что веронский королевский дворец был просто чепухой. Сидя за столом или прохаживаясь по галереям, Фолькер смотрел на колонны и мозаичные стены и ощущал себя несколько ошалевшим. Близость моря твёрдости духа тоже не способствовала, и на ночь шпильман удалился в первый подвернувшийся кабак в городе. Там его, сидящего меж двух девиц, разыскал Хаген и чуть не за шиворот выволок вон.
- Ты с ума сошёл? - набросился Хаген на него. - Кой чёрт тебя тащит в такие места? Мало нас у Дитриха кормят и поят, что ли?
- Грех жаловаться, нас принимают как в раю, но для меня это слишком.
- Неужто пойла кабацкого захотелось?
- И что такого? Я от него ещё не вполне отвык… Эх, дас лебен ист айн вюрфельшпиль… Да я понимаю, Хаген, что нехорошо, - бормотал Фолькер. - Я ж теперь владетельный господин, Фолькер фон Альцай, чёрт побери, а не голь кабацкая… Но не могу. Творческого человека нельзя пускать в эту страну. Здесь слишком много красоты, я просто оглушён.
- Не в меру расслабишься - тебя здесь запросто облапошат. Много ты уже потратил?
- Да я и напиться не успел твоей милостью.
- Тем лучше. Завтра нам опять являться перед Дитрихом, так что спать и трезветь.
- Понял, понял, - уныло отозвался Фолькер.
Назавтра они, как положено, были при дворе, а вечером уже Хаген куда-то пропал. Фолькер, пораздумав, отправился в тот же кабак и обнаружил там Хагена, сидящего в компании арфистки - она что-то пела, он задумчиво слушал, подперев лоб рукой.
- Э, Хаген, - удручённо произнёс шпильман, - вижу, дружба со мной дурно на тебя влияет. Если мне тебя придётся по кабакам отлавливать, то это будет означать, что мир перевернулся!
- Я не пьян, - Хаген поднялся, положил перед певицей несколько золотых монет и вышел вместе с Фолькером.
На улицах города было темно. Шпильман заметил, что Хаген в самом деле полностью трезв.
- А у тебя, я смотрю, действительно ни в одном глазу… если так можно сказать про одноглазого.
- Я и не пил ничего, - произнёс Хаген. - В таких притонах подают только рабское вино, а это жуткая гадость. Но девчонка пела слишком хорошо, а ты знаешь, как я люблю хорошие песни. Ты, кстати, пока здесь, слушай во все уши, тебе как музыканту полезно будет.
- Так вот для чего ты меня сюда взял.
- Ты сам разве не хотел бы побывать в незнакомой стране?
- Спрашиваешь! Да я тебе просто обязан за такое путешествие. Должен сказать, ты меня и здесь удивил. Дитрих с тобой обращается как с приятелем!
- Я давно его знаю, - улыбнулся Хаген, - ещё с тех пор, как он не был королём. И хоть мы давно не виделись, мы можем позволить себе держаться свободнее, чем принято между королём и чужеземным послом.
- И при этом отпираешься, когда тебя называют всеведущим.
- Потому что я не всеведущ. Об Изенштайне я знал чересчур мало, - Хаген мгновенно помрачнел.
- Ты бы хоть сейчас не вспоминал про Изенштайн. Мне так показалось, что юг ты знаешь лучше, чем север.
- Верно. Но если я скажу, что в этой стране я впервые, ты мне поверишь?
- Да ни за что!
Хаген тихо рассмеялся и сжал плечо Фолькера.
- Признайся лучше, что ты знал о Дитрихе до встречи с ним?
- Совсем немногое, что все знают… Что он храбрый воин, с великанами дрался…
Хаген кивнул со снисходительной ухмылкой.
- А ещё, - добавил Фолькер, - что он победил тирольского короля альбов, помирился с ним и с тех пор они часто встречаются и вместе пьют вино и пиво.
- До чего все эти сказки одинаковы, - скривился Хаген.
- Не скажи, эта сказка не похожа на остальные. Сам знаешь, как герои обращаются с альбами - их в лучшем случае порабощают, но не заключают договора на равных, не говоря уж о том, чтобы постоянно соображать на двоих.
- Здесь ты прав, пожалуй. Хоть в чём-то сказка не солгала… Так вот, Фолькер, Дитрих - это тебе не просто богатырь-герой с большим мечом. Он человек государственный, и этой стране очень повезло с ним, если только его склонность со всеми договариваться не доведёт до беды.
- Разве есть что дурное в том, что с человеком можно договориться?
- С ним-то всегда можно, но не все способны к договорам.
Шпильман призадумался.
- Да, нелегко ему будет.
- Здесь свои трудности, Фолькер. Которые, на наше счастье, не нам решать.
- Эх, а я-то думал, что в рай попал.
- Рая на земле не бывает, и тем более в сердце старой империи… Дитрих говорил мне, что на римском форуме сейчас коровье пастбище.
Фолькер увидел, как глаз Хагена злорадно блеснул.
- К чему тогда о Риме столько разговоров по сей день?
- Слава римского имени здесь ещё не померкла и кружит некрепкие головы. Сам понимаешь - люди сначала создают себе символ, а потом он начинает лишать их разума.
- Получается как с волшебным кладом, - осенило Фолькера. - Наверняка золото как золото, но когда верят, что оно особенное, так и выходит.
- Всё так.
В дни пребывания в Равенне время, казалось, остановилось. Дитрих был необыкновенно любезен, бургунды расслабились и наслаждались жизнью. Хаген удостаивался особого почёта от короля, что коробило некоторых придворных, но Дитрих не обращал внимания.
Однажды он сидел вместе с Хагеном в старых римских термах. Побывав сначала в помещении с тёплой водой, где была какая-то хитрая система подогрева, они переместились в большой прохладный бассейн.
- Отстаёшь, Хаген, - сказал Дитрих, первым доплывая до края бассейна, который они пересекли уже несколько раз, и отбрасывая назад мокрые волосы. - Эти бани я застал почти целыми, пришлось лишь немного подлатать. Чёрт, умели же люди жить!
Слуга поставил возле воды две бутылки и блюдо с фруктами.
- Да ты, я смотрю, сам тут неплохо устроился, - подобрался Хаген. - Живёшь, как император!
- Глупо было бы не пользоваться тем, что создано до тебя, - Дитрих властно-небрежно опёрся о мрамор. - Я распорядился починить водопровод и дороги. Арену в Вероне тоже думаю отстроить, хоть ты и скажешь мне, что это место проклято. Но здешний народ слишком любит зрелища, и если мы будем проводить там наши воинские состязания, думаю, все будут довольны.
- Возможно, - ответил Хаген. - Тебе лучше знать, что нравится твоим подданным.
- Ваших здесь много, - Дитрих многозначительно посмотрел на Хагена.
- Я не видел.
Хаген заметил, что в этой стране человек его наружности совершенно не является чем-то необычным. Он невольно навострял уши, но слышал только язык римлян и терял к здешнему народу всякий интерес.
- Тебе нравится здесь?
- Ещё бы, - Хаген откупорил бутылку.
- Не захочешь ли остаться? Нет, не обижайся, - Дитрих увидел, как глаз Хагена гневно сверкнул. - Я знаю, что у тебя договор с Гунтером, и мне тебя в свои советники не получить. Но могу я об этом хотя бы пожалеть?
Лицо Хагена разом просветлело. Они рассмеялись и чокнулись бутылками.
- Я знаю, какова твоя верность… Нет, Хаген, не бери яблоко. Это вино надо закусывать оливками. Попробуй, получится очень своеобразный вкус.
- В самом деле, необычно, - согласился Хаген.
Дитрих смотрел на него с дружелюбной, но важной улыбкой.
- Я рад, что Гунтер прислал именно тебя. Да будет союз между нашими королевствами прочен, а наша с тобой дружба нерушима.
- Что бы ни случилось, - произнёс Хаген, став внезапно очень серьёзным. - Да не будет такого никогда, Дитрих, чтобы мы стали врагами.
- Это невозможно, - беспечно ответил Дитрих.
Хаген отдал бутылку слуге и опёрся локтями о край бассейна, откинув голову.
- Ты всё не можешь забыть историю с Вальтером, - сказал Дитрих.
- Я ничего не забываю. Да и знак остался такой, что не даст забыть, - Хаген дотронулся до отсутствующего глаза.
- Трудно было вообразить, что такое может случиться. Вы с Вальтером в Этцельбурге были не разлей вода, невозможно было представить одного без другого, и так всё закончилось… Да, - Дитрих покачал головой. - Судьба бывает жестокой, но с нами такого не произойдёт. Оставь мрачные мысли.
Он улыбнулся и поднял бутылку. Хаген развернулся и взял с блюда горсть фиников.
- Жаль, тебя здесь и не потерпели бы в советниках, - заявил Дитрих.
- У тебя сложные подданные. Римляне, - бросил Хаген пренебрежительно. - В Бургундии намного проще. Там никого не волнует ни слава гнилых империй, ни вопросы веры.
- Вопросы веры и меня не волнуют, и никаких раздоров я не допущу.
- Не сомневаюсь. Но для них ты еретик и варвар, тебе этого не забудут, сколько бы ты ни кормил их хлебом и зрелищами.
На лицо Дитриха на мгновение набежала тень, но он тут же изобразил любезную улыбку.
- Вижу, что ты не прочь дать мне совет, Хаген. Могу я воспользоваться случаем и услышать от тебя что-нибудь ещё? - Дитрих говорил будто не всерьёз.
- О чём?
- Как о чём - о делах государственных, - засмеялся Дитрих. - Может, ты подашь какую-нибудь полезную мысль?
Хаген задумался, размышляя, стоит ли делать предостережения чужому королю, даже если это старый знакомый.
- Не слишком доверяй своему окружению, Дитрих, кроме самых проверенных людей.
Дитрих разом перестал улыбаться.
- Я ожидал от тебя чего-нибудь другого, - произнёс он приглушённым голосом.
- На то, чтобы править этой страной, тебе хватит собственного ума. Но кто-то может позариться на твой трон.
- Ты подозреваешь кого-нибудь?
- Нет. Помни только, что не со всеми бывает возможно договориться. Твоя страна слишком завидна, и здесь ещё не забыли про имперскую славу.
Дитрих выглядел встревоженным.
- Я стараюсь быть для всех справедливым, - медленно произнёс он, - и никого не притеснять. Если кто-то будет недоволен…
- Мне известно твоё благородство, Дитрих. Потому и боюсь, как бы оно тебя не подвело. В мире достаточно людей, которые почитают это за слабость.
- А ты всё такой же как был, Хаген, - Дитрих принуждённо улыбнулся. - Но из того, что ты видел в жизни достаточно дурного, ещё не значит, что всё так плохо, как ты думаешь… Вижу, тебе понравились финики?
- Чертовски вкусная вещь, - признался Хаген, доедая последние. - Местные?
- Нет, купцы с востока привозят. Говорят, иерихонские - самые сладкие.
- Чтоб наша жизнь была такой же, - сказал Хаген и вылез из бассейна. Слуга тут же обернул его полотенцем.
Рядом стояла статуя обнажённой нимфы. Хаген не удержался, чтобы не потрогать её.
- Она тебе по душе? - засмеялся Дитрих. - Если хочешь, я подарю её тебе.
Хаген смерил нимфу взглядом.
- Благодарю, но здесь она смотрится лучше, чем где-либо в Бургундии.
- Я всё равно должен одарить тебя. Можешь высказать свои пожелания, только не смей отказываться, если не хочешь меня оскорбить.
- Я видел в твоей библиотеке карту мира. Она точнее, чем наша.
Дитрих удовлетворённо кивнул.
- Тебе сделают копию. Если присмотрел там что-нибудь ещё, говори…
В итоге вместе с прочими дарами Хаген увёз от Дитриха повозку с книгами. Отправляясь в обратный путь, он собрал своих сопровождающих и зверским голосом заявил, что если кто-то повредит рукопись, то будет собственноручно её переписывать. После этого бургунды даже дышать боялись в сторону книг. Путь был долог, они не слишком торопились, не без сожаления оставляя благословенное готское королевство. Хаген почти при каждой стоянке брал карту, разворачивал её и приглашал Фолькера посмотреть. Шпильман удивился, что Бургундия оказалась не такой уж большой, зато мир оказался обширнее, чем он думал. Никаких людей с песьими головами нигде не водилось, а у державы гуннов не было восточной границы (потому что, как пояснил Хаген, никто не знает, где она заканчивается). Ниневию на карте не нашли, зато легко нашли Вавилон - «да это же у чёрта на рогах». У шпильмана в голове вертелся ехидный вопрос, где же великая держава ксантенская, ибо в Вормсе говорили, что нет более великой и сильной страны, но карта, вероятно, уже успела устареть.
Хаген планировал по пути остановиться у себя в Тронеге, обещая всем хорошую выпивку и закуску и приятный отдых. Там у Хагена был небольшой замок с высокой башней, с которой он мог видеть все свои владения и даже больше: когда-то Тронег располагался прямо на границе, и башня нужна была для дозора. Теперь граница отодвинулась, и Хаген любил подниматься на башню просто так. Её было заметно издалека, и когда она стала различима, все забыли про долгий и утомительный путь.
- Вот оно, моё гнездо, - глаз Хагена радостно загорелся.
Бургунды ускорили шаг.
- Открою лучшую бочку вина, - говорил Хаген.- А ты сыграешь нам что-нибудь красивое. Посидим, расслабимся…
- Позволишь мне отправиться вперёд и принести весть? - спросил Фолькер.
- Поезжай!
Фолькер понёсся во весь опор к замку, но по приближении заподозрил неладное. Он развернулся и поскакал назад.
- Хаген, тебя, кажется, ждут. Там какие-то люди.
Хаген, только что довольный, помрачнел и погнал коня. Фолькер едва поспевал за ним.
Навстречу им выехали несколько всадников. Хаген узнал вормсцев.
- Зачем пожаловали? - бросил Хаген, едва они приветствовали его.
- Письмо от короля Бургундии.
- Подайте его мне.
Гонец слегка замешкался - не так полагалось передавать королевские послания, но всё же отдал бумагу Хагену. Тот быстро пробежал её глазами, не разжимая губ, и с мрачным видом свернул.
- Вы свободны, - сказал он гонцам, а затем обратился к своей свите:
- Надолго здесь не останавливаемся. Пополним запасы и едем дальше. Нас ждут в Вормсе.
- Что-то случилось? - спросил Фолькер.
- Да, но не знаю, что именно. И это хуже всего, - Хаген ещё раз быстро прочитал письмо. - Мы должны поторопиться.
В дальнейший путь отправились в тот же день. Ехали быстро, даже на ночь останавливались ненадолго - Хаген будил всех чуть свет. Чем ближе они были к Вормсу, тем более сумрачным и замкнутым делался его вид, непринуждённые разговоры прекратились.
В Вормсе всё посольство учтиво встретил Гунтер, а пригласив Хагена к себе в комнату, почти набросился на него:
- Где тебя черти носят, Хаген? Под итальянским солнышком греешься? Тут такие дела происходят…
- У нас война?
- Нет, не война.., - Гунтер вымученно улыбнулся и с оцепенелым взглядом произнёс:
- Зигфрид приезжает!
2.
- Не пойму, почему вы настолько встревожены, мой король. Разве Зигфрид всё ещё не наш союзник?
- Союзник, конечно, - с досадой ответил Гунтер. - Не делай только вид, что ты рад его приезду.
- Я предпочёл бы никогда в жизни больше его не видеть, - прорычал Хаген. - Но ваше беспокойство столь велико, что я опасаюсь, нет ли особых причин не желать его визита. Есть что-то, чего я не знаю?
- Нет, ничего… кроме того, что уже было, - Гунтер старался не смотреть на Хагена. - У меня дурное предчувствие. Я никогда не пригласил бы его по своей воле. Я уступил Брюнхильде!
- Так это желание королевы? - повысил голос Хаген.
Гунтер вздохнул.
- Ты был прав, когда говорил, что Брюнхильда не годится мне в жёны. Это всё она. Она настаивала, я долго возражал, но сдался. Она снова стала очень странно себя вести.
- Интересно, - глухо произнёс Хаген.
- Ей мерещится что-то подозрительное в том, что Зигфрид не является к нашему двору, - пожаловался Гунтер. - Мы и сами к нему не являемся, но это она находит правильным, говорит, велика ему будет честь, а с его стороны не приезжать к нам неучтиво. Говорит, что он слишком зазнаётся… Я пытался объяснить ей, что он совсем не обязан оказывать нам почести, поскольку сам является королём сильнейшей державы, но она только усмехается. Вбила себе в голову, что не такой он великий король, каким себя мнит, и вообще, страшно сказать, самозванец…
Хаген приподнял брови.
- Я бы не удивился.
- Да какая разница, Хаген? Он всё равно сильнейший из людей. Но она... вот ведь защитница порядков нашлась. Говорит, пусть приедет, засвидетельствует своё почтение и тем самым покажет, что он настоящий король, а не дикарь из леса…. Что я мог с ней поделать? - безнадёжно развёл руками Гунтер. - Она обвиняла меня в том, что я робею перед ничтожным рыбьим глазом… Это Зигфрид-то для неё рыбий глаз!
Хаген подавлял улыбку.
- Нашу королеву, как я посмотрю, не собьёшь с толку драконьей кожей.
- Вот и плохо, - мрачно уронил Гунтер. - Не надо было жениться на умнице… То, что я не желал приглашать Зигфрида, показалось ей ещё более подозрительным. Пришлось-таки отправить к нему гонцов.
- И он согласился.
- Мне передали, что он сразу же загорелся. Решил, что на нас напали, захотел немедленно отправиться на спасение и тут же велел принести ему меч и доспехи. Когда же его заверили, что спасать нас не надо, он поутих и сказал, что сезон для визита неудобный. Тогда Кримхильда робко попросила у него слова и сказала, что очень тоскует по родине. Зигфрид заявил, что подумает, и на следующий день согласился, отправив назад моих послов с целым мешком золота.
- Забавно, - мрачно произнёс Хаген.
- Я уже сто раз пожалел о своём приглашении, но назад ничего не вернёшь… Кем бы ни считала его Брюнхильда, он самый могущественный из королей.
- Даже более могущественный, чем ромейский император? - сказал Хаген с издёвкой.
- Не насмехался бы ты над величайшим из героев.
- Мне интересно, на чём держится его могущество. За эти годы я что-то ничего не слышал о его великих победах. После той саксонской войны…
- Ради Бога, Хаген, не вспоминай об этом позорище.
- Вот как воспринимается теперь тот великий-превеликий подвиг? Даже воспевателей на него не нашлось. Все прочие, видимо, такие же?
- Твой ядовитый тон неуместен. За последнее время он с лёгкостью покорил несколько земель. Фризы, саксы, юты, даже северные люди, известные своей воинственностью, склонились перед ним!
- Я не совсем в неведении, государь, но не пойму, откуда такие успехи. Вы слышали о его великих битвах и воинских подвигах?
- Нет. Ему покоряются без боя, потому что боятся его.
- Я ещё понимаю, почему отец ваш Гибих покорился без боя гуннам, - медлительно сказал Хаген. - Там было чего бояться. Гунны - многочисленны, умеют воевать и крайне жестоки. Но чтобы без боя подчиниться слабому королевству, чьи воины лучше поют хором, чем сражаются…
- Разве здесь нечего бояться? - тоскливо сказал Гунтер. - Все знают, что Зигфрид сильнее всех, неуязвим и убил дракона. Кто ж с ним драться-то полезет?
- Нетвёрдое же основание у его державы.
- Ты ещё про золото не забудь. Неисчерпаемый клад, Хаген… С таким запасом он может смотреть на всех свысока, так что Боже нас упаси как-нибудь ему не угодить.
- Разве мы - его подданные?
- Слава Богу, нет. Потому лучше не ссориться с ним. Хорошо всё-таки, что мы с ним породнились, - Гунтер невесело улыбнулся. - Скоро он приедет, мы готовимся к встрече…
- Мой король, прежде я должен представить вам дары, которые передал нам Дитрих.
- Потом как-нибудь. Сейчас это не главное. Встретим сперва Зигфрида.
- Не слишком ли много из-за него суеты?
- Дорогой гость, как-никак. Очень дорогой.., - Гунтер вдруг понизил голос. - Признайся, Хаген, ты был когда-нибудь в Ксантене?
- Всего один раз, мимоходом. Но то было ещё при Зигмунде.
- Ты там ничего… странного не заметил?
- Нет. Позвольте спросить, в чём дело?
- Маркграф Эккеварт, когда уехал с Зигфридом, не поддерживал с нами никакой связи. Теперь же передал вместе с моими гонцами письмо, написанное стихами.
Хаген ошалел.
- Стихами?
- Именно что. Ты мог бы себе представить, что этот старый рубака стихами говорить начнёт?
- Нет, - удивлённо сказал Хаген. - А что за стихи?
- Да невнятица какая-то. Что Зигфрид, как солнце, им путь озарил..., - Гунтер озадаченно смотрел на Хагена, у которого вытянулось лицо. - Что у них там творится?
- Не знаю, что и думать, - протянул Хаген.
- И я не знаю, - устало произнёс Гунтер. - Впору пойти помолиться лишний раз. Ох, ну и дела, Господи!
Хаген, оставив короля, быстро нашёл Фолькера и увёл в свои покои.
- Знаю, знаю, что стряслось, - кисло сказал шпильман. - Над нами снова восходит солнце.
- Ты знаешь Ксантен лучше нас всех, - произнёс Хаген. - Я считал себя сведущим в тамошних странностях, но, похоже, ошибался… Что за народ там живёт?
- Люди как люди, - пожал плечами Фолькер. - Разве что очень падкие на реликвии. То чьи-нибудь мощи, то копьё судьбы… Про последнее что-то забыли, кстати. Мелочь, должно быть, по сравнению с живыми чудотворными мощами на троне, - шпильман развязно хохотнул.
- Которые теперь едут к нам, - мрачно сказал Хаген. - Но скажи, что там может быть такого, что заставило бы обычного человека говорить нелепыми выспренними стихами?
Фолькер прыснул.
- Нет, такого не помню. При Зигмунде ничего подобного не было. Шпильманские хвалебные песнопения - но это как и везде…
- А вот маркграф Эккеварт из Ксантена уже письма стихами шлёт.
- Этак скоро и над Вормсом будет благодать почивать…, - помрачнел Фолькер. - Давай напьёмся в дымину, Хаген, а? В честь второго пришествия Зигфрида?
- Оставь свою выпивку, - бросил Хаген. - Нам теперь вдвойне не до того. У меня одна надежда, что за семь лет он мог повзрослеть и поумнеть.
- Ну ты даёшь, - захохотал Фолькер. - Зачем сильнейшему ещё и ум?
Гостей ждали со дня на день; они должны были прибыть по Рейну, и стража глаз с реки не спускала. В замке царила нездоровая суета, Гунтеру кусок в горло не лез, пока наконец ему не сообщили, что вдали виднеются паруса.
Зигфрид пригнал в Вормс целую флотилию кораблей, разряженных, словно свадебная процессия. Флаги и ленты трепетали на ветру, огромные венки цветов закрывали щиты на бортах. На парусах красовались свернувшиеся, будто поверженные, драконы со скрюченными когтями и высунутыми длинными языками.
К Рейну спустился весь двор. Пришла и толпа горожан, особенно много женщин; воинам пришлось сделать оцепление, так как взволнованные горожанки ломились подойти поближе, и над ними так и носился гул, в котором явственно различалось «зиг-зиг-зиг».
С первого, самого большого и роскошного, корабля спустился мостик, и Зигфрид с Кримхильдой сошли на берег. Толпа с шумом подалась вперёд, её еле удалось сдержать. Гунтер и Брюнхильда двинулись навстречу гостям.
Зигфрид почти не изменился - только отпустил бороду, и теперь его лицо, по-прежнему широкое и гладкое, находилось будто в золотом окладе. Он так же лучезарно улыбался, не в меру светлые глаза способны были вогнать в дрожь, широкая грудь выступала колесом. Одет он был, как и в прошлый раз, во всё белое с золотым шитьём и, казалось, так и сиял на всё вокруг.
Кримхильду прошедшие семь лет переменили гораздо больше. Она слегка располнела, что её скорее красило, но прежняя хрупкость ушла. На её одеждах было нашито и навешано столько золота, что она выглядела закованной в него. Черты лица остались правильными и аккуратными, но утратили мягкость: мускулы были напряжены, губы поджаты, а взгляд посветлевших глаз казался оцепеневшим. Гунтер даже слегка опешил, увидев свою сестру такой, но приветствовал гостей как положено.
- Очень рад снова видеть вас в Вормсе.
- А я-то как рад! - бодро выпалил Зигфрид. Голос у него остался таким же мальчишеским, как и семь лет назад. - Будь здоров, любезный шурин! - он так схватил Гунтера за руку, что у того чуть глаза на лоб не полезли.
Кримхильда и Брюнхильда обменялись вежливостями и обнялись, будто лучшие подруги. Гунтеру бросилось в глаза, насколько поблекла красота его жены с момента первой подобной встречи. Теперь Брюнхильда выглядела хрупкой, плечи стали острыми, даже лицо похудело, глаза запали. Она казалась тенью прежней ослепительной красавицы.
Подошли братья Гунтера, королева-мать, придворные; все учтиво приветствовали друг друга. Тем временем с кораблей сошли люди Зигфрида с наполненными золотом щитами и стали рассыпать его в толпу.
Началась давка. Стражу смяли, горожане лезли друг другу через головы, стараясь поймать побольше золота; поднялся страшный крик. Воины, удержавшиеся на ногах, пытались навести порядок; в итоге все смешались в одну кучу. Придворные дамы жались друг к другу. Зигфрид стоял на месте и сиял улыбкой.
- Не оказалась бы ваша щедрость преждевременной, дорогой Зигфрид, - сказал Гунтер, с тревогой глядя на возникшую сумятицу и слыша истошные вопли.
- Ничего страшного, у меня есть ещё, - беспечно ответил Зигфрид.
Оттеснить толпу удалось с трудом; нескольких горожанок, с визгом протягивавших руки в сторону Зигфрида, пришлось бесцеремонно утаскивать. Когда проход был расчищен и с него убрали всех потоптанных, можно было ехать в город. Господ усадили на коней; Зигфрид и Кримхильда ехали первыми, Гунтер и Брюнхильда - вслед за ними. На улицах города ксантенцы снова принялись рассыпать золото, что несколько раз задержало процессию. Впереди и позади всего шествия располагалась целая орава шпильманов - их тоже привёз с собой Зигфрид; они вовсю дудели, кувыркались и что-то возглашали, но в общем шуме ничего, кроме «Зигфрид», «слава», «солнце» и «весна», нельзя было разобрать.
Во дворе замка Зигфрид сам спрыгнул с коня, Кримхильду же ссадил Данкварт.
- Добро пожаловать домой, принцесса, - гаркнул он с улыбкой.
Кримхильда, всю дорогу ехавшая с неподвижным лицом, смотрела на Брюнхильду, которой помогал спешиться Хаген.
- Ты говоришь с королевой, - сухо сказала она.
- Прошу прощения, - пробормотал Данкварт и быстро увёл коней.
Гости и хозяева вошли в зал, и только здесь торжественность внезапно спАла. Кримхильда осмотрелась, лицо её дрогнуло.
- Мама, - произнесла она и бросилась в объятия Уты. Обе разрыдались.
- Ну вот, так я и знал, - добродушно заявил Зигфрид. - Ох уж эти женщины. Она меня, любезный шурин, просто утомила своей скукой по родным. Как будто ей чего-то не хватало, ей-богу!
- Сколько же я о тебе переживала, девочка моя, - говорила Ута, тиская Кримхильду. - А где же мой внук? Вы взяли его с собой?
- Рано ему ещё разъезжать, - отозвался Зигфрид.
Ута отпустила Кримхильду.
- Я так надеялась его увидеть. Он уже не младенец и мог бы…
- Обойдёмся без него, - властно бросил Зигфрид.
Ута побледнела и пристально посмотрела на поникшую Кримхильду.
- Главное, что мы сами здесь, - негромко сказала Кримхильда. - Дайте же мне обнять вас всех. Гизельхер! - она бросилась к младшему брату. - Неужели это ты? Мой милый малыш, я бы не узнала тебя! Ты же совсем мужчина! А какой красавец! По тебе все дамы сохнут, верно?
Гизельхер снисходительно улыбался.
- Полно, сестра, - мягко сказал он, целуя её в лоб.
- Вот за это я и не люблю всякие встречи и прощания, - засмеялся Зигфрид, обращаясь к Гунтеру. - Слишком много ахов и охов… А твоя королева куда запропастилась?
- Она здесь, - Гунтер указал взглядом на Брюнхильду, стоящую возле дальней стены с отстранённым взглядом, будто мрачное изваяние.
Почти рядом с ней находились Хаген и Данкварт.
- Ты помнишь, как мы сорили золотом в Изенштайне? - тихо спросил Хаген у брата.
- Ещё бы. Но тогда хотя бы не подавили никого.
- Вспомни ещё, зачем мы это делали, - замогильным голосом добавил Хаген, почёсывая бороду. - Не нравится мне это.
- Не к добру, - согласился Данкварт.
Вечером был устроен богатый пир. Шпильманы Зигфрида исполнили многократное «ура» в честь хозяина, затем почтили песней своего короля - «без тебя бы мы не знали, для чего существовали». Фолькер делал вид, что его нет, опасаясь, как бы и его не заставили что-то петь. Гунтер распорядился поставить Зигфриду целого фаршированного поросёнка, и тронутый ксантенец похвалил бургундов за то, что они такие же радушные - жаль только, что ему не пришлось ни от кого их спасать, он бы с удовольствием это сделал.
- Я же не могу быть спокоен, пока зло не исчезнет, - улыбался он.
- Должно быть, за те семь лет, что мы не виделись, у вас накопилось достаточно славных деяний, - заявил Хаген.
- О да! - Зигфрид воссиял и стал рассказывать про дракона.
Бургунды несколько удивились и, внимательно послушав сначала, взялись недовольно бубнить меж собой. История, которая поражала всех семь лет назад, теперь казалась какой-то перезревшей, но Зигфрид ничего не замечал и продолжал бодро и звонко повествовать о победе над чудовищем. Хаген, опершись на один локоть, смотрел на него, и чёрный глаз мрачно поблёскивал.
- Ваша история удивительна, - прервал вдруг Хаген Зигфрида, - но более всего меня удивляет одна вещь….
Зигфрид, улыбаясь во всю ширь, обернулся к нему. Бургунды стихли от неожиданности.
- Всем известно, - произнёс медленно Хаген, - что самая почётная смерть для воина - это гибель в бою. Не всем так везёт, но все желают окончить свой путь геройски. Вы же, король Зигфрид, искупались в драконьей крови, чтобы стать неуязвимым. Но тем самым вы лишили себя возможности найти достойную смерть. Зачем?
Воцарилась гробовая тишина. Зигфрид добродушно моргал, рассеянно улыбаясь.
- Зачем? Ну… я об этом не думал. Зато я стал неуязвим!
- Неужели вы, герой, победитель дракона, предпочитаете ничтожную смерть от болезни?
На ясном лице Зигфрида отразилась попытка задуматься, больше похожая на недоумение.
- Да не думал я о смерти совсем. Я её не боюсь!
- Смерти в бою вам теперь действительно нечего бояться. Но разве умереть от чумы или лихорадки для вас предпочтительнее?
Зигфрид рассмеялся.
- До чего ты мрачный человек. Мне такое и в голову не приходило!
- Так вы собираетесь жить вечно? - спросил Хаген жёстко.
В глазах Кримхильды, сидящей рядом с Зигфридом, промелькнул страх. Зигфрид перестал улыбаться.
- Нашёл ты о чём говорить. Кто стремится быть первым, тот о смерти не думает. Было бы чего бояться!
- Зачем тогда было купаться в драконьей крови, если бояться нечего?
- Как раз затем, чтобы явить бесстрашие! - у Зигфрида стало портиться настроение. - Кто бы из вас на такое решился? Неуязвимость стала мне наградой за такую смелость, чтобы никогда не научиться страху и идти к новым победам. А ты мне тут про смерть. Только аппетит всем отбиваешь!
- Думаю, Хаген, тема в самом деле не лучшая для пира, - заметил Гунтер.
Зигфрид просветлел и взялся рассказывать, как варил из убитого дракона суп, потому что после совершённого подвига ему страшно хотелось есть. Хаген перевёл взгляд на Брюнхильду, которая смотрела на Зигфрида с трудно скрываемой злобой и презрением, помрачнел пуще прежнего и погрузился в себя.
Ночью Гунтера одолела бессонница. Устав ворочаться с боку на бок, он поднялся и в сопровождении двух слуг стал бродить по замку. Кругом была тишина, и это успокаивало.
Вдруг послышались звуки скрипки и чей-то голос. Гунтер подумал, что опять Фолькер и Хаген выпивают и разгоняют сон песнями, и решил прислушаться. Если скрипка вряд ли могла принадлежать кому другому, кроме Фолькера, то голос был не его, да и Хагену его можно было приписать лишь при согласии, что он может звучать настолько на себя не похожим. Гунтер подошёл поближе, так что стали различимы слова.
Хоть я ещё живу - раб духа моего
И мудрости моей стал господином.
А знаешь ли раба, который господину
Наследовал? Земля дрожит под ним,
Когда он воцаряется…
Гунтеру стало не по себе. Он поспешил вернуться в свои покои и поскорее заснуть, чтобы не дать подняться буре мыслей, и так слишком тревоживших его последнее время.
***
Несколько дней с утра пораньше Зигфрид мчался на ристалище, где криками «эгегей, кто сильнее меня?» собирал подросшую бургундскую молодёжь. Начиналось швыряние камней, метание копий и поединки, где Зигфрид снова подтверждал своё однозначное превосходство. Женская половина наблюдала за ним, но сосредоточиться было трудно: Ута донимала Кримхильду расспросами о том, как ей живётся в Ксантене, и особенно о маленьком Гунтере, не забывая повторять, как надеялась увидеть внука. Кримхильда отвечала до странности сдержанно и суховато.
- Признайся мне, ты счастлива? - спрашивала Ута.
- Конечно! - отвечала Кримхильда таким тоном, будто ей задали глупейший вопрос. - Я не имею права не быть счастливой. Ведь меня взял в жёны сам Зигфрид.
Брюнхильда большей частью помалкивала. Когда нужно было заговорить с Кримхильдой, они обе были очень вежливы и любезны, что можно было счесть за дружелюбие, и только внимательный глаз мог бы заметить настороженность. Они вместе ходили в церковь, и Кримхильда слишком часто косилась на Брюнхильду, та же делала вид, что не замечает её взглядов.
Однажды Гунтер вместе с Гернотом и Хагеном отправились по окрестным деревням, якобы за поставками еды для пиров, найдя тем самым удачный повод ненадолго вырваться из города. Зигфрид носился по ристалищу, швыряя булыжники; соперников у него уже не находилось, но было множество восхищённых зрителей.
Кримхильда и Брюнхильда со своими дамами сидели друг напротив друга возле окна. Уты, которой с утра вступило в спину, наконец не было с ними, и обе королевы молчали. Кримхильда переводила взгляд с окна, откуда был виден Зигфрид, на Брюнхильду и обратно, дыша несколько взволнованно для столь спокойной обстановки.
Брюнхильда, очевидно, вышивала знамя Бургундии: чёрный орёл на красно-золотом фоне был почти готов. Кримхильда положила пяльцы на колени.
- Эгегей! Кто сильнее меня? - снова донёсся возглас Зигфрида.
- У меня такой муж, - сказала Кримхильда с улыбкой, - которому надлежит править всей этой державой со всеми её землями и замками.
Брюнхильда подняла на неё удивлённый взгляд, но тут же снова занялась своим шитьём.
- Этому не бывать, - спокойно сказала она.
- Да ты посмотри, - возбуждённо заговорила Кримхильда, - посмотри же, насколько мой Зигфрид лучше всех! Он будто солнце, сияющее над землёй. Все земли должны быть подвластны ему.
- Что ж, если бы на свете жили только вы двое, так бы оно и было.
- Напрасно ты иронизируешь, - Кримхильда посмотрела на неё как на неразумное дитя. - Ты не сможешь отрицать, что он сильнее всех.
- Это не даёт ему никаких прав на эту страну.
Губы Кримхильды надменно искривились.
- Не почитаешь ли ты сильнейшим Гунтера?
- Он законный король Бургундии, и если ты не уважаешь своего брата, то уважай хотя бы его корону.
- Ха! Нашла чем похвалиться, - презрительно бросила Кримхильда. - Я и забыла, какие в Бургундии все законники. Но теперь миром правит любовь, а не ваши затхлые законы.
- Гунтер властвует по праву, нравится это тебе или нет, - жёстко сказала Брюнхильда. - И не бывать тому, чтобы нами правили иноземцы, к тому же всего лишь много о себе возомнившие.
- Так ты не признаёшь, что мой Зигфрид величайший герой и лучше всех на земле? - с вызовом заявила Кримхильда.
Брюнхильда закончила вышивать глаз орла и отложила знамя в сторону.
- Когда он впервые приехал ко мне в Изенштайн, - насмешливо сказала она, - то даже не знал, кто его родители.
- По-твоему, мои братья посмели отдать меня замуж за безродного? - вспылила Кримхильда.
- Сможешь ли ты отрицать то, что я сказала? - нарочито спокойно продолжала Брюнхильда.
Кримхильда с силой прикусила губу, глаза вспыхнули обидой и яростью. Дамы, сидящие вокруг, все примолкли и с тревожным интересом наблюдали разгорающуюся ссору.
- Да, мой Зигфрид вырос в лесу! - выпалила Кримхильда необычно высоким голосом. - Среди зверюшек рос, на травке спал… Птички над ним хвалу Господу пели… Потому он чист и непорочен, как ангел, в отличие от некоторых! То, чем ты хочешь его устыдить, на самом деле знак того, как он высок и светел! Всё в нём необычно с самого рождения, потому что он отмечен свыше! Да и подумай - мог бы обычный человек, даже самый храбрый, победить самого дракона и сокрушить престол сатанинский?
- Эта страна ему не достанется, убивай он драконов хоть каждый день, - холодно ответила Брюнхильда. - Пусть отправляется в лес, найдёт там заброшенную кузницу - там он был подлинным королём.
- Ах так? - Кримхильда рассвирепела и сорвалась в писк. - Да мой Зигфрид… Да мой Зигфрид…
Внезапно ударили церковные колокола.
- К обедне пора, - сказала Кримхильда, слегка успокоившись. - Тем лучше. Раз твоя гордыня не позволяет тебе почитать Зигфрида, то сейчас увидишь, как я на глазах у всех войду в храм впереди тебя.
- Посмотрим, окажут ли тебе такую почесть. Не забывай, что ты в Вормсе и королева здесь я.
- Так я перед лицом Господа Бога засвидетельствую, что я - самая великая из всех королев, что носят корону, - прошипела Кримхильда и удалилась вместе со своими служанками.
К собору королевы шли порознь, что удивило воинов, охранявших их путь. Кримхильда немного отставала и потому шла не по-солидному быстро, даже запыхалась слегка.
- Ты не пройдёшь впереди королевы Бургундии, - властно сказала Брюнхильда, когда они поравнялись уже у ступеней собора.
- Пройду, - лицо Кримхильды горело гневом, - поскольку я - величайшая из королев. И знаешь почему? Потому что я жена Зигфрида. Законная жена, а не его грязная подстилка, - она с презрением обернулась на Брюнхильду.
В свите обеих королев раздались ахи и потрясённые возгласы.
- Что ты сказала? - Брюнхильда побледнела.
- То, что слышала! - Кримхильда поднялась на несколько ступеней и продолжила оттуда. - Ты воображаешь себя владычицей, но на самом деле ты лишь зигфридова подстилка. Он тобой попользовался, как гулящей женщиной, да и выбросил! Такова твоя настоящая цена!
- Ты опускаешься до гнусной лжи ради оскорбления, - выцедила Брюнхильда.
- Что, неприятно правду слышать? - Кримхильда задрала подбородок. - Ты так глупа, что даже не поняла, кто лишил тебя девственности, а это сделал мой милый Зигфрид! Он овладел тобой и передал Гунтеру. Ха, великой королевой она себя мнит! Хороша королева, которая по рукам пошла!
Дамы шумели в ужасе. Воины пребывали в смятении. Вышедший из собора священник испуганно напомнил, что они у порога Божьего дома.
- Тем лучше, Бог не даст мне солгать! - заявила Кримхильда. - Ты, Брюнхильда, даже стоять со мной рядом не смеешь, позорница, не то что заноситься передо мной.
- Я передам все твои слова Гунтеру, - сдавленно произнесла Брюнхильда.
- Передавай, мне не страшно! Пусть он тебе в подробностях расскажет, как взял тебя уже порченую. Твоё счастье, что он тобой не побрезговал, дешёвка…
- Клевета, - мучительно выдавила Брюнхильда.
- Да? А вот это кольцо не узнаёшь? - Кримхильда вытянула вперёд руку. - Его подарил мне Зигфрид.
- Верно, оно похоже на моё. Знать, у Зигфрида много таких колец для тех, перед кем он разбрасывается клятвами.
- Замолчи! - вскрикнула Кримхильда. - Если кольца тебе мало, то что скажешь про это?
Она распахнула плащ, и всем стал виден серебряный пояс с двенадцатью драгоценными камнями.
Брюнхильда пошатнулась. Кровь полностью отлила от её лица, даже губы побелели.
- Узнаёшь? - торжествующе заявила Кримхильда. - Этот пояс снял с тебя Зигфрид в ту ночь, когда взял тебя силой, а ты даже ничего не поняла, - она презрительно фыркнула. - Он подарил этот пояс мне, чтобы его носила настоящая королева! Молчишь теперь? Вот и молчи. Дорогу супруге лучезарного Зигфрида!
Она, высоко подняв голову, вошла в храм вместе со своей свитой. Брюнхильда осталась стоять у входа, точно окаменев. Лицо её было недвижно, как у мёртвой. Служанки испуганно смотрели на неё. Стоящие у входа воины выглядели растерянными.
- Госпожа…, - первой нашлась Ортруна.
- Уходите, - безжизненным голосом сказала Брюнхильда и пошла прочь от собора.
***
Брюнхильда двигалась как лунатик. Её служанки в страхе повиновались ей и удалились, одна Ортруна ещё шла за ней, цепляясь за её рукав и взывая умоляющим голосом, пока Брюнхильда не велела ей вернуться в замок. Сказано это было таким загробным тоном, что Ортруна не решилась ослушаться и почти побежала назад, заливаясь слезами.
Брюнхильду ноги сами несли к городским воротам. Она смотрела вперёд невидящим взглядом и будто не замечала, как удивлённые горожане - «мужики, гляньте, да это ж королева!» - торопились склониться перед ней. Она безразлично проходила мимо; ей глядели вслед, чесали головы и переговаривались, что здесь что-то не то.
Королева вышла за городские ворота; никто не осмелился задержать её. По-прежнему не ощущая куда идёт, ничего не видя и не слыша, она продолжала идти, пока вокруг не осталось ни души. Внезапно у неё подломились ноги. Она упала на колени, тяжело и шумно задышала; головная повязка и покрывало неудобно съехали, она резко сорвала их и с силой вцепилась себе в волосы, но тут же выпустила их, пройдясь ногтями по щекам и не почувствовав боли. Ей так сдавило грудь, что она задыхалась; лихорадочно разодрав ворот платья, она с шумом глотнула воздух и, рухнув наземь, завыла.
Никто не мог бы сказать, как долго она так лежала, теребя растрёпанные волосы и скребя землю, а потом стихнув и оцепенев. Будто из другого мира раздались земные звуки - конский топот и мужские голоса. Брюнхильда приподняла голову и сквозь застилавшую глаза тёмную пелену разглядела трёх коней. Их всадники - Гунтер, Гернот и Хаген - смотрели на неё с тревогой.
- Брат, что-то случилось! - произнёс Гернот.
- Моя Брюнхильда? Что с тобой? - выговорил потрясённый Гунтер.
Она резко поднялась и рванулась к нему.
- Гунтер! - её возглас был похож на звериный рык.
Гунтер невольно отступил. Силы тут же оставили её, она упала едва не под копыта его коня.
- Да в чём дело, дорогая моя?
Брюнхильда, не вставая, обратила к нему лицо; взгляд её был бешеным, губы подёргивались, из царапин на щеках сочилась кровь.
- Гунтер, - сказала она глухо и в тоже время вызывающе, - я всего лишилась из-за тебя. Родины, силы, моей свободы… Всего, чем жизнь дорога… Сможешь ли ты теперь хотя бы постоять за мою честь?
- Что произошло? - Гунтер побледнел.
- Твоя сестра оскорбила меня, назвав при всех подстилкой Зигфрида, - она почти выплюнула последние слова. - Она утверждает, что он меня обесчестил и потом передал тебе….
Гунтер ощутил, что летит в пропасть под взглядами своей жены, брата и Хагена.
- Кримхильда всё лжёт, - проговорил он с деланным спокойствием.
- Она носит мой пояс, - Брюнхильда наконец встала и выпрямилась - Тот самый, который я носила в Изенштайне. Я не знала, куда он пропал, а оказалось, что Зигфрид подарил его ей. Он ещё и похвастался тем, что сделал! - она злобно, по-ведьмински рассмеялась.
- Успокойся, дорогая, мы сперва всё выясним, - произнёс Гунтер. - Поедем в город и потребуем объяснений у Зигфрида.
Брюнхильда окинула взглядом всех троих - напуганного Гунтера, потрясённого Гернота и мрачного, со стиснутыми челюстями и недобро горящим глазом Хагена.
- Я больше не в силах защитить себя сама, - сказала она хриплым старушечьим голосом. - Если не ты, Гунтер, то кто-нибудь другой смоет этот позор?
- Моя королева, - подал голос Хаген, - ваше бесчестье не останется без ответа. Но пока держите себя в руках и не плачьте, чтобы не радовать ваших врагов.
Она посмотрела на него взглядом загнанного зверя.
- Я постараюсь, - бесцветно произнесла она.
- Поехали немедленно в город, - твёрдо сказал король.
- Гунтер! - Брюнхильда вдруг метнулась к нему и схватилась за поводья. - Если моя честь ничего не значит для тебя, то подумай хотя бы о себе! Ты тоже опозорен, и не только. Она сказала, что Зигфрид должен править твоей страной…
Встревоженный Гернот подошёл ближе.
- Полно, мы разберёмся во всём, - оборвал её Гунтер, - надо поскорее вернуться.
Силы вновь оставили Брюнхильду, и она опустилась на землю.
- Зачем мне жить…, - еле слышно сказала она.
Хаген спрыгнул с коня.
- Садитесь, моя королева.
Она не шелохнулась. Хаген взял её на руки и усадил в седло; она заученным жестом взялась за поводья.
- Поехали, господа, - Хаген взял коня под уздцы.
Они медленно двинулись к городу.
Путь через Вормс оказался для Гунтера настоящей мукой. Странную королевскую процессию встречали самыми неприятными взглядами, и хотя причиной этого мог быть один только неподобающий вид Брюнхильды, Гунтеру мерещилось, что горожане уже всё знают. Слишком много они переглядывались, шептались, усмехались и вообще держались малопочтительно, хоть и не забывали кланяться. Поскольку проехать быстрее было невозможно, дорога показалась королю долгой, как крестный путь. Добравшись до замка, он почувствовал себя не то чтобы легче, но немного увереннее. Брюнхильду увели на женскую половину, где стоял плач и стон.
- Собираем совет, - сказал Гунтер. - И привести Зигфрида, где бы он ни находился.
Весь двор знал, что случилось, и придворные быстро явились в зал. Зигфрида пришлось позвать с ристалища, где он развлекался метанием копий. Он вошёл, как всегда лучезарно улыбаясь.
- Что это вы такие мрачные все? - сходу спросил он. - Неужто на вас напали? Так я немедля…
- Мы вызвали вас по другому вопросу, Зигфрид, - жёстко сказал Гунтер, и улыбка Зигфрида стала поскромнее.
- Сегодня произошёл возмутительный скандал, наложивший позорное пятно на честь бургундского трона, - сухо и властно заговорил Гунтер. - Королева Кримхильда у порога церкви, в присутствии наших людей и слуг назвала королеву Брюнхильду…. нехорошим словом. Она заявляет, что король Зигфрид овладел моей женой, к моему позору, и вдобавок похвастался этим перед Кримхильдой, подарив ей вещи, взятые у королевы Брюнхильды, - Гунтер тихо сглотнул. - Постыдно говорить об этом вслух, но её слова слышало множество людей. Мы ждём объяснений.
- Кримхильда такое сказала? - наивно удивился Зигфрид. - Да это же…
Он осмотрелся и вдруг стал пунцовым от гнева.
- Если всё так, то она дорого поплатится за свой длинный язык! - воскликнул он. - Я ей этого так не оставлю. Обещаю, что она будет наказана и впредь рта не посмеет открыть для оскорблений!
Глаза Зигфрида, посветлевшие до белизны, быстро бегали.
- В словах Кримхильды содержится тяжкое обвинение, Зигфрид, - произнёс Гунтер. - Мы хотим знать, откуда у неё такие речи.
- Ну Кримхильда.., - гневно бросил Зигфрид, прикусил губу, снова осмотрелся и сказал: - Мне очень жаль, что она своей сварливостью опозорила нас всех. Я готов поклясться….
Он протянул руку, остановил взгляд и торжественно произнёс:
- Готов поклясться перед Богом и людьми, что никогда своей жене ничего такого не говорил.
Повисла тишина. Бургунды переглянулись.
- Дорогой мой шурин, - по-свойски заявил Зигфрид. - Долг мужа - как следует обуздывать свою жену. Я проучу Кримхильду, ты же дай урок своей…
- Моя Брюнхильда и так пострадала, - возразил Гунтер.
- На всякий случай не повредит. Ну, бабьё! - вырвалось у Зигфрида, глаза снова забегали. - Так всё испортить своей глупой болтливостью!
Озабоченный Гунтер слегка просветлел лицом и тихо вздохнул будто с облегчением.
- Я вижу, что ты чист передо мной, а моя сестра возвела на тебя недостойный поклёп. Не позволим женским склокам омрачить наш союз.
Король почувствовал на себе множество удивлённых взглядов.
- Скандал исчерпан. Впредь я запрещаю говорить о нём и распускать слухи, - Гунтер говорил тоном, не терпящим возражений. - Благородный Зигфрид, я рад, что между нами сохранится мир, а вы по-прежнему наш дорогой гость.
Зигфрид рассмеялся.
- Не ссориться же из-за такой чепухи! А Кримхильде я спуску не дам, будь уверен.
- И на этом всё закончится? - взбудораженный Гернот нагнал Гунтера в коридоре. - Что за нелепость, брат? Мы будем вести себя как ни в чём ни бывало?
- Я сказал - вопрос исчерпан, - задёрганным тоном ответил Гунтер. - Больше не хочу об этом говорить. Прошу не тревожить меня. Никого сегодня не принимаю, - повысил он голос для тех придворных, что пытались прорваться к нему, и добавил уже тише: - Голова сильно разболелась.
- Что это за клятва, которую дал Зигфрид? - не унимался Гернот. - Почему не потребовать от него более серьёзной клятвы, что он не был с нашей королевой? Или же…, - Гернот переменился в лице.
- Да он поклянётся в чём угодно, - нервозно бросил Гунтер. - Послушай, Гернот, я не хочу раздувать скандал. Достаточно и того, что уже случилось.
- Замять такой скандал не получится, - возразил Гернот. - Мы не можем делать вид, что ничего не случилось.
- Но всё же будем делать вид.
- И позволим безнаказанно плевать себе в лицо? - вскричал Гернот.
Гунтер обратил к нему измученный взгляд.
- Пойми ты, мы не можем ссориться с Зигфридом. Не можем! Что ты сделаешь? Вызовешь его на бой? Так он всё равно неуязвим… Нет, Гернот, мы здесь бессильны. К тому же он настолько великий герой…
- Значит, проглотим и бесчестье, и угрозу твоему трону?
- Последнее ещё никем не доказано, - вяло сказал Гунтер. - Нет, всему виной женская сварливость и больше ничего. Запомни это. А теперь оставь меня.
Гернот, стиснув зубы, резко развернулся и направился к себе. У его покоев стоял Хаген со своим племянником Ортвином.
- Что вам надо?
- Господин, - сказал Хаген, глядя на него в упор с гордо поднятой головой. - Мы не можем позволить оставить всё как есть, даже если король пока что слишком потрясён и не в силах заняться этим делом.
- Хорошо, - Гернот взял обоих за руки. - Постарайтесь пока всё разузнать, а там, может, и Гунтер придёт в себя… Зайдите оба.
Все трое вошли в покои Гернота, о чём-то там говорили, шумели, спорили и разошлись с самыми мрачными лицами.
Зигфрид бегом бежал по коридору. В руке он сжимал плеть. Добравшись до покоев жены, он ударом ноги распахнул двери и ворвался внутрь.
Кримхильда сидела у стола, без головного убора, сжав лоб руками. Она вздрогнула и обернулась к выходу.
- Зигфрид! - сказала она и вдруг вся побелела.
- Выйдите вон, - велел Зигфрид её служанкам.
Девушки испуганно выбежали и заперли дверь снаружи. Кримхильда поднялась навстречу Зигфриду, на ней не было лица.
- Зигфрид, - пролепетала она, как по принуждению шагнув к нему. - Зигфрид, я…
Он наотмашь ударил её. Она вскрикнула и перегнулась, на пол упало несколько капель крови.
- Зигфрид! - умоляюще произнесла она, подняв голову, и он ударил её с другой стороны.
Кримхильда не удержалась и упала на колени, со стоном прикрывая рукой глаз. Зигфрид схватил её за волосы, поднял рывком и швырнул об стену. Она выставила вперёд руки и отпружинила от стены, хотя при этом что-то хрустнуло, и свалилась прямо к ногам Зигфрида.
Он стал беспорядочно охаживать её плетью. Кримхильда, постанывая, неуклюже попыталась куда-то отползти. Тогда Зигфрид отбросил плеть и стал пинать её ногами.
Кримхильда скрючилась, подобрав ноги под живот и спрятав лицо в руки. Она больше не издала ни единого звука и не шевелилась, только вздрагивала от каждого удара, пока гнев Зигфрида наконец не иссяк.
Он отступил в сторону, ощущая полное успокоение на душе и расслабление в мышцах. Кримхильда лежала неподвижно. Зигфрид снова поднял её за волосы и посмотрел на её лицо. Из носа и губ у неё текла кровь, глаз заплывал, но, кажется, сломано ничего не было. Что ж, красавица уберегла своё лицо: смотреть на жену со сломанным носом было бы неприятно, а глаз - чепуха, пройдёт.
Зигфрид легко швырнул Кримхильду на постель, от чего она издала глухой стон, и пошёл прочь, вновь улыбаясь и что-то беззаботно себе напевая.
3.
За пару недель Гунтер постарел на год. Он боялся оставлять замок, так как помнил взгляды горожан, ещё не знающих всего что случилось, и представлял, как будут смотреть на него теперь, тем более что Ортвин и постельничий Хунольт уже порассказали ему, какие шутки и прибаутки пошли по городу. Тот же Ортвин докладывал, что все свидетели скандала, кого он опрашивал вместе с Хагеном, сходятся на одном - ссора началась с утверждения Кримхильды, что Зигфрид должен править Бургундией и всем миром, Брюнхильда возражала, а там, слово за слово, дошло и до непристойной склоки у церкви. Гунтеру было так досадно это слышать, что он подумал, не снять ли Ортвина с должности - племянник Хагена наверняка уважает Зигфрида не больше своего дядюшки, вот и ведёт такие речи, - но решил, что это будет слишком глупо, а искать замену верным и проверенным людям будет только себе дороже.
Гунтеру мучительно было даже покидать свои покои, так как он почти физически ощущал, что от него чего-то ждут. Да и как было не ощущать, когда практически все при дворе вперяли в него соответствующие взгляды? Гунтер напускал на себя суровый вид, но на самом деле ему хотелось запереться и никого не видеть. Он искренне надеялся, что Зигфрид поймёт, какая тягостная атмосфера повисла в Вормсе после скандала, и уедет в Ксантен, но Зигфрид остался, более того - держался так, будто ничего не случилось, даже отослал назад свои корабли, дав понять яснее ясного, что покидать Вормс не намерен. Он резвился на ристалище, ходил со своими людьми гонять зверей в окрестных лесах и возвращался неизменно бодрый и сияющий. Улыбка не сходила с его лица как приклеенная, и порой он весело удивлялся, а почему не все такие счастливые. Чтобы добавить радости, он разъезжал по улицам города в сопровождении своих людей, рассыпающих золото, и тогда вокруг него гремело немолчное «ура».
Гунтер твёрдо вознамерился перетерпеть всё, лишь бы не пришлось ссориться с Зигфридом, но легче не становилось. Он видел Гернота и Хагена, стоящих на стене и что-то обсуждающих, и это показалось ему подозрительным.
- У вас что, заговор? - вызвал он к себе Гернота.
Гернот, рассевшись в кресле, смотрел на Гунтера почти с пренебрежением.
- Если это и заговор, то не против тебя, Гунтер.
- Разумеется, вы плетёте козни против благородного Зигфрида!
- Благородного? - переспросил Гернот.
- Именно так, - Гунтеру хотелось стукнуть кулаком по столу. - Я закрыл это дело, ясно?
- Да только оно закрываться не желает. Позор никуда не ушёл, а твой трон шатается всё сильнее.
- Я запрещаю вам даже говорить об этом, - сердито произнёс Гунтер. - И тебе, и Хагену и всем остальным. Или я неясно выразил свою волю?
- Да всё ясно, - с досадой бросил Гернот. - Всё нам божья роса.
- Брат, пойми, - Гунтер перешёл на увещевательный тон, - нам надо любой ценой сохранять мир с Зигфридом. Любой ценой, понимаешь?
- Цена уже слишком высока, - говорил Гернот будто сам себе, но больше не спорил.
Кримхильда не показывалась, что никого не удивляло; очевидно, виновница скандала должна была сгорать от стыда в одиночестве. Её не навещала даже мать, а Зигфрид присмотрел себе отдельные покои, так что все знали, что он наказал жену своим пренебрежением. Брюнхильда же ежедневно появлялась на людях и держалась по-королевски. Она была очень любезна, приветствовала всех, но взгляд её был полон затаённой боли, так что даже самым суровым воякам делалось жаль её. Гунтер всё видел, всё знал, но продолжал вести себя как ни в чём ни бывало, и только наедине с собой позволял себе предаваться беспросветной тоске, из которой он не видел выхода.
***
Хаген стучал в дверь покоев королевы. Вышла Ортруна и сказала, что госпожа не может никого принять и даже, по правде сказать, видеть никого не хочет.
- Я знаю, - произнёс Хаген. - Но ты передай ей, что я пришёл не сочувствовать ей, а предложить помощь.
Ортруна исчезла в комнате. Через некоторое время она вернулась и сообщила, что Хаген может зайти.
- Ты останься в коридоре, - велел он ей. - Не бойся, я не до конца закрою дверь.
Он вошёл, оставив щель между створками двери. Брюнхильда сидела на смятой постели, завернувшись в покрывало поверх сорочки, с непокрытой головой.
- Моя королева, - поклонился Хаген.
Она даже не подняла на него взгляд.
- Зачем ты пришёл? - надтреснутым голосом произнесла она. - Всё равно уже ничего не изменить.
Она беззвучно заплакала, резко перегнулась и опустила голову на руки. Хаген подошёл к ней вплотную.
- Госпожа…
Брюнхильда будто разом забыла про него. Она казалась настолько сломленной, что его стояние над ней выглядело нелепым. Хаген опустился на одно колено.
- Госпожа моя, - он отвёл ей руки от лица; они были точно одеревеневшие. Брюнхильду трясло как в лихорадке, слёзы безостановочно лились из глаз, лишённых всякого проблеска сознания. Хаген помнил, какой гордой и спокойной она была днём, и теперь видел, чего ей это стоило.
Присев перед ней, он положил голову ей на колени. Брюнхильда вздрогнула, посмотрела на него, и в её лице наконец промелькнуло что-то осмысленное. Дрожащей рукой она рассеянно потрепала его волосы, и её глаза немного прояснились.
- Хаген.., - тихо и грустно сказала она, обхватив его голову и отстранив от себя. - Зачем ты здесь? Королевы больше нет…
- Вы остаётесь моей королевой несмотря ни на что, - приглушённо, но твёрдо ответил он.
- Верный мой..., - она слегка погладила его по лицу. Он напрягся, но не стал отводить её руку. - Не надо так, поднимись... Сядь рядом со мной.
Он встал и осмотрелся.
- На кровати, - сказала она. - Не бойся, я всего лишь не хочу говорить громко.
Хаген осторожно сел на край постели, подальше от Брюнхильды. Она вздохнула и утёрла слёзы.
- Хорошо, что ты пришёл, - тихо и глухо заговорила она, подперев руками голову и не глядя на Хагена. - От Гунтера ничего не дождёшься, он хочет всё замять, несмотря на то, что и сам опозорен… Несмотря даже на то, что трон из-под него ускользает… Я даже не могу его ненавидеть, - зло скривилась она. - Мы с ним теперь крепко связаны… Общим позором… Так зачем ты пришёл ко мне? Ты говорил, что хочешь мне помочь.
- Да, госпожа, - сказал Хаген, развернувшись к ней. - Но прежде чем решить, что делать, я должен знать, что скрывается за словами Кримхильды.
Брюнхильда метнула в Хагена недобрый взгляд.
- Ты был в Изенштайне во время сватовства, - процедила она.
- Мой король не доверился мне.
- Зато доверился Зигфриду! - она скрипнула зубами. - Человеку, которому ни в коем случае нельзя было доверять! Вот и поплатились…. Хаген, подай мне воды, - упавшим голосом попросила она.
На столе стоял кувшин и чаша. Хаген наполнил чашу, отхлебнул и после этого подал Брюнхильде.
- Думаешь, я захочу отравиться? - произнесла она презрительно и залпом выпила всё до дна. - Нет, если я пожелаю умереть, то найду другой путь.
- Вы должны жить, моя королева, - он снова сел на кровать, немного поближе к ней.
- У меня силы на исходе, - глухо сказала она. - Я стараюсь держаться, будто всё по-прежнему, как ты советовал, но с каждым днём мне всё тяжелее.
- Вы - сильная женщина, моя королева.
- Была, - возразила она. - Должно быть, такова моя расплата… Да…
- За что?
- За то, что Зигфрид, каков он есть - он и моё творение!
Хаген помрачнел.
- Объяснитесь, госпожа.
- Если бы не я, он мог бы по сей день бегать по лесу и зверей распугивать, - выговорила она почти с отвращением. - Явившись ко мне, он не смог назвать свой род, твердил только, что вырастивший его кузнец нашёл его в лесу. Ему в этом виделось нечто особенное… Тогда я рассказала ему про короля Зигмунда и его несчастную жену. Ты же знаешь эту историю? Как королева Зиглинда, будучи на сносях, поскакала навстречу мужу через лес, заблудилась да так и сгинула там… Зигмунд всю жизнь её оплакивал.., - Брюнхильда вздохнула. - Знал бы ты, как Зигфрид был разочарован! А на что он рассчитывал? Что он сын ромейского императора? Или, может, самого Господа Бога?
Брюнхильда замолчала. Хаген продолжил за неё:
- Значит, вам он обязан ксантенским троном.
- Если не троном, то дорогой к нему, - выдавила Брюнхильда. - Ведь это я направила его туда.
- Скверно же он вас отблагодарил, - угрюмо заявил Хаген.
Брюнхильда хмыкнула.
- Когда-то меня считали мудрой, - произнесла она с горечью. - Не знаю, за что…. С ним я обманулась так, как только вообще возможно… Сама удивляюсь, как я могла… Всё было как в тумане….
Хаген сосредоточенно подался вперёд, сжимая рукой серебряную цепь на груди.
- Он вломился в мой замок, как злобный великан, крушащий всё на своём пути, - продолжила Брюнхильда. - Но когда я вышла навстречу, он замер и уронил челюсть. Мне сделалось так забавно… Я привела его к себе как гостя, он похвастался мне, что убил дракона и стал неуязвим, и сказал, что приехал ко мне за конём. Я дала ему укротить самого дикого жеребца, и у него было столько детской радости…
- Вы сражались с ним?
- Нет, ведь он был только гостем, - тут Брюнхильда вдруг ехидно улыбнулась. - Но на второй день он решил, что ему нужен не только конь, но и я, и дело дошло до драки, - она тихо засмеялась. - Никто нашей борьбы не видел, дело было в спальне… Мне пришлось поучить его и объяснить, что у порядочных людей так не делается.
Хаген подавил смешок.
- Казалось, он всё понял, и пообещал посвататься ко мне, как только добудет трон…, - она вдруг побледнела и обернулась к Хагену: - Послушай, может… он за это мне отомстил?
- Как знать, - сказал Хаген. - Он не из тех, кто умеет проигрывать.
Брюнхильда заломила руки.
- Но я не обязана была отдаваться сходу первому встречному! У меня были честь и гордость…, - слёзы вновь выступили на её глазах. - Как он мог… такая низость…, - её голос сорвался.
- Вы были обручены, - произнёс Хаген.
Она взяла себя в руки.
- Да, мы обменялись клятвами, и он надел мне кольцо на палец. То самое, что теперь у Кримхильды… Зачем, хочешь спросить? Моя власть и свобода была мне очень дорога, но с такой роднёй, как у меня, приходилось трудно. Союз с Зигфридом казался мне идеальным, и я при этом немного потеряла бы, как мне тогда казалось. Ведь что греха таить, - она безнадёжно махнула рукой, - он был невоспитан, конечно, но так обаятелен… Так светло улыбался, точно солнце… Вокруг же всё как туманом заволокло…
Брюнхильда залилась краской и закрыла лицо руками.
Хаген сумрачно молчал. Она выдохнула и выпрямилась.
- Я действительно ждала, что он займёт ксантенский трон и посватается ко мне. Трон он занял, но ко мне не вернулся… Я стала опасаться, что он не сдержит свою клятву, хоть и не хотелось в это верить. Так и оказалось, - она недобро оскалилась. - Но пусть бы он только изменил, мне было бы горько, но я бы пережила. Но зачем он навязал мне другого!
Хаген отвернулся и подпёр рукой подбородок.
- Кто сражался с вами? - хрипло спросил он.
- А ты не догадался? - ответила она не без яда. - Я тогда совсем не знала Гунтера и могла поверить, что он в самом деле так силён. Но когда он склонился надо мной и я увидела его глаза…. Глаза Зигфрида ни с какими другими не спутаешь.
- Вы могли бы раскрыть обман.
- Зачем? - вскричала она. - Я была сломлена, не только тело, но и душа моя была разбита! И если бы я открыла его как своего победителя, думаешь, я хотела бы теперь принадлежать ему?
Она выдержала небольшую паузу.
- Я вообще не знала, что мне теперь делать, но у меня ещё оставалась надежда сохранить свою власть и свободу, если бы… если бы…
Хаген взял её за руку.
- Моя королева, - твердо сказал он. - Знаю, что стыд не позволяет вам говорить о самом важном, но всё же настаиваю, чтобы вы мне рассказали. Обвинения Кримхильды верны?
Брюнхильда издала какой-то клокочущий звук.
- Я хотела об этом забыть, - рвущимся голосом произнесла она. - И я почти забыла… насколько можно… Что он со мной делал… Что…
- Зигфрид?
- Я должна была догадаться.., - лицо Брюнхильды перекосилось смертным ужасом, её снова стало трясти. - У Гунтера не было такой силы… да он и не мог бы со мной… такое…. что делал этот … Но я тогда не думала об этом, если бы я стала думать, я с ума бы сошла… Что это было, Господи…, - она схватила со стола сосуд с водой и стала лихорадочно пить прямо из горлышка, половину пролив на себя.
- Гунтер пришёл потом, - сказала она уже спокойней, поставив кувшин на место. - Он был уже не столь груб…
Хаген, глядя перед собой, тяжело дышал, глаз горел яростью.
- Но как Зигфрид мог оказаться столь силён? - её будто осенило. - Я ведь боролась с ним раньше, я знала, на что он способен. Да, все приёмы были его… Но что за дьявол удесятерил его силы?
Они помолчали.
- В Бургундию я приехала всё равно что мёртвая, - продолжила Брюнхильда вялым, бесцветным голосом. - Я заставила себя жить заново, создав из правительницы Изенштайна королеву Бургундии. Теперь и этому конец.
- Нет, нет, госпожа, - развернулся он к ней.
Она посмотрела ему в лицо и, вглядевшись в его единственный глаз, увидела там столько мрачной решимости, что дрогнула и бессильно привалилась к его плечу.
- Скажите мне ещё, моя королева, - Хаген осторожно приобнял её. - Зачем вы пожелали видеть Зигфрида в Вормсе?
- Зачем? - повторила она, отстранившись от него, но оставив руку на его плече. - Меня никогда не оставляло ощущение, что я была обманута и что меня продолжают обманывать. Но что-то не давало мне думать об этом..., - она отвернулась от Хагена. - Но прошло достаточно лет. Ко мне вернулись тягостные воспоминания. Я понимала, что сделал мне Зигфрид, но оказалось, что я знала не всё. Теперь мне всё известно, - она горько улыбнулась. - И про обманы, и про подвиги Зигфрида, и про то, как он своей жене трофеи принёс. И не я одна, а все теперь знают, - её губы дёрнулись. - И мой муж, жалкий соучастник, на весь свет опозоренный, боится пальцем пошевелить, лишь бы не прогневать великого непобедимого Зигфрида. Вот и всё.
Она снова обернулась к Хагену и погладила его по плечу.
- Спасибо, что пришёл и выслушал, - сказала она тоскливо. - Я теперь нередко ловлю на себе жалостливые взгляды, а я ненавижу жалость… Ты тоже будешь меня жалеть?
- Нет, госпожа.
Хаген поднялся.
- Брюнхильда, моя королева, - решительно сказал он. - Я обещал, что не оставлю вашего бесчестья без ответа. Я отомщу за вашу осквернённую чистоту, за все муки и надругательства, за всё унижение, что вы вынесли, или мне никогда отныне не видеть радости.
Брюнхильда недоверчиво усмехнулась.
- Да? И что же ты сделаешь?
- Я убью его.
Глаза Брюнхильды на мгновение вспыхнули мстительной яростью, она подалась вперёд, но тут же поникла и покачала головой.
- Ты разве колдун, чтобы найти средство против его драконьей защиты?
- Я не колдун, я воин, и я убью его оружием воина.
- Или ты не знаешь, что он неуязвим? Он обезопасил себя от смерти в бою… Странно, что раньше я не видела в этом подлости.
- Знаю, - спокойно произнёс Хаген. - Но знаю также и то, что ни один человек не бессмертен. Если от честной гибели воина он себя защитил, то умрёт как бешеная собака. Я разузнаю, где он не смог обмануть смерть.
- Попробуй, - скептически произнесла Брюнхильда. - Только не пытайся извести его ядом. Он пил драконью кровь, вряд ли что возьмёт его желудок.
- Яд - не моё оружие, госпожа.
Брюнхильда встала и, запахнув покрывало, подошла к Хагену вплотную.
- Мне трудно верить в обещания, - тихо сказала она. - Но если ты хотя бы попытаешься, я буду благодарна тебе. Что ты хочешь в награду?
- Ничего. Я это сделаю не за награду, моя королева.
- Ты гордый, - она поцеловала его. - Но это опасно, Хаген.
- Положитесь на меня, моя королева, - он отступил и склонился перед ней.
Она улыбнулась - наконец без горечи и злобы.
Выйдя, Хаген обнаружил пустой коридор. Ортруна сидела в отдалении.
- Почему ты так далеко ушла? - резко бросил он ей.
- Не хотела вас подслушивать, - ответила Ортруна. - Ничего страшного, господин, никто даже мимо не проходил.
- Иди к своей госпоже. Хорошо заботься о ней. Береги как зеницу ока. Поняла?
- Конечно, господин, - Ортруна легко поклонилась ему и ушла в покои королевы.
Хаген быстро пошёл прочь, и вид его был устрашающ от сдерживаемой холодной ярости.
***
- Рассказывайте, заговорщики, - властно и недовольно заявил Гунтер. - Кто ещё ведёт с вами недозволенные речи за моей спиной?
Гернот и Хаген сами настояли на встрече с ним, и король постарался набраться твёрдости на такой случай. Нежелательно было только смотреть на Хагена, который сверлил Гунтера таким взглядом, от которого хотелось провалиться сквозь землю.
- Как видишь, мы не намерены ничего от тебя скрывать, - сказал Гернот, садясь в кресло. - Тем более что это имеет к тебе самое прямое отношение. Гизельхера в это дело не впутываем, он ещё молод и неискушён. Но что касается нас…
- Вы оба, Ортвин, наверняка Данкварт, Хунольт, кто ещё? - гневно отчеканивал Гунтер. - Вы совсем стыд потеряли? Сколько должен я повторять, чтобы об этом деле больше не было разговоров?
- На нас наложено такое бесчестье, что хуже не придумаешь - это раз. Вам угрожает потеря трона, а Бургундии беспорядки и переход под чужеземную власть, - это два, - мрачно заявил Хаген. - Даже одной из этих причин было бы достаточно, чтобы действовать, а не делать вид, будто всё хорошо.
- На самом деле одно связано с другим, - сказал Гернот, - и для чего действительно нет повода, так это для беспечности.
- Умерьте вы свою злость. А ты, Хаген, уйми своих родичей и друзей и сам успокойся. Не будем разжигать ненависть.
- Вы всерьёз решили сразить его подставлением другой щеки? - гневно произнёс Хаген.
- Повторяю вам в десятый раз, - твёрдо сказал Гунтер, - прекратите злобствовать против Зигфрида. Я уже оправдал его, это слышали все. Даже если вам это не нравится, нам во чтобы то ни стало надо сохранить с ним мир. Он великий герой. Он убил дракона. Вы бы хоть подумали, что станется со всеми нами, если он узнает, что у него появились ненавистники?
- Ты бы лучше обеспокоился тем, что у тебя при дворе партия Зигфрида образовалась, - бросил Гернот.
Гунтеру стало жутко.
- Кто посмел?
- Мы не станем называть их имён, - произнёс Хаген. - Они ещё не предавали вас, но то, что сделал Зигфрид, и ещё более то, как мы проглотили такой позор, разочаровало их. Как уважать тех, кто сам себя не уважает?
- Но становиться на его сторону?...
- Среди ваших подданных всегда найдутся те, кто уважает только силу.
- О простонародье и говорить нечего, - добавил Гернот.
Гунтер разом растерял весь кураж.
- Но за что? Неужели я был настолько плохим правителем?
- Вовсе нет. Но он показал себя сильнейшим, а вас выставил на посмешище, а это достаточная ловушка для слабых душ.
Гунтер совсем упал духом.
- Чем он может быть предпочтительней меня? - потерянно сказал он. - Я властвую по праву. Я всегда старался быть справедливым, даже если я где-то ошибался, но… Моя власть не была тяжёлой, это все знают… Мы сбросили гуннское иго, отстояли свою свободу в окружении множества врагов. Наши порядки не самые суровые, это тоже всем известно… Мы обновили законы, впустили в страну торговцев на выгодных условиях к процветанию нашему… Да сколько ещё всего! А чем хорош для Бургундии правитель Ксантена?
- Как чем - он наделён драконьей кожей, разбрасывает золото и лучезарно улыбается, - отрезал Хаген.
- Но это же такая чепуха…, - пробормотал Гунтер, со стыдом вспоминая, что его самого тот же набор в своё время заставил впасть в ожидание светлого будущего.
- А то, что он сделал с королевой - тоже чепуха? - Хаген вдруг взорвался. - Да такое было возможно, только если бы Вормс захватили враги, и то лишь в самом худшем случае. Мой король, как вы это допустили?!
- Ты не знаешь всего, - Гунтеру хотелось куда-нибудь исчезнуть от испепеляющего чёрного глаза Хагена. - Она не покорялась мне, она меня, стыдно сказать, даже связала, чтобы я её не трогал! И у меня не было причин не подходить к жене три месяца.
Последними словами Гунтер надеялся приструнить Хагена, но тот не впечатлился:
- Разве это повод отдавать жену чужому мужчине?
- Но Зигфрид не кто попало, он же…. светлый герой…, - брякнул Гунтер.
Хаген отвернулся и что-то злобно гаркнул на неизвестном языке.
- Не смей говорить при мне на своём дьявольском наречии, - попытался вновь взять королевский тон Гунтер.
Хаген перевёл дух и жёстко заговорил:
- Мы что - дикое племя? Мы что - из тёмного леса только что выбежали? Государь, она же ваша жена!
- Да, я был неправ, - признался Гунтер, хотя негодование Хагена казалось ему чрезмерным. - Но он обещал мне, что не тронет честь Брюнхильды. По правде сказать, я не знаю, что там произошло…
Мысль показалась Гунтеру спасительной, и он поспешил ухватиться за неё.
- Брюнхильда его ненавидит и может возводить на него напраслину. Я бы не стал слишком доверять её словам.
- А словам Кримхильды? - отрезал Хаген.
Гунтер снова поник.
- Он обещал мне, что никто не узнает.., - упавшим голосом произнёс он.
- Значит, ей птичка напела, - саркастически проговорил Гернот.
Хаген без разрешения уселся напротив Гунтера.
- Мой король, вы понимаете, что случилось? Мы позволили свершиться бесчестью, затем семь лет покрывали собственный позор и его злодеяние, а когда всё выплыло наружу самым неприглядным образом, утёрлись и продолжаем его ублажать как ни в чём ни бывало. Сколько можно?! Хватит, доумиротворялись.
- Да что нам ещё делать, Хаген? - вскричал Гунтер. - Нам нельзя с ним ссориться.
- Даже если с его стороны это неслабая заявка на трон? - сказал Гернот. - По улицам уже идут разговоры, кто настоящий король…
- О Господи, - вырвалось у Гунтера.
- Помнишь, как он в первый раз приезжал? Мы тогда смогли утихомирить его, а теперь получаем за своё миролюбие. Не смог сходу покорить нас силой, так заполз к нам как змей, - злобно добавил Гернот. - А что, так даже надёжнее и безопаснее, чем война.
- Вы же не думаете, - спросил Гунтер, подавляя ужас, - что он заранее всё рассчитал? Нет, нет, это невозможно… Чтобы такое коварство…
- Я не считаю его способным на столь хитрый план, - произнёс Хаген, - тем более на подготовку ещё семь лет назад. Но, во-первых, отсутствие у него в то время далеко идущих замыслов ничуть не облегчает того, что он совершил, а во-вторых, даже он не настолько глуп, чтобы не видеть, какой расклад сложился. Вас не удивляет, мой король, что Зигфрид не уехал после скандала?
- Не просто удивляет, а поражает. Неужели ему неясно, что его присутствие стало нежелательным?
- Полагаю, что ему всё ясно. Потому он и остаётся.
- Хочешь сказать, он намеренно бестактен?
- Более того, - Хаген заложил ногу за ногу и смотрел на Гунтера уже не столь свирепым, но нестерпимо гордым взглядом, в котором королю мерещилась неприятная снисходительность. - То, как столь серьёзный скандал был поспешно скомкан, а его нелепая клятва принята, не обмануло бы даже малое дитя. Все только получили подтверждение, что дело нечисто.
- То есть, я добился противоположного тому, чего хотел? - спросил Гунтер, понимая с тоской, что так оно и есть.
- Именно, - сказал Хаген, - и лишний раз опозорили себя.
- Я же всего лишь надеялся сохранить мир! - в отчаянии возгласил Гунтер.
- Мир такой ценой? - холодно произнёс Хаген. - Что ж, Зигфрид оценил это должным образом.
- Мне показалось, он был встревожен, когда узнал о словах Кримхильды, - подал голос Гернот.
- Я тоже заметил, - сказал Хаген. - Очевидно, Кримхильда очень некстати выдала его с головой, потому он так заволновался и быстро перевёл всё на неё, тем более что вправду мог быть на неё очень зол. У него были все причины для беспокойства! Но тут мы своим поведением даём ему понять, что способны стерпеть от него всё, лишь бы не ссориться - и он расслабляется и начинает получать удовольствие. Не сомневаюсь, как его, весельчака, забавляет наша вымученная любезность.
Подавленный Гунтер молчал. Хаген продолжил:
- Здесь есть два момента - один очень плохой для нас, другой обнадёживающий. О плохом мы уже говорили: он видит нашу уступчивость и смелеет. Бургундия теперь сама плывёт ему в руки, с его стороны достаточно только улыбаться ещё лучезарнее и больше швыряться золотом. Всё происходит будто само собой, и для него самого, несомненно, так и выглядит.
- Что же может быть обнадёживающего? - уныло спросил Гунтер.
- То, что он всё-таки дурак, - глаз Хагена блеснул презрением. - Потому он позволяет ситуации затягивать его и не чует опасности, которую она для него таит.
- Так ему же нечего бояться…
- Ещё бы, поскольку он теперь полностью уверен в нашей бесхребетности.
- И в своей роговой коже, - добавил Гернот.
- Но самонадеянность ему не поможет. Он должен умереть.
- Что?... Как?…,- Гунтер встрепенулся. - Нет, так не пойдёт, я запрещаю даже думать об этом! Я публично снял с него все подозрения. Можешь сказать, что это было неверно, но я признал его невиновным перед нами… Ты же не решишься на самосуд?
- У нас выхода нет, мой король.
- Нет, это слишком, так нельзя….
- А безнаказанно бесчестить нашу королеву можно? - холодно сказал Хаген.
- Я всё понимаю, но надо оставаться в рамках приличия. Может, объявим Ксантену войну?
- Зачем? Чтобы положить впустую кучу народу, а он остался невредим? Нет, я уничтожу только его самого.
- Послушай, он же наказал Кримхильду за её злые речи. Не является ли это с его стороны… если так можно выразиться… жестом доброй воли по отношению к нам?
- Она виновата лишь в том, что проболталась, - сказал резко Хаген. - Для него это самая тяжкая вина. Но для нас - нет. Он не станет чистым как голубь, свалив всё на её длинный язык.
Гунтер вдруг сделался печально-задумчивым.
- Кримхильда… Знаете, во всей этой истории она поразила меня больше всего. Она моя сестра. Между нами не было никакой неприязни. За что же она так?... Зачем она меня публично опозорила? Почему говорила, что моё королевство должно достаться Зигфриду? Сделал ли я ей что дурного? Я отдал её замуж за кого она хотела…
- В том и беда, - сказал Хаген. - Она теперь жена Зигфрида и повторяет всё за ним. Слова, что Бургундия должна принадлежать ему по праву силы, мы ведь уже раньше слышали? Только не от неё.
- Господи Боже, - пробормотал Гунтер. - Вот и нашёл я ей удачную партию…
- Я что-то давно её не видел, мой король.
- Она не появляется от стыда за содеянное. Тебе-то она зачем?
- Думаю, что должен её навестить.
- Странное желание для тебя.
Гернот, видимо, о чём-то догадался и сказал:
- Ты хорошо это придумал.
Гунтер ощутил себя сбитым с толку и вдобавок давно хотел послать всех вон.
- Делайте что хотите, но чтобы никаких даже разговоров об убийстве! Я не допущу. Ясно вам?
Хаген и Гернот вышли, и у Гунтера не было ни малейшей уверенности, что они его послушаются. «Распустились вконец», - с досадой подумал он, боясь признаться самому себе, что они правы.
…На пиру гремели сплошные славословия в честь благородного гостя. Ксантенские шпильманы оказались неистощимы в хвалах тому, как Зигфрид силён, храбр и непобедим, как он смеясь сокрушает зло и покоряет мир, неся с собой свет и любовь. Неожиданно вызвался спеть и Фолькер, зачем-то грянувший песню, известную Гунтеру со времени пребывания в Изенштайне - «кто на свете всех сильней?» Гунтер был неприятно удивлён, тем более что песня вызывала не лучшие воспоминания; зато Зигфрид воспринял её как нечто само собой разумеющееся и слушал, откинувшись на спинку кресла и довольно улыбаясь. На втором куплете:
Всё ему мы отдадим,
Всё ему уступим -
Нам не жалко ничего,
Страшно ценим мы его
И ужасно любим , -
Гунтер обвёл взглядом пирующих и вдруг по их лицам увидел наглядное подтверждение слов Гернота о появлении «партии Зигфрида.» Это его потрясло. Он приволочился в спальню совершенно разбитый и, в предчувствии особо тягостной бессонницы, велел читать ему Библию, нелегальный перевод которой где-то раздобыл для него Хаген. По словам Хагена, там было много про войны и государственные дела, но Гунтеру пока что попадались либо списки непонятных имён, либо нравоучения; столь непостижимое для человеческого ума слово Божие действовало умиротворяюще. Но на сей раз книга открылась там, где рассказывалось о мятеже, поднятом против царя Давида его сыном Авессаломом, и Гунтер был так увлечён, что думать забыл про сон. Но когда повествование дошло до того, как Авессалом, захватив царский дворец, прилюдно овладел наложницами отца, чтобы показать, что теперь он царь, Гунтера прошиб пот. Он не решился прервать историю и дослушал до того момента, когда военачальник Иоав убил мятежного принца, беспомощно повисшего на дереве, вопреки приказу Давида. Здесь Гунтер велел прекратить чтение и оставить его, завернулся в покрывало и полночи обдумывал всё, что слышал за день, не зная, на что должен решиться.
4.
Гунтер и Гернот сидели за ранним завтраком. Примчался Зигфрид, бодрый и свежий, озаряя помещение улыбкой и ясным взором.
- Что это вы в такую рань? Уж не напал ли кто на вас? Так я тотчас же…
- Как приятно иметь союзника, столь рвущегося помогать и спасать даже когда не надо, - сказал Гернот не самым радостным тоном.
Зигфрид рассмеялся.
- Жаль, в самом деле. Я бы с удовольствием постоял за вас! Людегер саксонский вас случайно не тревожит?
- Нет.
- Он теперь мой данник, - Зигфрид уселся рядом и не глядя взял у Гернота кусок хлеба, - и должен впредь меня бояться. Пусть попробовал бы вас обидеть - я стёр бы его Саксонию с лица земли!
- Не сомневаюсь, - бросил Гернот.
- Так почему вы поднялись ни свет ни заря, если всё спокойно? Что вы от меня скрываете?
- Мы думаем отправиться на охоту, - сказал Гунтер.
- Хаха! Прекрасная идея! - Зигфрид стал ещё веселее. - Но постойте, а мне почему не сказали? Это не по-товарищески!
- Мы сомневались, стОит ли прерывать твой сон.
- Что? - Зигфрид залился смехом. - Да на охоту я помчусь хоть в полночь, если меня разбудят! Я отправляюсь с вами. Погоняем дичь, хаха! Нечего нам в замке киснуть!
- Сочту за честь, если ты будешь с нами, - произнёс Гунтер.
- А кого мы ещё с собой возьмём? - спросил Зигфрид, набивая рот колбасой. - Хаген не поедет?
- Хаген не большой любитель охоты, - сказал Гернот. - Да и зачем он тебе?
- А он мне сегодня ночью приснился, - вновь рассмеялся Зигфрид с полным ртом. - Будто спускается он с какой-то горы, кругом громы и молнии, а он такой злой-презлой, - ксантенец захохотал ещё громче.
- Да тебе кошмар привиделся, дорогой Зигфрид.
- Какой ещё кошмар? Я страха не знаю! - уязвлённо заявил Зигфрид. - Да и было б кого бояться. Я дракона убивал! Один! Вот как был, без оружия даже, в шкуре и с дубиной! И чтоб после этого кто-то учил меня страху?!
- Мы не сомневаемся в твоей храбрости.
Зигфрид разом подобрел.
- После дракона всё уже мелочь. Альбы эти ничтожные.., - он пренебрежительно хохотнул. - А как пойду, бывало, охотой на кабана…
Гернот подкатил глаза, но делать было нечего: пришлось слушать рассказ об охотничьих подвигах Зигфрида, пока Гунтер не напомнил, что им пора. Зигфрид тут же прервался, с радостным возгласом подскочил и понёсся вон.
Город большей частью ещё спал, что Гунтер воспринял с облегчением; лишь редкие прохожие встретились им на пути. Король старался не обращать внимания на то, как они смотрят на него и на Зигфрида, тем более что разглядеть было ещё трудно; но какой-то мужик, будто не заметивший Гунтера и Гернота, зато бодро выпаливший «счастливой охоты, король Зигфрид!», разом поверг Гунтера в мрачное расположение духа.
Выехав за город, Гунтер попытался уйти с Зигфридом вперёд от прочей охотничьей компании. Зигфрид это заметил и весело спросил:
- Не хочешь ли поскакать со мной наперегонки, Гунтер? А давай, посмотрим, кто кого!
- Нет, Зигфрид, сегодня нам достаточно придётся побегать за добычей. Я хотел спросить тебя….
Гунтер собирался с духом. Зигфрид не останавливался, сияя лицом в его сторону.
- Признайся мне, Зигфрид, - негромко сказал Гунтер, - зачем ты это сделал?
- А что я сделал?
- Ну… это, - Гунтер едва не потерял с трудом обретённую смелость. - Зачем ты… забрал пояс Брюнхильды?
- А, не думай, - отмахнулся Зигфрид.
- Я не могу не думать, Зигфрид. Ведь это… позор…
- Ты чем-то недоволен, что ли? - удивлённо фыркнул Зигфрид.
- Нет, но пойми…
- Тебе что, дамской безделушки жалко? - Зигфрид зарделся от гнева. - Слушай, хватит об этом говорить. Я тебе жену из неё сделал, а ты... Какие ещё могут быть претензии?
- Никаких, - бессмысленно пробормотал Гунтер.
- Вот и славно, - Зигфрид снова улыбнулся. - Не порть сам себе настроение. Или это жена нагоняет на тебя тоску глупыми вопросами? Ты ей запрети. Я на твоём месте заставил бы её сидеть тихо.
- Конечно, - выронил Гунтер, понимая, что ни о чём более значительном лучше даже не заговаривать.
Зигфрид довольно рассмеялся.
- Хватит тебе в уныние-то впадать, да ещё по мелочам. Эгегей, шурин! У нас впереди охота, хохо!
Он подстегнул коня и ворвался в возникшую по пути рощицу, гикая, ухая и сшибая ветки. Гунтер смотрел ему вслед, и его ночная мысль - не предупредить ли Зигфрида о появлении у него врагов - исчезла, будто её никогда и не было.
***
Кримхильда согласилась принять Хагена. Когда он вошёл, то застал её сидящей за столиком, в простом, явно несвежем платье, отвернувшейся к окну. Заплетённые в толстую косу волосы выглядели грязно-серыми. Хаген заметил, что одна рука Кримхильды была туго перевязана. Девушка-служанка убирала со стола какие-то плошки, и запах стоял как в лазарете.
- Здравствуй, Хаген, - уныло сказала Кримхильда, не оборачиваясь. - Садись. Не ожидала я, что ты придёшь. Ты меня даже не замечал никогда, а уж теперь, когда все меня оставили…
Хаген присел на табурет, скрестив руки на груди и сжав подбородок.
- Ты, наверное, больше всех сердишься на меня и моего Зигфрида из-за того, что случилось? - робко спросила Кримхильда. - Все знают, как ты предан Гунтеру… Наверное, и этой.. тоже… Но раз ты пришёл ко мне… значит, ты не будешь держать зла, да? - её голос звучал редкостно жалобно. - Прошу, не вымещай на Зигфриде того, что я сдуру наговорила… Мой муж уже заставил меня обо всём пожалеть, - тут она развернулась, и Хаген увидел огромный, ещё немного припухший синяк вокруг её глаза.
- Ого, - вырвалось у него.
- Видишь, как я уже наказана, - печально посетовала она и вдруг, ударив по столику неперевязанной рукой, заверещала высоким голосом:
- А эта ведьма Брюнхильда наверняка даже пощёчины от своего Гунтера не получила! Ха! И она ещё смеет ставить его выше Зигфрида! Как будто я не знаю, кто сильнейший и кто более достоин трона!
- Вы признаётесь, что утверждали это? - ледяным тоном произнёс Хаген.
- А что я, неправду сказала? - выпалила Кримхильда тоном обиженной маленькой девочки, но вдруг поникла, сжалась и проронила вполголоса: - Но я не имела в виду ничего дурного. Я просто знала, что мой Зигфрид…, - она испуганно посмотрела на Хагена и, запинаясь, проговорила: - Мы просто…. просто… мы с Зигфридом часто говорили, как в Бургундии хорошо… И что они с Гунтером как братья, а значит… Было бы по-братски... Но зла никто не желал, поверь мне! Мы только… просто…
- Разве в Ксантене плохо? - оборвал её Хаген.
Его вопрос, казалось, приободрил Кримхильду.
- Нет, там очень хорошо. Ты даже представить не можешь, как нас там почитают! - она с гордостью подняла голову. - В Вормсе и близко нет ничего подобного. А меня ценят так высоко, что сама Дева Мария, спустись она на землю, вряд ли бы удостоилась бОльших почестей! Это потому что я жена самого Зигфрида. Величайшего из героев, подобного солнцу, разгоняющему тьму… Но зимой в Ксантене так холодно… Здесь так не бывает.
Она тоскливо уставилась в стол.
- В замке есть отопление, оставшееся ещё от римлян. Но оно не работает! Я пыталась поговорить с Зигфридом, что надо как-то его наладить, но он только смеётся. Он ведь настолько возвышен, что его даже насморк не берёт. А что ему, с его героической высоты, наши жалкие неудобства? - она слабо и неровно улыбнулась. - Как мы ничтожны рядом с ним. Он весь в высоких помыслах! Подвиги, доблесть, победа….
- Разве нет у него советников, придворных, которые занялись бы насущными делами, пока он, хм… весь в подвигах?
- Его люди так же высоки духом, как он сам. Других он рядом с собой не терпит, - Кримхильда вздохнула. - Знаешь, я старую мельницу в Ксантене распорядилась отстроить, а Зигфрида об этом не спросила… Он был так разгневан, - она нервно сглотнула, - но потом простил... Сказал только, что лучше знает, что надо делать, а я не должна себя обременять, как будто никто обо мне не заботится… Вот как сильно он меня любит…
Голос её становился всё более безжизненным, голова почти склонилась на стол.
- Вы достаточно хорошо себя чувствуете, королева? - задумчиво спросил Хаген.
- Достаточно, - встрепенулась она. - Глаз уже открывается, руку скоро можно будет развязать, хотя она всё ещё болит. Я могу ходить, даже есть, а первые дни подняться не могла…, - она покосилась на Хагена, и ей показалось, что в его взгляде промелькнуло сочувствие. Она выпрямилась в кресле и заговорила уверенней: - Мой Зигфрид в ярости силён, как разъярённый лев, и так же страшен. Но стоит буре пронестись - и он снова улыбается, как весеннее солнце… С того самого дня он ни разу ко мне не пришёл. Вдруг он больше не вернётся?
- Вернётся, - равнодушно бросил Хаген.
Кримхильда прикусила губу и будто задумалась, а затем медленно сказала:
- Я так стараюсь соответствовать его совершенству… Но мне это так трудно! Он возвысил меня, сделав своей женой, а я оказалась его недостойна… Прогневала его… Хорошо, что он в таких случаях всегда свой волшебный плащ снимает…
- Какой плащ? - насторожился Хаген.
- Белый плащ с золотым шитьём, который он всегда носит. Вы думаете, что это просто плащ, а он волшебный, на нём магические знаки вышиты и чьи-то волоски вплетены. Не знаю, из драконьих ли он сокровищ или ещё откуда, но он даёт человеку силу двенадцати богатырей! - заметив недоверчивый взгляд Хагена, она торопливо добавила: - Я сама проверила. Но мне… так страшно стало… А Зигфрид, когда узнал, так рассердился…, - Кримхильда съёжилась. - Он говорил мне, что этот плащ может и невидимым сделать, надо только произнести «мрак и туман». Но я уже не испытывала. Я и тронуть его боюсь….
Хаген прикрыл глаз, горящий гневом.
- Неуязвимость - от драконьей крови… Сила - от волшебного плаща… И ничего настоящего, - произнесла Кримхильда непривычно низким, тяжёлым голосом, но тут же спохватилась: - Ах, что я говорю, что я говорю!
Она неповреждённой рукой стала бить себя по щекам.
- Королева! - поразился Хаген.
- Даже случайно подумать о нём плохо - грех, - с надрывом сказала Кримхильда, глаза наполнились слезами. - Он светлейший в мире герой… Самый могучий, самый наилучший… Он весь - дитя добра и света… Все мы любим Зигфрида… Все мы любим Зигфрида… Чистейший, светлейший, наивысочайший… Он установит царство любви….
Хаген подумал, что дело совсем плохо.
- Полагаю, мне лучше оставить вас, королева.
- Нет, нет! - вскрикнула она, поднялась, опершись на перевязанную руку, и скривилась от боли, заставившей её сесть назад. - Нет, не уходи. Я здесь всеми покинута. Мне так плохо одной… Никому меня не жалко, а я уже столько раз пожалела о том, что сказала! - она смотрела на Хагена беспомощным взглядом брошенной собачонки.
- Зигфрид принёс нам клятву, что ничего вам не говорил, - попытался Хаген снова ввести разговор в содержательные рамки.
Кримхильда усмехнулась.
- Почти не солгал, - бросила она.
- Почти?
Кримхильда опёрлась локтями о столик.
- Он подарил мне тот пояс с кольцом без всяких объяснений, и только лукаво улыбался, когда я спрашивала, где он такое раздобыл… Но не мог же он стерпеть, что его подвиг остался неизвестным! - она невесело улыбнулась. - Он и рассказывал своим людям, и брал с них клятву, что они будут молчать, а они рассказывали дальше. Потом один человек, который был прежде в Изенштайне, по секрету сообщил мне, что это пояс Брюнхильды… Я покой потеряла, стала расспрашивать его людей… И всё узнала, - она всхлипнула. - Я обратилась к Зигфриду, он очень рассердился на меня… Но потом, видя мои слёзы, стал успокаивать и говорить, что я должна не расстраиваться, а радоваться - ведь раз он забрал у неё эти вещи, значит, он её совсем не ценит, а подарив их мне, показал, насколько я лучше, чем она. И я смогла увериться в этом..., - она снова всхлипнула. - Я столько лет носила этот пояс как знак своего превосходства над ней! А теперь всё рухнуло…
Она закрыла лицо руками.
- Все теперь жалеют эту ведьму Брюнхильду - она, видите ли, опозорена… А я не опозорена? Весь свет теперь знает, что муж изменил мне, не успев жениться… да ещё трофеи принёс! - Кримхильда уже рыдала в голос. - «Это тебе на твой милый пальчик, моя птичка… А это на твою прекрасную талию, моя рыбка… Как тебе это к лицу, голубка моя ненаглядная…» И я ещё похвасталась! - она заливалась слезами. - Но я не хотела такого скандала! Не хотела! Я просто… сорвалась… Не смогла спокойно в глаза её бесстыжие смотреть…
Хаген, свысока поглядывая на неё, ожидал, когда она успокоится. Кримхильда, быстро иссякнув и утерев лицо, будто удивилась, увидев его.
- Ты ещё здесь? Прости, что я в таком состоянии… Но я так несчастна, - жалобно сказала она, бросив на него выжидающий взгляд.
- Полагаю, вам надо помириться с королевой, - сказал Хаген первое, что показалось ему возможным сказать вслух.
- Постараюсь, хоть это будет трудно… Но Зигфрид… вернётся ли он ко мне?
Хаген промолчал.
- Раз ко мне пришёл ты…
Она развернулась к нему, опустив руки на колени.
- Я тебя меньше всего ожидала. Ты всегда был так высокомерен… А ведь мне было жаль тебя, когда ты лишился глаза, - она произнесла эти слова почти с упрёком.
- Вы способны удивлять, королева.
- Ты меня тоже удивил. Никогда не замечал, а в такое время взял и пришёл.., - она вдруг скромно потупилась с полуулыбкой. - Я не зря подозревала, что на самом деле ты хороший и только кажешься таким холодным и надменным… Скажи, ты мог бы…
Её голос снова стал жалобным.
- Конечно, я жена Зигфрида и не твоя королева, но я ещё и сестра Гунтера, которому ты предан. Может мне достаться хоть частичка твоей преданности?
- Чего вы от меня хотите? - довольно грубо спросил Хаген.
- Совсем немного… чтобы ты спас моего Зигфрида.
У Хагена удивлённо вытянулось лицо. Кримхильда продолжила:
- Я так за него боюсь, когда он уходит на войну… Хотя что это за войны - так, задирать проезжих да налетать на тех, кто всё равно сдаётся от страха… Но мне страшно, Хаген, страшно! Он же такой ду… так простодушен и горяч, что совсем себя не бережёт!
- Не думал, что неуязвимый может нуждаться в защите.
- Знал бы ты про его неуязвимость, - бросила она переменившимся голосом.
Хаген насторожился. Кримхильда, однако, свернула несколько в сторону:
- Он великий герой, и у него вся правда так с вымыслом перемешана, что одно от другого не отличишь. Он всем рассказывает, что понимает язык птиц, а на самом деле - нет.… ничего он не понимает, - она покачала головой. - А эта история про альбов?
- В неё и не верит никто, - отозвался Хаген с улыбкой.
- Понятное дело, что никаких альбов не было…. То были два торговца.
Хаген вмиг сошёл с лица. Кримхильда, не глядя на него, продолжила:
- Мне Зигфрид рассказал, как дело было - встретил на дороге двух купцов, что из-за своей прибыли ругались, отнял у них золото и поделил. Но им что-то не понравилось, и тогда он убил их, а золото взял себе. Я спросила - почему он тогда говорил про альбов? Он ответил - а они были вылитые гномы, мелкие, суетливые и много руками махали.
Хаген, тяжело дыша, уткнулся лбом в ладони.
- А про семьсот альбов? - произнёс он неестественно холодным голосом.
- Приукрашивание, наверное. В Ксантене и не наберётся семьсот купцов. Зигфрид торговлю презирает, говорит, это недостойное и подлое занятие, которое плодит только трусость и низменный торгашеский дух. Благородное богатство добывается лишь силой меча...
Хаген поднялся. Его глаз мрачно горел, ноздри гневно подёргивались.
- Ты уходишь? - встревожилась Кримхильда.
- Нет, - он отошёл к стене, - я ещё не узнал, что вы хотите у меня попросить.
- Защитить моего Зигфрида, - сказала она и шумно вздохнула. - Не знаю, откуда у него такое - была ли то драконья кровь, волшебная мазь или, может, это просто неведомая миру болезнь… толстокожие, - она криво улыбнулась. - Но у его брони есть изъян… Ты знаешь сказку про великана Зигенота?
- Слышал.
- Чья-то злая рука подбросила её мне… Лучше было мне её не знать! Там было про великана с роговой кожей… даже имя у него как насмешка над моим Зигфридом… И его оказалось легко убить в единственное уязвимое место!
Хаген был весь внимание.
- Я с тех пор с ума сошла от тревоги, - продолжила Кримхильда. - И тогда… стыдно говорить об этом, но… я стала каждую ночь ощупывать Зигфрида, - она покраснела, - и нащупала у него мягкое место.
- Что, простите?
- Место, где его кожа мягкая, как у обычного человека, - заговорщицки произнесла Кримхильда. - Зигфрид потом объяснял, что ему туда липовый листок упал, когда он в крови дракона купался. А может, он не дотянулся просто, да не всё ли равно. Это на спине, прямо меж лопаток.
Хаген молчал, но сделался ещё мрачнее.
- Зигфрид так смеялся над моими страхами. Уверял, что всегда носит за спиной щит, но если он и разобьётся, бояться нечего. Ведь смертельный удар ему можно нанести только в спину, а кто на такое решится? Никто же не захочет опозорить себя ударом в спину, даже если по-другому его убить нельзя, так что он и здесь защищён и может быть спокоен…
Кримхильда медленно встала и подошла к Хагену, вынудив его обернуться.
- Видишь, я доверила тебе самую главную тайну моего мужа, - произнесла она вкрадчиво. - У него теперь могли появиться враги, и ты их наверняка знаешь. Ты сможешь… прикрывать его? Так ты сохранишь для мира светлейшего из героев, а для меня мужа. А то мало ли что…
- Как я смогу это сделать? - мрачно бросил он.
- Ты умный, ты придумаешь. А я на его одежде крестик нашью, чтобы ты видел, где то место.
Хаген вгляделся в её лицо. Неподбитый глаз косил в сторону, её рот слегка ушёл вбок и улыбался одним уголком. Второй глаз щурился.
- Я рад, королева, что наши интересы совпали, - произнёс Хаген.
- А я-то как рада, - она заулыбалась маслянее. - Хочешь, я тебя поцелую?
- Это будет излишним.
Она качнула головой и потянулась к нему. Он отстранился.
- Ты всё-таки заносчивый, - засмеялась она, взяв его руку, которую он тут же высвободил. Кримхильда потускнела.
- Но я могу на тебя надеяться?
- Не сомневайтесь, - он изобразил улыбку, похожую на оскал.
- Теперь я совсем не боюсь за моего героя, - Кримхильда вернулась на своё место.
Хаген поспешил удалиться.
***
- Но это же будет удар в спину! - в ужасе произнёс Гунтер. - Хаген, ты понимаешь, что это означает?
- Понимаю, - спокойно ответил Хаген. - Защитил себя от честной смерти, так получит бесчестную.
- Но это же позор!
- Большего позора, чем мы уже понесли от него, всё равно не будет. Если только мы не оставим всё как есть.
- Неужели ты решишься на это? - Гунтер посмотрел на Хагена едва не со страхом.
- Кто-то должен это сделать, мой король. Я решусь.
Спокойствие и уверенность Хагена обезоруживали Гунтера; было ясно, что теперь Хагена не остановить - у него даже ярость ушла, осталась холодная готовность к действию.
- Но удар в спину…, - пробормотал снова Гунтер.
- Его можно убить ударом в грудь?
- Нельзя, но… Господи, почему так? Почему не найдётся более безупречного способа?
- Если бы все на свете вопросы решались легко и безупречно, то это была бы не жизнь, а рай. У нас не самый приятный выбор, но для меня он не подлежит сомнению.
- Ты даже прав, Хаген, но… что про нас скажут?
- Мне безразлично, что скажут в Ксантене.
- Не только в Ксантене…
- Все знают, за что он поплатится и почему именно таким способом, и если мир ещё не сошёл с ума, нас не осудят.
- Да кто будет вникать в подробности, когда УДАР В СПИНУ? - возопил Гунтер.
- Что вас больше всего волнует - мнение дураков? - невольно повысил голос Хаген. - Да, удар в спину. Думаете, мне это будет приятно? Я никогда не наносил таких ударов и сам считаю их недопустимыми. Если речь идёт о нормальных людях, подвластных людским порядкам.
Он снова заговорил спокойнее.
- Но у нас исключительная ситуация. Сами видите, что за существо перед нами. Почти что сказочный персонаж, - эти слова прозвучали у Хагена очень непочтительно. - Вроде великана или колдуна, прячущего свою смерть. Вот и одолевать мы его будем соответствующе.
- Он всё-таки человек, - тоскливо сказал Гунтер.
- Тем хуже для него, ибо человеку, в отличие от сказочного великана, не позволено так глумиться над земной справедливостью, - жёстко произнёс Хаген. - Он обзавёлся чудесной защитой и употребил её на то, чтобы без конца куражиться, а то, что уязвимое место оказалось на спине, дало ему возможность злоупотреблять чужим благородством. Да, никто не захочет наносить удар в спину, а значит, он может сколько угодно пользоваться чужой честностью, сам будучи бесчестным. Но я положу этому конец.
- Всё равно скажут, что он убит не в бою…, - уныло проговорил Гунтер.
- Раз он сам не захотел быть убитым в бою, то кто ему виноват?
Гунтер вздохнул. Хаген продолжил:
- Мы не можем оставить его дела без воздаяния и попустительствовать ему дальше только из-за того, что он нашёл способ сделать себе дополнительный щит из чужой честности. Даст Бог, мне никогда больше не придётся прибегать к такому методу, но здесь иначе нельзя.
Гунтер всё понимал и был даже согласен с Хагеном. Но что-то внутри не давало ему покоя. Слова «удар в спину» парализовали разум и волю.
- Конечно, его драконья защита так же бесчестна, как он сам. Но должны ли мы… хоть в чём-то ему уподобляться, прибегая к бесчестному шагу?
Хаген поднял бровь не то в удивлении, не то в презрении.
- У нас это единственный выход. Не понимаю, к чему такой странный вопрос. До уподобления ему нам всё равно далеко, - Хаген сдержанно хмыкнул. - Одолевать же его старанием всё стерпеть, лишь бы ни в чём не уподобиться, я не намерен. Даже если вы мне запретите, я всё равно убью его.
Гунтер в ужасе поднял взгляд на Хагена и понял, что он не преувеличивает.
- Хаген… да ты что…
- И единственное, о чём я буду сожалеть - о том, что не сделал этого семь лет назад.
Глаз Хагена поблёскивал металлическим холодом. Гунтер ощутил себя полностью смятым.
- Делай, что решил, Хаген, - сказал он вполголоса. - Твоя решимость мне порукой… Но вся ответственность будет на тебе.
- Я знаю.
Король вновь собрался с духом.
- Как ты думаешь осуществить задуманное?
- Когда вы в следующий раз отправитесь вместе на охоту, я поеду с вами. Там я всё сделаю.
- Хорошо, - кивнул Гунтер. - Погода что-то начала портиться, но как снова настанут хорошие дни, мы устроим большую королевскую охоту в Васкенвальде.
В лице Хагена, доселе твёрдом и спокойном, что-то дрогнуло.
- Почему Васкенвальд? Я предпочёл бы Шпессарт.
- Потому что там ты однажды так доказал мне свою верность, как никто и никогда, - Гунтер подошёл к Хагену и положил ему руки на плечи. - Знаю, что это неприятное место для тебя, но тем более: есть шанс перебить дурные воспоминания, разделавшись с врагом именно там.
- Неплохая мысль, - сдержанно сказал Хаген. - Но в таком случае нам лучше будет сместиться к Оденвальду. Там есть хороший ручей.
- Это важно?
- Важно.
- Хм…, - Гунтер отошел в сторону. - А мы что должны будем делать?
- Охотиться. Всё, что нужно, я сделаю сам.
Гунтер не удержался от благодарного взгляда. Он отпустил Хагена, заранее пожелав ему удачи. Тот уже перед выходом вдруг обернулся и спросил:
- Вы знали что-нибудь про его волшебный плащ, мой король?
- Какой плащ?
- Тот самый, в котором он постоянно красуется. Он был на нём в ту ночь?
- Был, - ответил Гунтер, чуя недоброе. - А в чём волшебство?
- Этот плащ многократно увеличивает силы того, кто его носит. Победа над королевой была ещё более обманной, чем она думает, - сказал Хаген мрачнейшим голосом. - Таков наш безупречный герой.
Хаген вышел, а Гунтер, сев, сжал голову руками. Казалось, она сейчас разорвётся. Ярость и стыд переполняли его. Передумав множество мыслей о том, что было и что стало, он ощутил такую усталость, точно полдня бегал без остановки. Поинтересовавшись, где Брюнхильда, и узнав, что у себя, он пошёл к ней. Ортруна сказала, что госпожа не готова сейчас его принять, и Гунтер не решился настоять.
Вечером он вышел на стену замка. Небо заволокло, ни звёздочки не было видно, но ночная прохлада умиротворяла. Да, Хаген был прав… Как был прав тогда в Васкенвальде, хоть ситуация тогда была совсем другая, в чём-то даже противоположная… Гунтер не любил вспоминать эту историю; вплоть до изенштайнского приключения с ним не случалось ничего худшего, но тогда виной всему была его молодость и глупая самонадеянность. Впрочем, поводы для самонадеянности у молодого короля были вполне серьёзные: освобождение от гуннского данничества, тяжёлая, но всё-таки достигнутая победа над саксами, отражение первой атаки алеманнов. Бургундия, которую привыкли обирать все кому не лень, за короткий срок заявила о себе как о гордом и независимом королевстве, способном дать отпор, и Гунтер в пылу молодости возомнил себя не просто удачливым королём, но вообще героем и возжелал себе подвигов самих по себе, не связанных с защитой королевства.
Случай неожиданно представился. Как-то он обедал с группой своих людей неподалёку от берега Рейна, возвращаясь после объезда своих владений. Были здесь старые воины прежнего короля, были и подтянувшиеся молодые; был здесь и Хаген, уже прославленный, отличившийся в битвах; оба его глаза были ещё на месте, чёрные, бархатные; он сам был ещё достаточно молод, чаще улыбался и ещё мог исполнить боевой танец с ножами, которому научился у кого-то из неведомых в Бургундии народов. Рядом с ним сидел его старший племянник - Патафрид, сын его сводной сестры, как и Ортвин. Он выглядел непозволительно юным среди всей компании и пользовался всеобщим добродушным покровительством; все знали, что благодаря Хагену он получил в руки оружие раньше, чем было принято у бургундов, и сам Хаген его обучал, хотя в бой пока не пускал. За такую заботу Патафрид прямо-таки обожал Хагена и следовал за ним как хвост. Должно быть, это грело душу Хагену, долгое время лишённому родни. В стране гуннов, по его словам, семью заменял ему Вальтер, аквитанский принц, тоже попавший в Этцельбург как заложник; он был немного младше, и Хаген сразу взял на себя роль «старшего брата»; они с Вальтером сдружились как родные, вместе выросли, вместе ходили в первые битвы и многократно клялись в вечной дружбе. Когда Хаген бежал из страны гуннов, то пожалел лишь о том, что пришлось оставить Вальтера; тот отказался бежать с ним, и оставалось только пожелать ему напоследок когда-нибудь вырваться на родину.
Бургунды пировали, их оружие и шлемы лежали на земле; атмосфера была самая лёгкая и весёлая, когда на стол поставили необычно большую рыбу.
- Постой, постой, Румольт, - обратился Гунтер к начальнику кухни, в пути исполняющему обязанности повара. - Где ты раздобыл такое чудо? Первый раз вижу, чтобы в Рейне вылавливали такую рыбину!
- Эту рыбу продал перевозчик с Рейна, - пояснил Румольт. - Тоже удивил нас всех. Говорит, ему дал её за перевоз некий воин, перебравшийся на наш берег с конём, девушкой и двумя золотыми ларцами.
Хаген подался вперёд.
- Не описал ли он, как выглядел тот воин?
- А то ещё вдруг вражина какой, - хрипло ухнул старый вояка Веринхард.
- Ну, он немногое сказал, - протянул Румольт. - Воин был одет как гунн, но светловолос и похож на франка или гота, и говорил, что путь его лежит дальше Бургундии. Девушка при нём была красивая, беленькая, стройная. А ларцы - точно гуннские, и в них так позвякивало….
Хаген рассмеялся и ударил рукой об руку.
- Голову на отсечение даю - это Вальтер! Возвращается-таки домой, чертяка! Девушка - это Хильдегунда, его невеста. Она у гуннов сокровищницей заведовала, вот и вынесла, видать, пару ларцов!
Хаген налил себе кубок.
- Порадуйтесь со мной, друзья!
- Гуннские ларцы с золотом, говоришь? - произнёс Гунтер, барабаня пальцами по столу. - Отлично. Мой отец достаточно платил гуннам дань, пора нам что-нибудь вернуть.
Хаген замер с кубком в руке. Гунтер поднялся.
- Следуйте за мной! Догоним чужака и отберём у него золото. Поторопимся, пока он не ушёл!
Несколько бургундов с криком повскакали с мест. Хаген побледнел.
- Мой король, остановитесь! Мы не должны преследовать Вальтера.
Но Гунтер уже загорелся.
- За мной, мои воины! Двенадцати человек хватит. Кто первый вызвался, того и возьму!
- И меня тоже! - раздался мальчишеский голос Патафрида, вскочившего со своего места.
- Что? - развернулся к нему Хаген. - Ты останешься здесь.
- Пожалуйста, позволь мне…
- Оставайся и не спорь со мной. Мой король, послушайте…
- Хочешь показать свою смелость, Патафрид? - одобряюще улыбнулся Гунтер.
Мальчишка так и просиял, схватил свой меч и подбежал к Гунтеру.
- Ты никуда не пойдёшь, - жёстко сказал Хаген племяннику, хватая его за локоть.
- Да кто ты такой, чтобы мне запрещать? - вспылил вдруг юноша. - Ты мне даже не родственник! Во мне нет ни капли твоей крови!
Хаген потерял дар речи. Воины спешно натягивали кольчуги и шлемы.
- Ты поедешь? - спросил Гунтер у Хагена.
Тот стиснул зубы и взялся за меч.
Всю дорогу Хаген надоедал Гунтеру увещеваниями отказаться от своей затеи. Сначала потому, что Вальтер ничего дурного им не сделал; затем потому, что прав на это золото у Гунтера не больше, чем у кого-либо другого, и затевать из-за него распрю просто не стоит; наконец, потому, что Вальтер очень сильный боец и стычка с ним может плохо кончиться для бургундских воинов. Гунтер едва слушал его; он понимал, что Хаген всего лишь не хочет сражаться с другом, но что, чёрт возьми, должно быть для него важнее - клятва, данная королю, или детская дружба с чужеземным принцем? Добравшись по следам копыт до Васкенштайна, бургунды заметили коня, на котором сидели воин и девушка; Хаген, должно быть, узнал их, потому что остановился и побледнел пуще обычного.
- Вперёд! - вскричал Гунтер.
Бургунды понеслись за Вальтером. Тот заметил их и, как они ни спешили, успел доскакать до расселины в скале и скрыться в ней.
Воины Гунтера, спешиваясь, переругивались - расселина была узкой, больше двух бойцов не поместится - нашёл себе укрытие, трус! Самого Гунтера это не смутило.
- Значит, битва будет честной - один на один, - сказал он. - Добыча достанется всем, а самую большую долю получит тот, кто его сразит. Кинем жребий, чтоб не было обидно?
- Постойте, - Хаген, спрыгнув с коня, стал спиной к расселине и поднял руку. - Послушайте меня. Как я вижу, вас волнует только гуннское золото, сама же битва не важна. Почему бы нам не попробовать договориться с Вальтером? Может, он согласится поделиться с нами своими сокровищами, и не будет нужды сражаться.
- Наконец-то здравая мысль, - произнёс Гунтер. - Веринхард! Ступай к скале и передай ему, что король Гунтер, на землю которого он ступил, требует отдать ему золото в уплату.
Веринхард отправился на переговоры, и даже на расстоянии было слышно, как он свирепо рычал, требуя у Вальтера и золото, и коня, и девицу. Хаген с тревогой смотрел в его сторону. Вернувшись, старый вояка сообщил, что Вальтер отказывается выполнять требования Гунтера, но предлагает поднести ему один из ларцов за право проехать через его земли.
Хаген вздохнул с облегчением.
- Соглашайтесь, мой король. Видите, он не питает к нам вражды и готов нас одарить. Поделим золото, а он пусть едет в свою Аквитанию - всем будет хорошо.
Гунтер теребил рукоять меча. Он понимал, что Хаген прав по-своему, но это его и злило. Прямо перед ним была возможность совершить подвиг, отобрав гуннское золото, и Гунтер не хотел её упускать.
- Ты совсем как твой отец, - бросил он с досадой. - Он тоже больше любил словеса разводить, чем сражаться, и звон монет ему был приятней, чем звон мечей; никак его холодная кровь в тебе проснулась?
Нельзя было описать, что отразилось на лице Хагена - даже не гнев, даже не обида… Некоторые из бургундов грубо расхохотались.
- Воля ваша, - холодно сказал Хаген. - Хотите битв - бейтесь, а я на вас посмотрю, - он вскочил на коня. - Да, мою долю можете забрать себе, - бросил он с недоброй ухмылкой и поскакал к холму в отдалении, где положил на землю щит и уселся на него.
Патафрид невольно шагнул в его сторону.
- Куда ты? - остановил его Гунтер.
Юноша понуро развернулся и густо покраснел.
- Я не знал, что он трус. Я им восхищался и считал героем! - у него даже слёзы выступили на глазах. - Мой король, позвольте мне первым вступить в бой с чужаком. Я покажу, что я не такой, как он!
- Ценю твоё рвение, но впереди старших ты не пойдёшь, - заявил Гунтер. - Веринхард! Отправляйся ещё раз к этому… Вальтеру и скажи ему, что иначе как за оба ларца мы его не пропустим.
Веринхард вновь отправился на переговоры, которые на этот раз быстро перешли в перепалку. Было слышно, как оба бешено орали друг на друга, потом Веринхард в ярости пустил копьё, а затем, не успев выставить щит против блеснувшего меча, с воплем рухнул наземь.
Среди бургундов раздались не то гневные, не то отчаянные возгласы. Гунтер был потрясён.
- Он убил нашего воина, - произнёс он не своим голосом. - Кто отомстит за его кровь?
Бургунды один за другим подходили к расселине. Когда убитых было уже пятеро, никто больше не помнил ни про золото, ни с чего вообще всё начиналось. Перед глазами воинов Гунтера были только убитые товарищи. Боевой пыл оставшихся, очевидно, несколько поугас, так как никто не торопился к скале. Гунтер бросил взгляд на Хагена: тот продолжал сидеть на холме, будто происходящее совершенно его не касалось.
Патафрид сжал свой клинок.
- Мой король, позвольте теперь мне пойти на бой.
- Иди, мой мальчик, - скорбным голосом напутствовал его Гунтер.
- Патафрид! Стой! - закричал со своего холма Хаген.
Юноша будто не слышал его. Когда Хаген сбежал вниз, Патафрид был уже у расселины.
- Оставь, ты ему не противник! - на ходу выпалил Хаген.
Гунтер стал на его пути.
- Видишь, даже у мальчишки больше доблести, чем у тебя!
Хаген не удостоил его взглядом, обошёл и замер. Вальтер и Патафрид уже сражались. Хаген всматривался в полутьму, царящую в расселине, и на его лице отражалось полное смятение. Вдруг Патафрид, вскинув руки, отступил и повалился на спину. Вальтер встретился взглядом с Хагеном и исчез в скале.
Хаген подбежал к племяннику, оттащил его от расселины, снял шлем.
- Что ты наделал, малыш, - бормотал он, стоя на коленях и пытаясь снять с него доспехи. - Что ты наделал…
Патафрид посмотрел на него бессмысленно-жалким взглядом, пару раз глотнул ртом воздух и умер.
Бургунды встали вокруг него. Они видели много смертей, но эта показалась особенно тягостной. Казалось, никто и не думал, что кто-то посмеет убить такого юнца, но это произошло.
- Хаген, он мёртв, - хрипло сказал Гунтер.
Хаген медленно поднялся, и Гунтер заметил слёзы на его лице.
- Что с тобой? - поразился Гунтер. - Потом будешь оплакивать его. Здесь рядом его убийца! Отомсти же!
Хаген то сжимал, то разжимал рукоять меча, переводя взгляд с трупа племянника на расселину, где прятался Вальтер.
- Ты же не оставишь его неотомщённым? - воззвал Гунтер.
В ответ Хаген развернулся и пошёл прочь. Гунтер с недоумением смотрел ему вослед, не веря собственным глазам.
- Здесь ещё есть кому отомстить за мальчика, - раздался голос Гервига, одного из воинов. Он отправился к расселине и вскоре разделил участь прежних бойцов.
Гунтер, всё более падая духом, смотрел, как оставшиеся его воины идут к скале и падают мёртвыми. Стало темнеть; перед Гунтером лежало одиннадцать бездыханных тел его воинов, Вальтер оставался в своём укрытии.
Подавляя бессильную ярость и горе, Гунтер направился к Хагену.
Того уже не было на холме - он сидел в стороне, привалившись к дереву, и никогда - ни до, ни после - Гунтер не видел его таким раздавленным.
- Твоё время настало, - сказал король. - Все погибли. Выйди со мной против этого злодея, и мы отомстим за всех.
Хаген посмотрел на него, и лицо его обрело твёрдость, опухшие глаза мрачно блеснули.
- Я же трус, из племени трусов, - нарочито спокойно и медленно заговорил он. - И место моё - с кривым копьём в меняльной лавке. Ведь мой отец лучше считал золото, чем обращался с мечом, и предпочитал говорить много слов, но не стремился в битву. Холодная кровь моих предков мешает мне сражаться. Так зачем я теперь вдруг понадобился?
- Хаген! Неужели тебя настолько задели мои слова, сказанные сгоряча? - удивился Гунтер.
Хаген не ответил, но по его лицу Гунтер ясно прочёл, что не просто задели, но что это было страшное, смертельное оскорбление. Гунтер ощутил, что у него подкашиваются ноги. Он начал испуганно бормотать извинения, сказал, что загладит свои необдуманные слова, обещал осыпать Хагена дарами. Вид Хагена оставался неумолимым, верхняя губа слегка приподнялась будто в сдерживаемом презрении. Это лишило Гунтера остатков мужества, а заодно и гордости. Он встал перед Хагеном на колени, просил его, уговаривал, умолял, как молят вышестоящего. Хаген отвернулся - то ли ему неприятно было смотреть на унижение короля, то ли он давал понять, что не намерен его слушать, и Гунтер уже чувствовал, что готов, как робкая девица, упасть ему на грудь. По счастью, такому позору Хаген свершиться уже не дал, развернувшись к нему; в блеске чёрных глаз Гунтеру померещилась высокомерная снисходительность, но даже это внушало надежду.
- Мне вас жаль, мой король.
От того, как Хаген это сказал, Гунтеру стало стыдно. Он не нашёлся что ответить.
- К чему вы призываете меня? - продолжил Хаген. - Отомстить? Все эти люди могли быть живы. А теперь конечно…, - он тяжело вздохнул, помолчал и произнёс. - Его надо выманить на открытую местность.
Гунтер едва поверил своим ушам. На радостях он обнял Хагена, но тот отстранился и сказал, что им обоим надо скрыться. Гунтер разом взял себя в руки, и оба исчезли среди деревьев. За всю ночь Хаген не проронил ни слова, глядя в сторону скалы. Гунтер тоже молчал. Их кони, стоявшие рядом, спали. Уже под утро Гунтер заметил, что из расселины кто-то появился.
- Тихо, - сказал Хаген. - Пусть проедет мимо.
Вальтер вместе с девушкой и злополучными ларцами продолжили свой путь вперёд. Когда они достаточно удалились, Хаген бросил:
- Теперь на коней.
Они с Гунтером бросились в погоню. Вальтер смог услышать их, но было поздно - они были на равнине.
- Больше не спрячешься, пёс! - Гунтер заранее давал волю ярости. - Хорошо тебе было лаять и кусаться из укрытия? Теперь сразишься, как положено воину!
Вальтер даже не смотрел на него. Спешившись, он произнёс упавшим голосом:
- Хаген… Ты?
- Я. И что? - мрачно бросил Хаген.
- Разве ты мне враг?
- Спроси у тех, кто остался возле той пещеры, особенно у мальчика.
- Я не хотел его смерти, - глухо сказал Вальтер.
- Понимаю. Война есть война. Теперь или ты меня убьёшь, или я тебя.
Хильдегунда, отъехавшая было в сторону, вдруг слетела с коня и бросилась между мужчинами.
- Вальтер! Хаген! Не убивайте друг друга! - истошно закричала она. - Это я во всём виновата! Зачем только я украла это золото, будь оно проклято! - она разрыдалась. - Давайте отдадим золото ему, пусть он им подавится! Только не убивайте друг друга! Вспомните, как мы хорошо жили…
- Уйди, Хильдегунда, - жёстко сказал Вальтер.
- Вальтер!
- Уйди и не мешай нам.
Она беспомощно поникла и отошла. Вальтер взялся за меч.
- Посмотрим, так ли ты ещё силён, Хаген.
- Я первый хочу отомстить за своих людей! - вскричал разгорячившийся Гунтер и в ярости набросился на Вальтера. Горячность его и подвела: он пропустил серьёзный удар и, не взвидя света от боли, рухнул наземь. Последнее, что он видел - меч Вальтера, занесённый над ним для смертельного удара, Хаген, подставляющий свою голову под меч; клинок Вальтера разбился о шлем Хагена с противным звоном, будто впившимся в мозг Гунтера, и король потерял сознание.
Пришёл в себя он уже в Вормсе, в своих покоях, заботливо перевязанный; рядом с ним сидела мать.
- Слава Всевышнему, ты жив, - произнесла она.
Гунтер медленно припоминал, что случилось.
- Хаген?
- Жив, только без глаза. И с ужасным шрамом через поллица.
- Погибшие… там, в Васкенвальде…, - простонал Гунтер.
- Их уже привезли. Всех похоронят по-христиански, как положено.
Ута погладила его по голове.
- Всё будет хорошо. Рана не такая страшная. Да пошлёт Господь тебе скорейшее выздоровление, бедный мой.
Гунтер закрыл глаза. Уже потом он узнал, что Хаген каким-то образом довёз его почти до Вормса и смог послать кого-то сообщить в замок. Когда за ними приехали, оба лежали без сознания, а их кони бродили рядом. Уже в замке, ненадолго придя в себя, Хаген что-то пробормотал об убитых под Васкенштайном; туда отправились немедленно и перевезли всех убитых для погребения.
За Гунтером хорошо ухаживали, и он стал быстро выздоравливать; порой к нему приходила мать, братья, придворные, однажды даже сестра, но она слишком напугалась и больше не стала его навещать. Гунтер рассказал, как всё было, опустив лишь те подробности, что слишком бросали тень на него самого; он не преминул заметить, что от верной смерти его избавил Хаген, подставивший голову под удар, и велел хорошо о нём заботиться. О Вальтере ему однажды донесли, что он со своей девушкой покинул Бургундию, и у него не было кисти правой руки. Гунтер понял, чем закончилась битва Вальтера с Хагеном; после таких увечий они, конечно, не могли уже драться и, может, даже помирились…
Хаген почему-то тяжелее шёл на поправку. Ута навещала и его, сама меняла ему перевязку и призывала на него благодарность Господа за сохранение жизни её сыну, и сетовала, что он до сих пор отвергает высшую благодать - нельзя же, чтобы такой достойный человек попал в ад за своё неверие. Забота королевы-матери была приятна Хагену, а её причитания - крайне обременительны; говорить ему, из-за глубокого шрама, было неудобно, и он закрывал уцелевший глаз и отворачивался. Он был бы рад, если бы его навестил Данкварт, но он не приходил, и Хаген догадывался, почему.
Когда Гунтер смог стать на ноги, вся история представлялась ему уже не столь ужасной. Да, потеряли несколько человек, но все сражались честно, храбро и пали героями, а что не победили, то не так страшна эта неудача, а противник попался действительно сильный. Гунтер даже подумывал, что когда Вальтер станет королём Аквитании, неплохо было бы заключить с ним мирный договор. Благостное настроение Гунтера испортил Хаген, явившийся к нему с желанием уйти в добровольное изгнание.
- Да ты что, Хаген? - удивился Гунтер, чувствуя некоторое неудобство от непривычного облика Хагена - повязка на глазу, резче обозначившийся изгиб переносицы, ещё достаточно недавний и потому неприятный шрам. Казалось, это какой-то другой человек, более мрачный и зловещий, чем тот, кого он знал. - Ты ни в чём не виноват передо мной, напротив, я снова обязан тебе жизнью.
- Я стал всем ненавистен, - произнёс Хаген. - Меня осуждают за то, что я пошёл в бой последним, и хоть мне не говорят этого в лицо, за спиной я слышу слово «предательство»…
- Что? - разгневался Гунтер. - Кто смеет называть предателем того, кто спас мне жизнь? Они сами предатели, и если ты скажешь, кто распускает такие слухи, я отрублю им головы!
- Будете так свирепствовать из-за меня - сделаете только хуже, - спокойно заявил Хаген. - Но ловить на себе косые взгляды я не хочу. Позвольте мне удалиться от двора на некоторое время, а там страсти сами собой улягутся.
- Ты хочешь домой, в Тронег? - смягчился Гунтер.
- Нет, туда я не поеду. Лучше отправьте меня куда-нибудь на границу, где сейчас опасно.
- Но, Хаген, это же будет выглядеть как опала, а ты её не заслужил! Ты заслужил только награды…
- Наградите меня, когда я вернусь.
Гунтер был в растерянности.
- Ты что-то не в себе, Хаген. Побудь лучше с родными…
- Которые увезли домой покойника, мой король.
Гунтер вздрогнул.
- У тебя же такая утрата…, - пробормотал он. - Мне очень жаль, Хаген. Но неужели…
Короля вдруг осенило.
- Неужели тебя осуждают за его гибель? И твой брат?...
Хаген не ответил.
- Господи, Хаген, тебе же легко оправдаться перед ними.
- Я перед собой оправдаться не могу, мой король, - сухо сказал Хаген.
Гунтер сел. До него стало доходить, что Хаген пострадал от случившегося больше, чем он думал.
- Но ты же не виноват, - заговорил Гунтер неуверенно. - Он сам бросился в бой, и я… Господи Боже, - простонал Гунтер, побледнев, - это же я послал всех на смерть!
Он замер, потрясённый этой мыслью, потом поднялся и стал, хромая, ходить взад-вперёд.
- Ты же меня предупреждал, что всё плохо кончится… Так и случилось. Господи, что за бес помутил мне разум! Они погибли ни за что. Ни за что! Подвигов мне захотелось, будь они неладны! Господи, как, как можно было совершить такую глупость!
Он повернулся к Хагену с выражением полного отчаяния на лице. Хаген смотрел на него почти как тогда, когда король молил его выйти против Вальтера.
- Хаген, - Гунтер схватил его за руки, - это моя вина. Ты не должен за неё расплачиваться. Я не отпущу тебя, ты дважды доказал мне свою преданность - и тем, что отвёл смертельный удар, и тем, что пытался удержать от глупого шага, который стоил гибели наших воинов! Ты нужен мне, других таких людей у меня нет.
- Так я же не навсегда исчезну, - сказал Хаген. - А расплата уже свершилась, мой король.
Гунтер, замученный раскаянием, не знал, что делать. Подумав, что Хаген может оставить Бургундию и наняться на службу кому-нибудь другому, он перепугался и быстро сказал Хагену:
- Будь по-твоему. Ты поедешь, куда выберешь сам, но ни слова об изгнании. Это будет почётное назначение. Я поднесу тебе хорошие дары и надеюсь, что наш договор останется в силе.
- Надеюсь, - безлико отозвался Хаген.
На следующий же день Гунтер объявил, что посылает Хагена к баварской границе, где в то время было неспокойно, особо подчеркнул, что только ему он может доверить столь опасный участок, подарил ему новый щит и меч, богатую одежду и браслеты на обе руки. Всего этого казалось ему мало, чтобы сгладить впечатление опалы Хагена, и Гунтер лишний раз при всём дворе напомнил, что обязан Хагену жизнью, и расцеловал его на прощание.
Больше года Хаген оставался на баварской границе, порой посылая донесения об отбитых набегах, и был с почётом возвращён в Вормс. Никто уже не шептался за его спиной, Данкварт встретил с виноватым видом, а Гунтер усадил его за стол рядом с собой. Теперь это был новый Хаген - мрачный воин с повязкой на глазу, вызывающей суеверное почтение у дружины, самый надёжный из людей короля, щит и меч Бургундии.
… Перебрав в памяти всю эту историю, король подумал, что, при всей тягости, она была поучительна для него - щенячья жажда подвигов больше никогда его не одолевала. С Вальтером Аквитанским действительно был заключён мир, хотя это был, скорее, благосклонный нейтралитет: вместе как союзники они никогда не выступали. Ненавистников Хагена поуменьшилось в том числе и от того, что король ясно дал понять, что не потерпит при дворе глупых суеверных слухов, но многие и сами переменили мнение. Самое же большое позорище - то, как Гунтер умолял Хагена - могло и вовсе его не беспокоить. Конечно, эту сцену мог видеть Вальтер, но с ним и уговора не было, а с Хагеном как-то само собой было понятно, что он не станет хвастаться, как король валялся перед ним на коленях.
И вот настал позор куда худший и вдобавок опасный, и всё уже не так… Мрак и туман, подумал Гунтер. Мрак и туман… откуда он слышал это выражение? Тогда, прежде, были человеческие страсти и ошибки. Теперь же в Бургундию пришло чудо. Сказка. То, что все человеческие понятия - хоть положительные, как честь и доблесть, хоть негативные, как обман и трусость - перевернуло с ног на голову и лишило смысла. Мрак и туман…
… Несколько дней погода хмурилась, хотя дождей так и не было. Затем вернулись ясные дни, и Гунтер объявил о предстоящей большой королевской охоте в Оденвальде.
5.
Кримхильда ворочалась почти всю ночь. Это причиняло ей неудобства, даже боль, особенно когда она делала неловкое движение только-только сросшейся рукой, но лежать спокойно она не могла. Она пыталась думать, но мысли сбивались и путались, как блуждающие в тумане.
…Зигфрид вернулся. Он вошёл как ни в чём не бывало, с лучезарной улыбкой на лице; у Кримхильды сердце замерло, но он сгрёб её в охапку и рассмеялся, спросив, что это она такая кислая и почему не приведёт себя в порядок. Кримхильда побежала умываться и переодеваться; представ перед Зигфридом вновь, она смотрела на него со страхом и надеждой и невольно стала оседать перед ним на пол. Он со смехом поднял её, стиснул так, что она громко вскрикнула от боли, но он заткнул ей рот долгим поцелуем.
Зигфрид держался так, будто того страшного дня никогда и не было, и Кримхильда с трепетом чувствовала, что на неё снова нисходит его милость, подобная весеннему солнцу. Он вернулся, как всегда возвращался прежде. Он её любит. Иногда, глядя на неё, он добродушно посмеивался - говорил, вид у неё был больно забавный, - и Кримхильда, посмотрев на себя в зеркало, нашла, что её синяк, который теперь переливался всеми цветами радуги, выглядит и впрямь забавно. Она рассеянно улыбалась, не зная, что сказать Зигфриду, и едва понимала, о чём он сам весело болтает, то и дело награждая её светлой улыбкой, от которой сердце Кримхильды беспомощно трепыхалось. Он снова с ней, он совсем на неё не зол, он её любит…
Потом они долго сидели и смотрели друг на друга, как в прежние времена, пока Кримхильда не смутилась и не растаяла окончательно, вновь ощутив себя частью Зигфрида. Теперь Зигфрид спал невинным сном, а Кримхильда не могла сомкнуть глаз, вспоминая свой недавний разговор с Хагеном.
Она стала утешать себя тем, что всё как-нибудь обойдётся, и это наконец сморило её. Однако чуть свет её будто подбросило на постели.
Зигфрида рядом не было. Его не было в комнате, не оказалось и в коридоре. У Кримхильды ёкнуло сердце. Она вышла, как была в одной сорочке, во двор и увидела Зигфрида там, одетого в охотничий кафтан.
- Куда ты, Зигфрид? - дрожащим голосом спросила она.
Он заметил её и лучезарно улыбнулся.
- Еду с твоими братьями на охоту! Поцелуй меня перед отъездом, милая, и пожелай ни пуха ни пера, - бодро ответил он.
Кримхильда залилась слезами.
- Ну что ещё такое? - добродушно удивился Зигфрид.
- Ты не должен ехать, - выдавила она.- Останься, прошу тебя.
- Перестань, не могу же я всегда сидеть с тобой? Повеселюсь на охоте, а там и вернусь! - задорно выпалил он.
Кримхильда заплакала пуще прежнего, привалившись к косяку.
- Да что случилось, - в голосе Зигфрида послышалось раздражение.
Она мотала головой, захлёбываясь слезами. Как было ему сказать? Она ещё слишком живо помнила, как лежала, скрючившись, у его ног, и от каждого его пинка будто что-то рвалось внутри. А ведь тогда она выдала ещё не самую главную его тайну…
- Тебе грозит опасность, - с усилием проговорила она. - Прошу, не езди! У меня дурное предчувствие…
- Чепуха какая, - засмеялся герой.
- Зигфрид, у меня сердце разрывается, - всхлипывала Кримхильда. - Прошу, ради меня… Мне … мне приснился такой дурной сон…
- Да что такое сны, глупышка?
- …. что тебя убьют! - через силу простонала она.
Зигфрид расхохотался.
- Ну что за глупости! - он подошёл к ней. - Успокойся, это только сны. А вот так? - он обнял её и поцеловал. - Ушли страхи? Вот и хорошо.
Он беззаботно улыбался. Вывели его коня. Кримхильда дрожала как осиновый лист.
- Не езди, Зигфрид.., - жалобно пробормотала она. - Это опасно… Я боюсь… что у тебя есть враги…
- Что ты ещё придумаешь? - нетерпеливо бросил Зигфрид. - Меня здесь все любят, и никто не осмелится что-нибудь мне сделать! Да и захочет, так не сможет. Прекрати, жена, целую лужу уже наплакала. Не омрачай мой отъезд.
Кримхильда умоляюще сжала руки на груди.
- Хватит слёз, - сказал ей Зигфрид. - Принеси-ка мне лучше мой плащ. Чуть не забыл про него!
- Плащ? - замерла Кримхильда. - Зачем он тебе на охоте?
- Тебе трудно его принести?
Кримхильда вбежала в комнату и вынесла Зигфриду его белый с золотым шитьём плащ.
- Вот и умница, - обрадовался Зигфрид. - А это ещё что такое?
У Кримхильды затряслись ноги. Крестик был вышит и на кафтане, но там его Зигфрид не заметил.
- Что за чепуха, Кримхильда?
- Это… это…, - упавшим голосом произнесла она. - Это я знак святого креста тебе вышила, чтобы он хранил тебя от всех опасностей.
- Ох, эти женские предосторожности! - улыбнулся он, надевая плащ. - Да не случится со мной ничего! Давай, пожелай мне теперь доброй охоты и иди домой.
Она молчала, повесив голову.
Зигфрид весело вздохнул, снова обнял её и поцеловал взасос.
- Теперь всё хорошо? - засмеялся он.
- Д-да, - безвольно пролепетала она.
Зигфрид уселся на коня и поехал прочь со двора. Кримхильда смотрела ему вслед, и тут её как накрыло.
- Зигфрид! - истошно закричала она, бросилась за ним и схватила коня за поводья.
- Что ещё?
- Зигфрид… Зигфрид, я….
Все слова застряли у Кримхильды в горле.
- Успокойся же наконец. Что за плакса! - добродушно сказал он и своей рукой вытер ей слёзы. При этом он прошёлся по синяку, и Кримхильда невольно вздрогнула от боли.
- Ты что-то хотела мне сказать? - он, улыбаясь, смотрел ей прямо в лицо.
- Счастливой охоты, Зигфрид, - произнесла Кримхильда.
***
В лесу охотники разделились. Одна группа, во главе с Гунтером, травила кабана, Зигфрид же с несколькими сопровождающими погнался в другую сторону за оленем. Кабана пришлось преследовать полдня; зверь не давался, но Гунтеру показалось, что Хаген знает, куда надо его гнать. Наконец, после долгой беготни по лесу, выбежавший на поляну кабан не смог увернуться, и собаки вцепились в него. Тотчас рядом оказался Хаген и пронзил его копьем. Охотники издали победный возглас.
Хаген тут же отошёл, тогда как другие взялись разделывать тушу.
- Вот и еда! - довольно сказал Гунтер. - И место какое удачное - прямо здесь и расположимся.
Он посмотрел на небо; солнце стояло высоко.
- Надо созвать остальных, - сказал король. - Перекусить пора!
Хаген затрубил в бараний рог. Долгое время никто не откликался.
Зигфрид тем временем носился по лесу как настоящая гроза зверей. Его спутники и даже собаки едва поспевали за ним, когда очередной олень, лось или зубр уже валились мёртвыми, не говоря о зайцах и лисах.
- Король Зигфрид, помилуйте, - взмолился наконец Данкварт, - вы же нам весь лес опустошите! Оставьте нам хоть что-нибудь!
Герой весело рассмеялся.
- Вот это я понимаю - действительно королевская охота! - гордо изрёк он. - Ладно, грузите туши. Встретимся с вашими и сравним, чья добыча больше!
Издалека слышался звук рога.
- Король призывает нас, - сказал Данкварт.
- Езжайте, - беспечно бросил Зигфрид. - Я чуть позже вас догоню.
- Вы же не заставите нас ждать, король Зигфрид?
- Да не бойся ты! Я только одну зверюгу ещё одолею и всё, - он лукаво покосился на Данкварта и шмыгнул в деревья.
Данкварт пожал плечами и удалился.
У Гунтера уже разбили стоянку; были расставлены столики, на них закуска к мясу, на костре поджаривалась кабанятина. Хаген стоял в стороне с таким видом, что Гунтер, глядя на него, пугался.
- Ради Бога, Хаген, - тихо сказал он ему. - Кто-то может догадаться…
- Догадается только тот, кто и так всё знает, - ответил Хаген. - Непонятно только, где тот, кого мы ждём.
- Затруби ещё раз.
Послышался хруст веток, и на поляне возник Данкварт со своими товарищами.
- Где же Зигфрид? - спросил у него Гунтер.
- Сказал, что чуть позже подойдёт, - Данкварт спешился, подошёл к королю и сказал: - Мой король, он нам поллеса перебил.
- Похоже, он сегодня в ударе, - мрачно заметил Хаген. - Почему он задерживается?
- А чёрт его знает. Говорит, ещё одного зверя…
- Эгегей! - раздался возглас Зигфрида.
Он выехал из-за деревьев, таща что-то упирающееся и рычащее на привязи, и не все сразу поняли, что это медведь.
- Исчезните! - толкнул короля Хаген.
- Вперёд, косолапый! Давай! - радостно возгласил Зигфрид, отпуская зверя.
Бургунды кинулись врассыпную; кто-то полез на дерево. Разъярённый медведь с рёвом разгромил столики, растоптал еду, перевернул и побил всю посуду. Зигфрид смотрел и заливался смехом.
- Собак на него спустите, собак! - закричал Гунтер.
Собаки лаяли на медведя, но он так свирепо махал вокруг себя лапами, что они поначалу не решались наброситься на него. Одну из собак медведь схватил и куда-то швырнул, но другая в это время впилась ему в ногу. Зверь зарычал и быстро повалил куда-то в сторону; бургунды кидали ему вслед копья, несколько раз попали; медведь пустился прочь, преследуемый собаками. За ним поскакал и Зигфрид, скоро вернувшийся с гордо поднятым окровавленным мечом.
Бургунды встретили его нелюбезными взглядами.
- Что ты наделал, Зигфрид? - сказал Гунтер. - Зачем было спускать на нас медведя?
На лице Зигфрида отразилось наивное удивление.
- Я хотел увеличить радость и удовольствие. Весело же было, да?
- Весело? - почти вскричал Гунтер. - А то, насколько это опасно…
- Струсили, да? - заулыбался Зигфрид. - Вот потеха! Да перестаньте быть такими мрачными! Я ж пошутил!
- Это тоже шутка? - Гернот указал на полностью разгромленный лагерь. - Мы собирались здесь пообедать.
- Так и пообедаем, в чём беда? Вы что-нибудь съестное убили?
- Вон оно, в кострище лежит, - угрюмо произнёс Гернот.
- Мясу не повредит оказаться в золе, - махнул рукой Зигфрид. - А что там?
- Кабан, сражённый Хагеном.
- Ура! - воскликнул Зигфрид, и пока другие очищали мясо от золы и земли, прыгал рядом с радостными возгласами: - Свинья! Свинья!
- Что-то вашей добычи не видно, король Зигфрид, - подал голос Хаген.
- Сейчас подвезут, - сиял Зигфрид. - Жаль только, что льва пришлось оставить…
- Лев на Рейне? - ухмыльнулся Гунтер.
- На ловца и зверь, - добродушно засмеялся Зигфрид.
- Интересно, у кого здесь поблизости на гербе лев, - будто невзначай заметил Хаген.
Зигфрид резко перестал улыбаться и бросил на Хагена уничтожающий взгляд. Казалось, сейчас начнётся перепалка, но тут появились подводы с зигфридовой добычей, и герой снова стал светел как солнце. Число убитых зверей поначалу поразило бургундов, потом привело в ужас.
- Зигфрид, но куда столько? - ошалел Гунтер. - Нам столько не съесть, да и не всё здесь съедобное или чем другим полезное… Зачем?
- В том и радость охотника. Вам, как погляжу, не понять, - снисходительно улыбнулся Зигфрид. - Это вам не за одним-единственным кабаном полдня бегать! Так мы есть будем или нет?
- Столов и закуски не осталось, к сожалению…
- Да хватит жаловаться! Постелите кто-нибудь плащ. Будем есть на земле, а мясо и само по себе хорошо!
Он пристроился полулёжа и, получив большой кусок, с удовольствием вгрызся в него.
- Обожаю свежую дичь, - сказал он. - Ммм, как вкусно! Да, Хаген, знатного кабана ты завалил сегодня!
- В этом лесу можно найти хряка и покрупнее, - спокойно отозвался Хаген.
Гунтер побледнел. Зигфрид не переставал улыбаться.
- А что ты сам не ешь? - обратился он к Хагену.
- Я не голоден.
- Да можешь быть хоть сто раз сытым, но ты меня уважаешь?
- Оставь его, Зигфрид, - произнёс Гунтер.
- Ха! - герой пожал одним плечом, разделался с куском мяса и спросил, отвалившись наземь: - Было вкусно, но одно меня удивляет - нам вино будут подавать или нет?
- Хаген подвёл нас, увы, - заявил Гунтер.
Зигфрид резким разворотом сел.
- Я отправил вино в Шпессарт по ошибке, - сказал Хаген.
- Вот спасибо, - раздосадовано произнёс Зигфрид.
- У нас ещё была вода, но её, извините, медведь опрокинул.
Зигфрид надулся, и его зрачки сузились в острые точки.
- Если у вас в обычае морить гостей жаждой, то я вам отныне не товарищ!
- Всё не так плохо, - сказал Хаген. - Здесь неподалёку, вон там, - он указал прямо перед собой, - есть широкий ручей с прозрачной водой.
- Предлагаешь нам воду вместо вина? Очень любезно, нечего сказать, - сердито посверкал в него глазами Зигфрид. - Но лучше уж так, чем умереть от жажды.
- Прекрасно, пойдём пить к ручью, - объявил Гунтер, и некоторые из бургундов тут же побежали в указанную сторону.
Зигфрид вскочил и бросился было вслед, но его остановил возглас Хагена.
- Я слышал, король Зигфрид, что вы необыкновенно быстро бегаете, но до сих пор мне не приходилось этого видеть.
Ксантенец рассмеялся.
- Не веришь, да? А давайте я с вами наперегонки! Только вот что: вы бегите налегке, а я при полном вооружении, - он взял свой меч, копьё и щит. - К тому же я пропущу вас вперёд. Вот и увидите, кто первый добежит до ручья!
Гунтер бросил недоумевающий взгляд на Хагена, но тот кивнул:
- Хорошо.
- Давайте, я потом за вами, - весело сказал Зигфрид.
Гунтер и Хаген побежали. Очень скоро мимо них пронёсся, гремя оружием, радостно ухающий и гикающий Зигфрид, и тут Хаген придержал короля:
- Не будем загонять себя.
Зигфрид примчался к ручью, обогнав даже тех, кто побежали первыми, и ликующе воскликнул:
- Я первый! Первый! Хохо!
Он весело подпрыгивал, смеясь и дрыгая ногами. Бургунды, не обращая на него внимания, опускались к воде.
- Ладно, пейте, - добродушно бросил им Зигфрид, сбавив свой восторг. - Запыхались, небось?
Появились Гунтер с Хагеном. Гунтер склонился к ручью и пил. Хаген, опустившись на колено, черпал воду и пил с ладони, наблюдая за происходящим. Он увидел, как Зигфрид отложил в сторону свой щит и меч, а копьё воткнул в землю.
Гунтер, напившись, отошёл от ручья; другие тоже стали расходиться. Настала очередь Зигфрида: припав к ручью, он почти уронил голову в воду, вынырнул, весело отфыркиваясь, окунулся ещё раз и потом стал пить.
Хаген не спеша зашёл ему за спину. Гунтер тихо отступил в сторону. Зигфрид жадно лакал воду, как зверь; плащ так плотно облепил его спину, что был заметен даже крестик под ним, на кафтане. Хаген не торопился. Зигфрид торчал перед ним в столь неприличной позе, что убить его сейчас было бы похабной шуткой. Он дождался, когда Зигфрид наконец разогнётся; его плащ немного съехал, но Хаген уже видел, куда бить.
Всё произошло быстрее, чем об этом можно было бы рассказать. Хаген схватил копьё Зигфрида, с силой ударил его меж лопаток, затем резко выдернул копьё и отбежал на некоторое расстояние. Зигфрид не то от неожиданности, не то вслед за рывком копья развернулся с вытаращенными глазами. Он неловко попытался заглянуть себе через плечо и только потом, очевидно, понял, что случилось. Он тяжело поднялся, сделал пару неуклюжих шагов вперёд и рухнул на колени.
- Предатели…, - прохрипел он. - Я же вам добра желал…
- Не сомневаюсь, - холодно ответил Хаген, подходя к нему. Взяв ослабшую руку Зигфрида, он стал загибать на ней пальцы:
- За Брюнхильду. За Бургундию. И за.., - он наклонился и что-то тихо сказал.
Зигфрид вскинул на него взгляд, полный нечеловеческого то ли испуга, то ли бешенства, то ли отчаяния, испустил какой-то невнятный рык и так толкнул Хагена, что тот не удержался на ногах. Но на этом силы Зигфрида иссякли. Он булькающе закашлялся, изо рта хлынула кровь. Плащ сполз наземь, и Зигфрид упал на него, пару раз дёрнулся, обмяк и застыл.
Хаген поднялся, взял окровавленное копьё, смерил лежащего Зигфрида бесстрастным взглядом. Затем обернулся к Гунтеру, несмело подошедшему ближе, и сказал громко и спокойно:
- Я рад, что положил конец его произволу.
- Да, Хаген, - Гунтер попытался придать голосу твёрдость. - Ты… очень хорошо поохотился сегодня.
Стали подходить и другие. Хаген затрубил в рог, сзывая всех. Гернот, увидев ситуацию, удовлетворённо кивнул, Данкварт бросил Хагену: «Ну ты даёшь», многие старались подойти поближе, чтобы разглядеть мёртвого Зигфрида. Его золотистые волосы живописно рассыпались среди цветов, но сам Зигфрид почему-то стал казаться меньше, будто он разом усох на треть. Толпящиеся бургунды чесали головы, щёлкали языками и негромко переговаривались - надо же, казался почти бессмертным, как Господь Бог, а помер от раны, как самый заурядный человек, и теперь, как ни погляди - труп трупом.
Хаген отбросил копьё.
- Хватит глазеть, - сказал он. - Охота окончена. Мы возвращаемся в Вормс.
***
Ночь была светлая, небо было полно звёзд. Брюнхильда, в красном плаще, со стянутыми в простой хвост волосами, медленно шла по стене замка. Её глаза, привыкшие к темноте, всматривались вдаль. Факел в её руке был нужен лишь затем, чтобы видеть собственный путь. Никто из стражников не решался подойти к ней, тем более что всем было заметно - это было не рассеянное блуждание. Королева будто чего-то ждала, и если кто видел её лицо, то мог удивиться его твёрдости.
Брюнхильда остановилась, опершись одной рукой о зубец и продолжая сосредоточенно смотреть вдаль… Накануне она не провожала мужа и его спутников на охоту, но Хаген успел зайти к ней и сказать, что время настало.
- Сделай так, чтобы эта охота оказалась для него последней, - произнесла тогда Брюнхильда, - и ты получишь всё, что пожелаешь.
- Я говорил вам, госпожа, что мне ничего не надо. То, что я сделаю, будет мне наградой само по себе.
Брюнхильда не удержалась от покровительственной улыбки, когда он поцеловал обе её руки.
- Признайся мне, Хаген, какие ещё цели ты преследуешь? Мне слишком трудно поверить, что всё только из-за меня.
- Здесь многое сошлось, моя королева. Но не думайте, что вы и ваша честь для меня пустой звук, - он сжал её руки, взгляд приобрёл убийственную серьёзность. - Я принял решение не раньше и не позже, чем вы услышали его от меня, госпожа, и не переменил его. Не беспокойтесь, моя рука не дрогнет.
Он отпустил её и шагнул назад, но тут Брюнхильда тронула его за плечо.
- Будь осторожен, мой Хаген, - сказала она приглушённо.
Он быстро поклонился и ушёл.
Теперь Брюнхильда ждала возвращения охотников. Устав стоять у стены, она поднялась на башню и оттуда увидела, что кто-то направляется к замку. Сначала были заметны лишь движущиеся огни, потом люди и кони. Когда путники подошли ближе, стало видно, что они кого-то везут на подводе.
Брюнхильда расхохоталась. Она быстро спустилась вниз и вышла во двор. Там она встретила охотников, держа факел в руке, статная и гордая, почти как некогда в Изенштайне.
- Поздравляю с удачной охотой, король Гунтер, - произнесла она низким, терпким голосом.
Гунтер указал взглядом на Хагена. Брюнхильда чуть склонила голову в его сторону, затем подошла к подводе. Лицо её исказилось презрением.
- Вот и получил он то, что заслужил…, - она резко развернулась к Гунтеру, глаза горели. - Отнесите его Кримхильде.
- Ей и несём, - сказал Хаген, но вдруг Гернот остановил всех:
- А надо ли ей?...
- Пусть она увидит своего короля Бургундии и повелителя мира, - с неожиданной решимостью произнёс Гунтер.
- Иначе ещё не поверит в то, что случилось, - глухо добавил Хаген.
Всем прочим велели разойтись. Брюнхильда шла по коридору впереди; её волосы распустились, поступь была уверенной и властной. За ней Хаген и Гернот волокли труп Зигфрида, а Гунтер невольно оказался в хвосте. Подойдя к покоям Кримхильды, Хаген сказал:
- Кладём здесь.
Они положили тело прямо у дверей. Гунтеру внезапно стало боязно.
- Может, лучше сразу в церковь?
- Ты что же, не дашь жене обнять своего мужа? - произнесла Брюнхильда и с силой постучала в дверь.
- Что ты делаешь! - Гунтер начал стремительно терять кураж.
- Чего ты так боишься? - насмешливо спросила Брюнхильда. - Разве нам есть что скрывать?
- Но как же…
Дверь приоткрылась, и показалась служанка, тут же с испуганным вскриком исчезнувшая в комнате. Затем вышла заспанная Кримхильда.
- Кто тут шумит? - рассеянно бросила она.
Она слегка отлежала поллица, и её синяк при свете факела приобрёл прямо-таки зловещий вид. Гунтер опешил и нерешительно произнёс:
- У нас для тебя весть…
- Ой, труп!
В возгласе Кримхильды было столько детского удивления, что Гунтер так и замер с открытым ртом, забыв, что хотел сказать. Гернот и Хаген мрачно стояли рядом. Брюнхильда, бросив последний пренебрежительный взгляд на убитого, двинулась прочь.
- Это Зигфрид? - обратилась будто к самой себе Кримхильда и опустилась на колени рядом с покойником. - Нет, это не может быть он…, - она приподняла его голову. - Нет, он! Он! И что, мёртвый? - она встряхнула его. - Совсем-совсем? Ну вот! Так я и знала!
На её лице промелькнул испуг.
- И как такое могло произойти? - Кримхильда перевернула труп. - Конечно же! Удар в спину, как же ещё! Если бы я… Господи Боже!
Она вдруг вскрикнула и в ужасе отпрянула от убитого Зигфрида, вжавшись в стену.
- Пойдёмте отсюда, - тихо сказал Хаген.
Но тут обескураженный Гунтер сделал худшее, что можно было сделать в такой ситуации. Подойдя к Кримхильде, он сочувственным тоном сказал ей:
- Нам очень жаль, сестра, но его убили разбойники в лесу.
- Не надо, мой король, - подал голос Хаген, но Кримхильда и не услышала его, завопив:
- Разбойники? Знаю я этих разбойников! Хаген его убил… в угоду… Брюнхильде! - последние слова она выкрикнула неестественно высоким тоном и заплакала.
- Ну что ты, что ты, - забормотал Гунтер, неуклюже пытаясь обнять её.
Хаген вздохнул и пошёл сзывать слуг.
- Ты же ничего на самом деле не знаешь…, - заговорил было Гунтер.
- Да как же мне не знать, - задыхаясь, не своим голосом простонала Кримхильда, - когда я сама…, - она ткнула рукой в спину Зигфрида, - когда я сама… вот этот… крест… АААААА!!!
Она стала истошно кричать, вопить, колотить трупом Зигфрида о пол, и Гунтер испуганно отбежал от неё. Хаген в стороне давал распоряжения прислуге дать Кримхильде вдоволь нарыдаться, а затем везти тело в церковь. Служанки силой втащили Кримхильду, вместе с покойником, в которого она вцепилась ногтями, внутрь комнаты, и Хаген с Гернотом увели потрясённого Гунтера в его кабинет.
Как оказалось, Брюнхильда находилась там. Она сидела у стола, на котором стояли три наполненные кубка.
- Освежитесь, мои охотники, - властно-благожелательно сказала она.
- Благодарю, - Хаген взял кубок.
Гернот тоже взял свой и уселся в кресло. Гунтер же раздражённо опрокинул кубок на пол.
- Ещё вином нас встречаешь? Будь ты проклята, ведьма! Всё из-за тебя!
- Ах, так это я теперь виновата? - холодно сказала Брюнхильда.
- Гунтер, успокойся, - произнёс Гернот, не спеша прихлёбывая.
- Вспомните о том, из-за чего нам пришлось его убить, - сказал Хаген.
- Так ведь всё из-за неё! - бросил в отчаянии Гунтер, падая в кресло. - Ты, злодейка… Из-за тебя я принёс своей сестре такое горе… Если бы не ты…
Брюнхильда вскочила.
- Глупец! Ничтожество! Размазня в короне! - яростно обрушилась она на него. - Ты впустил насильника в свою спальню, ты позволил расшатывать твоё королевство и позорить тебя, ты загнал нас в это безвыходное положение, а теперь, когда другие всё сделали за тебя, ты ещё смеешь что-то мямлить!
- Жена, прекрати, - мучительно выдавил он.
Королева села и презрительно отвернулась.
- Мы уже обсуждали цену вопроса, не будем к этому возвращаться, - сказал Гернот. - Что у нас с возможными последствиями, Хаген? Мы готовы?
- Да, - ответил тот. - Возможно, Ксантен захочет объявить нам войну. Но тогда им потребуется время, чтоб собраться, а за это время будем готовы и мы. Несколько человек я послал к границе, чтобы быть в известности. По правде сказать, вариант нападения кажется мне маловероятным, но надо иметь в виду всё возможное.
- Ты прав, - согласился Гернот. - Что ещё может нам угрожать?
- Ксантенские воины здесь, в Вормсе, - ответил Хаген. - Это гораздо опасней для нас, если они захотят тут же отомстить за своего… лучезарного вождя. Численное превосходство за нами, но они могут пойти на хитрость или совершить что-нибудь отчаянное, поэтому мы должны быть очень бдительны. Это касается и вашей безопасности, мой король.
Гунтер, сникший вконец, будто не слышал его.
- Хорошо, когда есть на кого положиться, - сказала Брюнхильда Хагену. - Полагаю, твои люди наготове?
Хаген чуть склонил голову.
- Полагаю так же, что до утра ничего не произойдёт, и вам, моя королева, нужно отдохнуть.
- И то верно, - устало поднялась она и взяла Хагена за руку. - Благодарю тебя.
- Позвольте мне проводить вас, - подошёл к Брюнхильде Гернот. Она скрестила руки на груди, и они вышли, не притронувшись друг к другу. Брюнхильда шла выпрямившись и казалась едва не выше Гернота.
В комнате остались Гунтер с Хагеном.
- Мой король, возьмите себя в руки, - произнёс Хаген.
Гунтер вздохнул.
- Мне жутко, Хаген. Моя сестра… Почему нельзя было устранить Зигфрида как-нибудь так, чтобы она не страдала?
- Если бы всё всегда решалось легко как в сказке…, - покачал головой Хаген. - Поверьте, она лучше нас знает, почему Зигфрида нужно было убить. Но плакать, конечно, будет, это неизбежно. Только меня не тронут её слёзы.
- Ты безжалостен. Она же женщина…
- Смею напомнить, мой король, что ваша жена тоже женщина.
- Да ей-то что? - махнул рукой Гунтер. - Или она мужа потеряла?
Хаген посмотрел на короля с гневным удивлением,но тут же отвернулся и отошёл к стене.
- Вы сейчас не о том думаете, мой король.
- Ты можешь не думать о ней, а я не могу. Она моя сестра, и теперь плачет там… А что у неё с глазом, ты не заметил?
- Зигфрид постарался, - ответил Хаген.
- И она всё равно любила его…, - вздохнул Гунтер. - Хаген, я и не знал, как она его любит! Так, как только требуется от женщины, но от большинства не дождёшься… Она и глупостей-то наделала только потому, что вся была в нём, без остатка… Идеальная жена, что обожает мужа как собака, благодарно принимающая от хозяина и ласку, и побои…
- Собака, которая любит палку - она, мой король, собака, - жёстко сказал Хаген. - Но посмотрим, как поведёт себя Кримхильда дальше. Нам она в этом деле оказала неоценимую услугу. Да, это так, - подтвердил он в ответ на удивлённый взгляд Гунтера, - но в сложившейся ситуации она - самое непредсказуемое.
Хаген подошёл ближе и твёрдо сказал:
- Нам желательно, мой король, чтобы она осталась в Бургундии.
- Я не стану удерживать её силой, если она захочет уехать.
Хаген чуть усмехнулся.
- В чём я абсолютно уверен, так это в том, что в Ксантен она не захочет.
- Поговорил с ней один раз - и решил, что всё про неё знаешь, - проворчал Гунтер.
- Она открылась мне больше, чем сама хотела.
Гунтер решил сменить тему.
- С трупом теперь что делать?
- Как что - хоронить. Кримхильда всё организует.
- Думаешь, у неё хватит сил?
- Хватит, более чем хватит. Нам придётся присутствовать при погребении, и тогда, ради Бога, мой король, никаких сказок про разбойников. Нам нет никакой нужды выдумывать нелепые отговорки.
Гунтер понимал, что Хаген верно говорит, но было всё равно жутко. Непонятно откуда взявшееся ощущение, будто он не защищал себя, а совершил государственный переворот, разрушило недавнюю уверенность.
- Ты тоже придёшь? - спросил он у Хагена.
- Да.
- Ты с ума сошёл? Ведь именно ты его убил…
- Именно потому я и должен присутствовать. Мне нечего скрывать, и прятаться, как виноватый, я не буду.
Гунтер не нашёл что сказать. Голова у него шла кругом.
- Вам бы сейчас отдохнуть и успокоиться, - посоветовал Хаген. - Да и я сам чертовски устал. У нас ещё есть время до утра, а впереди немало хлопот.
Гунтер охотно согласился и лёг спать, сразу заснув мертвецким сном. Хаген удалился к себе и до утра лежал, глядя полуприкрытым глазом в распахнутое окно, и никто не мог бы сказать, о чём думал он в это время.
6.
На следующий день Кримхильда занялась организацией похорон Зигфрида, поразив всех своей расторопностью и деловитостью. Она заказала роскошный гроб, сделала огромное пожертвование собору, объявила, что раздаст имеющееся при ней золото Зигфрида за помин его души, и к ней полдня шли попы и монахи, обещавшие молиться за упокой и получавшие свою порцию золота. Собрав ксантенцев, Кримхильда со скорбным видом велела им не делать глупостей, а оплакивать Зигфрида вместе с ней. Она отстояла первую заупокойную мессу с поразительным самообладанием, только повисшие уголки губ и рассеянные, почти не мигающие, а порой вдруг начинающие бегать глаза выдавали её подавленное состояние. Священнослужители, щедро осыпанные дарами, пели прямо-таки с воодушевлением. Зигфрид лежал пока что в простом гробу, одетый в грубую полотняную рубаху.
Дождавшись конца богослужения, Кримхильда сказала, что останется в церкви на ночь, так как намерена три дня и три ночи, вплоть до похорон, бдить над телом Зигфрида, читая молитвы и обходясь без еды и питья. С ней должны были остаться лишь несколько монахов. Её благочестивое желание было одобрено, но что-то пошло не так, и под утро монахи буквально принесли Кримхильду в замок. Она бормотала что-то невнятное и бессмысленно вращала глазами. Гунтер перепугался.
- Бедняжка, она же с ума сойдёт от горя!
- Да мы сами чуть с ума не сошли, - по-простецки ухнул один из монахов и спешно перекрестился. - Там, великий государь, с покойником что-то не то.
Гунтер поспешил в собор. Едва войдя, он чуть не задохнулся - там столько накадили, что стоял туман.
- Не излишне ли ваше рвение, святые отцы? - он еле удерживался, чтоб не закашляться.
Из тумана возник сам архиепископ.
- Изгоняем силу нечистую, - произнёс он со слегка ошалевшим видом. - Сколько лет живу, а первый раз такое вижу, Господи Иисусе…
Гунтер приблизился к мёртвому Зигфриду и похолодел. Тление почти не бросалось в глаза, но роговая кожа героя будто обмякла и где сморщилась, где повисла складками, точно старая кожа змеи.
- Господи Боже, - пробормотал король.
- Что вы медлите? Несите святую воду! - покрикивал архиепископ на служителей.
- А до похорон ещё два дня! - ещё более ужаснулся Гунтер. - Делайте что угодно, но к погребению приведите его в человеческий вид.
Он осенил себя крестом, поспешно вернулся в замок, где в укромном месте поплевал через плечо, после чего отправился к Кримхильде. Она успокоилась и заснула, а мать и братья сидели рядом.
Гизельхер при виде Гунтера резко поднялся с гневным видом, Ута шикнула, чтоб не будили Кримхильду, и братья вышли вон.
- Знал бы я, что вы задумали…, - срывающимся голосом произнёс Гизельхер. - Вот для чего вы отговорили меня не ехать на охоту! Твердили, что я должен остаться охранять порядок и безопасность в замке, а я и поверил! Да я бы…
- Гизельхер, ты не с луны упал? - оборвал его Гернот. - Не знаешь, что в последнее время происходило в Вормсе?
- Но сестра!!
- Не кричи так.
- Я всё понимаю, - тише, но так же сердито произнёс Гизельхер. - Но она…. она же теперь страдает!
- Гизельхер, тебе сколько лет? - бросил Гернот. - Сядь сначала и подумай хорошенько, почему так случилось, прежде чем испускать безумные вопли.
Гизельхер яростно сверкнул глазами и вернулся в покои Кримхильды. Гунтер нашёл, что Гернот был к нему чересчур суров.
- Он так её любит, бедняжку. А мы…
- Не заводи опять эту песню, Гунтер. Так что там в церкви случилось?...
Весть о гибели Зигфрида разошлась по городу, вызвав немалый женский плач и стон; мужики восприняли новость более сдержанно, найдя что обсудить за кружкой пива. В замке плакало немало дам; сторонники Зигфрида выдавали себя обескураженным видом, но ничего предпринимать, похоже, не думали. Замковая охрана была усилена, но это казалось явно лишним. Ксантенские воины бродили как потерянные, что Хаген не мог не прокомментировать - «остались аки стадо без пастыря»; зигфридовы шпильманы порой сбивались в кучу и уныло, угасшими голосами заводили что-то о том, что «Зигфрид в тебе и во мне».
Кримхильда два дня не выходила из комнаты, попросив уйти даже мать и Гизельхера. Только в день похорон Зигфрида она наконец прекратила своё затворничество, собрала своих дам и ксантенцев и пошла к собору.
Туда же должен был отправиться и бургундский двор. Гунтер зашёл к Брюнхильде и сообщил, что им пора.
- Я не стану оказывать ему почестей, - спокойно заявила Брюнхильда.
- Послушай, никто не требует от тебя его оплакивать. Явись просто ради приличия.
- Ради приличия там собирается достаточно людей, - холодно сказала она. - Я же после того, что он мне сделал, не появлюсь на его погребении даже для виду.
Её тон был столь бесстрастно неумолим, что Гунтер больше не пытался её убедить.
Колокола звонили вовсю. Кримхильда шла босиком, в голос рыдая и громко призывая Зигфрида; она то и дело запрокидывала голову и хваталась за грудь. Синяк она замазала белилами, но слёзы всё смыли и только добавили разводов по лицу, отчего её вид стал ещё более несчастным. Пару раз она замирала и со стоном опускалась на руки своих дам; тогда процессия останавливалась, Кримхильду обрызгивали водой, и она, продолжая громко рыдать, шла дальше. Дамы невольно плакали вместе с ней, но и воины были поражены таким огромным горем и шли притихнув, будто чего-то натворили.
Бургунды двигались к собору отдельно. В свите находился Хаген. Он выглядел собранным и решительным и был едва ли не единственным, кто даже не смотрел в сторону Кримхильды.
Шпильман Фолькер, неучтиво проскользнув меж придворными, приблизился к нему.
- Хаген, друг мой, - взволнованно заговорил он. - Тебе нельзя здесь находиться. Это опасно.
- Моим людям ничего не угрожает.
- А тебе самому? Ты посмотри на неё, - он указал на Кримхильду. - Она же тут страдания богоматери решила разыграть! Поверь мне, Хаген, я знаю, чем такие вещи кончаются. Лучше уйди.
- Прятаться я не буду, - гордо и злобно ответил Хаген.
- Тебя же растерзают! - в голосе Фолькера прорезалось отчаяние.
- Кто? - грубо ответил Хаген и, не глядя на Фолькера, положил руку ему на плечо. - Хватит паниковать. Мы не в Ксантене.
- Да уж не знаю…, - уронил Фолькер, покосившись на Кримхильду.
- А если что, то двум смертям не бывать, - процедил Хаген, мрачно блеснув глазом.
Фолькер резко выдохнул.
- Я буду с тобой, Хаген, и разделю твою судьбу, какой бы она ни была, - твёрдо сказал он.
Хаген бросил на него быстрый взгляд, полный удивления, сменившегося на благодарность, и пожал ему руку.
Тем временем обе процессии входили в церковь. Хаген остался у входа, и его мрачное лицо смягчилось, когда он увидел, что Фолькер встал по другую сторону дверей. Шпильман заметил его взгляд и нахально улыбнулся.
Зигфрид лежал уже в золочёном гробу, накрытый дорогой тканью и заваленный со всех сторон цветами. Над его лицом, очевидно, хорошо поработали, расправив и нарумянив и так же плотно обложив цветами. Кримхильда при виде его первым делом громко закричала, схватившись одной рукой за сердце, другой за откинутый лоб, и снова упала на руки служанок. Её опять побрызгали и подвели поближе. Звучала неизвестно какая по счёту заупокойная месса. Кримхильда, мученически возведя глаза, держала ладони на груди и заливалась слезами. Как только стихло последнее «аминь», она опустила руки и вдруг громко произнесла, придав голосу неожиданную торжественность:
- Господа, вы знаете, что славный король Зигфрид был непобедим. Он никем не мог быть сражён в бою, потому что никто не был ему равен. Он был убит подло, ударом в спину, и коварный убийца величайшего из героев находится среди нас. Он не постыдился следовать за нами. Но я не вижу его сейчас здесь, под сводами храма. Не потому ли, что никогда ещё нога этого нечестивца не переступала порог церкви?
Воцарилась гробовая тишина. Кримхильда повысила голос, воззвав со всем мыслимым пафосом:
- Войди же, нехристь! Пусть убитый изобличит тебя или оправдает! Слышишь? Я обращаюсь к тебе, Хаген фон Тронег!
Хаген всё слышал. Подавив усмешку, он стал у порога церкви, но внутрь не вошёл.
- Войди же! - вскричала нетерпеливо Кримхильда. - Войди и приблизься к телу, чтобы все видели…, - в возбуждении она сама подбежала вплотную к гробу и вдруг побледнела, захватала ртом воздух, завопила и упала в обморок.
Из-под цветов, покрывавших покойника, показалась кровь.
- Что там? Что это? - испуганно заохали в толпе.
- Что это? - бормотала очнувшаяся Кримхильда, не в силах подняться с пола.
- Не пугайтесь, госпожа, - громко произнёс служка, возившийся возле тела. - Успокойтесь, это не чудо, а чей-то недобрый замысел! Кто-то подложил в гроб пузырь с кровью, - он поднял и показал всем кровавый ошмёток, извлечённый из-под цветов.
Кримхильда сглотнула, губы сжались в линию. Она поднялась, пыхтя, будто в гневе.
- Нет! Это было чудо! Чудо! - визгливо выпалила она. - СтОило только убийце появиться у порога, как рана открылась! Да!
- К чему вам такие ухищрения, королева? - раздался властный голос Хагена. - Да, это я его убил, - и не успела толпа ахнуть, как он добавил: - Есть ли здесь хоть один человек, который не знает, почему я это сделал? Я готов дать ответ.
Кримхильда оцепенела. Присутствующие молчали, пока Хаген с вызовом оглядывал их всех.
- Вижу, мои слова будут излишни, - произнёс Хаген и ушёл за двери.
Кримхильда беспомощно смотрела ему вслед и вдруг, всхлипнув, зашлась в истошном вопле:
- Убийцаубийцаубийцаубийца!!!!!!
Этот крик словно подстегнул ксантенских воинов; они потолклись прочь из церкви, похватав оставленное у входа оружие. Бургунды бросились вслед, и у порога собора мигом образовались две враждебные группы.
- Остановитесь! - выбежала Кримхильда. - Стойте!
Она развернулась к ксантенцам, воздев руки вверх и тяжело дыша.
- Вы разум потеряли? Посмотрите - сколько вормсцев и сколько вас! Опустите оружие! Слышите?
Ксантенцы недоумённо переминались.
- Но, госпожа…, - неуверенно произнёс один из них.
Кримхильда, похоже, сама была поражена собственным повелительным тоном. Замерев в той же позе, со смятением на лице, она произнесла дрожащим голосом:
- Я вам… запрещаю. Ради меня… во имя Зигфрида оставьте свои помыслы. Сложите оружие и не смейте браться за него.
Ксантенцы смотрели то на неё, то на выстроившихся бургундов: Хаген в центре, по одну сторону Фолькер, по другую Данкварт, и множество людей за ними, тесно стоявших, готовых, казалось, даже на смерть. Ксантенцы понурились и поплелись назад в церковь, с ними вошла Кримхильда. Хаген, приподняв бровь, наблюдал эту ретираду. Фолькер едва верил собственным глазам.
Бургунды тоже вернулись в собор. Пора было наконец захоронить покойника. Гроб закрыли, и пока несли его к месту погребения, Кримхильда ещё пару раз повисала на руках своих дам, продолжив лить слёзы. Когда гроб уже опускали в нишу, она вдруг застонала и попросила открыть крышку, чтобы последний раз взглянуть на своего любимого мужа. Её просьбе повиновались. Кримхильда подошла к гробу и приподняла голову Зигфрида, чтобы поцеловать его, но после этого вдруг охнула и неловко, без прежней живописности, свалилась без чувств.
Гроб поспешно заколотили и опустили. Кримхильду пришлось уже не обрызгивать, а отливать водой, но встать она уже не смогла, и её вынесли из церкви; за оградой её стошнило, и она слабым голосом попросила отнести её в замок, в её покои.
Все прочие стали расходиться. Хаген хлопнул Фолькера по спине:
- Вот и пережили эти страсти.
- Слава Богу, - вздохнул с облегчением Фолькер. - Ты всё-таки прав: здесь не Ксантен. Сколько сразу встало за тебя! «Там, где не зная страха, стоит за друга друг…»
- Что я тебе и говорил. Здесь никаких этих, как ты это назвал, страстей богоматери никто и не видел никогда, а бог-весть-какие-лучезарные герои из дикого леса - что они тут для кого?
Они обняли друг друга за плечи и медленно двинулись по улице.
- Ты, кстати, не заметил, - сказал Хаген, - что его людей как-то меньше стало?
- Заметил. И куда они делись?
- Вестей с границы я пока не получал. Конечно, рано ещё… Но подозреваю, друг Фолькер, что с предосторожностями я на этот раз слегка перестарался.
***
После похорон всё как-то быстро успокоилось. Женский плач в городе прекратился, похабные шуточки про короля и королеву сами собой сошли на нет, и Гунтер, без страха проезжая по улице и видя прежнее почтение, удивлялся, что ему самому для этого почти ничего не пришлось делать. Ксантенцев стало ещё меньше; они бродили по Вормсу как неприкаянные, пока не решили наконец вернуться домой и обратились к Кримхильде. Она отпустила их, но сама ехать отказалась.
- Я останусь здесь, где погребён мой Зигфрид. К тому же здесь вся моя родня, а в Ксантене я буду всем чужая. Дорогой маркграф, ты тоже оставайся, ведь здесь твоя родина, - обратилась она к маркграфу Эккеварту, приехавшему в Вормс вместе с ней.
Ксантенцы уговаривали её уехать, напоминали о сыне, но она не дала себя уломать, и они, тоскливо пообещав ей напоследок, что все увидят, как Зигфрид был всеми любим, отправились в путь без неё и даже стерпели присутствие Гернота, сопровождавшего их до границы.
Гернот не поленился разыскать людей Хагена и узнал от них, что до сих пор ни один ксантенский воин не пересекал границу со стороны Бургундии. Когда удивлённый Гернот рассказал об этом Хагену, тот усмехнулся и сказал, что Зигфрид, очевидно, своей смертью страшно разочаровал многих своих поклонников, привыкших видеть в нём высшее существо.
Решение Кримхильды остаться хоть и обрадовало, но и сильно удивило королеву Уту.
- Твой сын ещё мал, - говорила она, - ты правила бы от его имени!
- Знаю, - раздражённо отвечала Кримхильда. - Но не хочу. Зачем мне власть без моего Зигфрида?
- Но твой сын!
- О нём есть кому позаботиться.
- Но тебя он не волнует?! - поражалась Ута. - Ты сможешь жить постоянно вдали от него, не зная, как он растёт...?
Кримхильда тут же заливалась слезами.
- Никто мне без Зигфрида не нужен! Никто! Никто! Был бы милый рядом и всё! Зигфрид! Зигфрид!
Она поднимала крик и стон, и Ута ошеломлённо смолкала.
- Я перестала понимать собственную дочь, - пожаловалась королева-мать Гизельхеру. - Да, ей сейчас нелегко. Но что она порой начинает нести…
- У неё слишком великое горе, - сочувственно произнёс Гизельхер.
- Да мне, сынок, с самого её приезда кажется, что с ней что-то не то, - Ута утёрла случайную слезу. - Как будто это и не она больше. Господи, помилуй нас грешных!
Кримхильда поначалу высказала пожелание уйти в монастырь, но, видя множество жалеющих взглядов в свой адрес, передумала. Она распорядилась построить ей дом рядом с собором, чтобы жить отдельно со своей прислугой и маркграфом Эккевартом и при этом быть всегда рядом с местом погребения Зигфрида. Она любила выходить и смотреть, как строится дом; её замечали, и слёзы у неё начинали течь как по команде.
Кримхильду навещал Гизельхер, жалевший её больше других; когда он появлялся, с неизменно сострадательным лицом, Кримхильда невольно начинала плакать. Он всячески старался её утешить. Как-то они гуляли вместе в саду, и Гизельхер спросил, кто же будет регентом в Ксантене.
- Не знаю. Мне всё равно, - ответила она таким тоном, что сомневаться не приходилось - ей действительно всё равно.
- А твой сын?
- Тебе мать, что ли, вопросы передаёт? - недовольно произнесла Кримхильда и вздохнула: - Пойми, Гизельхер, нельзя мне в Ксантен. Даже если бы я вдруг захотела - всё равно нельзя.
- Но почему?
- Зигфрид там всё равно что бог, - сказала она потускневшим, словно постаревшим голосом. - Если я, уехав с ним, вернусь без него, мне не простят, что я не уберегла такого великого героя. Да ещё именно я тот скандал устроила… Нет, нельзя мне туда, - она вздохнула. - Не растерзают, конечно, но и жизни не дадут.
Гизельхер слушал её с удивлением.
- Я был уверен, что ты счастлива, Кримхильда.
- Я и была счастлива, - ответила она так же без энтузиазма. - Ведь меня взял в жёны такой человек, как Зигфрид. Столь возвышенный герой не стал бы жениться на никчёмной женщине, верно?
- Ты и так не никчёмна, сестра: знатна, красива…
- Ты всё мне льстишь, Гизельхер. То, о чём ты говоришь - чепуха. А вот быть женой светлейшего в мире героя - это другое дело. Это великая милость.
Гизельхер впал в недоумение. Кримхильда посмотрела на него и тихо засмеялась.
- Как мне было не остаться? Здесь мои родные… Здесь всё родное… Здесь меня есть кому пожалеть.
Она прильнула к плечу Гизельхера, заглядывая ему в глаза.
- Как странно… Когда-то ты был совсем малышом, а я качала твою колыбель и была так горда, будто была тебе мамой… А теперь ты сильный мужчина, а я… точно брошенная маленькая девочка, - она произнесла последние слова трогательно-беспомощным тоном и уткнулась брату в грудь. Он гладил её по голове и плечам и говорил что-то ласковое. Плакать на его груди было сладко, и Кримхильда не сразу смогла от него оторваться.
- Только одно тревожит меня, Гизельхер, - сказала она, позволив ему усадить её на скамью. - Если я ещё увижу Хагена, я умру от горя.
- Я не позволю ему даже попадаться на твоём пути, - заявил Гизельхер.
- Вот и хорошо, - Кримхильда обмахивалась рукой. - А когда мой дом будет готов, я вряд ли даже случайно смогу его встретить… Какой ты заботливый, Гизельхер, - она мило улыбнулась ему.
- С тобою Гернот хочет встретиться, - сказал Гизельхер будто невзначай, и Кримхильда перестала улыбаться.
- Гернот? Зачем бы вдруг?
- Ему тоже жаль тебя, сестра.
- Если бы меня здесь жалели…, - начала было она, но плакать ей уже надоело, и она сменила тон: - Гернот, говоришь? Из всех братьев он всегда был меньше всех мне близок. Но, может, всё переменилось…
Она задумалась. Гизельхер выжидал, пока она не сказала:
- Передай ему, что я буду рада его видеть.
Гернот навестил её в покоях. Столь сочувственного, как у Гизельхера, лица от него было не дождаться, но при входе он сказал:
- Очень жаль, что тебе пришлось вынести столь большое горе.
- Ах, Гернот, - Кримхильда упала ему на грудь.
Он обнял её и заговорил, что мертвеца не вернуть, и советовал вспомнить, что она королева. Плакать на его груди было не столь сладко, и Кримхильда быстро успокоилась.
- Зачем ты ко мне, Гернот? - печально спросила она. - Я предаюсь здесь скорби…
- Нельзя живым вечно плакать по мёртвым, - изрёк Гернот. - Я пришёл сказать, что Гунтер хочет примирения с тобой.
- Нет, никогда! - выпалила Кримхильда. - Это он всё допустил… Оставь, Гернот. Ты пришёл меня мучить!
- Раз ты предпочла остаться в Бургундии, Кримхильда, то тебе нет смысла питать к нему вражду. Иначе, я думаю, ты не пожелала бы жить с роднёй, да ещё ценой отказа от регентства.
Кримхильда уже жалела, что согласилась принять Гернота.
- Я осталась ради Зигфрида, над гробом которого хочу угаснуть, - простонала она. - Но не ради того, чтобы ты… мой родной брат… мучил бедную, несчастную вдову…
- Не лучшая идея - приносить себя в жертву мёртвому, - заявил Гернот. - Ты же теперь мало того что свободна, но ещё и совсем не бедна.
Кримхильда развернулась к нему с непонимающим взглядом.
- Я про золотой клад Зигфрида, - пояснил Гернот. - Разве не ты наследница?
- Я…, - пролепетала Кримхильда. - Но я даже не…
В волнении она поднялась и стала ходить по комнате.
- Это не простое золото. Взгляд Зигфрида на нём почивал. В нём сохранена часть его силы… Конечно, оно моё, Господи!
- Почему же оно до сих пор в Ксантене? - улыбнулся Гернот.
- Я и не думала… Ай, Гернот, какой ты умный! - она чуть снова не бросилась ему на грудь. - Я напишу письмо в Ксантен. С этим золотом ко мне вернётся часть моего Зигфрида…
- Ты уверена, что они легко расстанутся с ним?
- Я буду заклинать их именем Зигфрида, и они послушаются. Как же ты умеешь утешить, Гернот, - она прильнула к его плечу.
- А что мне сказать Гунтеру?
- Гунтеру? Да ладно… Всё равно мне жить здесь…, - она вздохнула. - Передай, что я сама к нему приду, и мы помиримся.
К встрече с Гунтером Кримхильда готовилась серьёзно, принимая перед зеркалом сурово-обвинительный вид до тех пор, пока ей не показалось, что лицо её сделалось достаточно грозным. Однако когда она вошла в зал, а Гунтер шагнул ей навстречу с таким выражением лица, будто она умирала от неизлечимой болезни, все её усилия пошли прахом: она заплакала и упала ему на грудь. Он гладил её, говорил какие-то глупые жалобные слова, целовал её и сам прослезился. Плакать на его груди было так сладко, что, оторвавшись от него, Кримхильда уже улыбалась блаженной улыбкой.
- Как я рада, что наконец мы все вместе, - произнесла растроганная Ута, которая тоже была здесь.
- А я-то как рада, - вырвалось у Кримхильды.
Все заулыбались, будто что-то давящее наконец покинуло эти стены. Кримхильда вдруг вздрогнула.
- А где твоя жена, Гунтер?
- Ей нездоровится сегодня.
- Её мучит совесть, - заявила Кримхильда.
- Совсем не похоже на то, - возразил Гунтер.
- Уж поверь мне, совесть её грызёт, - Кримхильда подняла голову. - Так её Бог наказывает за то, что из-за неё погиб такой лучезарный герой!
Всем снова стало неловко.
- А где Хаген? - Кримхильду как понесло.
- Я же обещал тебе, что он даже на пути твоём не встретится, чтобы не пришлось тебе умереть от горя, - сказал Гизельхер.
Кримхильда с досадой прикусила губу - как можно было понять её слова настолько буквально! По счастью, вмешалась Ута:
- Надеюсь, мы сегодня пообедаем все вместе?
- Я был бы очень рад, - произнёс Гунтер. - Как ты, сестра?
- А что, пообедаем, - протянула Кримхильда. - Соберёмся вместе. Я же дома… Дома!
Эта мысль, казалось, поразила её. Она ещё раз переобнималась со всеми, всех расцеловала, и обеденная трапеза прошла в такой лёгкой атмосфере, будто в Вормс на миг вернулось давнее, уже наполовину забытое прошлое - то, каким рисуется оно в счастливых воспоминаниях.
Ближе к вечеру Кримхильда надиктовала письмо в Ксантен, а потом, пораздумав, и записку для Хагена, которую послала ему со служанкой. Уже темнело, когда Кримхильда осторожно вышла в сад, держа руки под плащом. Хаген уже ждал её, стоя возле той скамьи, где она сидела с Гизельхером. Кримхильда вгляделась в его лицо и не заметила ни капли сожаления - один интерес: мол, зачем это я мог понадобиться?
Кримхильду тут же затрясло.
- Ты… Убийца моего Зигфрида…
- Мне это известно, королева.
- Ты это сделал не из-за меня, - выдавила она.
- Разумеется, нет.
Слёзы брызнули из глаз Кримхильды.
- Как только рука у тебя поднялась… На такого…. как ты мог, предатель….
- Простите, королева, - оборвал её Хаген. - Но обвинений в предательстве я не стерплю. Кто он мне, чтобы считать меня предателем? Друг? Родственник? Или он мой король и я присягал ему на верность?
- Какая разница! - отчаянно воскликнула Кримхильда. - Он светлейший в мире герой, уже за это надо быть ему преданным! Весь мир должен был склониться перед его светом! Только твоя адская гордыня…
- Если вы вызвали меня для пустых речей, королева, то вы зря теряете время, - устало сказал Хаген. - Позвольте откланяться.
Он двинулся прочь.
- Стой! - метнулась к нему Кримхильда. - Стой, я должна… кое-что тебе отдать.
Она вынула руки из-под плаща, и Хаген увидел, что она держит серебряный пояс и кольцо.
- Когда соберёшься пойти к ней… своей хозяйке, - с усилием произнесла Кримхильда. - Отдай это ей. Я не хочу больше, чтобы эти вещи находились у меня.
Хаген, чуть помедлив, протянул руку, чтобы забрать пояс и кольцо, но тут Кримхильда швырнула их оземь и бегом побежала прочь. Хаген поднял их, поближе рассмотрел пояс; его взгляд стал печален. Он погладил пальцем один из камней на поясе и медленно удалился.
7.
В Вормс прибыли корабли из Ксантена - они привезли золото Зигфрида. К пристани были подогнаны повозки, куда сносили сундуки, ларцы, тюки и бочонки; Гунтер с братьями и Кримхильда наблюдали за разгрузкой.
- Это что же, всё моё теперь, да? - Кримхильда пребывала в крайнем волнении. - И я смогу сама этим распоряжаться? О Господи… А куда же всё это складывать? Мне нужна сокровищница отдельно от вашей… Сколько же здесь всего! А знаешь, Зигфрид мне говорил, что в его кладе спрятана волшебная палочка, дающая власть над миром… Господи, где же всё разместить? Гунтер, у нас есть пустые подвалы?
Повозки тронулись в путь; корабли не остались даже для пополнения запасов и повернули назад. Кримхильда поскакала к замку, обогнав всех; вслед за повозками пристроились Хаген и Данкварт, которые до этого созерцали разгрузку издалека.
- Клад не выглядит настолько неисчерпаемым, - заметил Хаген. - Неудивительно, если вспомнить, как он им швырял… Должно быть, постоянно приходилось пополнять.
- За наш счёт уже не пополнит, - заявил довольно Данкварт.
- Это верно, но радоваться нам пока рано.
К ним подъехал Гунтер.
- Что вы здесь делаете? Исчезните, чтобы моя сестра вас не видела!
- Не увидит, мой король. Кажется, она помчалась присматривать место для своих богатств?
Гунтер возбуждённо засмеялся.
- Господи, Хаген, подумать только - Ксантен по единой просьбе отдал собственную казну. Невероятно! Даже без малейшей угрозы!
- Или они так по Зигфриду горюют, или без него совсем не знают, что делать, - съязвил Хаген.
- У меня было столько опасений, - признался Гунтер, - а всё разрешается удивительно легко!
- Чересчур легко, мой король.
- Тебе опять что-то не по душе? На это золото Ксантен мог набрать себе союзников и пойти на нас войной. А вместо этого отдаёт его нам! Оно теперь у нас!
- Смею уточнить, что не у нас, а в руках вашей сестры. Посмотрим, на что она его употребит.
- На какие-нибудь женские глупости, как же ещё, - без прежнего воодушевления произнёс Гунтер. - Но, по крайней мере, это богатство больше не у наших врагов.
Он поскакал вперёд. Данкварт, глядя на задумавшегося Хагена, спросил:
- Ты же не думаешь, что это золото особенное?
- Особенным золото делают люди, - ответил Хаген. - То, как они обращаются с ним и, не в меньшей мере, какой смысл ему придают. Это, к несчастью, золото Зигфрида. Потому нам ещё не время расслабляться.
Кримхильда отправилась к своей сокровищнице в сопровождении только одной пожилой служанки, знавшей все закоулки в замке и нёсшей в руках факел. Кримхильда почти торжественно держала в руках большой ключ, который лишь у двери отдала служанке.
Когда дверь со скрипом открылась и обе женщины вошли внутрь, Кримхильде поначалу стало боязно, но это был необычный страх: вокруг громоздились тюки и сундуки, казалось, им нет числа. Кримхильда вытащила из рукава скомканный белый плащ Зигфрида - с дыркой и запёкшейся кровью на спине.
- Это тоже его сокровище, пусть лежит здесь, - она развязала первый попавшийся узел и не глядя запихала плащ туда.
Осмотревшись внимательней, Кримхильда невольно улыбнулась.
- Видишь, Гудула, сколько богатств было у моего Зигфрида. И все содержат частичку его силы… Теперь это всё у меня!
Её разобрало любопытство.
- Он не допускал меня к нему, я и не знаю, что тут ещё есть… Подвинь-ка мне этот сундук!
Кримхильда опустилась на колени, чтобы открыть большой, казавшийся очень тяжёлым сундук, и служанка чуть склонила факел.
- Посмотри! - Кримхильда запустила руки внутрь и подняла их перед собой, держа золотые украшения и свисающие ожерелья. - Какая красота! - она копнула ладонью глубже, вытащив на свет кольца с драгоценными каменьями. - А это что? Посмотри, Гудула, какие серьги! Мне идёт? - она со смехом приложила их к ушам.
- Вам всё к лицу, госпожа, - ответила служанка.
Кримхильда положила серьги обратно в ларец.
- Это всё чепуха, Гудула. Главное, что я могу сама распоряжаться всем этим добром. Я богата… и свободна… Подумать только… Свободна и богата! - она рассмеялась, слегка подбросив вверх горсть украшений. - Свободна и богата! Хаха!
Драгоценности со звоном падали назад, Кримхильда вновь подбрасывала их, смеясь, но внезапно замерла. Смех застрял у неё в горле. Она покачнулась, лицо застыло в ужасе.
- Что случилось, госпожа?
- Н-ничего, - пролепетала Кримхильда и закрыла сундук. - Пойдём отсюда.
Кримхильда шла к своим покоям молча, опустив голову. Добравшись до постели, она велела оставить её и поспешила свернуться под покрывалом.
В сокровищнице ей померещилось, что сам Зигфрид смотрит на неё с небес. И что он мог увидеть? Кримхильда невольно сжалась. Как следует отпинать её он, конечно, уже не сможет, но он никогда бы ей такого не простил…
Она жалобно застонала и накрылась подушкой, желая спрятаться от самой себя. Светлейший герой, величайший герой, лучезарный Зигфрид мёртв, а его вдова не угасает от горя, уже забывает плакать, не растеряла красоты, даже не похудела! От синяка следа не осталось, как и не было, рука перестала болеть, и ей это было приятно! Как будто после смерти Зигфрида не должно быть только плохо, плохо и плохо. И это золото… Получается, что она ещё и выиграла от его смерти. Разве это допустимо? Свободна и богата! И ещё радовалась этому, и в глаз за такое никто не даст! Она снова оказалась его недостойна, хуже прежнего…
Не находя места от отвращения к себе, Кримхильда раскромсала подушку, покрывало швырнула на пол и снова рухнула на постель, но тут же поднялась и отправилась в собор к могиле Зигфрида, надеясь, что там и умрёт на месте. Она долго стояла возле надгробия, молясь и обливаясь слезами, пока не пришлось-таки уйти домой.
Несколько дней Кримхильда ходила с самым подавленным видом, объясняя всем сочувствующим, что вид зигфридовых сокровищ с новой силой пробудил в ней скорбь, и думала, что ей теперь делать, чтобы не выходило так, будто со смертью Зигфрида ей хоть с какой-то стороны стало лучше. Она готова была возненавидеть братьев за то, что они надоумили её забрать сокровища, пока её не осенило: золото Зигфрида должно послужить ему. Разве через него не продолжится благотворное воздействие силы Зигфрида на мир? И она, вдова героя, обязана об этом позаботиться…
Эта мысль успокоила Кримхильду и заставила вновь заулыбаться.
***
- Я знаю, что Вы готовы были принять сторону моего Зигфрида, - сказала Кримхильда стоявшим перед ней нескольким бургундам, - и поддержали бы его, если бы он не был безвременно сражён подлой рукой проклятого Хагена. Надеюсь, Вы ещё не забыли Зигфрида и благодарно примете дары в помин души светлейшего героя.
Она открыла наполненный сундук. Бургунды смутились.
- Неужели вам этого мало, - с печальным укором произнесла она. - Хорошо, я велю принести ещё. Только не забывайте о величайшем герое, чья жестокая гибель осиротила всех нас…
Лицо её сделалось очень несчастным, и вояки наперебой воскликнули:
- Что вы, королева!
Она собственной рукой стала отсыпать золото в их щиты, приговаривая:
- Это золото - особенное. После того, как им владел Зигфрид, часть его силы сохранилась в нём. Я рада поделиться с каждым из вас долей его благодати, и да послужит она вам на пользу.
Бургунды от всей души поблагодарили её.
Затем к ней стали являться другие, прежде не замеченные в больших симпатиях к Зигфриду, и Кримхильда одарила их тоже, заверив, что они получают от неё часть силы и света лучезарного Зигфрида.
Настало время Кримхильде переселяться в собственный дом. В первый же день она задержала по дороге из собора нескольких горожан. Для них было приготовлено более скромное подношение, но мужики так и разинули рты, увидев блеск золота и драгоценностей.
- Король Зигфрид покинул нас, но сила его жива, - вещала Кримхильда. - Дадим же ей воспрянуть. Возьмите это золото, но не просто поминайте Зигфрида: взывайте о нём на улицах, взывайте на площадях!
- То есть как это взывать? - испортил всю торжественность туповатый детина-колбасник. - Стоять на площади и орать, что ли? Простите великодушно, госпожа, но нам работать надо.
- Вам так трудно? - разгневалась Кримхильда.
- А кто же будет печь хлеб? - ввязался пекарь.
- Вы думаете только о хлебе едином?
- Простите, благородная королева, но есть всем хочется.
Кримхильда еле сдерживала ярость. Вот глупое мужичьё, и ещё так с ней разговаривают! В Ксантене их немедленно бы выпороли... Скрепившись, она произнесла с пафосом:
- Вспомните, как Зигфрид ехал по улицам и осыпал вас золотом. Вы работаете в поте лица своего, а он мог избавить вас от этого! Он ушёл, но оставил много золота. Поможем же установиться счастливому царству Зигфрида!
Ей поднесли ещё ларчик, и горожане сломались, с благодарностью разобрав всё.
Вскоре, проезжая с братьями по городу, Гунтер заметил на площади группу людей, держащих в руках грубо намалёванное изображение воина, пронзающего дракона, и хором надрывающихся:
- Зииигфрииид всегда с тобоой! Зииигфрииид всегда живооой!
Вокруг теснились в большом количестве женщины; они воздевали руки, стенали и скорбно восклицали:
- Зигфрид, вернись! Зигфрид, спаси!
- Что за балаган? - поразился Гернот.
Рядом оказалось несколько детишек, весело повторяющих писклявыми голосами:
- Зиг-фрид! Зиг-фрид!
Королевская стража подалась вперёд; толпа отступила было, но не успели Гунтер с братьями проехать, как им в спину понеслась та же песня.
Только-только потрясённый Гунтер въехал в замок, как к нему срочно явился Ортвин и сообщил, что Кримхильда так щедро раздаёт золото его воинам, что при дворе уже пошли весьма сомнительные разговорчики; Гунтер оборвал его и велел прислать к нему Хагена.
- Можно нас всех поздравить, - мрачно съязвил Хаген.
- Ты смеешь издеваться? - прикрикнул на него Гунтер. - Скажи лучше, что теперь делать. Я думал, всё решилось наилучшим образом, а вместо этого…
- … вместо этого золото Зигфрида принесло нам кучу проблем, - произнёс Хаген. - Кримхильда попросту покупает наших людей - это раз. Она же баламутит горожан…
- Ты мог бы не перечислять? Я знаю это без тебя, - нервно оборвал его Гунтер. - Как нам остановить такую беду?
- Того вреда, что уже принесён, не отменить, но ещё не поздно предотвратить худшее. Достаточно, чтобы Кримхильда потеряла возможность швырять золотом.
- И как это сделать?
- Отобрать его у неё.
Гунтер вздрогнул и пробормотал:
- Как это… отобрать?
- Тогда прекратятся и хоры на улицах, и подозрительные разговоры по коридорам, - спокойно заявил Хаген.
Гунтер потёр лоб.
- Но… нет, я не могу этого сделать! Она хозяйка клада, она вольна распоряжаться им…
- Вот и распоряжается, подрывая наше королевство.
- Но зачем? Во имя Зигфрида? Мертвеца всё равно на трон не посадишь…
- Да мертвецу-то ни холодно, ни жарко, - отрезал Хаген. - Иное дело его вдовушка.
Гунтер всё более поражался.
- А мы-то удивлялись, как легко она отказалась от регентства. Конечно, зачем ей один Ксантен, когда… О Господи!
- Я не уверен, что она сейчас думает о регентстве, - сказал Хаген. - А вот те, кто берёт от неё золото, могут иметь свои планы. Как и те, кто с такой лёгкостью расстался с собственной казной.
- Нет, это невозможно вынести! - вскричал Гунтер. - Всё рушится… Неужто это золото и впрямь волшебное и Зигфрид продолжает действовать через него?
- Скорее уж через неё, - бросил Хаген. - Мой король, над нами нависла страшная опасность. У нас один выход - отобрать у Кримхильды золото.
- Но я не могу, - сказал Гунтер обречённо. - Получится, что я лишу сестру её законного наследства…
- Вам по душе сложившаяся ситуация?
- Да ни в коей мере! Но я не знаю, как быть. Она действует как наш враг, но она моя сестра, я не смогу снова причинить ей горе…
- Вам не придётся ничего делать.
Гунтер посмотрел на него с удивлением.
- Виноват буду я один, - спокойно сказал Хаген.
Гунтер несколько мгновений всматривался в его лицо, убеждаясь, что так оно и будет. Он быстро удалился и вернулся с запасным ключом от сокровищницы.
- Выбери день, когда меня и братьев не будет в городе, - сказал Гунтер, вручая ключ Хагену. - Клад постарайся хорошо спрятать. Обещай, что расскажешь нам троим, где ты его скрыл.
- Обещаю.
- И что никому не выдашь, где скрыты сокровища.
- Обещаю, мой король.
- Я полагаюсь на тебя.
Хаген спрятал руку с ключом под плащ. Гунтер отпустил его, и от сердца немного отлегло.
Ещё два дня Гунтер сомневался, верное ли решение он принял, но на третий день объявил, что поедет с братьями в северную марку по срочным делам. Когда они ехали через город, возбуждённой толпы явно стало больше.
- Зигфрид, помоги! - завывали женщины.
- У-бий-цы! - скандировали несколько мужиков вслед Гунтеру, Герноту и Гизельхеру, выведя из себя даже последнего.
- Как они смеют?! И мы терпим?
- Это лихорадка такая, - произнёс спокойно Гернот. - Развивается под действием зигфридова золота. Ничего, проходит быстро и бесследно.
Гунтер с удивлением воззрился на Гернота и подумал, что тот, очевидно, всё хорошо знает.
Не успели они выехать, как хор фальшиво затянул:
- Светлеееейший в мире герооооой…
***
Телеги, гружёные зигфридовыми сокровищами, уже несколько дней продолжали свой путь. Сверху они были прикрыты соломой - довольно неуклюжая маскировка, но Хаген не стал возражать. Он и его люди, сопровождающие груз, были одеты как простые горожане скорее удобства ради, но оружие при них было.
Наконец Хаген велел остановиться.
- Стерегите нашу поклажу, - распорядился он, садясь на самую большую телегу, на которой вдобавок громоздилась лодка.
- Не нужна ли помощь? - спросили у него.
- Один справлюсь, - ответил он, стегнул коней - телегу тащили сразу три, так она была нагружена - и постепенно исчез из поля зрения своих людей.
Хаген отъехал довольно далеко, сместившись при этом к Рейну. Остановившись, он удовлетворённо осмотрел местность - видимо, хорошо ему знакомую, - распряг коней, спустил лодку к берегу и стал складывать в неё тюки и ларцы. Из одного мешка вываливалась какая-то белая тряпка, показавшаяся Хагену знакомой; он вытащил её, развернул и узнал плащ Зигфрида, белый, расшитый золотыми узорами, с кровавой дыркой там, где копьё пронзило крестик.
Хаген вспомнил, что слышал об этом плаще от Кримхильды, и набросил его на себя. Невидимым он от этого не стал, но только подумав, что надо ещё произнести «мрак и туман», он ощутил, что у него будто помутилось в голове, мышцы сильно напряглись, в кулаках появился зуд. Он подскочил к ближайшему дереву и одним толчком повалил его.
С возгласом отвращения Хаген сдёрнул с себя волшебный плащ, быстро наломал веток и развёл костёр. Вот при помощи чего Зигфрид смог заломать Брюнхильду, - подумал он, в бешенстве скомкав плащ и швырнув его в огонь. Плащ легко вспыхнул и тут же исчез, оставив облачко тошнотно-вонючего дыма. Хаген затоптал костёр и, загрузив лодку до краёв, отплыл от берега.
Уже начинало темнеть, но луна обещала быть полной. Хаген остановил лодку посередине течения и начал вытряхивать сокровища в воду.
Среди богатств Зигфрида обнаружилось много чего. Были римские солиды, в таком количестве, что Хаген подумал, не нашёл ли Зигфрид припрятанный римский клад и, может, даже не один. Были кольца, браслеты, дорогие пояса, застёжки, ожерелья; Хаген узнавал то римскую работу, то северную, то гуннскую, то вовсе ромейскую или восточную, и догадывался, что не один богатый купец подвернулся Зигфриду под руку. Было много языческих амулетов, сделанных в виде полукреста - молота бога-громовника, которого в Бургундии некогда звали Донаром, а на севере зовут Тором; должно быть, предполагал Хаген, Зигфрид хорошо прошёлся по языческим капищам, которых много было в северных странах. Но затем пошли и дорогие христианские кресты, кадила, украшенные каменьями и золотыми буквицами оклады для Библий, и Хаген подумал, не налетел ли Зигфрид заодно на какой-нибудь богатый монастырь. Папский жезл и вовсе удивил Хагена. Повертев его в руках, он усмехнулся про себя, не про него ли Зигфрид рассказал Кримхильде как про волшебную палочку, дающую власть над миром, и отправил в воду вслед всему остальному.
Была уже ночь. Течение немного отнесло лодку, что Хаген счёл только благом - не будет сокровище лежать одной кучей. Он порядком устал, но оставался только один сундук. Открыв его, Хаген заметил кубки необычной формы; достав один и присмотревшись, он при лунном свете смог различить на нём надпись, сделанную причудливыми буквами.
Его руки задрожали. Переменившись в лице, он быстро вытащил из ларца странной формы подсвечник, ещё кубки, небольшие ларчики с изображениями и надписями. Достав последней какую-то коробочку, он выронил её и сел, закрыв лицо руками.
Ему потребовалось время, чтобы полностью овладеть собой. Стиснув зубы, он покидал все предметы за борт, пригрёб к берегу, лёг там и не поднимался до утра.
На следующий день он вернулся к своим людям. Они вновь предложили ему свою помощь, но он отказался и увёл следующую телегу. Дело пошло быстрее; к вечеру он приехал за новой, и через день всё было кончено. Телеги поехали назад. Хаген, полностью вымотавшийся, спал на одной из них, подстелив себе соломы.
***
Гунтер с братьями вернулся в Вормс. В замке на него, как обезумевшая, налетела Кримхильда.
- Брат! - задыхалась она. - Моё золото! Разорили! Средь бела дня!
Она в голос разрыдалась.
- Объясни нам, что случилось, - Гунтер старался выглядеть спокойным.
Кримхильда вцепилась ему в грудь.
- Это всё Хаген! Он со своими людьми забрал и увёз все мои сокровища… Он отбирает у меня последнюю частичку моего Зигфрида! - она застонала и откинула голову.
- Мы с этим разберёмся, - заявил Гернот.
- Как он смел! - вскипел Гизельхер. - Притеснять мою бедную сестру… Если бы не все его заслуги перед нами, я бы его убил!
- Правда убил бы, да? - детским голоском пропищала Кримхильда, косо улыбнувшись с разъехавшимися глазами.
- Успокойся, Кримхильда, - сказал Гунтер. - Отправляйся к себе и приведи себя в порядок. Хагена срочно ко мне, - велел он прислуге.
Гернот и Гизельхер увели Кримхильду. Гунтер, вздохнув с облегчением, ушёл в свой кабинет.
Возле входа в свой дом Кримхильда встретила горожан, пришедших за новой порцией золота. Они приходили уже несколько дней, но дать им было нечего.
- Что вы ходите? - закричала она. - Подите прочь! Нет золота! Нет!
Булочник вздохнул и, хлопнув по плечу колбасника, сказал ему:
- Пошли-ка, Фриц, работать - дармовщинка кончилась.
- То есть как… утопил? - Гунтер смотрел на Хагена, вытаращив глаза и подбираясь к креслу, чтобы было куда упасть. - Как же его достать оттуда?
- Полагаю, что никак. Но если найдутся желающие поползать по рейнскому дну….
- Ты смеёшься надо мной, что ли? - Гунтер сел и перевёл дух. - Речь шла о том, чтобы его спрятать. Спрятать, понимаешь?
- Я и спрятал, мой король. Так, что никто не найдёт.
- Да ты не только Кримхильду - ты нас ограбил! - Гунтер снова встал. Его вид выражал полное отчаяние. - Мы тоже не сможем воспользоваться этим золотом…
- Разве у нас проблемы с казной?
- Нет, но… разве оно было бы лишним? - Гунтер быстро заходил по комнате. - Ты… ты меня просто… ошарашил. Я надеялся, что ты придумаешь для этого золота тысячу применений, а ты….
Гунтер снова бухнулся в кресло.
- Этими сокровищами, - жёстко заговорил Хаген, - не должен воспользоваться никто.
- Ты же не веришь, что золото волшебное, - угрюмо бросил Гунтер.
- Но множество людей верят в него, и мы видели, что способна сделать эта вера. Легенда о силе Зигфрида, что продолжает жить в нём, не исчезнет так быстро, но само оно уже не сможет никому ничем повредить.
Гунтер поднял на Хагена самый унылый взгляд.
- Ты потерял не только стыд, но и разум. Неужели ты совсем ничего не оставил?
- Ничего.
Гунтер чуть не застонал.
- Я как-нибудь могу показать вам то место, где я всё затопил, - произнёс Хаген.
- А толку-то? Всё ко дну пошло… у меня были свои планы…
- Мой король, - Хаген приблизился и заговорил глуше, - среди сокровищ были и священные предметы, в том числе такие, которые священны для меня. Но я бросил в Рейн и их тоже. Там они под самой надёжной защитой от любых грязных лап и не послужат ничьим дурным интересам. Достаточно уже того, что всё это побывало в руках Зигфрида…
- Хаген, - тяжёлым голосом произнёс Гунтер, - признайся честно - ты заранее это задумал?
- Я знал, где буду прятать сокровища.
- И не сказал мне, зная, что я жду от тебя совсем не того?
- Мы не обсуждали подробности, мой король.
- Да ты же меня обманул! - выкрикнул Гунтер.
- Я поступил так, как счёл нужным. Но вы бы не согласились, если бы я открыл всё сразу.
Гунтер побагровел от такой дерзости. Хаген стоял перед ним без тени смущения, чуть приподняв голову, глаз уверенно блестел. Это окончательно вывело Гунтера из себя.
- Ты… Нечистый потомок проклятого рода, ненавидимого всем миром…, - процедил он в гневе. - Ты переполнил чашу моего терпения. Верно мне говорили про дурную кровь. Больше не желаю тебя видеть!
- Что меня ждёт? - Хаген спросил так спокойно, что Гунтер содрогнулся.
- Бургундия многим тебе обязана, а я жизнью, - уже сдержанней произнёс король. - Головы не лишишься, тем более что для этого…, - Гунтер махнул рукой, обрывая себя. - Отделаешься изгнанием. До рассвета ты должен будешь покинуть Вормс.
- Хорошо, - Хаген чуть поклонился. Казалось, он ничуть не опечален, как и не обрадован такой участью, будто ему было всё равно, что с ним будет за содеянное.
Гунтер ощутил себя ещё более оскорблённым и велел ему явиться в зал.
Там при всех были оглашены обвинение и приговор Хагену, который спокойно выслушал всё, преклонив одно колено, но не опустив головы. Присутствовала и Кримхильда, замершая в страдальческой позе, точно подражая изображениям скорбящей Марии; Гунтер пригласил её, чтобы дать ей какое-никакое удовлетворение, но ушла она всё равно в слезах.
Хаген отпустил своих людей, находящихся в городе, велев им ждать его на расстоянии за стеной; на это их пришлось уговаривать. Затем он пошёл к покоям Брюнхильды. Ортруна сказала ему, что госпожа не хочет его видеть.
- Можно было ожидать…, - процедил Хаген. - Тогда сама возьми и отдай ей это, - он протянул Ортруне серебряный пояс и кольцо.
У Ортруны расширились глаза, она юркнула назад в комнату, а выйдя, сообщила, что Брюнхильда готова его принять.
- Не обижайся, что поначалу я отказала тебе, - произнесла королева, сидя в кресле. - Мне сейчас приятно одиночество. Ты же, как я опасалась, будешь просить меня о милости.
- Вы низко думаете обо мне, госпожа, - Хаген ответил так, что было слышно - он задет.
- Прости, - она мягко улыбнулась ему и жестом велела Ортруне поставить стул для него.- Мне с некоторых пор трудно верить в людей.
- Вы давно не показываетесь, моя королева. Знаете, какие слухи это вызывает?
- Что меня мучит совесть из-за Зигфрида? - усмехнулась она. - Я даже знаю, кто источник таких слухов. Делать мне больше нечего, как мучиться совестью из-за смерти моего обманщика и насильника… Но ты пришёл ко мне по другому вопросу, Хаген. Вижу, Кримхильда не желает больше носить подарки Зигфрида?
- Эти вещи принадлежат вам, госпожа.
Он положил кольцо и пояс перед ней. Брюнхильда задумчиво смотрела на них.
- Это кольцо, - медленно произнесла она, - подарил мне Зигфрид, когда принёс свою ничего не значащую клятву. Выбрось его куда-нибудь. Лучше всего в болото.
- А пояс? - спросил Хаген, забирая кольцо. - Его нельзя выкидывать.
- Я так опозорена, что больше не могу его носить, - приглушённо сказала Брюнхильда. - Забери себе, можешь подарить своей невесте, когда снова задумаешь жениться.
Лицо Хагена вспыхнуло и тут же потускнело.
- Больше не задумаю, госпожа.
Брюнхильда смерила его внимательным взглядом.
- Ты так сильно любил её или просто не хочешь?
- Просто не хочу.
Она удовлетворённо кивнула, точно понимая, что другого ответа быть не могло.
- Тогда я не знаю, что делать с поясом. Я подарила бы его матери твоих детей…
- Моя королева, - прервал её Хаген. - Оставьте пояс у себя. Не хотите носить, так хотя бы сохраните его. Потом, может быть, вы подарите его той женщине, которую сочтёте достойной.
- Это лучшее решение, - согласилась она. - Ортруна, убери пояс.
Ортруна скрылась в углу, намеренно даже не глядя на господ. Брюнхильда подняла на Хагена печальный взгляд.
- Ты отправляешься в изгнание.
- Да, госпожа.
- Гунтер решил угодить своей сестре…
- Нет, на этот раз я разгневал его по-настоящему.
Она горько усмехнулась.
- Разумеется, ты же опять не дал королевству рухнуть.
Хаген промолчал.
- За эти дни я много всего передумала.., - Брюнхильда оперлась на подлокотник. - В том числе и о тебе. Пыталась понять, выгадаешь ли ты что-нибудь от своих действий. А оказалось, что ничего, - она вздохнула. - Значит, это было настолько важно для тебя?
- Да, моя королева.
- Мне известны две причины, по которым ты убил Зигфрида. Была ли ещё и третья?
- Была, - сказал Хаген после паузы. - Но она появилась после того, как решение было уже принято, так что может не считаться. Хотя её одной хватило бы.
- Ты отомстил за кровь своих.
- Да.
Хаген чуть склонил голову, точно не желая, чтобы Брюнхильда видела сейчас его лицо.
- Иногда даже в самой неправдоподобной сказке может оказаться зерно правды, - глухо произнёс он. - Я не поверил. И протянул семь лет… Всё случилось слишком поздно.
- Я тоже опоздала, - тихо и печально сказала Брюнхильда. - Мы слишком всё запустили. Видимо, мы должны были испить свой позор сполна.
- Не терзайтесь больше, моя королева, - он снова поднял на неё взгляд.
- Я не терзаюсь. Но жизнь моя разрушена.
- Вы отомщены.
- Верно. Но прошлое не отменить, - почти прошептала она. - Не смотри на меня так, Хаген, я говорила, что ненавижу жалость!
- Эти дни вы обдумывали прошлое. Пора возвращаться к настоящему.
- Где я остаюсь женой Гунтера, где я бесплодна…
- … и где вы - королева Бургундии, госпожа моя.
- Да, - Брюнхильда через силу улыбнулась, - и останусь таковой, как бы ни смотрели на это некоторые несчастные вдовушки… Но ты, Хаген?
- Я хочу попрощаться с вами.
Он встал. Брюнхильда подошла к нему, будто для обычного учтивого поцелуя, но вдруг обхватила его и положила голову ему на плечо. Хаген обнял её и прижался лицом к её затылку.
- Может быть, я вернусь, - тихо сказал он. - Если же нет… Я достаточно сделал для этого королевства, но я буду уверен, что оставил здесь настоящую королеву.
- Я буду ждать тебя, - она отстранилась от него. - Ты здесь ещё нужен. Возвращайся, Хаген.
Он поклонился и вышел. Брюнхильда снова села в кресло, задумавшись, и взгляд её был полон тоски.
***
Если бы кто-нибудь застал изгнанника в черте города после рассвета, то имел бы право убить его. Данкварт и Фолькер, опасаясь, что кто-нибудь и до рассвета может подсуетиться, выехали за ворота вместе с Хагеном.
- Зря боялись, никого здесь нет, - сказал им Хаген. - Возвращайтесь назад.
Они спрыгнули с коней, чтоб обняться на прощание. Вновь забравшись в седло, Данкварт заявил:
- Я к тебе всё равно как-нибудь заеду. Изгнанник - не изгнанник, а чисто по-родственному… Надеюсь, долго твоя опала длиться не будет.
- Это не от меня зависит, - улыбнулся ему Хаген и обернулся к Фолькеру. - Ты слишком загрустил, друг. Странно видеть тебя таким.
- Ты отправляешься в изгнание, а я остаюсь при дворе, развлекать всех весёлыми песнями, - произнёс шпильман с тоской в голосе. - В тягость мне это, Хаген. Я бы охотнее ушёл вслед за тобой. Ведь где ты, там и я. Так будет всегда.
- Мне достаточно, если ты помнишь обо мне.
Они пожали друг другу руки.
- Мне пора.
Хаген поскакал прочь. Данкварт и Фолькер вернулись в город; шпильман был задумчив - в голове у него складывалась прощальная песня.
Хаген нагнал своих людей, и вместе они неспешно двинулись прочь. Путь был долгим, они не торопились. Хаген был малоразговорчив, но и не особо мрачен, и лишь иногда полностью погружался в себя. Когда на пути попалось болото, он, по воле Брюнхильды, выкинул туда кольцо Зигфрида.
Чем ближе был Тронег, тем светлее делался взгляд Хагена. Наконец он прибыл, и слуги учтиво встретили его у входа. Хаген дотронулся до дверного косяка и задержался, ощутив именно в этот момент, что он не просто устал, но полностью опустошён. В то же время он был дома.
Хаген велел приготовить ему ванну, обед и постель. Управляющего он в первую очередь спросил, нет ли срочных дел.
- Если нет, то обсудим мои дела завтра, - сказал он. - Сегодня я хочу отдохнуть.
После обеда он отправился в спальню. На стене висел гобелен, сотканный ещё его женой; Хаген не хотел его снимать, так как он был приятен для его глаза. Там были вышиты львы, грифоны, виноградные лозы и изящные надписи. Ложась в постель, Хаген вдруг ощутил, как сейчас ему недостаёт её самой, Рейны…
Он спал до вечера, а потемну поднялся на башню. Слуги, знавшие своего хозяина, не удивлялись его странностям. Он стоял, вдыхая прохладный ночной воздух, смотрел в тёмное небо и отпускал свои мысли свободно блуждать по тропам разных времён, будто в поисках какой-то давно разорвавшейся связи.
"Ich auf der Erd'..." - "Песня странника к луне", песня Ф. Шуберта на стихи Й. Зайдля.
"Без тебя бы мы не знали, для чего существовали" - из хора подданных Додона ("Верные твои холопы") в опере Н. А. Римского-Корсакова "Золотой петушок" (автор либретто - В. Бельский).
"Хоть я ещё живу - раб духа моего..." - из поэмы Залмана Шнеура "Голус".
"Кто на свете всех сильней" - см. примечание к 1 части.