Начало: "Слово двух свидетелей" http://www.proza.ru/2014/07/10/946
Предыдущая часть: РАЗДЕЛ ХХХV. «Прости, мать! Тебе не надо!» http://www.proza.ru/2014/08/28/492
Короткевич В.С. (26 ноября 1930 — 25 июля 1984)
РАЗДЕЛ ХХХVІ. Что любят мерзавцы, или шпион
(Евангелие от Иуды)
(перевод с белорусского языка)
не дзіва; таму што сам Сатана прыймае выгляд анёла святла.
Другое пасланне Карынфянам, гл. 11, с. 14
Не еш занадта цукру — завядуцца ў цябе там, дзе не трэба, пчолы.
Беларуская народная мудрасць
Они действительно любили то, о чем говорил людям с гульбища Братчик. Но сейчас им было не до этого, потому что больше всего они любили свой покой, свою власть и самих себя. Первый полетел сегодня ко всем дьяволам, вместе с виленским гонцом, и можно было полагать, что когда так пойдет и дальше, то полетят вторая и третье.
Потому не было более дружелюбного собрания за всю историю в большом судном зале. Все сливки собрались тут сегодня защищать свою любовь.
Сидели все духовные особы, как католические, так и православные, ведь любовь их была одинаковая; сидели советники и войт, ведь они разделяли ту любовь. Сидел Корнила, ведь ему приказывали от имени любви. Сидел бурмистр Юстын. По привычке скорее, ведь первых двоих любовей его успешно лишали, и потому он не мог любить и уважать себя.
Перед любящими стоял расстрига Иллюк, раньше пророк по склонностям, теперь — по заданию:
— Вот и все... А люди в городе говорят, что непременно он теперь за Городню возьмется... Мол, пусть только позовет — все пойдем... Мол, эта-то настоящий Христос наш. На что уже татары и иудеи — и те его ждут. Название, говорят, имя — это дело десятое. По-ихнему он Христос, по-нашему «мессия», «махади» и черт его знает еще как.
— Хорошо, Иллюк. Но же мы сразу анафему ему провозгласили, — сказал Лотр. — Как это слушают? Неужели нет острастки?
— Плюются, — опустил звериную голову Иллюк. — Говорят: «Это все равно...»
— Ну, чего замялся?
— Не наказывайте... «все равно как дьяволы анафемствовали бы ангела».
— Д-да, — сказал Босяцкий. — А юродивые кричат? А ты?
— Кричим. «Срамота наготы его... Кручина большая... Зверь, глазами исполнен спереди и сзади». Как пострашнее кричим, чтобы непонятно. «Солнце, как власяница! Море делается кровью! Семь тысяч имён человеческих в одной Городне погибнет!»
Он загикал и закричал так, что у всех мороз пробежал по спине.
— А они не обращают внимания. Говорят, все равно жизни нет. И сегодня Кирик Вестник, кузнец и дударь «Братишка» говорили какому-то усатому, чтобы он оставался тут и помогал... А мы, мол, выходим и ждем, а какой-то Зенон (один Гаврила в Полоцке!) чтобы собирал людей, и пойдем ему навстречу.
— Нашли? — спросил Комар.
— Нет, — ответил Корнила. — Успели убежать. А Зенона никто не знает. Наверное, не из Городни.
— Ч-черт! — сказал доминиканец. — Ну, хорошо, пока ничего не случилось. Именно п о - к а. Опасность есть, но пока только тень опасности. А вы-то ошибку за ошибкой делали, а то головы от ужаса порастеряли. Породили монстра и не знаете, как обуздать.
Сказал тихо:
— Иллюк, ты обижен. Найди людей, способных раз ударить ножом.
— Не выйдет, — сказал Иллюк. — Все молятся на одну его память. А и я также боюсь. На куски разорвут. Верят. Пусть себе он это и силою Вельзевула чудит.
— Жаль. Мог бы получить триста злотых.
— Мертвому что тридцать, а что и три тысячи.
— И все же позаботься о ноже. Иначе...
— Постараюсь, — понял Иллюк. — Постараюсь найти.
— И еще постарайся кричать погромче, что это антихрист, что тяжело сразу разобраться. Иди.
Иллюк пошел: глыба грязного меха и нечесаных волос. Синклит молчал. После Лотр буркнул:
— Вонь какая! И любите же вы этих шпионов, доносчиков. Стыд просто.
— А вы не любите? — тихо спросил доминиканец.
— По-моему, также глупость это, — сказал епископ Комар. — Не следить надо. Не следить, а рубить. Пий V будет прав (1).
Лицо налилось бурой кровью, пенные заеди зашевелились в уголках рта:
— Помните его инструкцию венецианскому инквизитору? «Пытайте без жалости, рвите без милости, убивайте, сжигайте, уничтожайте ваших отцов, матерей, братьев, сестер, когда обнаружится, что они не отданы слепо верховной идее». Это-то по мне. Это-то так. И повсюду хорошие государи так делают: и наш, и французский, и сам папа, и великий князь московский... хотя он и схизмат.
Доминиканец кашлянул.
— Золотые слова, — саркастически сказал он. — Только ваша учёная голова, по занятости, по-видимому, знала инструкции Пия инквизиторам и не знала инструкции того же Пия трибуналам. А там сказано: «Заведите столько шпионов и доносчиков, сколько вы в состоянии оплатить. Обяжите их наблюдать за мирянами... и доносить вам обо всех общественных и частных непорядках. Никогда не ставьте под сомнения их показания, поражайте всех, на кого они вам будут указывать, невинного или виновного, ведь лучше умертвить сто невинных, чем оставить в живых хотя бы одного виновника».
Монах улыбнулся:
— И вот потому я люблю обе инструкции и люблю шпионов и занимаюсь с ними. Наконец, я доминиканец, моему ордену доверена святая инквизиция. И потому я занимаюсь и дознаниями одновременно. В то время, как вы только треплите языком.
Комар в ярости вскочил.
— Эти вы уже слишком, — с укором сказал Лотр. — Так оскорбить верного служителя церкви.
Босяцкий также понемногу закипал:
— Вот что, мне это опостылело. Соорудишь что-то стройное — заплюют, завалят, загадят на глазах у всех. Я не знаю, как служат церкви, как любят Бога, — он взглянул на епископа, — большинство клириков. Но я знаю одно — знаю, что на глазах у людей нельзя распутничать так, как они. На глазах... Ведь это рождает нелюбовь, ненависть, гнев, взрыв, смерть!
— О чем вы?
— О том. Завели голод в то время, как хватило бы и сильного недоедания. Хотелось иметь лишнюю полушку, а потеряете все. А отсюда и неудачи с этим аспидом, и позор с татарами, и то, что мы все время рубим сук под собой и шлёпнемся задницей или, простите, мордой в навоз. Обожрались сладкой жизнью — и породили, возможно, свою смерть. Изнемогали в чрезмерных наслаждениях, а теперь крутитесь. Как тут не вспомнить пословицы о пчелах?
Синклит молчал. За узкими окнами были тишина и ночь, но они слушали эту тишину и не верили ей.
(1) Откуда епископ Комар и доминиканец Босяцкий могли знать, что скажет венецианскому инквизитору и трибуналам Пий V, понтификат которого приходится на 1566-1572 годы, чуть ли не на пятьдесят лет позже наши событий, автор не знает. Но предвидение ими грядущего надо также отнести на счёт промысла Божьего. Гении прозревают через десятилетия и даже столетия.
Продолжение "РАЗДЕЛ ХХХVІІ. Набат" http://www.proza.ru/2014/09/03/531